Купейный вагон

Не знаю как вы, а я не люблю купейные вагоны. Ну, посудите сами. Мне, как журналисту, приходится много ездить. Представьте, вы садитесь в поезд, и вас помещают в замкнутое пространство – этакий контейнер по перевозке крупногабаритной мебели, который вынуждают делить с ещё тремя особами разного пола сутки, двое суток, а то и больше. Оказаться можно в очень непростом положении.
Конечно, если произойдёт чудо, и попутчики окажутся – ничего себе, то доехать до места можно относительно спокойно. Но вот попадётся хоть один неуёмный болтун, или любитель выпивки, или, того хуже, Дон Жуан «местного разлива», и вся дорога пропала. Напрасны уговоры, просьбы, возмущения – поездка всё равно испорчена, нервы издёрганы, время, главное время, потрачено впустую.
Нет, конечно, поезд идёт в нужном направлении независимо от того, орут ли песни отъявленые весельчаки, рыдает ли ночь напролёт брошеная кавалером девица, или пытается у тебя взять номер телефона чересчур общительный попутчик. Но сидишь ты уже, как на иголках, и терзаешь себя бесполезной мыслью, как хорошо бы за это время написать давно обещаный отзыв, прочитать подареную автором новую книгу, да и просто в покое и тишине полюбоваться на пробегающий за окном пейзаж.
Я слыхала, бывают такие шикарные поезда с одноместными купе и ещё с кучей разных удобств для пассажиров. Но наша редакция в таких поездах своих сотрудников не катает. Она, редакция наша, вообщё еле сводит концы с концами и спасибо, что хоть зарплату платят во-время, ну или почти.
Вообще–то, я хотела рассказать о другом. Как мне однажды повезло в очередной поездке с попутчицей. И о времени, потраченом на историю, которую она мне рассказала, я ничуть не жалею.

Всё началось с вызова к главному редактору. Он показал мне письмо с жалобой, на которую надо было отреагировать немедленно. А это означает, что мне срочно надо ехать домой, вытаскивать с антресолей дорожную сумку, упрашивать соседку покараулить моего Кешу, попугайчика. Потом ещё полить цветы из расчёта, чтоб хватило на неделю, вымыть голову и починить мои лучшие колготки.
Дальше всё идёт по накатанному сценарию. Я еду на вокзал, выстаиваю в очереди - билетов, конечно, нет. Звоню в редакцию, они «нажимают на все кнопки», и меня по репродуктору подзывают к окошку номер семь. Там я хватаю, не глядя, билет и мчусь на перрон, потому что поезд уже вот-вот…Уф! Успеваю. И, с замиранием сердца, ищу по вагону своё купе, мечтая об одном – не оказаться бы рядом с орущим младенцем или с азартными картёжниками. Естественно, никто не спрашивал меня в кассе, какое место я хочу и кого предпочитаю в попутчики - бери, что дают.
Ехать мне больше суток, а это значит, что тишина ночью и относительный покой днём мне бы не помешали. Ну, вот и моё купе. Осторожно отодвигаю дверь, заглядываю внутрь – одно нижнее место пустое. Моё! А напротив сидит милая пожилая дама. И всё! Господи! Как ты сегодня добр ко мне!
Не буду занимать ваше внимание долгим вступлением, скажу только, что всю дорогу мы ехали вдвоём. А на вокзале уверяют, что билетов нет!

Мою попутчицу звали Надеждой Алексеевной. Несмотря на солидный возраст, глаза у неё были такие ясные и лучистые, а голос такой молодой и глубокий, что забывалось и о седине в её волосах и о морщинках на лице. Мы сразу душевно расположились друг к другу и через короткое время уже увлечённо беседовали о своих поэтических пристрастиях. Впрочем, о стихах речь ещё впереди.
 Мы мирно пили чай и беседовали с моей спутницей, а в коридоре веселилась во всю молодёжь. Не взирая на окружающих, они включили музыку на полную мощность, благо у них теперь техника всегда при себе. И даже эти дикие звуки не могли заглушить молодое «лошадиное ржание», иначе не скажешь, резвящихся юнцов.
 После очередного взрыва безудержного гогота за дверью Надежда Алексеевна сказала: «Как же мы в дни нашей молодости отличались от этих теперешних молодых: всё-то деликатничали, всё оглядывались по сторонам, чтобы кого не обеспокоить. Ну, конечно, и пели, и танцевали, и влюблялись, но как-то это получалось воспитаннее, романтичнее что ли…Хотя, прошлое всегда кажется нам более привлекательным. Вы согласны?»
Мне показалось, что моей спутнице хочется завязать большой разговор.
Уже смеркалось, читать при слабом освещении было трудно, а вечер только начинался. Я поддержала её тему о прошлом, чтобы вызвать свою собеседницу на откровенность. Надежда Алексеевна не заставила себя долго упрашивать.
«Если не возражаете, я расскажу вам случай из моей юности, который остался в памяти на всю жизнь. Именно потому, что это было романтическое приключение». Я, конечно, не возражала, поуютнее устроилась на своей полке и приготовилась слушать.

«Мне было девятнадцать лет, - начала Надежда Алексеевна, - и я училась в институте, когда мне предложили бесплатную путёвку. Вы молодая, не помните, тогда при каждой организации существовали обязательно партком, профком. Вот в этом самом профкоме за активную общественную работу наградили меня поездкой в Дом отдыха в Друскениках. Я была очень застенчивой и до тех пор никуда далеко от дома одна не отрывалась. Поэтому сначала я сомневалась, ехать-не ехать, да и родители забеспокоились – не рано ли девочке одной пускаться в такую дальнюю дорогу. Но потом юная жажда перемен взяла верх, и я, не без труда уговорив родителей, с воодушевлением принялась готовиться к отъезду.
Шутка ли, меня ждёт такая увлекательная поездка, да ещё в Прибалтику, ведь тогда она считалась почти заграницей. Радостное ожидание чего-то не изведанного волновало меня. Суматошные сборы, трогательные проводы, и вот я уже еду одна на поезде. Всё ново для меня, всё – в первый раз.
Друскеники оказался прелестным западным городком, совсем таким, как рисуют на открытках: чистым, уютным, с мощёными старыми плитами узкими улочками, красными черепичными крышами, старинной ратушей на центральной площади и старомодными каменными оградами у источников целебной воды. И ещё сосны, сосны, сосны… Всё привлекало моё внимание и приводило в бурный восторг.
Дом отдыха - несколько маленьких, деревянных флигельков - располагался вблизи города среди густого соснового бора. Рядом катил свои серо-стальные, неприветливые воды Неман. Отдыхающих было немного, да и состав оказался, мягко говоря, однородным по возрасту. А если выразиться проще, то из молодёжи была я одна. Старички и старушки уютно гнездились по разным уголкам территории, а те, что пободрее, в основном, играли в преферанс.
Ещё повезло, что в моей комнате кроме меня жили три тётеньки, по возрасту годящиеся мне в мамы, а не в бабушки. Надо мной они сразу взяли шефство и контролировали каждый шаг: поздно не гуляй, на пляже не залёживайся, в воде не застудись. Одним словом, вполне семейная обстановка, я и огрызалась на их нравоучения вполне по-семейному.
Первая неделя пролетела, как один день. Осмотрела все местные достопримечательности, расхрабрилась и съездила одна в Каунас. Накупила украшений из янтаря, кожаный пояс, серебряное колечко. Из развлечений в самом доме отдыха популярны были танцы на открытой веранде и кино по вечерам. А вечера, надо сказать, в том краю не жаркие. Поэтому пожилые, отдыхающие дамы скупили в городских магазинчиках все вязаные изделия, которыми так славились местные мастера.
Вот тут наши щеголихи и демонстрировали свои обновки. Живописные группы, укутанные в затейливо вывязанные свитера, пёстрые шарфы и шали, в свете желтоватых ночных фонарей выглядели очень эффектно…
Я вас не утомила рассказом? – прервала повествование Надежда Алексеевна, - а то я увлеклась подробностями и никак не дойду до сути». Я заверила её, что слушаю с большим интересом. По-правде говоря, многословие меня всегда немного раздражало, но было заметно, что моей спутнице так приятно вспоминать мельчайшие детали давно ушедшей юности. Тем более, что поезд-то всё равно везёт нас в нужном направлении. Так пусть и повествование это продвигается своим чередом. Надежда Алексеевна продолжила:
«…И вот в одно прекрасное утро в нашей маленькой, уютной столовой появляется новая фигура. Видный мужчина средних лет, с проседью в волосах и элегантной ухоженой бородкой. Появление нового персонажа в этом сонном царстве внесло большое оживление среди отдыхающих. Он был любезен и очень мило и умело общался со всеми и ни с кем в отдельности.
Выяснилось, что это писатель из Москвы, я называть имя не буду, но книги его я потом встречала в библиотеке.
В первый же вечер он появился на нашей веранде. Окружённый щебечущими пожилыми дамами, новый кавалер рассеянно оглядывал всё общество и, видимо, не находил для себя никого, достойного особого внимания. Несколько дней он терпеливо играл со старичками в карты, рассыпался в комплиментах и шутливо кокетничал со старушками, а иногда садился к роялю и очень недурно исполнял старинные романсы, чем окончательно покорил всё общество.
Мне казалось, что меня он не замечает вовсе, и не удивительно, ведь я ему годилась в дочери. Но через несколько дней, появившись на общей веранде и привычно поулыбавшись всем присутствующим, этот опытный светский лев развернулся на каблуках и направился прямиком в мою сторону. Будто давно наметил подходящую ему цель, чем и привёл меня в страшное замешательство. Надо ли говорить, что знакомство наше при его умелом обхождении произошло очень просто и непринуждённо. С этого вечера он не отходил от меня: кино, танцы, прогулки по окрестностям – а чем ещё заниматься на отдыхе?
Мои тётеньки-опекунши в три голоса поучали меня, как осторожно надо себя вести с малознакомым каваллером, а я и не считала его кавалером вовсе - так гуляю себе с приятным собеседником, разговариваю и мне с ним интересно. Я ведь вам говорила, что мне тогда только исполнилось девятнадцать лет, в семье меня считали совсем ещё девочкой. А я и была таковой, опыта любовных игр у меня не имелось никакого. Но чем чаще мы проводили время вместе с писателем, тем настойчивее этот человек подчёркивал своё особое отношение ко мне.
Теперь я понемногу стала понимать, о чём толковали со мной мои соседки, и ухаживания солидного москвича настораживали. Но и избегать его общества оказалось не так легко. Ведь все отдыхающие на небольшой территории Дома отдыха видны, как на ладони, а он проявлял какую-то назойливую изобретательность, чтобы постоянно оказываться рядом со мной. И я уже тревожно ждала, чтобы время моего отъезда наступило скорее.
В один из последних дней отдыха мы большой компанией долго гуляли в лесу на высоком берегу Немана. Вниз обрывалась песчаная стена, почти отвесная, скреплённая только мощными корнями вековых сосен и утопающими в песке седыми, мшистыми древними валунами. Под ногами мягко пружинил толстый ковёр из сосновых иголок. Хвойный аромат кружил голову, грусть скорого расставания с полюбившимися местами всех объединяла.
Незаметно мы с моим спутником отстали от всей группы. Когда же их громкие голоса и смех смолкли далеко впереди, он впервые открыто заговорил о своих чувствах. Говорил красиво, страстно, умело, я же понятия не имела, как и что отвечать в подобном случае неопытной девушке. В книгах, в театре и кино я эти любовные сцены, конечно, видела, но в тот момент у меня лишь предательски стучали зубы, и в мыслях не осталось ничего, кроме желания сбежать.
Внезапно он остановился и развернул меня лицом к себе. Положив тяжёлые и горячие ладони мне на плечи, он близко заглянул в мои глаза. От меня ждали ответа на признание, я же была почти в обмороке. Расценив моё молчание по-своему, мой воздыхатель крепко обнял меня и поцеловал. Поцелуй был таким долгим, что я, задохнувшись, в панике рванулась из его сильных мужских объятий. Убегая сама не понимая от чего, я ринулась, не разбирая дороги, прямо с опасного обрыва вниз. Цепляясь за корни сосен, утопая в песке и, как горная коза, перепрыгивая с камня на камень. Вниз, вниз, вниз…
Так я доскакала до дома. Кругом стояла тишина, отдыхающие ещё не вернулись с прогулки. Я же, справившись со своим испугом, осознала, что ничего страшного со мной не произошло, и что я по-прежнему жива и здорова.
На ужин я, как ни в чём не бывало, пошла с соседками в столовую. Разумеется, о моих приключениях они ничего не узнали. Больше всего я боялась увидеть своего поклонника, но он так и не появился, и в оставшиеся два дня мы не виделись.
А потом наступил день отъезда. К воротам подъехал автобус, народу было немного, потому что отдыхающие разъезжались в разное время и в разные стороны. Москвичей же вообще оказалось всего несколько человек. Я незаметно оглядывалась вокруг, но моего героя среди провожающих не было. Попрощавшись с остающимися, я вошла в автобус и устроилась у окна. Водитель сел за руль, заработал мотор…и тут в моё окно постучали. За стеклом стоял он. Протягивая мне конверт в открытое окно, проговорил: «Прошу тебя, прочти только тогда, когда поезд будет уже в пути…» Автобус разворачивался, фигуры провожающих поплыли за окном и исчезли в пыльном облаке.
Время тянулось очень медленно, спрятаное в сумку письмо не давало мне покоя. Очень хотелось выполнить его прощальную просьбу, а поезд всё стоял и стоял…Ну, наконец, вымотав всю душу, состав тронулся, я достала конверт. В нём – листок бумаги, на ней – стихи. Что я чувствовала, когда читала их впервые, не помню. Того листочка давно уже нет со мной. Не знаю, куда он подевался, но посвящённые мне строчки врезались в память навсегда».
Надежда Алексеевна замолчала и, отвернувшись от света, стала напряжённо вглядываться в совсем тёмное окно. Мимо проплывали телеграфные столбы, тёмные силуэты деревьев, и далёкие огни напоминали, что и за окнами нашего поезда существует жизнь. Я молча погладила руку моей, ставшей такой близкой за короткое время, попутчицы. Пальцы её подрагивали и нервно теребили салфетку на столике.
«Пожалуйста, прочтите!» Она с благодарностью взглянула на меня, судорожно вздохнула, собираясь с силами, и каким-то деревянным голосом прочитала:
Как кровь из артерии, вскрытой ударом,
Мой стих вытекает, пульсируя рифмой.
Под ливнем осенним потухшим пожаром
Представился мне безрассудный порыв мой.

И долго ещё забыть не смогу я
Лица твоего равнодушную маску,
Уста, не вернувшие мне поцелуя,
И взгляд твоих глаз без ответа на ласку.

В купе воцарилось долгое молчание. Я понимала состояние моей спутницы: давно ушедшие годы, упущеные возможности… Сколько их, нереализованных, у каждого из нас осталось позади? Кто ответит, как могло бы быть, если бы…Но уже не будет…
Я ещё только собиралась сказать что-то ободряющее, как Надежда Алексеевна заговорила сама:
- Я вас утомила? Извините, увлеклась. Просто здешняя молодёжь напомнила мне иные времена. Я ведь и вас хотела кое о чём спросить, как журналиста. Скажите, вы сами выбираете темы для статей, или следуете указанию начальства?
Я поняла, что моя собеседница торопится сменить тему, и охотно её поддержала:
- Ну, на работе я, конечно, прислушиваюсь к советам главного редактора, а дома пишу о том, что самой интересно. Потом свой материал отдаю в редакцию на суд товарищей.
- Меня всегда занимал вопрос о магии творческого процесса. Скажите, это действительно мистическое действо?
- Да как вам сказать…И да и нет. Когда пишешь плановую статью в очередной номер, то никакой мистики нет и в помине. Просто излагаешь суть дела, и делаешь выводы.
- Да, да! Я понимаю. В газетах бывают очень талантливые публикации.
- А когда приходит задумка написать что-то своё, художественное, то тут, действительно, могут возникать чудесные моменты: и неожиданный выбор темы – будто кто-то невидимый вам подсказал, и выпадение из реального времени, когда за увлечённостью ничего не видишь и не слышишь. А потом глядишь на стопку исписаных листов и думаешь: и это всё сделала я? Когда же я успела?
- Как интересно! Продолжайте, пожалуйста.
- Конечно, одними чудесами сыт не будешь. Существует каждодневная, работа со словом, со словарём, со справочниками. Но в начале всех начал стоит Мысль. И поймать её и перенести на бумагу так же трудно, как изловить пугливую стрекозу. Знаете, присядет на травинку и мгновенно исчезает неизвестно куда. И я понимаю тех писателей - чудаков, которые в самом неподходящем месте, хватаются за карандаш и лихорадочно записывают внезапно посетившие их мысли на обрывках газеты, на салфетках или даже на собственных манжетах. Слушайте, Надежда Алексеевна! Я тут ораторствую, а вы меня не останавливаете. Ночь на дворе. Пора и отдохнуть.
- Мне так интересно, что вы рассказали. Спасибо. Я никогда не общалась с пишущими людьми.
Я не стала напоминать своей спутнице, что герой её повести тоже писатель. Решила, что наша беседа закончилась и принялась готовиться ко сну на остаток ночи. Но посчитала, что будет невежливо не ответить на пространный рассказ моей спутницы. Поэтому я сказала уже лёжа под одеялом:
«Я вам очень благодарна за ваш рассказ, дорогая Надежда Алексеевна. Понимаете, пишущая братия народ странный, постоянно держится настороже: где что услышат, где кого увидят – любое проявление жизни собирается в копилку памяти. Но я вас слушала с огромным интересом не как журналист, а как женщина. Вас расстроили ваши воспоминания? Но ведь это было хоть и давно, но так красиво. Совсем не похоже на современные отношения у молодых людей… Я вам даже завидую немножко, мне вот никто стихов не писал».
Моя спутница молча вздохнула и легла на свою полку. Я закрыла глаза. Колёса поезда ритмично постукивали по рельсам, вагон мерно покачивало из стороны в сторону… Наверное, я сразу задремала.

Громкий голос моей соседки меня разбудил: «Доброе утро! Я подумала, что и вы не спите. За дверью так шумели дети, спать совершенно невозможно, а у вас сон молодой, крепкий. Будем пить чай? Сейчас скажу проводнику».
Мы расположились чаёвничать, выложив все запасы, которые ещё остались со вчерашнего дня. Надежда Алексеевна хитро глянула на меня:
- Вы, наверное, решили, что мой вчерашний рассказ на стихах и закончился?
- Да, вы больше ничего не говорили.
- А на самом деле у моей истории есть продолжение. Через столько лет она, как ни странно, добралась до наших дней.
- Что вы говорите! Ну, так рассказывайте скорее, пока поезд идёт!
Моя соседка будто медлила:
- Посмотрите, какие чудные места мы проезжаем!
И действительно, мимо окон быстроидущего поезда проплывали крохотные, как игрушки, деревеньки, раскинувшиеся на зелёных холмах и под ними, вдоль небольшой речки и у опушки леса. В расступившейся от дороги лесной чаще, в просвете между деревьями мелькали юркие и пёстрые фигурки детишек, идущих, верно, по грибы или за ягодами.
- Ах, как хочется туда, к ним! Побродить с лукошком босиком по траве, искупаться, напиться парного молока. – Надежда Алексеевна прижалась лбом к стеклу и, не отрываясь, следила за уплывающей картинкой издали такой привлекательной сельской жизни.
- А что вам мешает осуществить свою мечту? Всю жизнь мечтаем о том, что легко выполнимо. Только и надо-то всего, что перестать суетиться и пойти в нужном направлении.
- Да, да. Суета съедает нашу жизнь, это верно. За все годы так и не пожила в деревне. А всё собиралась…
Поезд уже проехал райские уголки и грохотал по мосту, набирая скорость.
- А как же ваш рассказ? Я жду продолжения.
Надежда Алексеевна в нерешительности помолчала.
- Знаете, кто мне позвонил этой зимой?
- Откуда же мне знать?
- Его сын.
- Что? Какой сын? Откуда же он…
- Да я тоже сначала удивилась. Потом вспомнила, что сама дала ему свой номер. Не смотрите на меня так. Прошлой осенью я услышала по телевизору знакомую фамилию. Сообщалось, что на таком-то году скончался известный писатель. Он ведь был глубоким стариком. Я даже думала, что его давно нет на свете. Но оказывается, все эти долгие годы мы жили в одном городе, но я никогда не вспоминала о нём. Знаете, замужество, дети, работа. Но сейчас, когда мужа давно нет, дети выросли и, вообще, пенсионный возраст – я вдруг подумала, что хочу его проводить в последний путь. Я приехала на панихиду в Дом литераторов. Гроб, заваленый цветами, траурные речи, рвущая душу музыка…Я заметила у самого изголовья сидит мужчина примерно моих лет, а рядом с ним - юноша и молодая женщина, очень похожие друг на друга. Своей седой головой и тёмными глазами мужчина сразу напомнил мне давно забытые черты. Что на меня нашло? Я подошла к семье и выразила соболезнование. Сын писателя меня поблагодарил и поинтересовался, откуда я знаю его отца.
 « Я была знакома с вашим батюшкой очень давно, но мы не виделись с тех пор. Так и не пришлось…»
«Понимаете, я собираю материал для книги об отце. Может быть, вы вспомните что-то о нём и сможете мне рассказать».
«Хорошо. Когда захотите, позвоните мне».- И оставила номер телефона.
- Вот он и позвонил.
- Что же было потом?
- Он приехал ко мне и рассказал, что случайно нашёл дневники отца. Там есть очень волнующие строки об увлечении отца какой-то девушкой. Сын про этот эпизод раньше не слышал в семье, а спросить уже не у кого, мать умерла ещё раньше отца.
- А почему вы думаете, что речь в этих записках о вас?
- Когда мы встретились в другой раз, мы сверили даты тех событий и записей в дневнике.
- Вы читали их сами?
- Да. У меня даже есть копия. Вот уж никогда не думала, что получу от него привет с Того света, - Надежда Алексеевна, не стесняясь, заплакала и долго, молча, смотрела в окно. Потом обратилась ко мне:
- Вы меня извините, но мне не с кем поговорить об этом, а вы проявили ко мне интерес, вот я и…расчувствовалась. Хотите прочесть?
Я разволновалась не меньше моей соседки и согласно закивала:
- Да, да.
Открыв сумочку, Надежда Алексеевна достала вчетверо сложеный листок с потёртыми краями. Видно было, что читали его многократно. Я испытала некоторую неловкость, прикасаясь к интимной жизни человека, которого не знала, но хозяйка листка смотрела на меня так умоляюще…

«…Что за непонятные чувства охватывают меня при мысли об этой девочке? То мне хочется быть её отцом и носить на руках, баловать, заботиться. А то я вижу в ней молодую, но такую соблазнительную женщину, что не обнимать, не целовать её, соблюдать правила приличия - для меня такая мука. Какие дьявольские игры затеяла со мнои судьба? Давно уже страсти не овладевали мной с такой силой. Нет, нет! Мне надо справиться с этим наваждением. Хочу ли я увидеть её ещё раз? А вынесу ли я этот холодный взгляд снова? Но, может, не холодный, а растерянный – ведь она ещё ребёнок. Как же я не взглянул на себя её глазами! Седой дядька с пегой бородой несёт какую-то чушь о любви и вдобавок при первом же удобном случае лезет с поцелуями. Конечно, я напугал её! Как она скакала по камням на склоне – просто горная козочка! А кто же я тогда? Выходит, что старый козёл. Вот и поговорили…Бедная Женя. Она видит, что со мной что-то творится после поездки в Прибалтику. Что я могу ей сказать?…»
Не дочитав до конца, я вернула Надежде Алексеевне листок. История этой женщины и её, ныне покойного, поклонника тронула меня сильнее, чем я ожидала.
- Я не предполагала, что всё обернётся такими глубокими чувствами, - заметила я, смахивая невольные слёзы.
- Я тоже тогда не думала, - Надежда Алексеевна аккуратно убрала листок в сумку, - знаете, его сын бывал у меня потом ещё несколько раз.
Я заметила, что женщина так ни разу и не назвала имени сына писателя. Но говорить о нём ей, видимо, было приятно. А она тем временем продолжила:
- Мы с ним договорились, что в его книге эта страница жизни отца останется закрытой. Для сына тоже неожиданностью стали откровения самого родного для него человека. Хотя, мне показалось, что тут были затронуты и его личные переживания. Как-то он мне сказал: «Иногда кажется, что за поступки отца досталось расплачиваться мне». Я уже знала, что он женат на женщине много моложе его. И я ему тогда возразила: «У взрослого человека, обладающего здравым рассудком, всегда есть право выбора». А он так тоскливо заметил: «Так сначала-то нам всегда кажется, что выбор сделан правильный. Всё открывается гораздо позже, когда поправить ничего нельзя».
- Вы полагаете, что у него трагедия в личной жизни?
- По крайней мере, счастливым он не выглядит. А вы, как журналист и просто женщина, как смотрите на неравные по возрасту браки?
- Я не думала специально об этом, но, по-моему, люди разных поколений, связав свои судьбы, пытаются совершить гигантские, непосильные скачки в прямо противоположные стороны: она – чтобы соответствовать по зрелости ума своему спутнику жизни, он – чтобы и не выглядеть рядом с юной супругой чуть ли не её дедушкой.. А чудес на свете не бывает: природа всегда своё возьмёт. И за насилие над ней по головке не погладит. Поэтому браки со слишком большой разницей в возрасте – это, по-моему, всегда трагедия. Даже если никто в этом не сознаётся. Я ответила на ваш вопрос?
- О, да! В вас чувствуется профессионал, вы смотрите в самый корень проблемы. Вот видите, куда нас завела дорожная беседа? Думала ли я, что те далёкие переживания догонят меня ещё и в старости?

Утомлённые долгим разговором, мы надолго замолчали. Похоже, поезд уже приближался к нужной мне остановке. Я стала собирать свою дорожную сумку. Надежде Алексеевне нужно было ехать дальше. Тут я спохватилась, что за всё время пути так и не спросила, куда она едет.
- А вы отдыхать едете? – задала я напоследок ничего не значащий, вежливый вопрос.
- Нет, я еду на открытие памятника нашему писателю у него на родине. Его сын уже там. Он встретит меня.
Я поняла, что рассказаная мне история всё ещё не окончена.
Мы распрощались. Я помахала своей симпатичной попутчице на прощанье уже стоя на перроне. Состав дёрнулся и медленно отошёл от платформы. Было пасмурно вокруг и внутри меня, и всё не отпускала затронутая в дорожном разговоре тема.
«Вот так, - подумала я, оставшись одна на безлюдной, маленькой станции, - порой нам кажется, чтобы узнать другого человека достаточно каких-нибудь нескольких дней знакомства. А на самом-то деле получается, что даже самого себя понять и за целую жизнь не всегда удаётся. Надо будет подумать об этом потом. На обратном пути». И под стук колёс уходящего поезда опять всплыли услышаные накануне строчки:
«И дол-го ещё за-быть не смо-гу я ли-ца тво-его равно-душ-ную мас-ку, ус-та, не вер-нув-шие мне по-це-луя…»