Лагуна

Абдуджабор Абдуджалилов
Был разгар лета.
Молодой человек шел к морю. Он приехал домой, в этот приморский город, из столицы, где недавно окончил третий курс юридического факультета, и сейчас, на каникулах, наслаждался полной свободой. Его родители уехали на курорт, оставив его одного, - он не согласился поехать с ними. До начала семестра было ещё полтора месяца; это был тот краткий миг свободы, когда ничего не нужно делать, ничего никому не объяснять; ни перед кем нет никаких обязательств.
Он жил здесь с детства, и знал берег очень хорошо; у него была своя маленькая лагуна, где он обычно купался.
Подойдя к лагуне, он заметил девушку: - она лежала на песке, закрыв лицо журналом.
Ему стало немного не по себе, - словно потревожили его покой. Лагуна была довольно далека от города, и купаться сюда почти никто не приходил.
Не обращая внимания на девушку, он разделся, и, войдя в воду, поплыл. Он плавал хорошо, а ощущение полной свободы придавала некоторую лихость его движениям.
Вернувшись на берег, он увидел, что девушка обгорает, и предупредил её об этом. Она пересела в тень. Они разговорились; оказалось, что она в этом году тоже окончила третий курс филологического факультета.
Она обладала той спокойной и строгой красотой, которой природа наделяет одаренных людей. В ней не было напускной серьезности, или излишней игривости, так свойственной девушкам её возраста; она была естественна, как море в летний день.
Чуть позже он дошел с ней до дороги и расстался.
На следующий день он опять увидел её в лагуне; теперь они поплавали вместе. Она опять хотела полежать на солнце; он сказал, что она обгорит. Сидя в тени, они болтали вздор, он читал ей стихи и рассказывал, как плавать на спине.
На другой день она принесла Ахмадулину. Читала она здорово; потом они опять купались, и он учил её держаться на воде, лежа на спине.
Так прошла неделя; и однажды, уже к вечеру, он пригласил её домой.
Дома она быстро освоилась; приготовила хороший ужин, красиво накрыла стол. Они выпили немного «Саперави», и поздним вечером он проводил её.
Они встретились опять на следующий день, хотя никогда заранее об этом не говорили; теперь они бродили по берегу, заплывали далеко, и, возвращаясь, он придерживал её за тонкую талию.
Они поужинали в летнем павильоне; а когда совсем стемнело, вернулись к морю.
Море ещё сохранило тепло жаркого дневного солнца; легкий ветер стих и от полной луны на зеркальной морской глади отражался длинный фосфоресцирующий свет.
Они поплыли по этому свету, мягко и бесшумно раздвигая руками воду; потом, вернувшись на берег, сели на теплый песок и смотрели, как из-под зеркальной поверхности моря вверх выпрыгивают рыбы.
Он тихонько поцеловал её в щеку; она обернулась, и он нашел её губы.
Потом они опять купались, и к полуночи, когда уже стало прохладно, вернулись к нему домой.
Он постелил ей на веранде, но спать не хотелось; в двадцать лет, когда человек свободен, он не ощущает усталости. Они опять болтали ни о чем, подолгу целовались. Он ощущал её прерывистое, горячее дыхание, чувствовал её упругую и горячую от дневного солнца кожу; вдыхал её запах, - от неё пахло морем.
И, уже под утро, когда стало светать, она, смотря ему прямо в глаза, прочитала:

Я хочу с тобою голубою тропкой лунной
Жизнь свою пройти.
Я хочу все сказки детства вспомнить
И тебе в подарок принести.
Подарю росу с травы зеленой,
Звёздочку поймаю в вышине,
Проведу тебя по сказке новой
В розовой
 прозрачной
 тишине…

- Ахмадулина? – спросил он.
- Я, - ответила она.
- Кому посвящены? – снова спросил он.
- Тебе, - сказала она и снова его поцеловала.

Потом он уехал в столицу, в университет. Она уехала в другой город, и он почти забыл о ней.

Прошли годы. Однажды он, уже пожилой человек, в разгар лета проснулся очень рано, и, выйдя на веранду, сел в кресло. От открытого окна веяло утренней прохладой, и он вспомнил, как давно – давно на веранде под утро ему читали стихи, посвященные ему же; он вспомнил её; её загорелое тело, её губы, смех, манеру чтения; почти физически ощутил давно забытый запах моря; вспомнил тот маленький отрезок жизни, когда был свободен.
Он вспомнил молодость.
И тихо, сам про себя, засмеялся.