Ей было плохо… Не физически, нет! Болела душа! Так бывает. И эта боль захватывала каждую клеточку, была почти осязаемой. Казалось, что стоит только протянуть руку, и ты дотронешься до НЕЕ. И все это видят. Не могут не видеть. Они видят и то, что она вся перепачкалась в грязи и теперь черная, в липкой мути. Эта грязь внутри, снаружи, везде! Она обволакивает ее, как болото. «Возлюби ближнего своего, как самого себя!» Как же возлюбить себя? Или хотя бы научиться принимать себя и уживаться с собой же? И если бы не твердое убеждение, что самоубийство – удел слабых, давно бы уже со всем этим покончила. А слабых ли? Может, наоборот? Как там у Шекспира: «Когда бы страх чего-то после смерти…»? Пожалуй, именно страх, а вовсе не какие-то принципы, которыми она пыталась прикрыться. И, в глубине души, она это прекрасно понимала.
Те, которые не знали причин такого отчаянья, считали ее сумасшедшей. Возможно, они были правы, если «псюхе» – по-гречески «душа», тогда она была психически больна.
Да, надо бы кончать с этой жизнью, смысла влачить такое существование нет! Надо либо жить на полную катушку, дышать всей грудью! Жить ярко, феерически… или никак! Только кто же ей не дает?! Сама, сама во всем виновата, и нечего пытаться переложить ответственность на кого-то другого! Хочешь жить?! Живи! Вот только сил нет ни для того, чтобы жить, ни чтобы умереть.
А вдруг потом все наладится, появится новый смысл, да только она об этом уже не узнает, так как будет слишком поздно? Все будет: и небо, и звезды, и люди, только не будет ее, чтобы всем сполна насладиться. Когда-нибудь она это увидит и горько пожалеет, что поддалась этой минутной слабости, что не хватило силы духа быть счастливой!