Если заглянуть в глубь колодца, можно увидеть чудо. Там далеко, в глубине плещется темная вода, и отражаются кроны деревьев старинного парка, доносится всплеск и слышен ухающий клокочущий шум подводного царства. Сыростью и плесенью пахнут огромные круглые бревна, и скрипит обод барабана с намотанной на него железной цепью. На солнцепеке сразу за дачей, на груде свеженапиленных досок неподвижно замерли изумрудно-желтые ящерки. Попробуй, поймай, и миниатюрное чудовище раскроет пасть, крепко прикусит палец или убежит, скинув хвост. В тине канала прижились раки, черные блестящие, которые ловятся обычной тюлевой занавеской. Загорев, до состояния кофе с молоком, соседские мальчишки, маячат круглые сутки на берегу или в воде. Белобрысые выгоревшие волосы мелькают среди папоротников, разросшихся по всему парку и цветущего Иван-Чая. Добежав до веранды, дети с наслаждением и жадностью пьют холодное молоко, белая жидкость стекает капельками с губ, капая на колени. Забыта кола с фантой и жевачкой, так ежедневно необходимые и незаменимые в городском чаду. Любимое лакомство: варенники с шелковицей, капуста в кляре и рыба, пойманная собственными усилиями и зажаренная на подсолнечном масле. На плесе устройство шашлыков воспринималось как ресторан для важных персон. В полном молчании сочное мясо поглощалось, - трапеза была посвящена празднику живота. День за днем, пронизанные ароматом трав, насыщенные всеми эмоциями жаркого лета, с его стрекозами, переливчатыми жуками, толстыми гусеницами, осыпающимися букетами из лесных цветов медуницы и колокольчиков оставляли желать и дальше этот бесконечный праздник, придуманный нами. Легкая, неслышная походка мальчишек, стрекот велосипедных спиц и позвякивание на ухабах багажника, велосипед - несущийся конь, приближающий тело к прохладной воде. Непередаваемая, необъятная радость бытия.
Покидать зеленый рай не было желания. Полутуманные воспоминания о городе не тревожили ум, не бередили сердце и ничуть не привлекали своей временной близостью. Отъезд, пожалуй, можно было сравнить только с испорченной погодой. Мы ехали в раскаленной душной атмосфере опеля, перегруженного скарбом. Его бросало по ухабам, головы ударялись о мягкую обивку, пот стекал по лбу струйками. А воспоминания ушедшего лета еще долго сопровождали нас следом на грузовике, по пыльной проселочной дороге, тополиным пухом, птичьим щебетаньем и летящими сухими травами полевых цветов. Местные фермеры везли копны душистого сена на короткую южную зиму скоту и травы разлетались по обочинам дороги от скорости и легкого ветра.
Ну, вот мы и на месте.
Достигли того к чему стремились: комары, пыль. Фонит от гула автомобильных сирен. Время уже не останавливается, как еще несколько дней назад в тишине луговых трав. Жизнь потекла своим чередом, насыщая будни новыми событиями.
Выглянув утром в оконный проем, вижу, как соседский кот бегает по подоконнику, пытаясь пробраться к нашей леди Пи. Его новая городская знакомая, жила на последнем этаже, редко спускалась погулять вместе с хозяевами на набережную и никак не хотела делить с ним, принадлежащее ей помещение.
Кыся, появился в квартире недавно. Бездомное дитя города, нервное, встревоженное, неспособное к неподвижности и анализу собственных поступков. Вечно стремящееся к борьбе существо, неизвестно за какие коврижки и во имя чего. Суета сует, руководила им в это жаркое лето, не давала плоти покоя, поглотила и встревожила мозг, а также начала раздражать и нас. Маме леди Пи приходилось вставать по ночам, чтобы прогнать незваного ухажера, размахивая плюшевой собакой, в сторону окна хозяйки бедного приблудшего кота. В процессе цивилизации, в борьбе за выживание у Кыси сам собой «отпал» хвост, после бурной потасовки, однажды вечером. Еще у него была сломала передняя лапка, которую пришлось ампутировать. Но неистовый темперамент и детское любопытство не оставляли кота в столь юном возрасте. Он вновь и вновь подбегал к окну и стучал по стеклу тем, чем мог, то есть воспоминаниями о мощной когтистой лапе. Леди Пи была шикарной кошечкой, невысокого роста и очень осторожной, по отношению к незваному гостю, так как понимала, что ее юному знакомому еще надо освоить алфавит и этикет, чтобы общаться на человеческий манер. А пока, он с завыванием бросался на швабру, если ему удавалось прорваться сквозь тонкую марлевую преграду, натянутую на форточку, так как просьбу хозяев, идти к себе домой, он не воспринимал и никак не мог оторвать глаз от леди Пи. Если все форточки были закрыты, он вставал на задние лапы, на широком бордюре старинного особняка и вертя головой, высматривал в глубине комнаты очертания своей избранницы. Конечно, он был очарователен, и чем-то похож по верткости на свою хозяйку, одинокую, высокого роста поджарую даму, лет 30-ти. Столько глюкозы было вкапано этому бегающему окрепшему за весну зайцу, с длинными ушами.
Но и его хозяйке вскоре пришлось несладко. По ночам приходилось выставлять заблудшего ночного забияку за дверь. Леди Пи в душе сочувствовала соседу, чисто по-соседски. Ведь ей разрешалось становиться передними лапками на край обеденного стола и сидеть на стуле, пока шел обед. А поскольку тактичность ей никогда не изменяла, она могла показать лапкой, чем ее угостить, тем самым, оставляя маме возможность гордиться собой. Это было очень нежное существо, но и очень свободное и независимое по-американски: не нарушайте мои права, и я не приду к вам их нарушить. В этом была вся суть этого семейства.
До леди Пи в семье жила ее сестричка мисс Мур, красавица с раскосыми изумрудными глазами и такая же свободолюбка. Но однажды грозовым днем она так высоко вскарабкалась на липу в парке, что когда хлынул ливень, а разряды молний заблистали над водой пруда, мисс пожелала остаться наверху. Вернувшись через полтора часа после ливня, хозяева так и не нашли ее, о чем горько сожалели. Потом через год в семье мамы леди Пи, Пуси-Пи, вновь, появились очаровательные котята, самой ласковой из которых и была избранница Кыси.
Возможно, мисс Мур не вполне устраивал сохранившийся запах от сэра Марса, которого подобрали на лестничной площадке от роду три недели. Сэр Марс хоть и воспитывался в достатке, но его происхождение и уличные манеры, а также соседство с запашком джельтмена Зайца из рода гомосапиенс-alcoplus, жившего прежде на месте хозяев Кыси, не лучшим образом сказались на диванной обивке и обоях в цветочек.
Самым аккуратным до всех предыдущих жителей, я как ответственный домовой, могу заявить, был сэр Филипп или как его звала молодая мамочка - Фили. Philips, тарутату, philips… Пушистый Фили - комочек абрикосового цвета, с двумя острыми зубками, любил погулять по комнате. Когда ему это надоедало и время подходило ужинать, крошка-хомяк садился на красный тапочек своей мамочке. Шло время и в один из тоскливых, дождливых вечеров, кроха-хомяк ушел навсегда. Наверное, его поманил нежный аромат его бывшей подружки, короткошерстной белой самочки, сбежавшей еще раньше. На зов он больше никогда не пришел.
Постоялый коммунальный двор видел немалое в этой старинной квартирке. Мужчины уходили, приходили, напевая себе под нос «нет, я не плачу и не рыдаю...», но леди Пи, хоть и обладала американским свободолюбией, но на поверку английская холодность соперничала с горячим сердцем Африки, но никто никогда бы и не узнал о подобном смешение чувств, если бы не одно странное обстоятельство. В канун Нового года и Рождества в доме появилось маленькое дрожащее существо, с холодным носом и хвостиком между двух нетерпеливых ног. Плача и кутаясь в плед новой хозяйки новоиспеченный Арчи, а по паспорту Арчибальд, заявил права на любовь и место под солнцем. Миска, корзинка, игрушки – сколько радости, оказывается, могут вызывать эти незатейливые предметы, а возвращение хозяев в дом – это праздник и ликование всей дрожащей плоти, которая требовала тепла и ласки. Леди Пи с недоумением, и негодованием смотрела, как это неугомонное существо носится из одного угла в другой, пытаясь ухватить по дороге все и вся своими зубками, в том числе и ее саму, и шикарный хвост, если не успеешь взлететь на спинку дивана. Постепенно негодование сменялось неподдельным интересом, она как настоящая бонна следила за его передвижениями, и кажется, ей это уже доставляло удовольствие, уж очень забавный был вид у Арчи. Со всеми своими игрушками он уже познакомился и знал, как кого зовут, страстью были тапочки хозяев, к чести Арчи он их только складывал в свою корзинку, а по возвращению хозяев выдавал, скрипя сердцем. Леди Пи обосновалась наверху и теперь как ангел взирала на него то со шкафа, то с подоконника, что собственно злило малыша, так эта игрушка была ему недоступна, и он с обидой выражал свое недовольство возмущенным ворчанием и визгом. Отдохнувшие за лето хозяева, пройдя по зеленым волнам Десны на байдарках, на редкость спокойно провели и новый год. Это и сподвигло их на опрометчивый шаг, обрести еще одного друга семьи Арчика. Арчик видимо решил стать не просто любимой собакой, он хотел спать вместе с хозяевами и упорно по ночам прорывался на тахту, где размещались домочадцы после трудовых будней. Через две недели, способный Арчик, пятнадцать сантиметров в холке, опершись задней лапой на ножку пианино две другие свободно опускал рядом с лицом любимой хозяйки и, взгромоздившись на тахту, радостно повизгивал от восторга, что все наконец-то вместе, и покусывал уши мамы. Поутру, по прошествии нескольких недель, бурных, любовных объяснений с милым другом, теряя ориентацию и вяло, отвечая говорливому злодею-Арчику, мама увидела, как он спокойно укладывается к себе на подстилку подремать, в ожидании вечера и новой долгожданной ночи. Не выдержав такого эгоизма семья решила пристроить Арчи в тот детский сад, откуда они и взяла его. Леди Пи сыграла в этой истории не последнюю роль, взяв на воспитание Арчика в отсутствие хозяев. Обхватив двумя мягкими лапками за шею, она вылизывала его вертящуюся мордашку, когда он слишком громко завывал от одиночества, а по ночам учила охотится. Вот потому-то вскоре и сказалась независимость леди Пи в характере малыша. При слове «место» он поворачивался к хозяевам хвостиком, застывал и делал вид, что не слышит, хотя, будучи моложе всего на одну неделю с удовольствием бежал в корзину, выполнить команду. Но, увы, командовала теперь леди Пи.
После ухода Арчи леди Пи искала его как родного всем закоулкам дома и по сей день сохраняет благородную любовь к собакам, в то время, как своих сородичей игнорирует или принимает за грызунов. Вот с этой проблемой и пришлось столкнуться Кысе, так как говорили они на разных языках примерно также, как туземец общался бы с дамой высшего Старого Света – где мало жестов, мало слов,… а в ответ свинговая страсть. Ох, не пара, совсем не пара.
Нашей, в простонародье Мусе, для того, чтобы коротать дождливые дни и вечера в осеннем городе, вполне подошел бы какой-нибудь огромный медведь, ну, например водолаз. Внешне они похожи, оба жгуче-черные и лохматые и общались бы так же размеренно, без лишних экстравагантностей и спешки. Наверное, в сумерках их было бы сложно разглядеть и разделить, разве что по белой манишке, носику и перчаткам леди Пи. Сэр Гранд, как я представляю будущего приятеля Пи, настолько схож манерами с нашей леди, что вряд ли возникла бы даже тень разногласий, а любовь к одиночеству Пи и ее независимость ничуть бы не пострадали.
У людей порой происходит подобное, в поисках партнера, который нам якобы предназначен судьбой, мы находим суету, проблемы, хлопоты, которые приводят к настоящим разочарованиям. А в начале неуемный интерес ко всему новому, толкает нас вперед и вперед. Нет бы, хранить дружбу юности. Первые воспоминания любви и дружбы так надежны и крепки, что вряд еще их придется встретить вновь в этом ошалелом, от игр, мире. Именно в детстве и юности мы находим гармонию в общении, и стремимся к ней и к нашему далекому прошлому всю оставшуюся жизнь. Каким-то седьмым чувством мы угадываем в Нем или в Ней симпатию и доверие, и посвящаем в свои секреты. Да, возвращаемся в прошлое с удовольствием. Будущее слишком призрачно, - ни образа, ни материи. Зашоренная профессиональными данными, достижениями, накопленным скарбом, наша индивидуальность растворяется в них, как кислород в воде. Глобальные проблемы политики и мира во всем мире, журналы, газеты, наши продвинутые к караоке знакомые, цивильные на мангале шашлыки на природе с салфеточками, пати, театры, все, что создает социум, он собственно и поглощает минуту за минутой наши неразвернутые эмоции, нераскрепощенные души, снедает плоть и мозг. Чтобы почувствовать себя не винтиком в сложном часовом механизме, мы спешим в лес. Искать осенние чудеса в опавших листьях, в тиши и глуши, которые мы так поспешно бросили в последний летний день, чтобы снова занять свое место среди водопроводных кранов, унитазов, скрипящих лифтов, мусорных баков, библиотечных полок, газетных киосков и очаровательных кофеен, выкачивающих последние силы и потенцию. Если оставить часы дома, в этот осенний избранный день, можно помочь вернуться к себе из того самого детства, откуда мы пришли и вновь слиться душой и телом с природой.
И хочется крикнуть часовщику, который так круто закрутил пружину на оси Земля: «Не гони ямщик лошадей, дом на песке все равно не построишь, и не создашь ничего ценного, что могло бы оставить гармонию в этом придуманном урбанизированном быту».
Подумаем вместе про курс, по которому плывет наш голубой кораблик. Боюсь, ямщик крикнет в ответ: «…лыжню, едь своей дорогой милая…», или еще, что-нибудь в том же духе.
Поэтому в качестве вечернего моциона включаем белых несущихся лошадей в свой срок в программе «Вести» и все идет своим чередом: «Вести», чай, уроки недоделанные, белье недоглаженное, соседи недоделанные, паркет недотертый, праздники с пышными белковыми тортами и капустными пирогами. Чинные прогулки совсем не по воде, а по набережной. Дождь с ветром со свистом хлещет по щекам, храбро обороняясь зонтиком, мы смело шагаем дальше. В смеркающихся буднях, с матовыми желтыми фонарями проходит время.