Сколько себя помню, я всегда ждала лето. Оно означало вольную жизнь на даче в Атлашкино, свободу от осточертевшей школы и коричневой формы, купание в речке Сумке без надзора взрослых, вечерние костры на берегу с друзьями. A главным другом был Димка.
Наши мамы учились вместе, наши старшие братья тоже дружили, мы родились в один год с разницей в несколько месяцев. На их даче, оклеенной пожелтевшими газетами, хорошо было играть в слова, а Димка любил сидеть у нас в расшатанном шезлонге и листать журналы с отпечатками грязных кошачьих лап на страницах. В нашей семье баловнем был кот, любящий спать после ночных гулянок на раскрытом "Юном натуралисте", а за моим другом хвостом ходил рыжий песик с длинной мордочкой, которого все принимали за лисенка.
Просыпаясь поздним утром, я отгибала край занавески на окне и смотрела в сад. Густая трава и старые яблони были залиты солнечным светом, везде искрилась роса - это означало, что день будет жарким. А под раскидистой лиственницей, в скрипучем кресле уже дожидался меня Димка, планируя новые захватывающие мероприятия.
Вырыть под обрывистым склоном пещеру, сколотить плот и отправиться вниз по реке, нарядиться привидениями и пугать припозднившихся дачников, завывая из-за ограды кладбища - все это были его идеи.
Димка первым из нашей компании научился играть на гитаре. При свете костра я от него услышала песни Макаревича, казавшиеся мне невозможно мудрыми.
-Но до тех пор, пока огонь горит, каждый его по-своему хранит, - неожиданно низким голосом проговаривал Димка, и крупные звезды над рекой подмигивали, прислушиваясь.
Ненастными вечерами, сидя на застекленной веранде, мы смотрели на луну, запутавшуюся в лиственничных ветках, стараясь не думать о надвигающейся осени.
Границей лета был мой августовский день рождения. Димка дарил мне первые астры, вдруг я замечала "золотые шары", маскирующие туалетную будку соседей, и с грустью понимала, что лету - конец.
Осенью и зимой мы редко встречались, учась в разных школах и живя в отдаленных районах. Да и телефона в их новостройке еще не было. Зато конверт с маркой стоил пять копеек и мы писали друг другу письма. Сообщались в подробностях классные новости, пересылались собачьи и кошачьи фотографии, строились планы на зимние каникулы...
У Димки был искривлен большой палец правой руки и почерк его выглядел просто ужасно. Но я так ждала писем, что узнавала кривые строчки адреса даже через дырочки почтового ящика.
Иногда удавалось попасть вместе на одну елку. Мы и наряжаться старались в одних и тех же героев - были гномами, пиратами, мушкетерами.
Изредка старшие братья, сговорившись встретиться, брали нас на каток. Димка лучше катался, но не хвастался умением, а терпеливо возил меня по кругу, таща за длинный ремень.
Его день рождения в марте, пахнущем свежими огурцами, означал приход весны и скорые встречи на даче, среди молодой травы и желтых веснушек одуванчиков.
В сиреневом июне случилось и наше первое свидание, в стиле "на том же месте, в тот же час". Мы стояли у разных выходов единственного в нашем городе подземного перехода и обреченно всматривались в прохожих. В тот день мы так и не встретились, но как весело было смеяться над идиотизмом ситуации по телефону!
Тем летом, когда мне впервые понадобилась верхняя часть купальника, нас отправили в один пионерлагерь. Почему-то мы попали в разные отряды, и на вечерней дискотеке я увидела, что Димка танцует с долговязой девчонкой. Впервые посмотрев на него другими глазами, я осознала, как красив мой друг детства. Чернокудрый и темноглазый, с ореховым румянцем и пушистыми ресницами. Тогда-то я впервые узнала, что такое ревность.
Мы по-прежнему подолгу болтали о том, о сем, Димка рассказывал мне о новых аккордах и новых подружках. Я не выходила из роли "своего парня", внимательно слушала и давала ценные советы.
Но взросление постепенно разводило нас, разбрасывало в разные стороны, как на центробежном аттракционе. У каждого шла своя жизнь, с заботами, радостями и огорчениями. Не помню, когда перестали приходить от него "зимние" письма, написанные такими знакомыми каракулями.
Незадолго до выпускных экзаменов мама обронила невзначай:
-Видела сегодня в центре Димку. С очень хорошенькой и модно одетой девушкой.
Что-то кольнуло меня и я вспомнила его, сидящего на нашем участке с журналом, в ожидании, когда же я изволю проснуться, чтобы бежать вместе на речку.
Потом жизнь понеслась крупными скачками. Наши мамы продолжали встречаться, и новости доходили до меня отмеренными порциями.
"Димка женился", "У Димы родился сын", "Дмитрий получил красный диплом", "Дмитрий Ильдарович открыл частную фирму."
Моя жизнь тоже не стояла на месте. Я заканчивала институт, искала работу, влюблялась и разочаровывалась, выходила замуж и разводилась.
Потом я совершила прыжок в длину, и оказалась в другой стране, где нет астр и "золотых шаров", а розы цветут круглый год. У меня появилась дочь, потом хорошая работа, потом муж. Про Димку я и не вспоминала - некогда.
Но что удивительно - я часто видела его во сне. Там мы продолжали бегать по качающемуся подвесному мосту над речкой, собирать землянику на кладбище и наблюдать в треснувший бинокль за ондатрой в заливе.
Моя мама каждое лето ездила в родной город и привозила мне свежие новости.
"Дима стал генеральным директором крупного завода", "Димин сын поступил в университет", "Дима купил дачу в Атлашкино", "Димина жена умерла."
-Как умерла? Она же была моложе меня...
Захотелось почему-то все бросить и купить билет на самолет. Конечно, первый порыв прошел и никуда я не полетела.
Наверное, я его и не узнаю. Это ведь только в моих снах он по-прежнему темноглазый смуглый парнишка с гитарой. И сны эти никуда не уходят, они остаются со мной обрывочными листками в клетку, на которых записана история нашего с ним детства. А проснувшись, я медленно гадаю - интересно, изменился ли у Димки почерк?