Анна постучала в комнату отца и увидела его спящим в кресле. Кожаное кресло стояло возле письменного стола, в центре которого находилась ее фотография. Маленькая девочка с косичками возле раскидистой березы в один из летних дней, далеко-далеко отсюда. Она подошла ближе, взяла в руки фотографию и задумалась...
Они отдыхали возле небольшого озера в то лето. Разбили палатку, разожгли костерок из сухих сучьев. Потом грели в котелке фантастическую уху из наловленных окуней. Хлебали юшку большими деревянными ложками.
Ночью шел дождь, и они втроем жались под одним одеялом. А наутро уже вовсю сияло солнце, и они бегали вдоль берега наперегонки. Такие молодые, сильные, веселые! Она смотрела на отца и все время он казался ей разным: то незнакомым молодым человеком, сошедшим со страниц импортного журнала, то таким родным и близким, что...
Мать иногда хитро поглядывала за ней, будто что-то смутно предчувствовала, и задавала свои какие-то непонятные вопросы. Тогда она ничего не понимала. Они все ничего не понимали и не знали, что их ожидает в будущем...
- Анечка, ты здесь? - голос отца прозвучал так неожиданно, что она вздрогнула.
- Как ты меня напугал, папа! Я думала, ты крепко спишь.
- Я немного задремал, никак не могу привыкнуть к этой погоде, и все сплю, сплю...
- Ну, пойдем, - Анна взяла его под руку. - Пойдем, я тебе кое-что покажу...
Она открыла дверь в гостиную и таинственно приказала:
- Теперь закрой глаза!
- А если я опять усну? - пошутил Владимир, но тотчас же исполнил ее прихоть.
Анна быстро юркнула в середину темной комнаты и крикнула оттуда:
- Можно!
Он открыл глаза и ахнул от удивления. На столе стоял большой красавец-торт с горящими свечками. Насчитав восемнадцать, Владимир улыбнулся:
- А почему их именно столько?
- Ну, во-первых, больше не было, - деловито возразила Анна. - А во-вторых... во-вторых, разве не хочется представить, что у тебя сегодня день рождения, и тебе исполняется...
- Восемнадцать лет? - переспросил он и крепко обнял ее. - Спасибо, Аннушка, ты - просто волшебница.
- А теперь задуй! - коротко уронила она, и Владимир под ее бурные аплодисменты задул все восемнадцать свеч с первой же попытки.
- Хорошая примета! - заметила Анна. - Ну, прошу к столу! - Она усадила его в кресло, отрезала приличный кусок торта и аккуратно положила на тарелку. Потом налила в китайскую пиалу его любимый цейлонский чай, бросив туда лимон. А сама отошла в угол гостиной, где находилась их музыкальная аппаратура. Анна быстро щелкнула механизмом - и в комнату полились удивительные звуки: торжественные и немного печальные, светлые и грустные, высокие и низкие. Сочетаясь друг с другом, они открывали новый непостижимый мир. Так он открывается крупным птицам, делающим большие перелеты, или морякам, что видят незнакомые земли после трудного плавания. Но это была очень старая, давно известная мелодия - "В моей жизни". И так вдохновенно могли петь только "Битлз" ровно поколение тому назад.
Анна знала, что это любимое отцовское, и поставила не наугад, а преднамеренно, чтобы возбудить его, - что-то наподобие музыкальной шпанской мушки. И Владимир благодарно посмотрел на дочь, чувствуя, что на его глазах появляются слезы. Он так давно не слышал этой мелодии, что успел... нет, не забыть и похоронить окончательно, но отложить ее в самые далекие уголки своего сознания.
- А вот сейчас будет проигрыш, - объявил он, думая уже о своем, может быть,о чем-то другом, ей неизвестном. Моцартовские переливы заполнили каждый дюйм комнаты и повлекли за собой, словно гребцы, ведущие лодку их сознания.
Ему стало хорошо. Сладкая дрожь прошла по телу. Закрыв глаза, Владимир шептал знакомые слова, вырванные им из глубины памяти, и плыл, плыл далеко в прошлое, угасая всеми своими чувствами.
Песня кончилась, и Анна с нескрываемым удивлением взглянула на своего отца. Его лицо было красным от слез. Владимир плакал тихо и скупо, как бы про себя.
- Папа, как же так? Я никак не думала, что ты расстроишься. Я хотела...
Владимир схватил ее руку, быстро и жадно поцеловал.
- Ничего, ничего, прости меня... Я вовсе не расстроился, а наоборот. .. Как будто напился вина... Но это не то. Греки это называли катарсисом. Ты ведь понимаешь?
- Понимаю, понимаю, папочка... Это бывает. И со мной бывает.
Она обняла его и повела в свою комнату. Владимир тепло улыбнулся ей и поцеловал в щеку.
- Спасибо, Аннушка! Спасибо тебе за все...
- А я думала, что мы еще с тобой посмотрим кино! - удрученно произнесла она и смешно скуксилась.
- Какое?
- Ну, "Белое солнце пустыни", например!
- А-а-а, "Абдулла, поджигай!.." - Владимир криво усмехнулся. - Давай мы посмотрим его завтра. А сейчас я пойду спать, хорошо?..
Анна молча кивнула и отвернулась. Ей почему-то стало обидно, впрочем, она готова была простить ему многое.
Дверь захлопнулась.
"Он даже не пожелал мне спокойной ночи! - обиженно подумала она и надула губки. - Ну, ничего, я это сделаю сама!"- решительно заявила Анна самой себе и, сев к столу, отрезала точно такой же громадный кусок торта, который умяла уже через пять минут. Какое-то странное едкое чувство медленно стало овладевать ею. Это был коктейль из любви, удивления, ревности, страха, жалости, презрения, и бог знает, еще чего.
- Ну, почему он все время плачет, как неженка? Я же хотела как лучше. Наверно, я тоже люблю "Битлз" и с удовольствием их слушаю. Но до слез они меня не доводят. - Внезапно она почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. - Не доводят! Не доводят! - Анна уже глотала их, стараясь уговорить, переубедить себя. - Я не плачу от "Битлз"!.. А он, взрослый мужчина, рыдает, как ребенок. Или я чего-то так и не могу понять!
Анна подошла к шкафчику, где хранилась бутылка едва начатого французского шампанского - резерв, который не был ею сегодня использован. Она с трудом открыла пробку и налила в приготовленный фужер золотисто-бурлящего напитка.
- Теперь или никогда! - еще всхлипывая, произнесла вслух Анна.
Она выпила залпом фужер, потом, подумав, налила еще.
- Я должна быть в форме. Выпившей, но никак не пьяной. Я должна все чутко чувствовать и на все реагировать...
Следующий залп не получился. Она, поперхнувшись, закашлялась и едва не извергла выпитое обратно, но сдержалась и, ощущая, что пьяная теплота проникает по широким протокам в ее тело, поднесла бутылку к горлу. Сделав пару небольших глотков, Анна остановилась и решила, что этого хватит. Тогда, слегка шатаясь, она подошла к трюмо и зазывно взглянула на себя.
- Ну, что, стерва, здравствуй! - ощерилась Анна и нервно засмеялась. - Теперь я ничего не боюсь. Мы не должны больше прятаться друг от друга и обманывать себя, думать, что все у нас происходит в каком-то сне. Это будет наяву, я знаю точно. Я сама это сделаю. Сама...
Анна пошатнулась, но это только подзадорило ее.
- Я иду! - закричала она, и крик этот напомнил звериный рык тигрицы, бросающейся на свою жертву.
Резко отворив дверь в отцовскую спальню, Анна увидела, что он опять преспокойно спит в своей кровати. Она, недолго думая, плюхнулась пластом рядом с ним.
- Ой, кто это? - заметался Владимир спросонок.
- Папа, я боюсь спать одна. Можно я немного полежу здесь? - спросила плутовка, хорошо понимая, что отец ничего еще в сущности не соображает.
Когда-то, уже давным-давно, она любила сидеть допоздна в комнате своих родителей и даже залезать к ним в кровать, играя в свои забавные игры. Родителей это забавляло, и они охотно барахтались втроем, теребя друг друга за волосы или делая головокружительные кульбиты.
Сейчас же ей не нужны были игры - она выполняла хорошо разработанный план, и ей ничего не требовалось, кроме его исполнения.
Владимир медленно приходил в себя, проклиная все на свете. Сейчас бы он не смог определить свое отношение к дочери - это была выломанная, исковерканная любовь, готовая в любой момент превратиться в жгучую ненависть и негодующее презрение. Но появилось еще нечто такое, что преобладало даже над всеми этими крепкими человеческими чувствами. Это был неумолимый зов горячей плоти, что мог заглушить все позывы и боли на свете. И он уже овладел Владимиром, как вирус неизлечимой болезни.
- Аня, доченька, я прошу тебя... - он неуклюже пытался посопротивляться.
- Папа, закрой глаза и представь, что ты спишь.
Анна повернулась к нему, свернувшись калачиком. Руки ее крепко обвили его голову и она прижалась еще ближе.
- Что ты делаешь? - застонал он и почувствовал дрожь в коленях.
- Молчи, слышишь! - Анна, словно опытный специалист в этом деле, коснулась пальцами его плеч, делая нежные круговые движения. - Это просто такой массаж.
- Прекрати... - еле проговорил Владимир.
Ему показалось, что тело колют многочисленные иглы, но вместо боли удивительная нега парализовала его.
- Я не могу без тебя! - прошептала Анна и разметала волосы. Чешуйчатые песчинки проникли в каждый участок его тела.
Анна задрожала и трясущимися руками стала сдергивать свою шелковую комбинацию. Как ей хотелось ускорить момент своего обнажения! И она даже почувствовала, что умирает от невозможности проделать это как следует. Тогда, вмиг разозлившись, она конвульсивным движением рванула за предательские тесемки. Нижняя ткань быстро отреагировала и треснула, обнажая ее белоснежное тело.
- Возьми меня! - взмолилась она. - Возьми, иначе я умру...
Владимир забыл обо всем. Забыл, что он - родной отец этой девочки, создатель взбалмошного существа, которое, будучи когда-то крошечным и мокрым комочком, лежало в его руках, будто укутанная лягушка, и время от времени делало конвульсивные движения, мало похожие на человеческие.
Он забыл, что поклялся беречь ее от соблазнов юности и уличных подонков, не подозревая, что червь родительской любви сам может превратиться в ядовитую эфу, укус которой вскрывает все полученные когда-либо раны, вследствие чего человек умирает от потери крови.
Владимир не мог владеть собой. Вполне умудренный горьким житейским опытом, он обезумевал, гладя тугие упругие груди своей дочери и яростно целуя губы, чувствуя, что кровь готова хлынуть в голову, чтобы потопить все другие желания только в одном - обладать, обладать ею...
Первым очнулся Владимир и попытался пошевелить губами. Но Анна закрыла ему рот ладонью.
- Тс-с! - красноречиво протянула она и уткнулась в него, покрывая лицо и шею быстрыми поцелуями.
Мысли Владимира судорожно заметались. Смирив возбуждение, он почувствовал, что быстро падает с большой высоты. И это падение сопровождалось отчаянной попыткой трезво осмыслить свое положение.
- Боже мой, Анечка! - еле простонал он. - Что мы с тобой делаем?!
- Молчи, папа, я прошу тебя! - она крепко обняла руками его голову.
Но Владимир уже был неумолим.
- У меня просто в голове не укладывается. Ты хоть понимаешь, что мы с тобой...
Она резко мотнула головой и своими широко раскрытыми глазами прямо уставилась на него.
- Я умоляю тебя, не обвиняй себя ни в чем. Пускай все само собой уложится в твоей голове. Ты абсолютно не виноват в этом!.. И потом... мы же давно это хотим...
Анна попыталась улыбнуться, но так и не смогла. Перекошенное лицо отца помешало ей перевести разговор в другое русло. И поток горечи ожег ее.
- Я думала... - она помедлила. - Что ты меня любишь, что ты хочешь это... Думала, что принесу тебе радость...
- Радость?! - Владимир оперся на локте, пытаясь встать. Анна хотела остановить его, но он, резко ее отстранив, почти выпрыгнул из кровати. - Какую радость? Что ты мелешь?.. Слава богу, что ничего не получилось... Ты хоть понимаешь, что мы с тобой собирались натворить?.. - упрямо повторял он, поспешно напяливая на себя первое, что попадалось ему под руку. Владимир отпихнул ногой кресло, и оно, перевернувшись, встало торчком, словно подбитое орудие. - Еще мамины ноги не остыли. Она оттуда, сверху, смотрит на нас, чем мы тут занимаемся... Тьфу! - Владимир чертыхнулся и, охватив голову руками, застонал: - Как я мог? Как допустил?..
Анна, недоумевая, спустила ноги с кровати и с распущенными волосами подошла к нему, - прекрасная нагая дева, слегка надкусившая плод любви, и жаждущая нового искушения. Она приблизилась сзади и крепко обняла его за плечи.
- Папа, я люблю тебя! - прошептала Анна, прижавшись к его спине.
- Замолчи! - властно закричал Владимир. - Что ты знаешь о любви? Что?.. Ты ее замарала, вываляла в грязи, дрянь!
В гневе он развернулся и, грубо отбросив ее руки, сильно ударил ее по лицу. Анна застыла, широко раскрыв глаза от удивления и боли.
- За что, за что, папочка? - наконец вымолвила она и стремглав выскочила из комнаты.
- Стой! - заорал Владимир и, словно ошалелый, помчался за ней, но, споткнувшись об опрокинутое кресло, больно ударился коленом и поневоле остановился. Анна уже захлопнула дверь в свою комнату, успев набросить задвижную цепь.
- Отвори! - кричал он в бешенстве, стуча кулаками. - Открой сейчас же!
Анна прижалась спиной к двери, плача горючими слезами и дрожа от невыразимой обиды.
- Отвори, иначе я выломаю эту проклятую дверь! - не унимался Владимир и застучал по ней ногами.
Анна опустилась на корточки и обхватила руками голые колени.
- Открой дверь, слышишь?
- Я слышу, - наконец отозвалась она, тяжело дыша и подбирая слова. - Я хорошо тебя слышу. Сейчас я сама проткну эту чертову плеву... А потом позвоню в полицию и сообщу им, что ты меня только что изнасиловал...
Это, кажется, отрезвило Владимира, и он вполне уяснил, что ведет себя как буйный умалишенный.
- Что?! Нет, ты не сделаешь этого!.. Нет... Ну, прости, прости меня! - быстро залепетал Владимир и, прислонившись головой к двери, жалобно проговорил: - Аннушка, открой, я был неправ... Я вообще ничего не соображаю...
Задвижка щелкнула, и дверь отворилась. Анна стояла у двери,сжав руки. Сейчас она своим видом напоминала разгневанную амазонку.
- Иди спать!.. Никуда я звонить не собираюсь, не переживай!.. И вообще - считай, что ничего не было. Все осталось по-прежнему. Ведь так?.. Ничего не было!.. Мы просто с тобой все это придумали...
Она хлопнула дверью и плюхнулась на кровать, закрыв лицо от нахлынувших слез.
- Ничего... ничего... не было... Это я сама все придумала... - дрожала Анна и потихоньку успокаивалась, как будто и впрямь ничего с ней не случилось. И не было ни боли, ни острого кинжального наслаждения, а потом - обиды и слез. Ничего не было...
Но ночью к ней опять пришли мучительные сладостные сны. И в них уже все было не понарошку, а именно так, как она хотела...
Вот они упали на пол и все началось сначала. Только теперь Владимир, как яростный барс, вскочил на нее и стал мять и рвать на куски все ее тело, превратившееся в податливое тесто...
Ее плоть бурлила и Владимиру не стоило никаких усилий ворваться туда. Там его уже знали и встречали с радостью. Так делегация побежденной крепости отдает ключи от города доблестному победителю. У Анны были свои ключи, и она знала, кому их вручить.
Наслаждение было полным, а квинтэссенция - потрясающей. Оргазм многократно пронзал их насквозь, и не было конца этому непередаваемому грешному соитию двух и без того близких людей, превратившихся в одно-единственное тело. Они казались сросшимися сиамскими близнецами. Но на самом деле у них все было естественным и красивым, как и положено быть древнейшему диалогу меж мужчиной и женщиной. Анна дерзко сжимала его плоть и та вновь и вновь восставала, борясь с усталостью и пресыщением, и врывалась в ее горящее лоно.
До самого утра они не отставали друг от друга, жадно прижимаясь, вдыхая запахи и наслаждаясь любовным соком, стекавшим, как молоко, по их разгоряченным взбитым телам...
(Продолжение следует)