Ангел

Дмитрий Иволгин
…Он смотрел в окно и вяло думал о том, что ему заказать – коньяк или глинтвейн…за окном был ветер и дождь; они действовали сообща – ветер отбрасывал зонтики прохожих в сторону, а дождь поливал сверху наискось… Осень взялась за этот город всерьез, подумал он и посмотрел в направлении барной стойки, намереваясь заказать глинтвейн.
 Она появилась как всегда - внезапно, словно ниоткуда, прошла мимо столиков, отодвинула стул и села напротив него. Отбросив длинную мокрую прядь светлых волос, она произнесла:
- Привет.
- Здравствуй – сказал он и, повернувшись к подошедшей официантке – будьте добры коньяк и минеральную воду без газа.
Даже несмотря на то, что они знали друг друга огромное количество лет, каждый раз при встрече с ней он хотя бы на секунду, но терял самообладание. Вот и сейчас, подумал он, ведь хотел глинтвейну заказать…
- Ты мне когда-то сказал, что пить днем это – дурной тон, – произнесла она – кроме того, желая выпить глинтвейн, но заказывая коньяк ты заставляешь меня сомневаться в том, что рад мне, - добавила она с улыбкой.
- Конечно я рад тебе… Уж если читаешь мысли – читай их до конца, – к нему вернулось спокойствие, и он - как всегда - почувствовал легкую досаду за свое замешательство, вызванное ее появлением.
- В этом нет необходимости, - произнесла она – за все эти годы я тебя отлично узнала.
- Это взаимно – улыбнулся он – для тебя я заказал воду. Здесь отличная ледниковая вода, как ты любишь.
Она кивнула, глядя в окно… - Ты замечал, сколько там за последние годы – она кивнула в сторону окна – появилось печальных людей? Все, все как один…такие лица..… я тут проехала одну остановку в троллейбусе, смотрела на лица… Господи Боже мой, это как же надо жить, чтобы на лицах появилось такое выражение тоски и неприязни!
 - Тебе бы их проблемы… - пробормотал он
 - Ты что-то знаешь об их проблемах, чего не знаю я? – склонила она голову, иронично его разглядывая. - И потом, у всех всегда есть какие-то проблемы – без них не можем – так что же теперь – с такими вот лицами ходить?
 - Те, о ком ты говоришь сейчас, - сказал он, закуривая – еще умеют улыбаться, смеяться и даже - быть счастливыми…
 - Иногда мне кажется – возразила она – что они научились растягивать губы в улыбке и внушать себе в определенные моменты, что испытывают счастье и радость. На самом деле они испытывают либо алчность, когда чего-то лишены, либо зависть - когда видят это у других, либо злость, когда их чего-то лишают…та эмоция, которую они называют счастьем или радостью на самом деле всего лишь мимолетное удовлетворение, которое они испытывают, когда добиваются того, в чем, как они думают, сильно нуждаются… Это удовлетворение длится очень короткое время, а потом они снова начинают испытывать алчность, зависть и злость. И в этом нет ничего удивительного, ведь, стремясь и вожделея, они на самом деле стремятся к миражам… Счастье длится до момента, когда они понимают, что то, что они достигли - не то, к чему они стремились…Я долго думала – где же здесь подвох – ведь трудно и страшно предположить, что среди людей нет ни одного, кто бы понимал это и ясно себе представлял, к чему действительно надлежит стремиться…думаю, дело здесь еще и в том, что даже если цель ясна и не иллюзорна, то бывает порочен сам путь ее достижения…путь, сделав по которому хотя бы шаг, человек уже идет не туда…это как если бы стремиться к звезде, ориентируясь лишь по свету, исходящему от нее…он идет к тому месту, где он видел свет, но звезда уже в другом месте, и идти следовало бы в совсем другом направлении…
 - У тебя плохое настроение, я вижу… - он курил, стараясь выдыхать табачный дым в сторону, зная, что она не переносит этого запаха... – когда у тебя плохое настроение, ты склонна к пафосу и обобщениям. Пусть ты в чем-то права – пусть, но ты забыла про любовь…есть еще любовь! Любовь в самых разных проявлениях!
-К моей величайшей печали, любовь для большинства – она кивнула на окно - это тоже нечто из разряда миражей… И, кстати, что-то я не видела в том троллейбусе ни одного влюбленного…что, влюбленные не пользуются общественным транспортом? Или это такое редкое чувство здесь – любовь?
Она окинула его взглядом и, отвернувшись к окну, забарабанила пальцами по столешнице… Словно услышав это, вернулась, неся заказ, официантка.
- Извини, ты прав, зря я так – она улыбнулась, помолчав – день сегодня выдался на редкость…спасибо, – взглянув на подошедшую девушку, произнесла она, взяла принесенный стакан с водой, глубоко вздохнула, сделала глоток и, закрыв глаза, произнесла – действительно, ледниковая…пахнет ветром и рассветом!
Он пригубил коньяк. Коньяк тоже был хорош, и он одобрительно кивнул.
- В этом мире остается все меньше того, что приносит такое чистое ощущение – сказала она, отбрасывая непокорные пряди волос назад и глядя в окно, за которым все сильнее лил дождь.
- Ощущение чего? – с интересом спросил он.
- Ощущение чистоты…подумай, какие были рассветы, и как пах воздух тогда – давным-давно, когда не было ни машин, ни труб, ни прочего – она показала на тлеющую в пепельнице сигарету.
- И людей поменьше было – с готовностью продолжил он, туша окурок.
- Это не главное…- грустно сказала она – не считай меня, пожалуйста, человеконенавистницей, ты знаешь, что это не так. Все дело в этом нашем прогрессе…
- Как это ново - не любить прогресс…как свежо – пробормотал он.
- Дело не в том, люблю я его или нет…дело в том, что человек жизнь свою во все времена сравнивал…ну, скажем, с затяжным прыжком в неизвестность…а чтобы не страшно было падать и – паче того – думать о том, что там, внизу, в конце, человек стал устанавливать вдоль траектории полета декорации… Ведь, когда человека страшит нечто, чего избежать он не в силах, он стремиться думать о чем угодно, только не о том, что его страшит. И чего только на этих декорациях порой не было изображено… Раньше они создавались вручную, в них было много дыр, а между ними - просветов… Это давало хоть какой-то шанс увидеть мир таким, какой он есть на самом деле…зато сейчас мы летим со всеми удобствами, в кожаных сиденьях, мимо длинных прилавков супермаркета. Просветов нет. Ни одного. Но страх-то остается… И придумываются все новые и изощренные декорации…Вот и весь прогресс…
- Что ж, ты всегда славилась мудростью – сказал он с легкой улыбкой – но согласись, что человеку тот просвет, о котором ты говоришь, надо искать прежде всего внутри себя. И эти поиски никогда не зависели от того, что снаружи…А теплый сортир еще никому не повредил, - добавил он, пригубив коньяк.
- Все не так просто, и ты это прекрасно понимаешь. Ведь если смотреть на этот самый твой сортир в широком смысле – сказала она – то именно его благоустроенность и комфорт, царящий в нем, заставляют человека стремиться не к поискам каких-то просветов – а к вещам вполне, на его взгляд, осязаемым и насущным – теплому сиденью и ароматизированной туалетной бумаге. Да и тратить на его посещение гораздо больше времени, чем нужно…хотя это время можно было бы потратить с большим толком.
Помолчали…он мелкими глотками пил коньяк и думал о том, сколько раз он уже вел вот такие беседы. Ничем хорошим эти беседы никогда не заканчивались, да по другому и быть-то не могло, ведь пока ищешь причины вне себя, слова так и останутся словами…Ну, а когда смотришь внутрь себя – к чему слова….Словно ощутив груз все этих слов, он вздохнул…
- Ангел пролетел – сказала она улыбнувшись…
- Что? – подняв голову и отрываясь от своих мыслей, спросил он.
- Ну, так говорят, когда в компании воцаряется молчание. Тогда говорят, что это рядом пролетел Ангел…
- Интересно - рассмеялся он – интересно слышать это именно от тебя!
Она улыбнулась, и он добавил – думаю, в этом есть смысл, так как заметить Ангела – настоящего Ангела - можно лишь, прекратив говорить. В широком смысле этого слова, -добавил он, улыбнувшись.
- Это попытка иронизировать? – спросила она с шутливым вызовом, видимо подозревая его в тихой насмешке над ее сегодняшней болтливостью.
- Нет, просто я как раз об этом подумал, - произнес он - пока человек говорит, он видит вокруг себя и перед своим внутренним взором лишь то, что для него обозначают слова, которые он произносит. Произнося слово «Ангел» или думая об Ангеле, человек видит лишь то, что он сам себе навыдумывал о Нем. А Ангел в этот момент пролетает мимо и грустно смотрит на человека, думающего о нем такие глупости… Хотя нет, - сказал он, подумав, - иногда человек все-таки смотрит на Ангела, но в этот момент ему и в голову не приходит, что он видит именно Его. Поэтому можно считать, что он его не видит и в этом случае.
– Ты забываешь одно обстоятельство, - улыбнулась она.
- Какое же? – спросил он с интересом.
- Иногда Ангел сам является человеку в видимом образе, если хочет ему что-то сказать, - сказала она, глядя ему прямо в глаза - нечто важное. Тогда говорят, что к человеку пришел Вестник…Человеку надо увидеть Вестника воочию для того, чтобы слова тронули его до глубины души, - продолжала она, - иначе, если сказанное ему не понравится, человек обязательно найдет способ уверить себя, что это были лишь его мысли… Но ты прав, - добавила она, подумав, - ведь и в этом случае сам человек не прилагает никаких усилий для того, чтобы увидеть все, как оно есть на самом деле…
За столом снова воцарилось молчание. Она рассеяно водила кончиком указательного пальца по краю бокала с водой и с любопытством прислушивалась к музыке, тихо звучащей в зале.
- Много дел еще сегодня? – спросил он ее, нарушив, наконец, молчание…
- У меня есть такое чувство, что да, - произнесла она, и ее собеседник, кивнув, показал официантке свою ладонь, делая вид, что пальцем другой руки что-то пишет на ней. Официантка, улыбнулась и подошла к кассе в глубине зала.
Они снова помолчали. Это молчанье было абсолютно комфортным – молчанье тех, кто знает друг друга настолько хорошо, что нет необходимости постоянно поддерживать беседу. Официантка принесла счет и он, оставив в кожаной папочке несколько банкнот, отодвинул ее на угол стола.
- Я вижу, ты здесь не впервые, - сказала она, улыбаясь, - это меня не удивляет – ты всегда любил большие окна, глубокие зеркала в старинных рамах и хороший коньяк.
Он кивнул, улыбаясь. – А ты по-прежнему обожаешь кинотеатры во время премьер тихих и красивых фильмов?
- Да, и еще театры, - сказала она, улыбнувшись в ответ, - знаешь, после всех этих лет, и свершений говорить с людьми там мне приятнее всего.
- Я понимаю тебя…Я иногда говорю с теми, кто бывает здесь - сказал он и посмотрел на столик у противоположной стены, за которым сидела молодая женщина и маленькая девочка лет шести. Они были очень похожи, толи сестры, толи мама и дочка. Девочка ела мороженое и с серьезным видом сообщала о том, что если завтра пойдет снег, то она непременно пойдет лепить снеговика. Поэтому ей очень важно знать наверняка, пойдет ли снег, так как ей надо сообщить о своих планах огромному количеству друзей. Женщина с сомнением смотрела в окно, где все еще шел дождь, и неуверенно качала головой.
- Как и прежде – обсуждаешь что-нибудь великое и значимое? – спросила она рассмеявшись.
- Я? – усмехнулся он в ответ… - нет… давно уже нет... все больше что-нибудь незначительное…но не без пользы – сказал он, подумав… - а ты?
Она на мгновение сосредоточилась. - Все будет хорошо, – сказала она, улыбнувшись, и в этот момент он посмотрел ей в глаза. Ему показалось, что он утонул в золотом сиянии, и в этот же самый миг по радио, тихо работающему где-то в недрах барной стойки прозвучал джингл известного радио, и чистые женские голоса пропели: «Все будет хорошо!».
А золотое сияние все разгоралось, охватывало его, и в голове зазвучал тихий голос: «Все, что есть вокруг, все, что есть мы сами и все что происходит - есть творение и промысел Бога. Однако видим мы не всегда то, что радует нас, да и с нами происходит не всегда хорошее. Суть этого кажущегося парадокса в том, что видим мы лишь то, что хотим видеть, что привыкли видеть, то, что мы считаем собой и по незнанию своему выдаем это за то, что есть на самом деле. А происходит с нами только то, что было определено нашими же мыслями и поступками. Но лишь стоит остановиться и посмотреть вокруг ясным взором, стоит только начать воспринимать все что с нами происходит как урок, а не превратности слепой судьбы и научиться принимать этот урок с благодарностью, то в конце концов не останется ничего кроме радости и счастья. А, так как все в этом мире устроено так, что мы рано или поздно все мы придем к этому состоянию - то все будет хорошо!»
Сияние померкло.
- Да…ты совсем не изменилась…- улыбнулся он, помолчав.
- Я жду, когда изменятся люди.
Она улыбнулась, наклонилась к нему и коснулась губами его лба и произнесла, вставая - Мне пора…
- Увидимся - сказал он в ответ и почувствовал, как запел воздух в невидимых крыльях.
Тихо звякнул колокольчик, висящий на входной двери, и он остался один.
Он посидел еще несколько минут, задумчиво глядя в окно, потом встал, надел висящую на спинке стула куртку и спрятал в карман сигареты и зажигалку. Проходя к выходу, он посмотрел на девочку за столиком у противоположной стены и, когда она улыбнулась ему, поймав его взгляд - улыбнулся ей в ответ.
Выйдя на улицу, он зябко поежился и влился в поток людей, двигающихся по тротуару серой рекой. Он прошел несколько шагов, прежде чем привычно осознал, как то, что позволяло ему видеть и чувствовать, мыслить и обонять так, он это делал еще пять минут назад, отпускает и растворяется в том, что проще всего было описать как золотое сияние. Он глубоко вздохнул и, подняв лицо вверх, навстречу холодным каплям осеннего дождя, улыбнулся, чувствуя, как за спиной оживают и раскрываются два ослепительно белых, бесконечно больших крыла, как будто все, как он видел и радовался, знал и испытывал счастье, переживал тепло и чувствовал окружающий его мир, перетекают в них, наполняя силой и светом…

- Мама, а ты достанешь мне сегодня мои сапожки из кладовки? – спросила девочка, доедая мороженое.
- Ты так уверена, что завтра все-таки пойдет снег? – спросила мать у дочери, ласково дотронувшись до ее разрумяненной щеки
- Да, – девочка очень серьезно посмотрела на маму большими серыми глазами – мне только что об этом шепнул Ангел…
2006