«Тихо, едва дыша,
лежу на спине одна
и чувствую как во мне
умирают твои семена,
их страх, их желание жить.
Я, кажется, не потяну
Столько смертей носить,
Вынашивая одну».
(Вера Павлова)
Его бы звали Генрих. В детстве он бы страдал диатезом и астмой, был толстеньким ангелоподобным мальчиком, потом медлительным, вдумчивым юношей, женился поздно, когда его ровесниц перестал смущать его вечный ингалятор. Преподавал бы в школе историю. В старости болел подагрой, ходил с тросточкой, но упрямо и тайком от жены продолжал пить противопоказанное ему пиво…
Его бы никак не звали. Он не смог бы развиться, в результате серьёзной геномной мутации. Мать бы даже не заметила, что была беременна.
Её бы звали Лиза. Она бы родилась недоношенной и вскоре погибла от респираторного дистресс-синдрома. Альвеолы слиплись, и ребёнку нечем было бы дышать. Но ей бы успели дать имя.
Её бы звали Лиза. У неё были бы серые глаза в папу и светлые волосы, как у обоих родителей. В детстве у неё была бы аллергия на малину, которая прошла к десяти годам. Она несколько раз побывала бы замужем, и была неоднократно счастлива. К пятидесяти годам у неё было бы двое внуков, избыток веса, гипертония и камни в желчном. Она умерла бы в восемьдесят шесть, как и мама, от последствий инсульта на руках у последнего, всё ещё любимого мужа.
Их звали бы Генрих и Герман. Генрих родился бы на пять минут раньше, и первым был бы всегда. Первым подхватил бы ветрянку, первым стал чемпионом класса по шахматам. Первым женился. Первым погиб, сев за руль в нетрезвом виде. Герман пережил бы брата на тридцать два года. Успел стать видным бизнесменом и прежде чем умереть в результате открытой черепно-мозговой травмы, полученной по заказу конкурента, завещать сыну две квартиры, фирму и пару миллионов марок.
Её бы звали Лиза. В детстве она упала бы с лестницы и у неё появились эпилептические припадки. Утратив надежду на излечение, родители привели бы её в церковь. В первый же день, у девочки во время молитвы случился припадок. После обряда, который должен был изгнать из неё беса, припадки больше не повторялись. Зато она стала лечить людей. Просто своим присутствием. Положив ладошку на лоб матери, она снимала ей головную боль. Но свою снять не смогла бы никогда. Она, конечно, стала бы врачом. А когда ей исполнилось пятьдесят пять, она бы исчезла. К тому времени она похоронила родителей, но замуж не вышла. И искать её было бы некому.
Её бы никак не звали. Геномная мутация, несовместимая с жизнью.
Его бы звали Генрих. Он бы родился с болезнью Дауна. Его матери на момент его рождения было бы всего тридцать, и причин, конечно, не нашли… Его родители любили бы его, воспитывали дома. К семи годам он отставал в своём развитии не больше, чем на два года, но вскоре погиб бы от лейкемии.
Её бы звали Мона. Её мать во время беременности страдала бы сильным токсикозом, и передумала бы насчёт имени для дочери перед самыми родами. У новорожденной девочки была бы гемолитическая болезнь из-за резус-конфликта. Впоследствии, у неё был бы очень слабенький иммунитет, она болела всем и подолгу. Мать перенесла затяжную послеродовую депрессию и никогда не простила дочери своих страданий. Девочка рано ушла из дома и бросила школу. Попала бы в сильную зависимость от героина, и в восемнадцать погибла от передозировки.
Его бы звали Генрих. Он был бы немного аутичным мальчиком. Он никогда не играл с другими детьми, а предпочитал строить с отцом авиамодели. Он очень любил небо, часами просиживал на крыше, глядя, как солнце движется к закату, и меняют форму облака. У него с детства была бы сильная близорукость и астигматизм, поэтому он не смог бы стать пилотом. Зато устроился бы в конструкторское бюро и до старости разрабатывал новые модели самолётных двигателей. В сорок женился бы на стюардессе с рейса, которым часто летал в командировки. Через семь лет она бросила его, оставив ему дочь. Он сильно не горевал, и продолжал строить свои авиамодели вместе с дочерью.
Её бы звали Лизой. У неё был бы ускоренный метаболизм, и она очень плохо переносила солнце. Она ела очень много, но никогда не поправлялась. В десять лет она уговорила родителей отдать её в модельную школу, а с семнадцати сама записалась на актёрские курсы. Она снялась бы в паре неплохих фильмов, и может снималась дальше, если бы как-нибудь на неё не напал сумасшедший поклонник, потрясая флакончиком с кислотой. Поклонника посадили, она отделалась лёгким испугом, но сниматься перестала. Через месяц вышла бы замуж, через год с трудом, по причине обнаруженного антифосфолипидного синдрома, родила ребёнка. Проявления красной волчанки беспокоили бы её только изредка, и всё больше к старости. Она бы умерла в семьдесят шесть по причине острой почечной недостаточности.
Его бы никак не звали. Геномная мутация, несовместимая с жизнью.
Их звали бы Лиза и Тереза. Лиза умерла бы при рождении. Её рост не превышал тридцати пяти сантиметров, а вес 1500 граммов. Нормально развитая Тереза выжила бы. После кесарева сечения в малом тазу их матери оставили тампон. Она бы умерла от перитонита. Маленькая Тереза с детства винила себя в смерти сестры и матери. По воскресеньям отец водил бы девочку в церковь, где она горячо молила бога её простить. Она ушла бы в монахини. Искала смерти и прощения, работая сестрой милосердия в госпиталях в зонах военных действий. В день смерти своего отца она утратила веру. В возрасте тридцати пяти лет она выбросилась из окна своей парижской квартиры, где жила со своей девушкой.
Его бы звали Генрих. Он был бы очень подвижным мальчиком. Как-то, играя в футбол, он сломал ногу. У него обнаружили бы саркому. Лечение не помогло. В одиннадцать лет он бы умер.
Её бы никак не звали. Геномная мутация, несовместимая с жизнью.
Его бы звали Генрих. На свой пятый день рождения он перенёс бы серьёзное воспаление лёгких. Он выздоравливал долго. Чтобы он не скучал, родители подарили ему мольберт и краски. В семь он поступил в художественную школу. Его называли юным гением и Моцартом от живописи. В десять у него была бы первая персональная выставка. В семнадцать он был бы своим в богемных кругах, курил сигареты и гашиш и менял девушек на парней. Подхватил сифилис. Вылечился. Продолжал рисовать. В двадцать два у него была бы своя квартира, слава по всей стране и хронический бронхит. Он стеснялся своих родителей, но всегда помогал бы им. В двадцать пять он бы женился, а в двадцать шесть развёлся. Его родители воспитывали его сына. В тридцать он начал пить, а через три года завязал и женился снова. Он бы умер в шестьдесят восемь признанным художником от рака лёгких.
Их звали бы Генрих и Лиза. Они родились бы, обвитые пуповиной друг друга. Но живые. Он плакал, когда у неё что-то болело. Она не находила себе места, когда у него резались зубы. Он дрался за неё. Она не знала счастья больше, чем его улыбка. Они никогда бы не болели одновременно, потому что одному из них надо было ухаживать за другим. У неё не было мужчин. У него не было женщин. Когда им было бы двадцать, они похоронили родителей, и в ту ночь впервые спали вместе, отдавая друг другу тепло. Через год, когда она возвращалась домой, её бы изнасиловали во дворе их дома, и она погибла на месте от сильного кровотечения. Он бы похоронил её, нашёл того, кто это сделал, всунул нож между рёбер, а вечером наглотался бы снотворного и уснул на их кровати.
Её назвали Лиза...
**(рассказ опубликован в сборнике сетевых авторов "Скажи", ноябрь 2008)