У Мони-мукомола разболелись зубы. С утра. Теоретически ныл какой-то один зуб, но на практике разве сразу разберёшь. А уж с бодуна-то…
Стреляло одиночными прямо в голову, и без того гудевшую как танковый полигон. Такой вот нехилый отходняк после вчерашнего, то есть, после вчерашних… Короче, после двух дней, проведённых в обществе доктора, пса Фёдора и десятилитровой канистры свежей самогонки. Кто-то ещё заходил, дегустаторы, блин, шаровики, но из бессменных друзей только эти двое: доктор и канистра.
Умывшись, Моня проглотил полстакана самогонки (двухлитровую бутылку первача заныкал ещё в первый день – опыт однако), передёрнул плечами. Попустило. Погладил распухший на дрожжах живот, вспомнил про зубы и решил, что неплохо бы позвонить Серёге и взять больничный.
Доктор явился на полусогнутых через три минуты. Лицо красное, мятое, небритое, сам весь пожёванный спросонья, печальные глаза слезятся, как у бассета; в дрожащих руках – огурец и тарелка с жареной рыбой.
– Вот, барракудки с камбуза захватил, пахнет… Я думал, мы вчера всё выжрали, ты молодец, что припрятал… Я выключу общий свет, а то глаза режет, – Серёга включил настольную лампу и задёрнул шторку на иллюминаторе.
– Ну ты крот, – буркнул Моня, доставая второй стакан.
– Мне половинку, даже меньше, у меня ещё дела… Слушай, а зачем тебе больничный? Ты и так на работу не ходишь.
– Вот ты меня позавчерашним числом и отмажь.
– Ладно, отмажу. Твоё здоровье, – доктор жадно выпил, пару секунд посидел скукожившись, пока дрожь в руках перестала резонировать в коленки, потом медленно выдохнул и расслабился.
В дверь заскреблись.
– Федька пришёл, вот нюх, – проворчал Моня, вставая. – Когда ты, алкаш, научишься открывать себе сам?
В каюту ввалился, виляя лохматым хвостом, чёрный как смоль судовой пёс Фёдор. Он подбежал к столу и выжидающе глянул на Серёгу.
– Федя, хлеба нет, будешь пить с блюдца?
– Гав, – ответил Федя возмущённо.
– Подожди, может в ящике сухарь какой завалялся, – Моня порылся в столе. – Вот, маленький, правда, но всё лучше, чем голую водку хлебать.
– Везучий ты, Федя, будет у тебя тюря, – доктор покрошил сухарик в пиалу и залил самогонкой.
– Гав! – сказал Федя нетерпеливо.
– Подожди, пускай пропитается немного.
– Гав! – Федя выругался и довольно таки громко.
– Федя, как надо просить? А ну попроси тихо.
Пёс сел и опустил голову.
– Фёдор!
– Хаф, – еле слышно просипел Федя и покосился чёрным глазом на Серёгу.
– Молодец, Федюня-алкашуня. Держи, заслужил…
Пёс опустошил посуду за двадцать восемь секунд, вылизал досуха, постоял секунд десять ощетинившись, потом выдохнул и растянулся на палубе, вывалив язык.
– Ты ему много наливаешь, ему чуть-чуть надо, он же не закусывает.
– Ну, так вышло, – извинился Серёга, придвигая стаканы. – По второй, для закрепления терапевтического эффекта. Мне на донышке, у меня ещё дела. Слушай, Моня, а почему зубы? Давай я скажу, что у тебя температура.
– Давай. А с зубами что делать?
– Что с зубами?
– Болят ведь.
– Что, в самом деле болят?!
– А то!
– Я думал, ты шутишь.
– Не-а.
– Ну, тогда твоё здоровье…
В дверь снова заскреблись. Моня с Серёгой переглянулись и поспешно выпили. Пока Моня шаркал к двери, доктор спрятал самогонку в рундук, а стаканы и тарелку с рыбой впихнул в ящик стола: рабочий день всё-таки.
В коридоре никого не было. Каюта мукомолов находилась в тупике, напротив входа в рыбцех и матросы частенько баловались, проходя мимо, то постучат, то просто слово напишут весёлое.
– Гонят, блин, шутники, – сказал Моня и хлопнул дверью.
Фёдор приоткрыл один глаз и вильнул хвостом.
– Закрой на защёлку. Или ты кого-то ещё звал? – спросил доктор.
Моня помотал головой и скривился от неожиданной резкой боли.
– Правильно. Главное, сварного больше не зови, редкостная нудота.
– Он сам приходит. Вот говорят, мукомолы вонючие, а как водяру на шару хлебать, так и запаха нет, – Моня сел, продолжая кривиться. – Док, а ты зубы рвать можешь?
– Ты что, я же терапевт. Я клятву Гиппократа давал: не навреди! Да у меня и инструмента нет.
– А шо ш телать?.. – Моня заметил, что слегка шепелявит и удивлённо потрогал быстро распухающие губы.
– Ну, таблетки уже поздно пить, после самогонки не помогут, – Серёга закурил, почухал лоб. – С уколом та же хренатень… На «супере» есть хирург, там и инструмент и все медикаменты, я слышал от радиста, мы через три дня к ним за бункером пойдём, может дотерпишь? Знаешь что, выпей, Моня, ещё водочки и не закусывай, чтоб продезинфицировать хорошенько твоего кариоза-бактериоза. Можешь сразу не глотать, прополощи гада гнойного, заспиртуй его, блин, как урода в банке. Коренной болит?
– Шоб я его так знал.
– Тебе вон левую сторону разносит, там и полощи.
Кто-то с силой дёрнул за ручку и громко постучал.
– Какого хрена! – проворчал Моня, снова вставая. – Я болею!
Не доходя до двери, он заглянул в зеркало, оценил свою перекошенную физиономию и сразу стал шепелявить профессионально, то есть, на все согласные без разбору:
– Ну ни сиха сепе! Какоф къасафес…
Моня наклонил голову, осторожно нажимая на больную щёку, попытался нащупать флюс. Стук в дверь повторился.
– Ну, сехо тепе?
В коридоре торчал и нагло ухмылялся Монин помощник и сосед по каюте Стас, здоровый увалень тридцати лет с мешковатой фигурой и крохотной конусообразной головой (обвислые щёки образовывали широкую часть конуса).
– Ну? – Моня перекрыл вход в каюту.
– Там это, как его, дед приходил, спрашивал, это как его, начальник мукомольной установки появлялся?
– И со ты отфетил?
– Ну, говорю, это как его, заглядывал…
– Тепей путис хофоить, со я полею. Суп поит и темпеатуа. Наацик пыл?
– Кто? – Стас напряг верхнюю часть конуса.
– Наацик… Сейхеиц.
– Кто?!
– Сергеич, твою мать, наладчик, – прокричал из полумрака каюты доктор.
– А, это, Сергеич был, это как его, установку проверял чего-то.
– Хоосо. Фсё, ити.
– Миш, так ты, это как его, – Стас кивнул внутрь каюты, – налей полстаканчика…
– Ты со! – Моню от возмущения перекосило ещё больше. – Пока я полею, мой помосник толсен пыть тъесфым!
Стас неожиданно взбрыкнул:
– Ага, я и так, это как его, за тебя работаю, и это как его, сплю уже в мукомолке, а это как его, несправедливо всё!
– Монь, да налей пацану, – крикнул доктор.
Фёдор, не отрывая пасти от палубы, тоже гавкнул в поддержку молодёжи. Моня безразлично пожал плечами и тут же забыл про Стаса, вернувшись к зеркалу с твёрдым желанием обнаружить таки больной зуб.
– Так я, это как его, войду? – робко поинтересовался Стас на пороге собственной каюты.
– И дверь закрой на защёлку, это как его, – беззлобно кривляясь, разрешил ему Серёга. – Мужики, куда вы дели соль? Я тут подумал, Моня, что тебе надо полоскать зубы солёной водкой.
– Соль у нас, это как его, на полке, я видел. Вот, – Стас достал соль и заулыбался радостно.
– Садись, не стой, – сказал доктор, разливая. – Так, мне чуть-чуть, у меня ещё дела. Моня, ты ещё выпьешь или сразу полоскать начнёшь?
– Уыпью, – Моня прекратил пялиться в разинутый рот в запотевшем зеркале и пробубнил какое-то ругательство.
– Ну, Миша, это как его, выздоравливай, – Стас выпил, как воду, крякнул удовлетворённо. – Ну я это, пойду?
Моня согласно махнул головой и застонал.
– Кстати, это как его, есть народное средство, это как его, прищепка в ухо.
Моня вопросительно глянул на доктора, тот саркастически ухмыльнулся:
– Ну, не в ухо, а на мочку… Логики в этом средстве нет, не считая психосоматического эффекта. Плацебо. Может кому-то и помогает. Попробуй… У тебя есть прищепки, знахарь?.. Тогда принеси из парочки прачку.
– Чего? – переспросил Стас.
– Тьфу ты, из прачки парочку прищепок принеси.
– А, ага, – Стас унёсся, громко хлопнув дверью.
– Мм-м! – недовольно простонал Моня.
– Гр-р! – проворчал Фёдор из солидарности.
– Да уж, редкостный троглодит, как ты с этим недоразвитым работаешь? – сказал Серёга. – Монь, может уже начнёшь полоскать солёной водочкой?
– У-ху, налифай.
– Так, надо замешать крутую рапу, на полстакана самогонки две ложки соли… Уп-с, рассыпал, блин. Поссоримся, хи-хи, – Серёга, изрядно повеселевший со вчерашних дрожжей, улыбаясь сгрёб рассыпанную соль в Монин стакан, – три ложки. Отличная микстура. Держи, набирай в рот и лучше не глотай… А я пока выпью за твоё здоровье полстаканчика и надо закусить, а то у меня ещё дела.
Моня снова тупо уставился в зеркало, застыв над умывальником с водкой во рту. Через пару минут, скривившись, сплюнул:
– Хойкая хатость.
– Лекарство сладким не бывает, – нараспев ответил Серёга, облизывая пальцы после рыбы. – Эх, люблю я барракуду, костей совсем нет, можно вместо хлеба с чаем, но с водкой лучше. А ты полощи, полощи… О, чипчики принесли.
Стас вернулся с двумя пластмассовыми прищепками, схватил кусок рыбы и умчался на работу.
– Дверью не хлопай, – вяло прокричал Серёга ему в спину. Похоже, от закуски его развезло ещё больше. – Прищепочки, блин, жёсткие. Зато голубого цвета, попробуешь, Монь?
Тот промычал что-то невнятное. Доктор одел прищепки себе на мочки ушей, высунул язык и потрусил головой:
– Бэ-э… Оп, блин, больно! Попробуй, Моня, про зубную боль забудешь нафиг.
– Не нато. Каэтца, пъохотит.
– Ну, вот видишь, как хорошо. Серёга плохого не посоветует. А если выпить ещё полстаканчика, как рукой снимет.
Сказано – сделано. Моня даже повеселел:
– А бес соли намнохо лутце, – сказал он, обтирая губы.
– Угу, вкуснее.
Серёга закурил, пустил в подволок длинную струю томного удовольствия. Моня потянул носом:
– Тай мне тосе.
– Чего? Сигарету? Ты ж не куришь?
– Я съать хосу, мосет пеепью хоот.
– Чего ты хочешь? – не понял доктор.
– Кусать хосу, кусать.
– Кушать? Так поешь рыбки, потом пополощешь.
– Нет, лутце покую.
– Ну-ну, на, покуй, куила, – передразнил его доктор. – А хвастался тут, я больше полгода не курю, сила воли…
– Я отну, – Моня закурил.
– Ну как?
– Уху! – похвалился Моня и тут же застонал от резкой боли, стрельнувшей в затылок очередью разрывных. – Мм-м!..
– Стреляет? Я тебе говорил, что лучше не курить.
– У-у! – Моня вскочил и заныл сильнее обычного.
– Тупицы! Никогда врачей не слушаете! Цепляй прищепки, пока я новую рапу замешаю… Хм, а тебе идёт голубенькое… На, полощи.
На этот раз солёная самогонка не помогала. Через пару минут заныли мочки Мониных ушей, заныли глухо и бесполезно, ибо крупнокалиберные зубные прострелы всё равно ощущались острее. Моня с ненавистью швырнул прищепки в мусор:
– Тохтох насыфается, суп не мосет фыфать!
– Моня, да легко! – Серёга разухабисто махнул рукой. – Ты знаешь, что я на третьем курсе одному трупу все зубы повырывал? Ты бы вторым был, если б у меня щипцы имелись.
– Ухол хоть стелай!
– Какой укол, когда ты пьян в дым?! Посмотри на себя, проспись сначала!
– Кахой сон, у меня суп поит!
– Гав! – сказал Фёдор, разбуженный криками, и тоже поднялся.
– Не гавкай! Бахни стакан и ложись спать, а когда протрезвеешь, сделаем тебе укол.
– Наифай!
Серёга налил два полных стакана.
– Гав.
– Отстань, Федя, хлеба нет.
– Гав!
– Ладно, пей без закуски, – Серёга поднял с палубы пиалу. – Только половиночку, Фёдор, а то ещё есть дела…
Пёс и доктор выпили на одном дыхании и почти одновременно, мукомол не смог сразу правильно задрать голову и отстал на двенадцать секунд.
Фёдор ощетинился, завалился набок и только потом выдохнул. Серёгу перетрусило мелкой дрожью:
– Уф-ф! – он вытер пот со лба и кивнул псу. – Слабак.
Моне пошла легче, чем минералка, по телу пробежала тёплая волна усталости. Он сел, взглянул на отрубившегося пса:
– Ты опять ему мнохо наиу.
– Ничего, проспится, пойдёт на камбуз и закусит. Главное, чтоб он по пьяне рыбу не хапал, а то Сергеич сказал, что больше не будет ему кости вынимать. Прикинь, он этому пьяному дураку в пасть плоскогубцами лазил!..
Моня молчал, откинувшись на переборку с дремотными глазами, начинал посапывать. Серёга продолжал «сам с собою», медленно ворочая языком:
– Вообще-то, это свинство – сделать из собаки алкоголика. Я бы тому умнику, кто его приучил, руки повыдёргивал. Испортить собаке жизнь! Он же мучается теперь от пьянки до пьянки, а сделать ничего не может. Он же не мукомол, самогонку гнать не умеет. И вискарём на месяц запастись не может, да он даже ящиком запастись не может, как он из магазина ящик вискаря допрёт, а? Он же собака! Хорошо хоть экипаж такой, что постоянно наливают, а ну – соберутся трезвенники, что даже доктору выпить негде будет, и что псу делать? Ему же башку снесёт в щепки!.. Эх, бедняга!..
Доктор, выражая псу абсолютное сострадание, наклонился и стал гладить того по холке. Пёс не реагировал и Серёга сначала замедлил движения, а потом вдруг, потеряв равновесие, рухнул на палубу рядом с собачьим хвостом.
– Уф!.. – сказал он, зевая. – А впрочем, до обеда дела подождут.
Серёга подложил под голову кулак и закрыл отяжелевшие веки. Ни Моня, ни Фёдор падения медицины не заметили. Через тридцать секунд все трое засопели, а доктор перевернулся на спину, собираясь в самое ближайшее время перейти на храп. Увы, не успел – Монин зуб прострельнул бронетанковыми раньше. Так сильно, что прямо до слёз!
Бедный Моня, весь в поту, стонал минуты три. Странное дело, но доктор отреагировал, прислушался и пробормотал:
– Сигнализацию забыли выключить.
– Со?! – заверещал разъярённый от боли и обиды Моня. – А ну фстафай, уи суп.
Моня вскочил и с силой пнул ногой по собаке, как бы предупреждая, что следующим будет доктор. Фёдор в ответ проурчал собачье ругательство. Моня стукнул его ещё раз. Пёс вскочил, качнулся в одну сторону, в другую, и свалился под стол.
Серёга, впрочем, факт живодёрства не зафиксировал, но подчиняясь собственному инстинкту самосохранения, сел и обнял руками тяжёлую, как бетонный куб, голову.
– Тохтох, тфою мать! – продолжал орать Моня. – У меня суп поит!!
Серёга хлопнул себя по лбу, потёр глаза, покрутил себе уши и … очнулся. Посмотрел вверх на стонущего Моню, скривился, будто задумался:
– А ну покажи.
Моня наклонился, но закрыл собой лампу. Пришлось Серёге подняться. Покачиваясь, он заглянул Моне в рот:
– Верхний пятый. Ерунда, вырвем гада гнойного, как волосину из жопы. Не веришь? У тебя плосхохупсы есть? – с трудом выговорил он.
Моня сразу напрягся. Посмотрел на доктора пристально и даже чуть-чуть трезво:
– Плосхие есть, а ты смоэс?
– Легко, – отмахнулся тот. – Я должен помочь другу. Я должен… выдавить этот чирь в его благородном роту… роте… Где плосхх… упс..?
– А ухол?
– Чего?
– Пойно не пует? Пес ухола?
– Стакан водки лучше, чем укол. Ну, где эти плосссупцы?
Моня полез в рундук и достал из чемодана приготовленные для дома новенькие плоскогубцы с пластмассовыми диэлектрическими ручками.
– Стоп! – зачем-то закричал Серёга. – Их надо прозидинфицировать. Дай сюда!
Он выхватил плоскогубцы и долго мыл их с мылом. Так как стоять ровно Серёга не мог, то он упёрся головой в зеркало. Потом он в этой же позе долго вытирал инструмент полотенцем, так долго, что стал дремать. Из оцепенения его вывел очередной Монин стон:
– Терпи, друг. Сейчас, я уже иду…
Серёга включил общий свет, достал зажигалку, собираясь обработать инструмент ещё и термически, но во влажных руках зажигалка не загоралась. Или пальцы не слушались.
– Ну и фиг с ней, – он швырнул зажигалку в мусор. – Наливай.
Моня налил стакан самогонки, трезво оценил остаток в бутылке и отложил её в сторону.
– А мне? Для точности? – попросил Серёга.
– Не-а, – Моня категорично покачал головой. – Если пует пойно, я уыпью сам.
– Ну ладно. Дай я смочу плосхх… инструмент в водке… Вот так. Теперь пей и открывай рот.
Сказано – сделано. Моня проглотил самогонку, обтёр губы, затем обмотал шею полотенцем и поднял голову вверх. Серёга поправил его ближе к свету, прицеливаясь, пощёлкал плоскими в воздухе и решительно схватился за Монин верхний левый пятый…
Раздался отвратительный хруст… Доктор отшатнулся, побледнел и пробормотал:
– Уп-с, хи-хи, раздавил…
Моня как-то не сразу сообразил, что произошло. Прикосновение плоскогубцев вызвало брезгливую волну мурашек по позвоночнику. Затем он нащупал во рту что-то острое и, заподозрив неладное, сплюнул в руку несколько окровавленных осколков. Испуганно глянул на Серёгу.
В ту же секунду в Мониной голове «взорвалась граната»…
Сумасшедшая боль, начавшись во рту, прошибла пьяный мозг и выплеснулась через уши. Моню затрусило и он истошно заорал. Этот крик вызвал у доктора бурные слёзы сострадания и раскаяния, а у Фёдора – приступ неконтролируемого страха: пёс подорвался к выходу, с разгону врезался в дверь, забился под умывальник и тоже завыл!
Двоих Серёга выдержать не мог. Он пинком выставил Фёдора в коридор, затем попробовал обнять ревущую бычьим басом жертву медицинского эксперимента. Моня с ненавистью вывернулся и сплюнул кровью доктору под ноги.
Размазывая слёзы, Серёга пронаблюдал, как мукомол жадно допил с горла остаток самогонки, завалился на койку и через какое-то время затих, лишь иногда лихорадочно вздрагивая и постанывая. Надолго ли затих?..
Даже изрядно пьяному терапевту было ясно, что обломок изуродованного воспалённого зуба очень скоро доведёт Моню до безумия. Отдадим должное Серёге, он друга в беде не бросил и сразу пошёл к капитану, просить экстренно сняться с промысла, чтобы доставить больного к профессиональному зубодёру.
Не знаю каким чудом, но Моне здорово повезло, в это трудно поверить, но уже вечером мы взяли курс на район промысла «суперов», а на следующий день, где-то после обеда, наш мукомол избавился, наконец, от своего злополучного верхнего левого пятого…
А с доктором он дружит по сей день.