Картина маслом

Lisnerpa
2050

Однажды царедворцы подглядывали за декабристами и до того раздухарились, что, придя домой, решили это мероприятие так просто не оставлять. Переоделись они декабристами, и пошли подшутить над Пушкиным.

Пушкин сидел дома и писал золотую осень с нагой натуры Натали.
Натали страшно смущалась, как между ними иногда бывало принято, и оттого становилась еще более гораздо хороша. А Пушкин любовался своею супругой сверх всяческой меры, и потому мазки клал в крайне рассеянной манере.

За этими мирными забавами и застали царедворцы Первого эротомана России и супругу его.

Натали первая заметила непрошеных гостей. Она бросила в них тапочкой и шелковым своим голосом сказала мужу.

- Пушкин, а Пушкин, ну что же ты за сукин сын! Царедворцы, переодетые декабристами, на порог, а я неодета. Убегу от тебя! – И с этими словами розовощекая Натали бросила в царедворцев второй тапочкой, а Пушкин ей и отвечает.

- Не беги, ты прекрасна!… А они - дураки! Все равно в душе твоей ничего не поймут, а о красоте твоих внешних данных все и так известно из истории.

Пуще прежнего зарделась Натали, где была, а гости вошли и стали по стеночкам, зело дивясь небывалой рассеянности пушкинского мазка, но при даме подначивать гения не посмели.

Однако, Пушкину приход их все-таки был чрезвычайно неприятен. Особенно то, что декабристами царедворцы оделись на скорую руку, отчего вышел фарс, а не розыгрыш, или историческая несправедливость.

Посмотрел Пушкин на мнимых декабристов, и до того стало ему горько за Россию, что обшлагом форменного сюртука стер он почти готовое полотно с голой прекрасной Натали на нем, а потом молча бил царедворцам морды и выпихивал вон из своей квартиры, наполненной истинным сиянием голой Натали.

А когда попадали с последнего царедворца декабристские парики и перчатки, и след его мгновенно простыл, подошла Натали к Пушкину, поцеловала его в горестный натруженный лоб и сказала.

- Ничего, Александр, не печалься о России и портрете. Мне и твоих жадных глаз довольно, пусть потомки кое-чего не узнают.

И в утешение одарила Пушкина такими ласками, которых он давно не ожидал.



15.4.07