Отведи меня к (моему) искушению, чтобы я мог забыться в его безумии целиком. Это желание, шествующее ко мне богохульной походкой падшего мужа, так навязчиво, но, вместе с тем, совершенно недостижимо!
«Обрежьте веревки у повешенных! Пусть их тела, наконец, упадут на землю!» - восклицаю я, стоя на иллюзорной равнине, беззащитный пред всеми истязаниями мира. Никто не слышит меня! Только ветер доносит до моих чувств стойкий трупный запах. …
Десять тысяч человек, проходящих мимо, из числа которых только один нес знамя иррациональности, уберегли меня от созерцания осужденных на смерть, закрыв своими телами жестокий пейзаж казни. Однако, тяжесть, пронзающая мои суставы – была все так же сильна. Я чувствовал, как эту процессию ожидает нечто непоправимое: не менее непоправимое, чем то, что произошло с повешенными…
Колоннада живых шла на большую гору, освященную солнцем и луной одновременно. Их лица сияли надеждой, той ее разновидностью, в которой кроется бессмысленная фанатичность… Что будет, когда ОНИ окажутся там, на самой вершине? Там, перед фасадом воображаемого мною третьего рейха? Куда их лидер водрузит свое знамя, даже мысль о котором возбуждает в сознании ощущение страха… настоящего страха, свойственного только животным?!… Я бы бежал без оглядки назад, но того, что могло бы быть сзади – просто НЕ СУЩЕСТВУЕТ… Сзади есть только обрывки искушений, к которым никто так и не смог меня отвести, ибо они слишком прозрачны, чтобы поймать их в свою ладонь…
«ОСТАНОВИТЕСЬ! ОСТАНОВИТЕСЬ, ПРОКЛЯТЫЕ НЕЧЕСТИВЦЫ!» - внезапно обращаюсь я к толпе» - «Своим бездумным движением вы не заметили, как затоптали одного из вас – прекрасного юношу, который еще мог бы жить!»
Они не слышали меня, несколько тысяч стоп втоптали его прекрасное тело в дорожную грязь. Он стал мучеником за идею, умершим почти у самой цели… Он стал еще одним мертвым, упавший под нависающими над поверхностью стопами повешенных… Воображаемый фасад третьего рейха притягивает к себе смерть… Иначе и быть не может!
Процессия, меж тем, идет дальше. Она уже почти на вершине. Правая рука каждого человека из толпы вскоре вытягивается в фашистском приветствии… Я подсознательно чувствую воодушевление…
«Не бойся меня, моих самых сокровенных мыслей о крови и жестокости» - говорит мой внутренний голос. Да, это говорит то самое воодушевление, состоящее из осколков потаенных идей, ведущих в бессмысленную пустоту… Из-за нее радость обращается в безразличие… Даже тогда, когда люди достигают вершины, достают черные маузеры, кладут себе их холодные дула на язык и производят выстрел…
Коллективное самоубийство у третьего рейха! Ха, ха, я только что присутствовал при этом порочном и богопротивном акте! Я хочу коснуться ониксового распятия, висящего в воздухе неподалеку от меня, но понимаю, что оно уже исчезло: необратимо и навсегда… Но!… Что за величайшее по жестокости событие произошло?!?! Колоссальное по ужасу и безумию?!?!
«Более не бойся меня, ибо я есть твое искушение. Приди ко мне через (коллективное) самоубийство! Воплоти волю в посеребренный маузер и проделай отверстие в собственном мозге, совращенном массовой идеологией самопожертвования!» - молвил мне внутренний голос
Немецкий(?) дождь лил сильнейшим образом и смывал кровь с убийц. Я стоял и смотрел на сие действо… Кто забрал мои медицинские препараты из платяного шкафа наверху, что были вшиты в подкладку моего подвенечного красного платья? Кто пытается оттянуть мое желание смерти во имя обретения навязчивого искушения? Как теперь мне добраться до воображаемого третьего рейха и сотни тысяч убитых и измученных?