В квартире было темно, и только свет от телевизора фосфорисцировал в пространстве, и казалось, что это - одиноко мерцающая звезда в осеннем небе. Они сидели на маленьком подержанном диване, отец и дочь, и мучительно вглядывались в какой-то старый американский вестерн. С экрана гремели выстрелы, раздавались стоны и проклятия, текла кровь и хрипели загнанные лошади. На стенке тихо постукивали часы, отмеряя положенное время.
- Я никогда не пойму, о чем они говорят, - глубоко вздохнул Владимир и посмотрел на дочь. Она была спокойна или казалась такой. - И ничего у нас не вышло с тарелкой... Так и будем смотреть эти "пиф-паф" да "ха-ха", пока не купим себе собственный дом.
- Неужели ты думаешь, что русские программы лучше? - робко спросила Анна, хотя понимала, что для него это так.
Владимир молча кивнул. Он не хотел ввязываться в дискуссию, осознавая, что его любимый футбол с несравненным киевским "Динамо" умчался далеко в прошлое. И ему осталось только заполнять пустые клеточки в своей памяти какими-то яркими эпизодами, придумывая свое, не сбывшееся когда-то. У него был свой воображаемый футбол, в котором он видел себя вратарем, и ему били пенальти знаменитые форварды. А он ловил и ловил бешено летящий мяч, побеждая таким образом несуществующего врага.
- Папа, о чем ты думаешь? - Анна дотронулась до его плеча и попыталась взглянуть в глаза, но тут же спряталась, стараясь перейти на что-то нейтральное, допустим, на кино.
- Ни о чем... - Владимир встряхнулся и сам перевел разговор: - Как твой коллоквиум в школе?
- Нормально, - односложно ответила она.
- А вообще - как?..
- Что - как? - Анна недоуменно повернула голову.
- Ну... жизнь? - он улыбнулся и тоже опустил глаза, пытаясь сосредоточиться на чем-то другом. На Кубке европейских чемпионов десятилетней давности, на незабитом пенальти, на ликующем стадионе. Но все было тщетно. Мозг заполнила только она, его маленькая девочка.
- Эх, папа! Ну, какая еще у нас с тобой жизнь? - она по-взрослому вздохнула.
- Я слышал, у тебя появился поклонник? - нерешительно начал Владимир. - Ты знаешь, я, конечно, не против, правда...
- Успокойся, папочка. Не знаю, кто тебе сказал, но Аркашка никакой не поклонник, хотя и по уши втюрился в меня, - отпарировала Анна. - И потом... мне ведь уже все-таки шестнадцать лет. И даже с половиной. Как ты думаешь, это много или мало?..
- Для меня - мало, - усмехнулся он и она тоже улыбнулась. Потом неспеша провела рукой по его голове, разглаживая волнистые волосы. Владимир затрепетал от этого неожиданного действия и хотел остановить его, но Анна, словно опытный лоцман, увильнула от его руки.
- А для меня - в самый раз! - лукаво ответила она и остановилась. Владимир напрягся и Анна почувствовала это. Какая-то секунда могла все решить, но он пересилил себя и резко вскочил.
- Тебе пора спать, Аннушка! - вымученно произнес он. - И выключи, пожалуйста, эту ерунду...
Владимир вбежал в свою комнату, тяжело дыша и пытаясь собраться с мыслями. Дверь была плотно закрыта, но он подпер ее креслом, опсаясь, что Анна прокрадется не только в его комнату, но и в святая святых - в тайники его самых сокровенных желаний.
- Боже мой! Боже мой! Что я делаю?.. - тихо проговорил он вслух, сжимая пальцы в кулаки, и это жалоба напоминала молитву. - Спаси и сохрани меня, избавь от страшного греха, который только есть на белом свете! Как я могу ранить, изувечить свое единокровное дитя, сироту? Я скорее удавлюсь или выколю себе глаза, как несчастный царь Эдип, что спал со своей матерью. Но я же нормальный мужик, без дурных наклонностей и комплексов. Откуда у меня все это? Но я... люблю ее. Не как дочь... По-другому люблю. По настоящему, черт побери!.. И ничего, ничего не могу с собой поделать! Люблю, как наивный мальчишка, как дурачок. Люблю...
Анна лежала на кровати с широко раскрытыми глазами. Сердце ее бешено колотилось. Она судорожно сжимала пальцами несчастные простыни, страдая в непередаваемом отчаянии. Волосы разметались на подушке. Крепко сжав губы, Анна предалась своим необузданным фантазиям - ее единственному спасению.
... Вот она видит крепкого, высокого, статного мужчину. Он направляется к ней, простирая мускулистые руки. Он подходит ближе и ближе, но его лица не видно, и только едва ощутимые контуры возбуждают ее щекотливое воображение. Мужчина касается ее рук, и ей это приятно и доставляет удовольствие, она сладко вздрагивает от ожидаемого прикосновения. Тепло разливается по всему ее телу, увеличивая радиус наслаждения. Нежные губы ласкают ее плечи, шею, лицо, они ищут истомившиеся губы и, найдя их, впиваются жадно, словно путник, обнаруживший в пустыне спасительный родник. Ей хочется сорвать с себя одежду, но дыхание перехватывает, и она замирает на трепетном полудвижении, пытаясь осознать самое себя...
Внезапно Анна услышала, как дверь в ее комнату скрипнула. Она замерла в оцепенении и зажмурила глаза. Показалось?.. Или?.. Неужели это он? Нет, не может быть! Он не позволит себе, он боится. Умудренный житейским опытом, он переборет себя, как всегда. Он не сможет допустить, но она так хочет, так жаждет этого... Только на миг прикоснуться, затрепетать в его объятиях - крепких, мужских, надежных. А потом... Она не боится ни боли, ни пересудов, ни презрения, ни проклятий. Пусть будет что будет! Только он, он один, кто создал ее. А теперь она сама жаждет его, гораздо сильнее, чем ее мать. Она будет замещать ее. Нет-нет, теперь она - ее соперница, она - та половинка, которую он, сотворивший ее, любит больше. Любит, любит ее, любит...
Анна притворилась, что спит, едва прищурив глаза, и оставила маленькую, едва заметную щелочку. Длинные ресницы теперь мешали ей, но она видела, как отец подходит, заботливо поправляет взбитую простыню, подушку и наклоняется над ней. Внезапно она почувствовала непередаваемый нежный запах. Боже, это розы! Отец кладет одну на подушку, другую на столик, остальные разбрасывает по комнате. Он хватается за голову, и кружится, кружится, словно в каком-то феерическом танце.
Проснись! Проснись!.. Нет, она будет спать, пока... пока все не кончится, до самого-самого конца...
- Девочка моя! Прости меня, прости, что я так жестоко ворвался к тебе и нарушил твой покой. Но я никого не допущу к тебе. Я своими руками задушу этого наглеца. Теперь мне все равно, я не отступлюсь от тебя. Спи, Аннушка!..
Владимир присел на край кровати и протянул руки к ее волосам. Он нежно гладил ее щеки, губы, радостно узнавая знакомые черты. Анна сделала какое-то движение, пытаясь повернуться, но не призналась, что не спит. Еще не время, она не готова!
Но Владимир уже вскочил, пугаясь ее пробуждения. Он не смог бы внятно объяснить ей причину своего присутствия. Про себя, втайне, он пытался подтвердить тот ее приход, но было ли это на самом деле, кто знает?..
Владимир нагнулся к ее ногам и стал нежно переплетать тонкие, будто нарисованные, пальчики. Мучительно терзаясь, Анна едва не застонала от наслаждения, но она наказала себе твердо - не выдавать себя...
Внезапно она почувствовала, как отрывается от кровати, сминая простыню и отбрасывая подушку. Тело ее, избавившись от веса, приподнялось и стало невесомо парить по комнате. Потом оно умудрилось вылететь через узкое окно, и, едва коснувшись балконных перил, устремилось ввысь, достигнув самого высокого этажа особняка.
Ошарашенно прильнув к окну, одинокий, забитый и неразговорчивый сосед американец случайно увидел этот фантастический полет и разинул рот от несказанного удивления, чуть не проглотив свою недокуренную сигарету. Проследив за необычайной картиной, сосед, все еще находясь во власти сильнейшего перевозбуждения, ринулся в ванную комнату, скинул ночные кальсоны и, усевшись на край клозета, обхватил двумя руками свой взбудораженный ствол и стал бешено натирать его, наяривая до бордовой красноты и боли, пока мутное озеро не облило его толстые волосатые ноги. Затем, как описанный ребенок, все еще не поднимая кальсон, он запрыгал к волшебному зеркалу, пытаясь вернуться к очарованной картине, внезапно представшей пред его глазами. Но девушки там уже не было, и, чертыхнувшись, он резко задернул штору.
Анна летала все выше над городом, лаская взглядом реки и рощи. Огни даунтауна сливались в одно громадное зарево, а самолетные точки ничем не отличались от звезд, мерцающих в миллионах световых лет от нее.
Она видела эти звезды совсем близко, и ей казалось, что до них можно легко дотянуться и дотронуться рукой - они были влажные, словно медузы на морском песке.
Ветер трепал ее волосы и какие-то незнакомые ночные птицы щекотали ее бедра своими крыльями. Воздушные потоки овладели ею, и Анна поняла, что она умирает, переходя в иной мир. Безболезненно, без слез и печали, оставляя свое тело и выходя из него, словно археоптерикс, покидающий затвердевшую вековую скорлупу для того, чтобы улететь в небо.
... А потом она проснулась, с удивлением обнаружив, что уже утро, и пора приниматься за рутинные дела. Едва поглядев на себя, Анна с досадой обнаружила, что вся ее простыня влажная. Едва видимая жидкость проступила на белье, словно березовый сок. Что-то непонятное примешивалось к ней, прилипало к коже и пахло крепким, дурманящим, завораживающим запахом.
Наконец, немного успокоившись, Анна уселась по-турецки на кровати и ахнула. На ее столике гордо возвышались розы - и это было так реально и красиво, что она моментально прекратила все свои стенания, соскочила с ненавистного ложа и устремилась к цветам, что источали нежнейший аромат.
- Ну, что это я все выдумываю? - проворковала Анна, как бы переубеждая себя. - Это просто были цветы. Папа принес мне цветы. И ничего больше, и ничего больше...
Она захохотала и радостно запрыгала по комнате, выхватив букет роз из вазы. Букет кололся, но Анну это радовало и умиляло. Наконец, покружившись и покуражившись, она помчалась в ванную - смывать следы ее странных ночных приключений.
Анна так и убедила себя, что ничего не было, кроме букета цветов с ароматнейшим дурманящим запахом. И это впечатление было намного сильнее, чем от вялого букетика головастика Аркашки.
Выйдя из душевой, возбужденная, она крикнула отца, но ответа не последовало. Удивившись, Анна зашла на кухню и увидела записку, где размашистым отцовским почерком было коротко написано:
"Встретимся у мамы".
Она закусила губу и мгновенно слетела с небес. Нет-нет, добропорядочная доченька не предавала памяти матери, но именно сегодня ей так не хотелось появляться на кладбище.
День неумолимо надвигался...
(Продолжение следует)