Подводная лодка – это удивительное достижение научной, технической и конструкторской мысли, в общем-то, представляющее собой заваренную с торцов металлическую трубу из очень толстой и прочной стали – прочный корпус.
В носовой части в торцевую «заглушку» врезаны несколько более тонких труб – торпедные аппараты (у дизельных лодок торпедные аппараты есть и в кормовой части, а у атомных из-за значительно больших размеров гребного винта они, как правило, располагаются только в носу). В хвостовой части сквозь такую же «заглушку» из корпуса выходит гребной вал, на котором располагается винт (или два вала и два винта, если силовая установка «двубортная»).
Примерно в первой трети в верхней части основной трубы (прочного корпуса) и перпендикулярно ей к ней приварен еще один, довольно короткий, кусок трубы, по диаметру значительно меньший, чем прочный корпус, но одновременно и значительно больший, чем торпедные аппараты – боевая рубка.
Чтобы это ужасающее, корявое, параллельно-перпендикулярное чудище могло плавно и достаточно стремительно, без лишнего сопротивления и завихрений, перемещаться в водной среде, все это помещается в легкий корпус. Он потому и называется «легким», что сделан из значительно более тонкой стали и предназначен для придания подводной лодке обтекаемой формы и размещения в нем цистерн главного и вспомогательного балласта, топливных, дифферентовочных и разных прочих цистерн, баллонов сжатого воздуха, различных забортных механизмов, арматуры и еще многого, что можно безболезненно вынести за пределы прочного корпуса.
Прочный корпус водонепроницаем, а в легком корпусе, точнее, в пространстве между прочным и легким корпусами (за исключением цистерн) свободно гуляет морская вода. Цистерны (в первую очередь, балластные) имеют отверстия: сверху – клапаны вентиляции, и снизу – кингстоны. В надводном положении и кингстоны, и клапаны вентиляции закрыты, и в цистернах находится воздух, за счет чего лодка, как на понтонах, держится наплаву.
При погружении и кингстоны, и клапаны вентиляции открывают. За счет тяжести лодки в цистерны через кингстоны начинает поступать забортная вода, вытесняя через клапаны вентиляции находящийся в них воздух. Лодка становится тяжелее и уходит под воду.
Под водой ее плавучесть практически равна нулю (то есть ее вес равен действующей на нее выталкивающей силе), и она управляется по глубине за счет подъемной силы, возникающей в зависимости от дифферента лодки (наклона ее корпуса вперед или назад) на самом ее корпусе и на носовых и кормовых горизонтальных рулях в зависимости от угла их перекладки.
Чтобы лодка всплыла в надводное положение, нужно закрыть клапаны вентиляции и подать в цистерны сжатый воздух, который, расширяясь, выдавит из цистерн через кингстоны воду, отчего лодка станет легче. Но продувают цистерны на глубине, как правило, не более сорока метров, так как на большей глубине давление забортной воды слишком велико*, и продувание становится неэффективным.
Часть легкого корпуса, находящаяся над цистернами и закрывающая верхнюю часть прочного корпуса, называется надстройкой. У надводных кораблей надстройка – это то, что «надстроено» над корпусом самого корабля. А у подводных лодок – это практически часть корпуса (во всяком случае, так кажется при взгляде со стороны). То же,
____________________
* с погружением на каждые 10 метров давление за бортом увеличивается на одну атмосферу, т.е. на 1 килограмм на квадратный сантиметр
что возвышается над надстройкой, называется ограждением рубки.
Дело в том, что, как я уже говорил, боевая рубка, как и сам корпус подводной лодки, представляет из себя кусок трубы, которому тоже нужно придать обтекаемую форму. Кроме того, в ограждение рубки «прячутся» опускаемые в подводном положении и поднимаемые, соответственно, в надводном положении выдвижные устройства – командирский и зенитный перископы, различные антенны и другие навигационные и радиотехнические устройства.
Там же, чтобы для удобства управления в надводном положении несколько «приподнять» командира над уровнем моря и над корпусом собственного корабля, находится мостик, где в надводном положении неотлучно находятся вахтенный офицер и вахтенный сигнальщик, а при необходимости – и командир, штурман и другие члены экипажа.
…Во второй половине шестидесятых годов теперь уже прошлого столетия на Северный флот стали поступать атомные подводные лодки второго поколения. Смотреть на них было просто загляденье, а уж ходить в море – и тем более.
Черные красавицы исключительно обтекаемой сигарообразной формы, значительно более «пузатые», чем их предшественницы (причем не только дизельные, но и атомоходы первого поколения), с высоко и гордо торчащим хвостовым стабилизатором и абсолютно «зализанным» ограждением рубки, одним своим видом они вызывали какой-то неосознанный трепет и гордость за наш Флот.
Но отличались они не только своей внешностью, но и внутренним содержанием. У них была значительно более новая и мощная энергетическая установка, новые комплексы оружия, радиотехнические и навигационные средства и многое, многое другое, что значительно расширяло их возможности. Так, установленный на них, новейший по тому времени, гидроакустический комплекс отлично «слышал» цели на дистанции в двадцать пять-тридцать километров, в то время как предел старых образцов не превышал десяти.
Исходя из возможностей, и задачи кораблям ставили тоже значительно более сложные и ответственные.
Одна из таких подводных лодок под командованием капитана 1 ранга Александра Марковича Евдокимова в 1970 году после небольшого текущего ремонта вводилась в первую линию,* в связи с чем «испахала» уже практически все полигоны боевой подготовки.
Но в последнее время по возвращении в базу Александра Марковича стали все чаще и чаще вызывать к начальству. Сначала он не придавал этому особого значения, - флот тогда готовился к маневрам «Океан», которые планировались на апрель-май, и такие собеседования были вполне объяснимыми.
Но постепенно уровень встреч все повышался. Они уже переросли штаб и командование флотилии и дошли даже до командующего флотом. Недоумение при этом вызывало то, что никто не ставил перед командиром никаких задач помимо тех, которые ему и так были известны, а лишь интересовались состоянием корабля, качеством отработки элементов боевой подготовки, уровнем подготовленности экипажа, его боевым духом и настроем, состоянием воинской дисциплины, организацией социалистического соревнования и прочими, в общем-то, повседневными вопросами.
«С чего бы это вдруг такой интерес и такая любовь?» - терялся в догадках Александр Маркович. Но когда его вместе с замполитом пригласил на беседу начальник политуправления Военно-Морского Флота адмирал В.М.Гришанов, он понял, что лодку готовят к выполнению какой-то специальной миссии.
И точно. Выслушав их доклады, к которым их готовило все командование и
____________________
* перволинейные корабли – это корабли, сдавшие все задачи курса боевой подготовки и готовые к выполнению любых свойственных им задач
политорганы и дивизии, и флотилии, и флота (нужно было в течение семи минут рассказать о корабле и его экипаже все, о чем Александра Марковича «пытали» в ходе всех его предыдущих визитов в вышестоящие органы), Василий Максимович задушевным отеческим голосом поведал, что им выпала великая честь с Главнокомандующим Военно-Морским Флотом СССР Адмиралом Флота Советского Союза С.Г.Горшковым на борту отправиться к Северному полюсу и 22 апреля 1970 года, в день столетнего юбилея со дня рождения Владимира Ильича Ленина всплыть в разводьях на макушке Земли и установить там Государственный Флаг СССР и вымпел.
Дело это было нешуточное. И так-то поход на Северный полюс и всплытие там – задача непростая (сколько времени придется идти под сплошным льдом, не имея возможности при необходимости, в случае возникновения какой-нибудь нештатной ситуации, всплыть в надводное положение; потом нужно будет найти подходящую полынью, да еще не где-нибудь, а непосредственно на самом полюсе, что тоже не так просто, поскольку никаких иллюминаторов на подводной лодке нет, и искать эту полынью и определять толщину льда придется только по приборам, да и место корабля под водой можно определить только по счислению*; после всего этого нужно будет аккуратненько всплыть там, ничего себе не повредив, а потом проделать все то же самое, только в обратном порядке). А тут еще на борту будет сам Главком!
По опыту Александр Маркович знал, что нет ничего хуже, когда на борту находится какой-нибудь большой начальник. Нет, с одной стороны, это хорошо, потому что, во-первых, это говорит о том, что тебя ценят и тебе доверяют, а во-вторых, за такие походы очень даже хорошо поощряют (вплоть до присвоения звания Героя Советского Союза) и в дальнейшем продвигают по службе.
Но, с другой стороны, в таких случаях, как правило, по «закону подлости» обязательно что-нибудь случается, - мало того, что может, пусть даже и незначительно, подвести техника, забарахлить какой-нибудь прибор или механизм, так ведь и еще кто-нибудь может просто не выдержать нервного напряжения и сделать что-нибудь не так, и выходить из такой ситуации будет значительно труднее, поскольку высокий начальник обязательно начнет вмешиваться и тем самым только мешать. И вот тогда уж головы точно не сносить!
Поэтому, возвратясь после встречи с адмиралом В.М.Гришановым в родную базу, Александр Маркович принялся с утроенной энергией готовить свой корабль и экипаж к выполнению поставленной задачи, чтобы избежать любых случайностей.
10 марта лодке предстоял контрольный выход.** Но получилось так, что старпом Евдокимова к тому времени еще на допуск к самостоятельному управлению кораблем не сдал (точнее, он сдал, но соответствующий приказ командующего флотом еще не был подписан), и ни одного «свободного» командира в базе не оказалось. Поэтому лодка ушла в море без командира-дублера.*** Это означало, что Александр Маркович должен был находиться «безвылазно» в центральном посту в течение всего выхода.
«Ничего, - думал Евдокимов, - двое-трое суток как-нибудь вытяну. Плавание-то короткое. Да и наверняка пару-другую часиков для сна, хотя бы даже и не уходя из центрального поста, выкроить сумею».
____________________
* см. рассказ «Невязка»
** последняя проверка в море (своего рода госэкзамен) на готовность корабля к выходу на боевую службу или к выполнению других важных задач в море
*** в море помимо постоянно находящегося на мостике или в центральном посту вахтенного офицера несется еще и так называемая «командирская вахта» допущенными к самостоятельному управлению кораблем данного проекта командиром и его старшим помощником. Если старпом такого допуска не имеет, то на выход в море обязательно идет еще один командир-дублер, поскольку постоянно бодрствовать, неся эту вахту, невозможно.
Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Кораблю пришлось работать с другой подводной лодкой. Работа была напряженная, и о сне, даже коротком, пришлось забыть.
«Бегала» лодка восемнадцатиузловым* ходом на глубине сорок метром. При тихом море, если лодка движется с такой скоростью на такой глубине погружения, на поверхности за нею тянутся «усы» - хорошо видимый, особенно с воздуха, след.
Оттуда-то, с воздуха, ее, видимо, и засекли «супостаты», - как только лодка подвсплыла на сеанс связи**, командир в перископ обнаружил, что над ними кружит норвежский «Orion» (самолет противолодочной авиации). Очевидно, он и донес о месте нахождения обнаруженной советской подводной лодки в соответствующий штаб NATO. Информацию передали в Норфолк – командованию Военно-Морскими Силами США на Атлантике. А уж оттуда на нашу субмарину стали наводить американскую подводную лодку.
Так уж водится, что, в случае обнаружения в океане подводной лодки вероятного противника, на нее наводят соответствующие противолодочные силы (в первую очередь, свои подводные лодки), дабы они «приняли контакт» и осуществляли максимально возможно длительное и скрытное слежение (самолет долго за подводной лодкой следить не может, да и это уж очень непрактично), чтобы в случае необходимости (при начале боевых действий или возникновении какой-либо другой требующей этого ситуации) ее уничтожить, не дав, или уж хотя бы помешав ей применить свое оружие.
Евдокимов, тем временем, получил радиограмму с приказом срочно следовать в базу, - прибыло высокое начальство, которое, как известно, хоть и всегда приезжает не вовремя, ждать не любит. Поэтому пришлось «бежать», что называется, «на всех парах», - лодка погрузилась на рабочую глубину (порядка ста сорока метров) и развила полный ход.
Но на большой скорости, как я уже рассказывал,** подводная лодка становится слепой и глухой (ну, уж если не полностью, то во всяком случае, в значительной степени «глохнет» и «слепнет»), так как уровень внешних динамических шумов и шумов, производимых собственными механизмами, перекрывает все на свете. Кроме того, из-за значительно возрастающих собственных шумов лодка сама становится значительно более легкой добычей для противника.
Тем не менее, обратная дорога, вроде бы, проходила без каких-либо замечаний. 14 марта в 3 часа 30 минут утра лодка должна была всплыть в назначенной точке в наших территориальных водах на подходе к Кольскому заливу. В два часа, так как эта «назначенная точка» уже была близко, скорость сбросили до двенадцати узлов, и Александр Маркович, поскольку уже передвигался, как сомнамбула, дав соответствующие указания, решил все-таки часок вздремнуть, приказав старпому разбудить его в 3 часа 10 мину – перед самым всплытием.
Лишь только он, с трудом переставляя отказывающиеся слушаться ноги, спустился из центрального поста и, пройдя в первый отсек в свою каюту, уронил голову на подушку, как тут же отключился. Сон был хоть и глубоким, но тяжелым. Ему все время снился то норвежский «Orion», то Главком. Причем «Orion» постоянно на него пикировал, а Главком за что-то очень сильно ругал.
Ругал Главком его почему-то в кабинете командира дивизии. Сидел главнокомандующий во главе стола для совещаний, стоящем вдоль стены. А Александру Марковичу досталось место как раз спиной к стене.
Но стол был придвинут так близко, что, когда Евдокимов встал, выслушивая претензии высокого начальника, стул отодвинуть было некуда. Тот подпирал капитана 1 ранга прямо под коленки, поэтому до конца выпрямить ноги ему не удалось.
Так он и стоял уже второй час «на полусогнутых» по стойке «смирно», вытянув
____________________
* узел – единица измерения скорости, равная одной миле в час
** см. рассказ «Агрессор поневоле»
руки по швам. Но самым неприятным было даже не то, что от этого он стал почти на полметра ниже и чуть ли не сравнялся ростом с сидящим в высоком кресле Главкомом, а руки «по швам» вытягивались только до локтей, а дальше свисали ниже «сидячего места» и почти касались стула. От долгого стояния в такой позе ноги стали предательски дрожать, и эта дрожь уже начала передаваться всему телу, а в ботинках хлюпал обильно стекающий туда пот.
От этого кошмара Александр Маркович проснулся, весь действительно в холодном поту, без пяти минут три. Казалось, что от такого сна он устал еще больше, но, тем не менее, спать уже не хотелось, да и, в принципе, времени для этого уже не осталось.
Ровно в 3.00 Евдокимов появился в центральном посту. Лодка двигалась шестиузловым ходом, приближаясь к назначенной точке всплытия. Нужно сказать, что у того проекта подводных лодок это была практически максимально малошумная скорость, то есть лодка производила минимум шумов и стала почти незаметной.
Поскольку гидроакустическая станция у подводной лодки располагается в носу, то, что творится у нее за кормой, лодка не слышит. А если бы даже сектор обзора и позволял услышать, то находящийся именно в корме собственный гребной винт (основной источник шума), в виду его очень близкого расположения, забил бы все остальное.
Когда же лодка всплывает, всегда есть вероятность, что прямо у нее «над головой» или за кормой, в секторе гидроакустической тени, может оказаться какой-нибудь корабль, который, в свою очередь, может идти в одном с ней направлении, но с гораздо большей скоростью.
В таком случае, подводная лодка, всплывая, может напороться на него, или он может наскочить на нее и протаранить. Поэтому подводники перед всплытием в обязательном порядке обследуют кормовые курсовые углы.
Акватория, прилегающая к Кольскому заливу, - это район весьма интенсивного судоходства. По горизонту шумов слышалось великое множество, поэтому всплывать нужно было особенно осторожно.
Как только лодка стала совершать циркуляцию (поворот) вправо, дабы прослушать море с «мертвых» кормовых курсовых углов, акустик доложил, что очень близко слышит шумы. Не успел Александр Маркович скомандовать «Лево на борт!», как последовал сильнейший удар.
Первой мыслью, которая пришла в голову командиру, была: «Глубиномер врет: над нами не сорок метров, а всего восемь-десять. «Впилились» в днище какого-то крупнотоннажного транспорта!».
Но приборы, в роде бы, были в норме, лодка ход не потеряла…
Из отсеков стали поступать доклады, что там «осмотрелись, - замечаний нет». Следовательно, серьезных, опасных для живучести корабля, повреждений не получили! В носовых курсовых углах, да и во всем секторе обзора гидроакустической станции поблизости никаких целей не наблюдалось.
«Может, подвернулся какой-нибудь полузатопленный понтон?» - стал строить догадки Евдокимов.
На всякий случай начали «давать посылки прямо по носу».* Но никакого эха тоже не было. Тогда командир решил всплывать на перископную глубину. Но, всплыв, перископ поднять не смог, - его заклинило. Долго же оставаться на этой глубине, не зная, что творится вокруг тебя, было слишком опасно. Поэтому решил всплывать в надводное положение. Попутно, поскольку другие выдвижные устройства все-таки вышли, передал
____________________
* в основном гидроакустическая станция работает в пассивном режиме, то есть прослушивает шумы, издаваемые другими объектами, но может работать и в режиме гидролокатора, то есть посылать звуковой сигнал и принимать эхо, отраженное от этих «других» предметов.
радио о всплытии, но об аварии до выяснения обстоятельств решил не сообщать.
Всплыв, как и положено, перед отдраиванием люка в боевую рубку открыли вентиль трубки ее осушения, а оттуда хлынула сильная струя воды. «Значит, удар пришелся в ограждение рубки. Поэтому в отсеках замечаний и не было. Рубка повреждена и затоплена, - оценил ситуацию Евдокимов. – Придется выходить через люк первого отсека»…
Картина, представшая глазам Александра Марковича, когда он выбрался на носовую надстройку, была ужасной. В красивом, элегантном и стремительном по своим обводам ограждении рубки был пролом по всей его величине. Точнее сказать, носовой части ограждения рубки на своем месте не было вообще. Что-то смутно ее напоминающее, но больше похожее на плод штамповки на заводе по переработке металлолома, каким-то чудом зацепившись за свое бывшее место пребывания, свисало с левого борта.
Верхняя крышка люка в боевую рубку была сдвинута, а мощный стальной штырь на ней погнут и стерт, как будто по нему прошлись огромным напильником. И на «штамповке», и на крышке люка, и на штыре, всюду – следы чужой краски. На поверхности же поблизости никаких кораблей и следов кораблекрушения.
Все было ясно. Когда наш атомоход «побежал» из полигона домой хорошим ходом, наведенная на него американская субмарина его обнаружила и пристроилась за кормой – в зоне гидроакустической тени - и спокойненько следила за ним, благо, наши ее слышать не могли.
Как только наша лодка сбросила скорость, американцы ее потеряли и бросились искать, маневрируя, в том числе, и по глубине, чтобы обеспечить себе максимальную слышимость. «Не видя» нашу подлодку, они опасно сблизились, а когда наш атомоход изменил курс для проверки кормовых курсовых углов, врезались ему в рубку.
Послав радиограмму с докладом о случившемся, Евдокимов получил приказ оставаться в точке аварии. Как потом ему объяснили, в штабе сочли, что он ошибся местом и столкнулся с нашей же лодкой. Но вскоре выяснили, что наших лодок в том районе не было.
В базу пришли только к девяти часам утра.
От количества адмиральских «крабов»* на пирсе некуда было ступить. Все штурманские документы тут же изъяли. А еще через пару часов в конференц-зале штаба флотилии состоялся «разбор полетов».
И хоть на сей раз Александру Марковичу не пришлось стоять на полусогнутых, ощущения у него перед началом совещания, мягко говоря, были не самыми приятными, - шутка ли: сорвал партийно-политический круиз самому Главнокомандующему Военно-Морским Флотом Советского Союза! Да и по репликам окружающих можно было догадаться, что дела его плохи.
Сергей Георгиевич выслушал доклад командира, не задавая никаких вопросов. И даже, когда доклад закончился, он так и продолжал сидеть, глядя куда-то в сторону, не шевелясь и не произнося ни звука. Казалось, что он или спит с открытыми глазами, или собирается сказать что-то такое, что изменит всю жизнь присутствующих, а уж командира аварийной лодки – точно. Тишина в зале достигла предельного накала, так что, наоборот, казалось, что воздух звенит.
Наконец, как-то задумчиво, философски, не обращаясь ни к кому, Горшков произнес:
- А, может быть, тут не командир виноват? Может быть, тут наши инструкции виноваты?
Собравшиеся моментально уловили настроение Главкома.
____________________
* кокарды на фуражках
- Да, да, Сергей Георгиевич, - зашумели хором. – Конечно, в инструкциях имеются изъяны. Доработаем, товарищ Главнокомандующий!
У Александра Марковича отлегло от души, - не ожидал он, что так легко все обойдется.
После совещания Главком подозвал к себе Евдокимова и уже совсем по-домашнему, с сожалением сказал:
- Здорово они Вас. А мы-то им ничего не сделали.
Александр Маркович скромно потупил взор и робко возразил:
- По-моему, товарищ Главнокомандующий, мы ее тоже серьезно «поцарапали». Не могла она отделаться только легким испугом.
Как потом выяснилось, так оно и было: наша лодка пропорола американцам днище. Они никак не могли всплыть на ровный киль, и их с большим трудом завели для ремонта в док на базе в Холи-Лох в Шотландии.
Почему-то, вспоминая эту историю, на ум невольно приходит трагедия, случившаяся с подводной лодкой «Курск», практически в том же самом месте, только многими годами позже.
15.02.06.