Помехи на телевизионном экране сопровождают всю передачу церемонии отпевания мертвого короля. Его тело, облаченное в дорогие шелка и меха, лежит в открытом гробу. К сожалению, надежды на четкое изображение происходящего почти нет... Ненавистные помехи обращают всякую ее разновидность в прах. Мне так и не узреть, как с мертвым монархом прощаются все те, кто был верен ему. Все те, кто мечтал о его скорейшей смерти, но, стремясь сохранить лицо, все равно, укрыли свои лики масками скорби.
Но вот всемогущий Бог проявляет заботу о своем ничтожном рабе. Великий Господь вскоре дарует моему ничтожному существу возможность продолжить созерцание церемонии похорон августейший особы. Телевизионный экран проясняется, а шип из динамиков больше не представляет ни малейшего неудобства. Этому есть объяснение: рабы должны следовать за своим господином в любое место, куда бы тот ни отправился. Или, по крайней мере, следить за ним вплоть до последнего своего вздоха.
Но вот вопрос: если господина постигла смерть, то, что делать его слугам? Согласно древней традиции, они тоже должны быть умерщвлены. Однако с тех пор, как назаретянин воздвиг лучезарную цитадель на небесах, дабы установить там свой престол, этот обычай постепенно исчез. Я был рад этому. Жаль, что недолго. Ровно до той минуты, как в мою комнату вошли несколько человек. Они принесли с собой самые обычные носилки, на которые мне было приказано лечь. Я повиновался без единого вопроса, дивясь собственному безрассудству.…
Незнакомцы отнесли меня к некой повозке, что стояла у входа в мой дом. В этот покосившийся дилижанс для бедняков с деревянными колесами была запряжена исхудалая лошадь. Убогость ее силуэта крикливо сочеталась с безумной роскошью: больные кости животного были покрыты попоной, расшитой драгоценной нитью…
Итак, неизвестные возложили меня на воз и, рассевшись вокруг меня, приказали кучеру трогаться. Куда они повезли меня - я не ведал. Привязанный декоративными цепями к поверхности телеги, я находил единственную усладу в том, чтобы всматриваться в пасмурное небо. Вернее, в его куски, которые были видимы сквозь изорванный временем матерчатый потолок тента. Полагаю, что я даже видел ослепительно-прекрасных ангелов, пронзающих небеса. Быть может, крылатые стражи небесного престола даже
Впрочем, скоро небо вновь стало безжизненным. Затем – оно и вовсе исчезло. Теперь надо мной огромным механическим пауком нависал сводчатый соборный неф. Да! Я был уверен, что меня привезли туда, где умер король! Король минувших дней, отдавший земной Вавилон своему преемнику, королю будущего, которому еще только предстоит совершить множество бесчестных и корыстных поступков!
Я сумел приподняться и увидел, что вся церковь полна людьми разного толка. Хотя, живого в них ничего не было. Я даже был убежден в том, что прихожане были самими мертвецами, которые, впрочем, только вот-вот были положены в гроб, а потому их лица еще не покрылись пятнами гниения, а трупный смрад еще не успел наполнить округу своим омерзительным ароматом…. Да! Точно: сами мертвецы - бледные и белые, в нелепых лохмотьях. Скажу более откровенно: весь их вид говорил о том, будто бы их ****и до последнего вздоха.
«Бог-Дьявол, Бог-Дьявол» - негромко и бездумно повторяла толпа – «К кому отправиться душа августейшей особы? Бог-Дъявол, Бог-Дъявол….»
Верховный понтифик, отслуживающий мессу, казалось, не замечал происходящего. Он, облаченный в пышное одеяние и продолговатый головной убор, держа в руках закругленный посох, и с перстнем на пальце, шептал молитву над усопшим. Иными словами, его святейшество отпускал душу умершего из этого мира. Более его не заботило ничего. Того же нельзя сказать о тех, кто доставил меня, связанного и удрученного, сюда, в место скорби и сумасшествия! Вскоре они развязали меня и приказали встать. Я вновь безропотно повиновался, приготовившись к взошествию на собственную Голгофу…
Меня подвели к мертвецу и приказали склонить пред ним колени. Я попытался воспротивиться этому, но вместо этого заслужил лишь удары. Скрепя зубы, я пал… Я не был опозорен, ибо чтобы быть им, требовалась усмешка самого усопшего короля. Или хотя бы язвительный говор людей, наполняющих своды храма, замученных и выебанных до смерти. Но абсолютно всем здесь была безразлична моя судьба.
Вдруг сообщество забальзамированных трупов расступается. Из его массы выделяется какой-то безумец с обрезом в руках. Он стреляет сначала в воздух, но никто не обращает на него внимания. Тогда он стреляет в одно из тел поблизости – в эти мгновения его лицо выражает ненависть, будто он отрицательный герой низкобюджетного боевика, готовый взорвать весь мир. В грудной клетке жертвы – появляется огромное отверстие, брызжущее кровью, что заливает каменный пол. Умирающая цель (вероятно, во второй или в третий раз) пытается закрыть рану руками, но ее кисти разлетаются в мелкую кровавую крошку при втором выстреле самодельного орудия. И все равно никто вокруг не обращает внимания на происходящее. Истинная смерть не там, а у тела монаршей особы…
Безумец-с-обрезом понимает это и стреляет в понтифика. Половина его головы превращается в кровавое месиво, он оседает на пол. Вот теперь что-то измениться.
Так и происходит. Те, кто принесли меня в собор, в следующее мгновение обступают безумца-с-обрезом и, достав ножи, без единого слова хладнокровно убивают его.
Теперь не хватает лишь нового чуда, и оно не заставляет себя ждать. Мертвый понтифик поднимается с пыльного пола и вновь продолжает служить мессу. Кровь с его раздробленной головы падает на бледное чело монарха, позволяя ему принять тот вид, которое оно имеет в действительности от всех тех преступлений, что совершил его владелец. Меня поражает безумие, творящееся вокруг, и нечестивые бездушные лица людей, выебанных до смерти…
Вдруг меня заставляют встать с колен и предлагают умереть, предварительно разрешив исповедаться. Сам мертвый понтифик подходит тогда ко мне и за одно мгновение прощает все прегрешения. Его безжизненное тело поддерживают два ангела, появившихся внезапно, со знакомыми гримасами ненависти… После же мне зачитывают приговор, волю Господню, справедливейшую из справедливых! Оказывается, я буду первый жертвой во имя восстановления ушедших времен, во имя будущей эры, когда наступит излечения всего человечества от моральной проказы… Я должен доказать окружающим, что моя жизнь принадлежит (мертвому) правителю, что я – его раб – следую за ним даже тогда, когда не желаю того… И я докажу. Я буду принужден к тому, чтобы доказать это!
Но, прежде, я должен пожертвовать будущим своего возможного рода. Меня раздевают и один из ангелов касается устами моего фаллоса, дабы он приобрел твердую форму. Тем временем, семя извергается обильным потоком на холодный каменный пол, а далее клинок небесного стража отрезает опустошенный детородный орган. Я истекаю кровью, но не чувствую боли… Должны быть сок жизни унес всю мою способность ощущать… Так ли я должен распрощаться с жизнью во имя короля? Должен ли я умереть постепенно?
Звучит орган, торжественные партии которого наполняют воздух сладостным отчуждением всего телесного… Люди же в черных одеждах, доставившие меня сюда, обнажают верхнюю часть своего туловища, дабы мускулы их, подчеркиваемые маслом, светились в свете свечей. После в руках одного из них появляется меч. Он подходит ко мне и отрубает правую руку
«Бог-Дьявол, Бог-дъявол» - гласит толпа – «Душа короля отправиться к Богу, ведь он вел праведную жизнь, раз его раб готов пожертвовать собственным родом и рукой во имя его успешного путешествия в обитель света!»
Понтифик подходит ко мне и, пытаясь перекрестить, падает наземь. Смерть взяла его. Но это теперь совершенно не важно. Главное действующее лицо сего места – теперь я, раб короля, которому в это самое мгновение палач отрубает вторую руку.
«Бог-Дъявол, Бог-Дъявол» - не умолкает толпа - «Душа короля непременно отправиться к Богу. Слуга его отдал уже вторую руку.
Ангелы появляются вновь и поднимают тело понтифика с земли, оживляя и вдыхая в него новую жизнь. Его мантия в грязи, крови и кусочках раздробленного черепа, но волей Бога смерть отпускает его опять. Он вновь может служить Всевышнему. Поэтому, на остатки черепа его вновь водружают продолговатый головной убор, а затем он, подволакивая ноги, подходит ко мне. В это мгновение меня лишают ноги…
«Бог-дьявол. Душа короля как никогда близка к раю. Слуга его пожертвовал почти всем!»
Входные дверь в обитель распахиваются, и на пороге появляются люди в военной форме времен Муссолини. Достигнув центра зала, они выстраиваются в шеренгу, достают ружья и расстреливают толпу. Люди бегут, но каждая пуля все равно попадает в цель… Я готов кричать от ужаса, увидев, как несколько зарядов пронзают и мои останки, все еще цепляющиеся за жизнь, но не могу. Бог не хочет этого. Согласно его замыслу, я призван сюда для того, чтобы оправдать взошествие короля на небеса.
Армия фашистов исчезает столь стремительно, как и появляется. Дымка окутывает солдат и более о них ничего не напоминает, кроме мертвых тел и крови вокруг. Я лишаюсь последней ноги.
Четвертованный и приговоренный последовать за королем в небытие во имя Бога, я жду последнего удара. Лишь мыслю я о нем, как предо мной появляется крылатый серафим в золотых латах и короне: ослепительное сияние окружает его фигуру. В его руках, должно быть, клинок правосудия, орудие излечения. Он заносит надо мной лезвие… Все кончено! Проклятый ритуал сотворен!