В тот год я влюбилась в тюльпаны. Встретилась я с ними в Голландии.
Конечно, они были мне и раньше знакомы – я их покупала букетами, дарила или, напротив, получала в подарок, ставила в вазу и выбрасывала потом, когда отцвели. Но в Голландии они были не такие.
Я приехала в Голландию на выставку собак. Меня привезла с собой подружка, разведеница колли. Прежде чем присоветовать мне щенка, она хотела лично посмотреть на потенциальных родителей. Чемпионат страны предоставлял наилучщую возможность для смотрин: в нем принимали участие как заслуженные, многократно омедаленные собаки, так и их потомство разного возраста, на которое посмотреть тоже было не вредно. Так что ранним, туманным утром майского дня мы вооружились выставочным каталогом и зашли в необозримый ангар на окраине Амстердама.
Внутри царило бурное оживление. Колли, желтые, черные и черно-серо-мраморные, лохматые, как пионы, виляли хвостами друг другу и каждому, кто проходил мимо. Повсюду мелькали щетки, расчески и вспышки фотоаппаратов. Хозяева шумно приветствовали друг друга. Собаки лаяли. В середине уже огородили ленточками несколько рингов, выставка началась. Мы раскрыли каталог.
Для того, чтобы придать собаке настороженное выражение, хозяева, поставив ее в стойку, показывали ей кусочек лакомства, торжественно отведя руку в сторону, отчего собака переставала вертеться и миленько ставила ушки на макушке в правильную позицию: вперед к носу.
- Знаешь, - сказала я подружке вскоре. – Красивые-то они красивые, но какие-то... странные. Если я буду махать перед моей собакой печенюшкой, она подождет не больше секунды, а потом сообразит, что я не собираюсь подносить ее печеньку под нос, встанет на задние лапы и возьмет лакомство сама. Если я запрещу это, она обидится и отвернется от меня, потому что решит, что я дразнюсь. Не будет она смотреть десять минут подряд на мою руку, как дура.
- Что поделаешь? – возразила подружка без энтузиазма. – Спокойные собаки удобны на выставке. Они побеждают. Своенравная вообще развернется и уйдет. Кому это понравится?
Вот именно, что уйдет. Некоторые разведенцы привезли несколько собак. Пока одну из них они выставляли в ринге, остальные дожидались без присмотра за маленькими переносными заборчиками, собранными где-нибудь у стены полукругом.
- Заборчики по колено, - сказала я подружке. – Мой пес подождал бы минут десять, потом перепрыгнул бы через ограждение и отправился бы искать меня. По дороге бил бы морду всем кобелям подряд. А эти сидят, как овцы, за забором. Не сидел бы мой так.
Подружка оглянулась и ответила тихо:
- И мои тоже не сидели бы!
Мы рассмеялись, закрыли каталог и поехали домой.
Пока мы толкались в душном ангаре, расцвел майский солнечный день. Голландские ландшафты открылись навстречу солнцу, как открывается тюльпан в жаркий день. Тюльпаны были повсюду! Как разноцветные рушники, брошенные на траву, они извивались вытянутыми клумбами вдоль дорожек, бежали вслед за машиной по краю шоссе и ждали за каждым поворотом. Острова цветов в море травы или моря цветов с зелеными островами травы. Разливы цветов, реки цветов, ручьи цветов, сбегающие от домов на лужайки и исчезающие между деревьями.
У меня вдруг пропало желание завести щенка. Я решила завести тюльпаны.
Осенью я накупила луковиц, потом еще луковиц, потом еще, и засадила тюльпанами весь обширный палисадник перед домом, а потом, увлекшись, обсадила весь дом по периметру. Дело было сделано, и зиме можно было начинаться. Серую, бесснежную, дождливую зиму легче переждать, если знаешь, что глубоко в земле множество тюльпанов начали расти и медленно, но безошибочно тянутся вверх, к свету. Когда тюльпаны проломили поверхность почвы, настала весна. Дни стали теплей, и тюльпаны расли теперь быстрей, как будто весной время для них ускорилось. Они развернули один за другим темно-зеленые листья и выстрелили бутонами, пока что маленькими и неокрашенными.
Теплым апрельским утром мне позвонили по телефону. Звонок был из-за границы, о чем можно было догадаться по начальным щелчкам и треску в трубке. Я дождалась, пока связь соединит все реле и диоды, и услышала знакомый голос:
- Лена?
Это был голос отца.
- Да, папа? – ответила я обрадованно. Слышимость была прекрасной. Можно было подумать, что отец говорит из соседней комнаты.
- Лена, папа умер сегодня ночью, - сказал мой брат.
Это был не отец! Это был брат. Или ему изменил в первый момент голос, что так обмануло меня, или это был все же отец, кто обратился ко мне поначалу, чтобы известить меня лично о своей смерти.
Меня оглушило, как ударом грома.
- Как умер? – спросила я беспомощно. – Врачи сказали, что у него еще есть полгода!
- Значит, ошиблись, - ответил брат тускло, бесцветно.
После паузы он продолжил:
- Лена, мы с мамой посоветовались – не приезжай, оставайся дома. Ты не успеешь приехать. Здесь нет холодильных помещений в морге, понимаешь? Мы не можем ждать тебя.
Это было ужасно. Это было даже хуже, чем ужасно. Я прислонилась к стене.
Мы все знали, что у отца был рак. Но пока он был жив, оставалась надежда, что врачи ошиблись; что за те шесть месяцев, что они ему дали, произойдет чудо, что он не умрет, не сейчас, не от рака. Теперь не осталось надежды.
Я спряталась в доме. Снаружи было слишком солнечно, слишком весна. Я спряталась за гардинами, в темных комнатах. По ночам мне не спалось. Я механически переворачивала подушку – соленой стороной вниз, сухой стороной вверх. Сухой стороны, кажется, не было, но я не могла проверить это – я ничего не чувствовала при ощупывании, во мне онемело все, и душа, и пальцы.
Через две недели я выглянула в окно. Тюльпаны расцвели и окружали дом пылающим морем, так что больно было смотреть. «Не зря осенью садила,» подумала я отчужденно и задернула штору. Я больше не хотела их. Как вообще они могли так ярко, так бесстыже радостно цвести, когда у меня кто-то умер? Зачем?
На следующий день я решила срезать и выбросить тюльпаны. Тюльпанов было много, очень много. «Но раз уж я смогла посадить их осенью, один за другим, я смогу и срезать их все, даже если это будет длиться долго,» подумалось мне. «После этого мне станет, наверное, легче, и я смогу, наконец то, заняться садом. Грядки пересохли, наверное, и заросли соряками за две недели.»
Я взяла садовые ножницы и вышла в сад. День ослепил меня в первый момент, и я остановилась на пороге. Когда глаза, отвыкшие от яркого света, прозрели, я осмотрелась.
Цвели не только тюльпаны, которые я могла видеть из окна.
Я и не знала, что за прошедшие две недели расцвел весь сад. Все старые, огромные деревья стояли в цвету. Фантастически розовые или облачно-белые, они непрерывно сыпали лепестками, так что казалось, что идет снег. Газон расцвел тоже. Немыслимое число белых маргариток покрыло его молочной поволокой, отчего он приобрел нежно-пастельный оттенок. Было невозможно срезать все эти цветы. Я бросила ножницы и вернулась в дом.
Я нашла ножницы осенью в траве. Они сильно заржавели, мне пришлось выбросить их. Чтобы срезать отцветшие, засохшие тюльпаны, мне пришлось купить новые ножницы.