Уже в который раз он резким движением выдергивал чеку гранаты, при этом еще сильнее сжимая предохранительный рычаг. Он знал, что стоит отпустить рычаг, как сразу последует громкий щелчок вспыхнувшего капсюля, а затем стоит просчитать до шести и...
- Раз, два, три, четыре, пять, шесть, - мысленно отсчитал он, рука мелко задрожала, ладонь, сжимавшая гранату, стала влажной.
Тяжелая ребристость темно-зеленой смерти как бы срослась с рукой. Он закрыл глаза и сконцентрировал все внимание на ладони, зажимавшей гранату. О, что это - ла-донь будто бы исчезла. Он ощущал запястье руки, а вместо ладони, пальцев, что-то другое - тяжелое и пульсирующее, тянущее к земле. Внизу живота он почувствовал холод, а в мозгу появилось острое желание отпустить рычаг. Что-то подобное он ощущал стоя на крыше девятиэтажного дома, в котором находилась его маленькая квартирка. Тогда ему очень хотелось ступить на край крыши и оттолкнуться, но мертвеющий холод ног и таже холодеющая пустота внизу под животом сдерживала его от того шага.
- Отпустить рычаг и все, - тихо сказал он сам себе и посмотрел в зеркало, висевшее рядом со шкафом в котором он прятал гранату.
На него из зеркала смотрел как будто чужой человек. Худое, не бритое лицо, взлохмаченные редкие волосы, глаза с красной каемочкой век, на носу какое-то черное пятно. Он поднес руку, чтобы стереть это пятно. Рука, сжимающая гранату, была белая от напряжения. Он услышал слабый стон, доносившийся из комнаты. Быстро вставил чеку назад и положил гранату обратно в шкаф под старые тряпки. Посмотрел на свои руки - они дрожали.
В комнате на старой, металлической кровати лежала старушка, к ее безвольно сви-сающей руке была приставлена капельница. Эта старушка была его мать. Она лежала, ук-рыта стареньким одеялом, глаза ее были закрыты, лицо бледным, губы потресканы и од-ного цвета с кожей лица.
Инсульт - такой был приговор врача прибывшего на машине "Скорой помощи". Осмотрев убогое убранство квартиры, врач сочувственно выписал рецепт и лишь сказал, что это все что он может сделать. Везти в боль¬ницу старушку было бесполезно - медика-ментов не было, а сиделкам нужно платить. Платить было нечем. Уже полгода на заводе им не давали зарплату. А за что ее давать, когда завод не работал. Громадные цеха, ранее ежедневно наполнявшиеся движением работающих рук и ног, стояли пустынно молча. Их завод работал на армию, они производили аппаратуру для каких-то ракетных установок (все это были государственные тайны). Но армия была бедна, ей не хватало денег на со-держание своих солдат и офицеров, так что ракеты были не нужны.
И он продал всё, что можно продать: свои новые туфли Salamander, купленные по талонам, свой более или менее приличный костюм, настоящий китайский чайный сервиз с монограммой Великого Князя, являвшегося семейной реликвией, доставшейся им по на-следству от его деда - бывшего работника НКВД. Периодически удавалось подработать на ремонте радиоаппаратуры - он вывесил объявление на фонарных столбах возле автобус-ных остановок, ведь как-никак он был наладчиком шестого разряда и получал раньше, в советские времена, по триста рублей в месяц - хватало. Воровать радиодетали и продавать их на рынке он не умел или не хотел, что-то противилось внутри такому "бизнесу". Про-бовал собирать антенные усилители для приема телевизионных программ, но конкуриро-вать с польскими и воро¬ванными, которыми быстро насытился рынок, он не мог. Немного удава¬лось подзарабатывать на стройках или грузчиком. Как-то сводились концы с конца-ми, но для этого ему нужно было уходить из дому и искать эти заработки. Уходить из до-му надолго он сейчас не мог - за неподвижной матерью нужно было ухаживать.
Жили они с ней вдвоем в маленькой однокомнатной квартире, которую он когда-то получил как молодой специалист. Умер отец и он, как велел сыновний долг, забрал мать из деревни в этот город. Теперь родная деревня уже в другом государстве, родственники тоже там. И остались они с матерью одни в этом большом городе.
Кроме матери у него здесь никого не было, никого... Он гнал от себя дурные мыс-ли, он твердил, что всё еще будет хорошо, но кто-то другой, сидящий рядом с тем, кто успокаивал, твердил, что это конец. Он пошел в библиотеку, взял книги из раздела "Ме-дицина", касающиеся сердечно-сосудистых заболеваний и заболевании мозга. Он не был врачом, но он был думающим человеком, и ему было ясно, что спасти мать можно только при помощи сильнодействующих препаратов и интенсивной терапии. Но для этого были нужны деньги. Раньше деньги были не нужны, раньше о здоровье граждан заботилось государство. Сейчас все помешались на деньгах...
Деньги, нужны деньги...
...Продал единственную более или менее ценную вещь - телевизор. Денег хватило только на первую порцию лекарств.
И он начал искать деньги. Занять было невозможно, все его знакомые были не в лучшем положении. Он расклеил объявлений в несколько раз больше, но почему-то на эти объявления никто не откликался, складыва¬лось впечатление, что ни у кого не ломались телевизоры и магнитофоны. Пошел на стройки, где в качестве подсобных рабочих работа-ли его бывшие сослуживцы - инженеры-электронщики и программисты. Работы не было. Поступило предложение "шабашки", но на выезде и на очень долго. Этого он не мог себе позволить.
Тогда он пошел к директору завода. Завод стоял, а директор разъезжал по заграни-цам. Не так давно он был во Франции, Германии. Директор выстроил шикарный особняк, ездил на шикарной машине, его дети учились в платной гимназии. Наверное, какие-то деньги были - бесплатно никто так не жил.
Секретарь - наглая молодая девица в миниюбке, узнав причину его прихода к ди-ректору, даже говорить на эту тему не стала.
- Денег нет, идите себе, Вольдемар Степанович никого не принимает.
Он знал, что директора, возможно, встретить возле проходной завода. Но тот про-ехал через проходную так и не взглянув на человекам махавшего рукой.
- Деньги, где взять деньги, - думал он, возвращаясь домой.
Кругом куда-то спешили люди, они что-то покупали, что-то несли в руках, сверт-ках, сумках - у них были деньги. Вот стоят киоски по обмену валюты. К ним периодиче-ски кто-то подходит, значит и у них есть деньги. А вот реклама, зовущая купить, ее чита-ют, на нее обращают внимание - покупать могут те у кого есть деньги.
Боже, он был пионером, комсомольцем, хорошим студентом и была перспектива, и была бесплатная медицинская помощь - куда все это исчез¬ло, куда, зачем люди делают плохо друг другу?...
Мать опять тихо застонала. Он подошёл к ней.
- Мама, что ты хочешь, скажи тебе лучше?...
Старушка молчала, но было слышно, что она дышит.
- Мама, ты меня слышишь?
И опять тишина. Он посмотрел на капельницу, бутылка с физиологическим раство-ром была пуста.
- Сволочи... - кому-то зло сказал он.
Он был злой, он обозлился безадресно, на весь мир: на директора своего бывшего завода, на врачей, на всеобщающее правительство, на тех, кто жил не думая о деньгах или не думая о нем...
"Граната. Взять заложников, сейчас все берут заложников и с ними считаются, им платят. Взять кого-нибудь в заложники, чтобы вылечили мать, а затем пусть сажают, - мысли вихрем пронеслись в голове".
Он подошел к шкафу, открыл шухляду и вынул из-под тряпья ребристое темно-зеленое металлическое изделие, зажал его в руке и опустил руку в карман. Вышел на ули-цу, не закрывая за собой двери на ключ.
"Куда? К директору. Сволочь: дом строит, иномарку купил, по загра¬ницам разъ-езжает - ничего, поездишь ты у меня. Есть у тебя деньги, есть - это для нас нет..."
Подошел троллейбус. Он, не вынимая руки с кармана, протиснулся по¬ ближе к водителю.
"А может захватить троллейбус? Нет - это не возможно. Водитель нажатием кнопки отпирает все двери, пассажиры выбегут, а он сам смоет¬ся через свои двери, - по-думал он".
- Граждане, билетики, предъявите, пожалуйста, билетики..., - услышал он чей-то бодрый голос.
"Сейчас он подойдет ко мне, спросит за билетик, а я ему под нос гранату и скажу водителю, чтобы вызвал скорую. Нет, скорая сама приедет, пусть вызывает мэра города или самого президента, и я изложу свои требования: или моя мать или эти пассажиры".
Контролер, замешкался возле какого-то пассажира. Назревал небольшой троллей-бусный скандальчик, - пассажир не хотел платить, он утверждал, что он безработный и платить ему нечем. Его поддерживали некоторые пассажиры. Послышались взаимные оскорбления, угрозы убить, вызвать милицию, в общем, все как обычно...
Кто-то схватил его за руку с гранатой. Он замер от неожиданности, а потом и от страха. Медленно повернул голову, посмотрел на того, кто держал его за руку. Это был не милиционер - это была бедно одетая старушка, державшая в одной руке хозяйственную сумку с картошкой, а другой вцепившаяся в его рукав, так как троллейбус резко затормо-зил.
- Ой, извините, молодой человек, - робким голосом просила она прощения.
Он посмотрел на молодого высокого парня сидевшего на сидении возле которого стояла старушка, парень делал вид, что внимательно рассматривает сумерки за окном троллейбуса.
- Может ты встанешь и уступишь место пожилому человеку, - неожиданно для себя зло сказал он сидящему парню, а чтобы тот окончательно понял, что обращаются именно к нему, кулак в котором была зажата граната через карман уперся в плечо парня.
- Ну, ты, потише, - возмутился парень, вставая, но посмотрев внимательно в глаза тому, кто его толкнул, оставил свое желание поскандалить, - можно и повежливей, сади-тесь, бабуля.
- Ой, спасибо, молодой человек, - старушка благодарила парня, уступившего ей место.
"Нет - только не здесь. Это, наверное, тоже чья-то мать, может она везет своему сыну эту картошку. Моя, когда была здорова, мне всегда жарила картошку...".
Он сошел на конечной остановке и не спеша пошел к виднеющимся в красноватых тонах заката шикарным особнякам.
"Понастроили, бедняки. А кричат, что страна в разрухе. Если пос¬мотреть на эти домины, то даже мысли о разрухе не возникнет. Но где же этот построил свою "дачку", - подумал он своем директоре, рассматривая громадные коттеджи самой причудливой ар-хитектуры, - Живут, как в сказке, а кругом жизнь... Или это у них жизнь, а у меня сказка... Почему-то очень хреновая сказка..."
Возле недостроенного дома работала бригада рабочих, их труд освеща¬ло несколь-ко прожекторов. Они ему и показали, где находился дом директора его завода. Это был "обычный” для этого места трехэтажный коттедж с высоким забором, литыми решетками, башенками и двумя здоровенными бульдогами, бегающими по двору и в мгновение под-прыгнувшим к воротам, к которым он подошел, демонстрируя ему свой смертельный ос-кал.
"Собаки, здесь не пройдешь. Может просто бросить гранату и уйти."
К воротам подошёл молодой, крепкий парень в спортивной майке под которой бугрились громадные мышцы атлета.
- Тебе чего? - Громко спросил он, прикрикнув на собак, - да заткнитесь вы.
- Мне нужен Вольдемар Степанович, я Коробейников, он меня знает, я рабочий его завода, - начал он говорить, как будто оправдываясь, - можете его спросить. он меня знает - я был передовиком.
- Его нет. Катись отсюда. малый, - парень был категоричен, его могучие мышцы еще больше вздулись. Собаки опять злобно залаяли.
"Сволочь, гад. Дома он - свет горит. Бросить гранату хотя бы в этих собак или этого качка. Жаль одна она. Почему тогда я не взял у того алкаша еще хотя бы одну. Он же отдавал за бутылку одну гранату. Попросил бы две - дал бы две. Нет одной явно мало. А на этот дом нужно штук десять. Нет, я бы и сто не пожалел".
Он посмотрел на красноватый свет окон, на уходящего вразвалку парня и развер-нулся, медленно пошел к остановке троллейбуса. На остановке стояло несколько пассажи-ров.
"Может кого-нибудь из них захватить? Но они такие же как я...".
Подъехал троллейбус. Он сел в сиденье, было очень много свободных мест. Под вечер в центр жители спальных районов ездили мало, разве что молодёжь. На следующей остановке в троллейбус зашла группа молодых людей - юношей и девушек. Они нарочито громко разговаривали, смеялись. Из их разговоров было ясно - они собирались на диско-теку.
“Может их захватить в заложники. Хотя они могут меня заломить за три секунды. А вообще-то, это как посмотреть, если выдерну чеку то сразу описаются."
Молодые люди начали пить пиво с маленьких пузатых бутылочек. Он с какой-то завистью смотрел на их беззаботные лица.
"Нет, мы наверное были другими, хотя нет - такими же. Правда пиво в троллейбу-се мы не пили. Да нет, пили, конечно, пили, но не пиво, а вино с красивым названием "Солнцедар” - гадость редкостная, но деше¬вая. Тоже перед девчонками форсили..."
- Эй, старик, пиво будешь? - По-своему истолковал его взгляд один из парней, - Что колосники горят?
- Кто, это - я старик, а мне ведь только сорок... Я для них старик, ужас какой-то, - подумал он и робко ответил, - нет-нет-нет, мне нельзя, знаете, инсульт, спасибо.
Он посмотрел на свое отражение в стекле троллейбуса.
"Действительно я уже старик, а только сорок. Но если побриться, причесаться, костюмчик поприличней... - Он вспомнил дородную фигуру директора, который явно вы-глядел его моложе, - а ведь он старше лет на десять, если не на пятнадцать".
Подъезжали к центру. Не смотря на то, что солнце уже село в центре было светло: горели ярким светом огни витрин, рекламные щиты.
"Дикий Запад. Раньше такого не было. А народу сколько. А что если ворваться в магазин и потребовать выручку..."
Он сошел с троллейбуса вместе с теми молодыми людьми, которые хотели уго-стить его пивом.
По широким тротуарам спокойно ходили люди. Казалось, что все они молоды, богаты и беспечны. Они заходили в магазины, многочисленные кафе, они рассматрива-ли и оценивали друг друга. Может кто-нибудь и обратил внимание на его сутулую фигуру, облаченную в старую грязнова¬тую куртку и сильно вытертые джинсы, но кроме снисхождения, а может и презрения ничего не почувствовал.
"У них есть деньги. А если стать и попросить?"
Он посмотрел по сторонам, ставших привычными, нищих нигде не заметил, зато почувствовал пристальный взгляд, стоящего невдалеке милиционера.
"Только не здесь - здесь засекут сразу, - он поежился под этим взглядом и быстро зашагал прочь с центральной улицы города”.
Он шел, смотрел в витрины магазинов, на кассовые аппараты в маленькие шкату-лочки которых быстрые пальцы кассиров склады¬вали деньги.
"Конец рабочего дня - максимальная выручка..."
Он заходил в магазины, как в большие так и в маленькие. Его толкали, на него смотрели с подозрением, а может, ему так казалось. И он выходил из магазинов, придумывая массу причин по которым он не может совершить ограбление или захват заложников.
"Это все простые люди, они то не причем, - думал он и взгляд его чаще всего ос-танавливался на дверях ресторанов и дорогих кафе куда заходили модно одетые, богатые и преуспевающие."
В эти рестораны и кафе ему было не пробраться - их охраняла милиция и частная охрана.
"Милиция охраняет бандитов и воров, от кого..."
Он подошел к стоянке дорогих машин.
"А что если захватить какого-нибудь пижона на машине. Приехал жрать сюда зна-чит деньги у него есть”.
- Отойдите, гражданин, здесь находиться нельзя, - это обращался к нему милицио-нер в лихо заломленном берете.
"Швырнуть бы гранату на эту стоянку, - и он опять пожалел, что она у него одна..."
Рука устала сильно сжимать гранату в кармане. Он оставил гранату в покое и дру-гой рукой начал массажировать уставшую от напряжения руку. На ладони четко отпечата-лись углубления от ребристого тела шестисот граммов смерти, которые оттягивали кар-ман. И он подумал о том, что тяжело удерживать чью-то смерть. А вот чью...
Он шел по чистому тротуару, не обращая внимания на людей и на свет горящих, за-зывающих витрин.
"Ни на что я не гожусь, мама, милая мама - я даже лекарство не могу тебе дос-тать..."
Вдруг его взгляд остановился на яркой, светящейся вывеске "Аптека". Ноги сами повернули его к красивой двери. Это была, так называемая, "коммерческая аптека". Он начал рассматривать яркие упаковки лекарств, красивыми столбиками, стоящими на стек-лянных полочках изумительно привлекательных своей чистотой витрин - такие должны быть витрины в аптеках. Он потрогал сверхпрозрачное стекло витрины руками.
"Разбить, взять то, что нужно и удрать”.
Он огляделся по сторонам. Возле двери стоял молодой парень в такой же накачан-ный мышцами, как и тот во дворе дома его директора и внимательно наблюдал за дейст-виями всех посетителей.
"Если задержат, то кто поможет матери..."
- Что Вас интересует, - прервала его размышления своим мелодичным голосом мо-лоденькая девушка в белом халатике, чудесно подчеркивающего стройность великолеп-ных ножек.
- Мне, это... У меня этот инсульт, - как бы оправдываясь, сбивчиво ответил он, - нет, не у меня, у моей матери.
- У Вас рецепт?
- Да, да, вот он, - ему показалось, что ему очень хотят помочь и он торопливо вы-тащил бумажку с рецептом врача.
Девушка грациозной походкой подошла к одной из витрин развернула ее, внима-тельно изучая надписи на упаковках.
- Есть более сильное лекарство, швейцарское..., - она прочитала наименование, которое ему ничего не говорило, но его шокировала цена,
- У меня нет таких денег, извините, - он опустил голову и быстро вышел из апте-ки. Он ощутил чувство стыда перед этой прекрасной девушкой - чувство стыда за свою беспомощность...
"Мама, как мама, может она хочет пить, а может ей уже легче, - успокаивал себя он, быстро шагая в сторону того района, где он жил, придерживая рукой болтающуюся в кармане гранату”. Встречные прохожие уступали ему дорогу с удивлением смотря на поч-ти бегущего мужчину со странным выражением лица, такие лица, по мнению многих, бы-вают у принявших какое-то важное решение или у сошедших с ума.
Он вбежал в квартиру, включил свет.
- Мама! - чуть ли не закричал он, - мама, ты меня слышишь.
Ему показалось, что мама улыбается. Он подбежал к кровати, прислонился своей не бритой щекой к щеке старушки. Щека матери была еще теплой, но что-то, нами не по-знанное, ему подсказывало, что это конец, что мать уже ничего не может спасти. Он обнял высохшее тело, которое когда-то дало ему жизнь.
- Нет, мама, нет... Мы будем всегда вместе...
Он вынул гранату, положил ее между собой и матерею, выдернул чеку, посмотрел в темное окно и отпустил предохранительный рычаг. Щелкнула пружина, послышался хлопок - это зажегся капсюль...
"Раз, два, три, четыре, пять, шесть... - есть случаи в жизни, когда человек может мысленно сосчитать только до шести и все...”