Небо, истекающее радиоактивными слезами.
Асфальт трескается под ними. Зонты не спасают. Глупый мир…
Летят камни. Истошные крики прохожих.
А мы хладнокровно наблюдаем за ними из-за толщи стекла, как рыбы из аквариума.
Сжимаю в руке хрусталь. Наматываю на палец жемчужную нить.
С твоей ладони стекает расплавленная кожа и липнет к чашке с только что вскипевшим кофе.
Под моим креслом валяется смятая обложка какого-то глянцевого журнала.
Наступаю на неё острием каблука и упихиваю ещё глубже под кресло.
- Подумай о времени, которое ты напрасно растрачиваешь…зачем
это? Я ведь всего лишь хочу поиграть…
Но вслух ничего, конечно, не произношу.
Вытаскиваю сигарету и вставляю её в черный мундштук.
- Ты вроде не куришь? – поднимаешь одну бровь, но послушно подносишь зажигалку.
- Это в той жизни. Сейчас всё по-другому.
Затяжка. Голубоватый дым летит между запудренных губ, тонкой струйкой, и растворяется по пути к потолку.
В метре от нас что-то взрывается. Вопль женщины заставляет душу покрыться ледяной коркой.
Из-за стальных облаков со свистящим визгом проносится что-то наподобие метеорита. Он взрывается, немного не долетев до земли.
Кричащая женщина замолкает навсегда.
Стекло лопается, не выдержав взрывной волны, и накрывает нас дождем мелких осколков.
Отрываем от лиц инстинктивно приподнятые руки.
Дотрагиваюсь пальцем до твоего подбородка; из угла рта стекает струйка крови.
Недоуменно передергиваешь бровями и вытаскиваешь изо рта довольно-таки крупный кусок стекла. Он порезал твой язык.
Я так и не узнала, какой он на вкус. И уже не узнаю.
Стекла, отделявшего крошечное кафе от улицы больше нет, и лица нам обжигает раскаленный ветер. В воздухе ощущается вкус и запах горелой плоти и крови. Там происходит что-то нереальное. Камни градом летят на головы людей, стремящихся в укрытия. Камни и красный дождь…
А мы продолжаем сидеть в кафе и пить ; - я – свой неизменный клубничный чай, ты – кофе по-американски.
Твоя левая рука намертво прилипла к чашке, и ты берешь мою руку - правой.
Мы смотрим друг на друга и по сторонам.
Высвобождаешь руку и поправляешь белый меховой палантин на моих плечах; ветер так и норовит сдернуть его. Да какое это имеет значение, если в любой момент наше укрытие взлетит на воздух?
Вокруг все черно-белое. Из-за тумана, дыма, гари, копоти, и ещё бог знает чего…Я опускаю вуаль на глаза. Растрепанные локоны падают на плечи.
Накрываешь своей рукой мою.
Мы будем сидеть так до тех пор, пока все не прекратится.
Или до тех пор, пока не прекратимся мы сами.