Сад Освобождения

Драма в четырех действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

С э р  Т о м а с  У о р м с, губернатор города.
М и с с  К э т р и н  У о р м с, его дочь.
М и с с  Р е б е к к а  У о р м с, его дочь.
С э р  Б э з и л  Б л э к с м и т, начальник городской полиции.
С э р  С а й р у с  У и н г з, издатель городской газеты «Меркьюри».
С э р  А у г у с т  А б и г э й л, городской судья.
С э р  Д ж е р и м а й а  Р э б б и н г с, настоятель собора Св. Марии.
Д ж о н, его слуга.
М и с с и с  А м е л и я  Д ж е н к и н с, молодая вдова, директор городской школы.
М э й  М э й, ее горничная.
М э р и, ее кухарка.
Д х а м м а в и д у, саядо (настоятель) монастыря «Сад Освобождения».
Ч у л а, монах.
М у н, монах.
У  Б а  К х и н, монах.
М а х а  Б у в а, монах.
П о с е л я н к и.

Действие происходит в XIX веке, в городке Джорджтаун, в Бирме, английской колонии.

П Р О Л О Г

Раннее утро. Храмовый зал монастыря «Сад Освобожения».

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Д х а м м а в и д у,  Ч у л а.

Перед изображением Благословенного Будды горят лампады – пламя подрагивает от  дуновений ветра.
На полу спит  Ч у л а.
Дверь открыта, видна полоска южного неба. Только-только начинает заниматься заря.
Д х а м м а в и д у   с а я д о  входит в храм, неслышно ступая, совершает поклон изображению Будды, сложив руки на груди, зажигает погасшие лампады, добавляет масла.
Подходит к спящему Чуле и садится рядом с ним, смотря на него с тихой внимательной улыбкой.
Чула, вздрогнув, молниеносно просыпается.

Ч у л а (тихо и встревоженно). Учитель!
Д х а м м а в и д у. Ты заснул. Скоро рассвет.

Они молча сидят и смотрят друг на друга.

Ч у л а. Ты так смотришь на меня, как обычно не смотришь, учитель.
Д х а м м а в и д у. Я смотрю на знаки будущего.
Ч у л а. Может быть, посмотреть на звезды?
Д х а м м а в и д у. Я уже смотрел на звезды.

Молчание.

Ч у л а (спокойно). Я умру?

Дхаммавиду вдруг начинает смеяться.

Д х а м м а в и д у (отсмеявшись). Ты достиг хорошей степени отрешенности, Чула. Нет. Я думаю, нет. (Серьезнее.) Не говори «я», нет «я».
Ч у л а. Но смерть есть.
Д х а м м а в и д у. Да. Есть тело, ощущения, мысли, желания, и есть их смерть. Есть благое устремление, и есть его смерть, и она страшнее смерти тела, ощущений, мысли и желаний. Нам всем предстоят тяжелые времена. Разложи циновки, Чула, пол холодный. Я пробью утреню.

Чула раскатывает на полу циновки. Дхаммавиду идет к колоколу. Разносятся тяжелые, мерные удары.
Скоро зал начинает наполняться  м о н а х а м и – они входят, поочередно кланяясь изображению Будды. Многие из них хмурые, заспанные, с неряшливо одетой киварой. Отдельные бормочут: «Чего это в такую рань сегодня?..»


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Дхаммавиду, м о н а х и.

Монахи рассаживаются рядами. Ропот замирает.

Д х а м м а в и д у (начинает мощным, властным, пробирающим до дрожи голосом, так сильно отличающимся от того, которым говорил несколько минут назад). НАМО ТАССА БХАГАВАТО АРАХАТО САММА САМБУДХАССА.

Все склоняются в поклоне.

В с е   м о н а х и. Намо тасса бхагавато арахато самма самбудхасса.

Еще один поклон.

М о н а х и (хором поют формулу Прибежища)
Буддхам сарананг гаччами.
Дхаммам сарананг гаччами.
Сангхам сарананг гаччами.
Дутьямпи буддхам сарананг гаччами.
Дутьямпи дхаммам сарананг гаччами.
Дутьямпи сангхам сарананг гаччами.
Татьямпи буддхам сарананг гаччами.
Татьямпи дхаммам сарананг гаччами.
Татьямпи сангхам сарананг гаччами.

Дхаммавиду поднимается.

Д х а м м а в и д у. Не спите, монахи! Бодрствуйте, монахи! Будьте всегда начеку, монахи! Следите, чтобы соблазн и грех не проник в ваше сердце, как вор, который приходит, когда спит хозяин!
Уже многие годы наша страна находится в рабстве. Здесь, в «Саду Освобождения», мы избегли волнений мира. Но те, кто раньше расхищали наши богатства, скоро устремятся похитить богатства нашей души, Благородное Учение, и с ними – прощение, милосердие и терпимость. Будьте начеку, монахи!
Вы – свет своего народа, родник мудрости и чистоты. Если родник наполнится мерзостью, эта мерзость будет в каждом: в ваших отцах и матерях, в ваших братьях и сестрах, в ваших бывших женах и подругах.
С сегодняшнего дня соблюдайте обеты Патимоккхи вдвое и втрое строже, чем раньше. Ваши враги – не чужеземцы. Среди живых существ у вас нет врагов. Ваши враги – вы сами. Не давайте просочиться ни малейшей скверне: ни гневу, ни гордости, ни унынию, ни страху, ни вожделению. Тот, кого одолеет враг, должен будет покинуть «Сад Освобождения». Помните это, монахи!


Д Е Й С Т В И Е   П Е Р В О Е

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Обед в доме у губернатора. Большая, светлая, богатая гостиная, широкий стол.
Т о м а с  У о р м с, мисс  К э т р и н  У о р м с, мисс  Р е б е к к а  У о р м с,
Б э з и л  Б л э к с м и т,  С а й р у с  У и н г з,  А у г у с т  А б и г э й л,
Д ж е р и м а й а  Р э б б и н г с,  А м е л и я  Д ж е н к и н с,  с л у г и.

У и н г з. Господа, я предлагаю тост за Его преподобие!
Г о л о с а. Браво, мистер Уингз, браво!
У и н г з (поднимается). Господа, доселе наш город имел светского главу, которому мы все обязаны удовольствием находиться сегодня в этом прекрасном доме – однако целых пять лет, после кончины достойного мистера Холла, мы обходились без духовного пастыря! Мы погрязали в грехах и пороках...

Сдержанный смех.

У и н г з. ...Однако теперь у нас есть наш духовный водитель, наш Моисей...
Г о л о с а. Наш Иеремия!
У и н г з. ...Который выведет нас на путь веры, добродетели и прогресса! С прибытием, мистер Рэббингс! Ура!
В с е. Ура! Ура!
Р э б б и н г с (поднимается). Любезные дамы и господа, я безмерно, безмерно счастлив и горд, видя перед собой ту великую, но нелегкую задачу, которую все вы возлагаете на меня, скромного и недостойного пастыря. И, поверьте, я сделаю все, чтобы истинная вера заняла достойное место в умах и сердцах каждого жителя Джорджтауна!
С э р  У о р м с (с улыбкой). Простите, мистер Рэббингс... и в сердцах наших... э-э-э, маленьких цветных друзей тоже?
Р э б б и н г с (серьезно). О, да. Я намерен вести решительную борьбу с местным язычеством.
А м е л и я. Мистер Рэббингс, вы – наш спаситель!
Р э б б и н г с (широко осклабившись) Миссис Рэббингс, вы – прекрасный цветок истинной веры, который, подобно утреннему лучу солнца, несет первую сладостную весть о нашем Господе в сердца ваших милых, славных малюток.
А м е л и я. Ах, мистер Рэббингс!.. На самом деле, это сущие черти!..

Смех.

Р э б б и н г с (с веселым удивлением). Вот как?
А м е л и я. Да! Я... Простите меня, мне так сложно учить этих детей!..
У и н г з. Ну конечно, цветные...
У о р м с. Они вам досаждают, Эмили? Шумят?
А м е л и я. Нет, нет, они, в  общем, неплохие, милые дети...
А б и г э й л. Миссис Дженкинс, вы – подвижница!
Д ж е н к и н с. Но они, во-первых, чудовищно невосприимчивы к языку. Я преподаю уже четвертый год – ради этого выучила их невероятное, птичье наречие, – и при этом никто из моих учеников до сих пор не может прочесть хотя бы страницы на английском языке.
У и н г з. Вы знаете, научно доказано, что мозг цветных весит меньше: этим, собственно, и объясняется отставание этих наций в общественном и техническом прогрессе.
У о р м с. Мистер Уингз, а вы сами читаете по-бирмански?

Смех.

А м е л и я. ...Во-вторых, мне невероятно тяжело преподавать этим детям Писание и Священную историю. Они... они не могут понять простейших, простейших вещей! Мне так больно видеть, как сердца этих чистых, невинных, казалось бы, детей уже глубоко испорчены этим... ох, я даже не знаю, как это называется.
У о р м с. Буддизм.
А б и г э й л. Ах да, да! Буд-дизм!
К э т р и н   У о р м с. Ваше преподобие, расскажите нам о буддизме! Вас всегда так интересно слушать!
Б е к к и  У о р м с. Да, мистер Рэббингс – это правда, что буддисты приносят человеческие жертвы?
Р э б б и н г с (внушительно). Мои прекрасные юные друзья, буддизм – это одна из самых страшных и извращенных форм язычества на нашей планете.

Заинтригованное молчание.

Р э б б и н г с. В далеком прошлом, вероятно, они приносили своим идолам человеческие жертвы. Сейчас, впрочем, они ограничиваются поклонением огромным золотым истуканам. Эти истуканы называются у них «Бадда»...
У о р м с. Будда.
Р э б б и н г с. Ну да, да, разумеется, мистер Уормс, «Будда». Эти «будды» представляют собой огромные идолы из чистого золота. Как тут не вспомнить золотого тельца!
А м е л и я. Это их Бог, мистер Рэббингс?
К э т р и н   У о р м с. Они ему молятся?
Р э б б и н г с.  Нет, моя прекрасная Эмили! Если бы это был Бог! Это изображения какого-то их местного царька, жившего когда-то там, в доисторические времена... Так вот, дамы и господа, этот царек бросил свою жену и детей, ушел в лес, где размышлял долгие годы и в конце концов понял (делает театральную паузу) – что жить, оказывается, плохо!

Общий смех.

Р э б б и н г с. Эту великую истину он принялся проповедовать направо и налево – люди бросали свои семьи, детей, матерей, службу государю и шли за ним по пятам.
А м е л и я. Ужасно.
Б е к к и. И что, мистер Рэббингс – они все совершали самоубийства?
Р э б б и н г с. О нет, моя драгоценная Бекки – вначале он истязал их голодом, холодом, коротким сном...
Б л э к с м и т. Ах, вот почему эти азиаты такие упорные! Вы знаете, их можно бить – а они смеются вам в лицо.
А м е л и я. Мистер Блэксмит, а вы бьете заключенных?
Б л э к с м и т. Нет, нет, что вы, это... сравнение.
Р э б б и н г с. Ну, сам-то этот ненавистник жизни умирать не собирался, он дожил до глубокой старости. Но однажды его пригласили на обед и подали поросенка. Вот прямо как того, которого подал нам наш замечательный хозяин. Он объелся мяса и испустил дух...

Общий смех.

А м е л и я. Я просто не могу поверить...
Р э б б и н г с. Моя прекрасная Эмили, все это правда до последнего слова! Это написано в их священных книгах!

Снова смех.

У и н г з. Дикий народ...
А м е л и я (взволнованно). Нет, мистер Уингз, это хорошие, добрые люди. Но я просто поражаюсь, как богомерзкое и нелепое учение, о котором вы сказали, способно с малых лет дурманить им головы! Представьте себе, когда я говорю детям, этим милым, крошечным бесёнкам, о том, что на свете есть Господь, Господь любящий, заботливый, мудрый, всемогущий, они отвечают – знаете что?
У о р м с. Что, миссис Дженкинс?
А м е л ия. «А вы надеетесь на богов?»
Р э б б и н г с. Ах, да! (Сурово.) Это одна из главных идей буддизма: Бога – нет! Господа нашего – не существует!
В с е (с изумлением, возмущением). О-о-о!
У о р м с (с усмешкой, негромко). Что ж, это похоже на правду...
К э т р и н. Папа!
Р э б б и н г с. Мистер Уормс, вы – язычник!
А м е л и я. Они... это же просто... (В ее глазах почти появляются слезы.) Мистер Рэббингс! Пожалуйста, положите конец этому! Освободите этот несчастный, невежественный народ!
В с е. Да, мистер Рэббингс, сделайте что-нибудь!
Р э б б и н г с. Друзья! Я буду бороться как лев!

Аплодисменты.

У о р м с (спокойно). Но, вы знаете, население очень любит их. И, в  принципе, они симпатичные ребята.
Р э б б и н г с. Их? Кого это их?
У о р м с. Монахов.
А б и г а й л. Ах, у них еще и мона-ахи есть!..
Б е к к и. Правда, папа! Как интересно – ты нам не говорил! А как они выглядят?
У о р м с. Ну, эти наголо бритые ребята, которые каждое утро ходят по улице собирать подаяние.
А б и г а й л. Ах, так это монахи!
А м е л и я (обескураженно). Я честно говоря, думала, что это нищие...
У и н г з. Шуты гороховые! Их лысые преподобия!

Смех.

Р э б б и н г с. Мистер Блэксмит! (С широким жестом великодушия.) А давайте засадим всех их в кутузку!

Смех.

У о р м с (мотает головой, нахмурившись). Не советую. Они пользуются большим уважением у туземного населения. Люди верят в их святость.
Р э б б и н г с. Так это же чушь! Профанация чистейшей воды!
Б е к к и. Их надо скомпрометировать – правда, папа?
У и н г з. Гениальная мысль, мисс Уормс!
Р э б б и н г с (серьезно). Да, правда, в этой идее что-то есть...

Оживленный шум.

У и н г з. Господа! (Давясь смехом, вскакивает со своего места.) Меня посетила гениальная мысль!
К э т р и н  У о р м с. Неужто, мистер Уингз? В кои-то веки?

Смех.

У и н г з (вдохновенно). Представьте себе, что эти побирушки идут мимо дома, скажем, уважаемой миссис Дженкинс. И вот, наша миссис Дженкинс выходит и дает такой обезьяне, например, оплеуху! (Активно жестикулирует, показывая, как миссис Дженкинс должна давать оплеуху.) Пинок!
Б е к к и (сидящая рядом). Мистер Уингз, осторожнее.
У и н г з. Плюет ему в лицо!
У о р м с. Только не плюйтесь, ради Бога.

Смех.

У и н г з. Эта обезьяна плюет в миссис Дженкинс...
В с е (с неодобрением). О-о-о, мистер Уингз!..
У и н г з ...Тут же из-за угла выскакивают двое ваших ребят, мистер Блэксмит, а также ваш покорный слуга – кстати, заранее нужно установить фотографический аппарат –  и на следующее утро все газеты нашего города...

Смех.

У о р м с. Единственная газета нашего города.
У и н г з. Да! Первая и единственная газета нашего города пестрит возмущенными статьями: «Обезьяны в оранжевом платье нападают на людей!» «Берегитесь их!»
Р э б б и н г с (задумчиво). Это отличная идея, мистер Уингз. Отличная. Но, я думаю, никто не будет требовать от нашей прекрасной Эмили, нашего хрупкого цветка подвергаться страшной опасности грубого воздействия со стороны мерзких язычников, для которых, поверьте, нет ничего святого.
У и н г з. Ну что ж – можно поручить эту роль какой-нибудь служанке...
А м е л и я (твёрдо и отчетливо). Я согласна.

Разговоры стихают.

У о р м с (подняв бровь). Вы шутите, миссис Дженкинс?
А м е л и я. Нет. Ради веры я готова на все – перетерпеть самое страшное насилие!..
К э т р и н. О-о-о, миссис Дженкинс!..
Р э б б и н г с. Эмилия!
А м е л и я (срывающимся голосом). Не удерживайте меня. Я в любом случае это сделаю.

Молчание.

Р э б б и н г с (прочувствованно). Браво. Браво, наша маленькая героиня!
В с ё  с о б р а н и е (с внезапным энтузиазмом). БРАВО, МИССИС ДЖЕНКИНС, БРАВО!..
Р э б б и н г с (встаёт). Друзья! Объявим крестовый поход против мерзкого язычества, поработившего эту землю!

Дружные и шумные аплодисменты.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Холл в доме Амелии Дженкинс.
Б э з и л  Б л э к с м и т, двое  п о л и ц е й с к и х, С а й р у с  У и н г з,
А у г у с т  А б и г э й л,  Д ж е р и м а й а  Р э б б и н г с, 
А м е л и я  Д ж е н к и н с.

Все с напряженным ожиданием смотрят в окно. Уингз у окна возится с фотографическим аппаратом.
Амелия Дженкинс одета в скромное платье служанки. Рядом с ней стоит ведро с помоями.

А м е л и я. Как долго...
Р э б б и н г с. Мужайтесь, Эмилия. Господь с вами.
А б и г э й л. Мистер Рэббингс, вы всё же уверены в правильности вашего предприятия?
А м е л и я. Да, мистер Абигэйл.
Р э б б и н г с. А вы, мистер Абигэйл, не верите в Бога? Или, может быть, вы желаете, чтобы ваших детей привели однажды на языческое капище?
А б и г э й л. Нет, что вы, Ваше преподобие... Я просто боюсь, как бы, не дай Бог, конечно...
Б л э к с м и т. Эти мерзавцы не успеют и пальцем шевельнуть.
А м е л и я. И пусть. Пусть. Ударят. Надругаются.
Р э б б и н г с (прочувствованно). Воистину, миссис Дженкинс!.. Как сказано в Писании нашем, «Даже в Израиле не нашел я такой веры!»
А б и г э й л. Мистер Рэббингс! А может быть – вам самому?..
Р э б б и н г с. Мне?!.

Молчание.

Р э б б и н г с (глухо). Безусловно. Безусловно, я должен это сделать.
А м е л и я (почти отчаянно). Ни в коем случае, Ваше преподобие! Ни в коем случае! (Гневно.) Стыдитесь, мистер Абигэйл! Осквернить сан священника!

Молчание.

А м е л и я (шепчет). Как, однако, тягостно...
Р э б б и н г с. Мужайтесь, Эмилия.
А м е л и я (просительно). Ваше преподобие, а хорошо ли это? А если эти несчастные молодые люди ни в чем не виноваты?
Р э б б и н г с (сурово). Они виновны в распространении идолопоклонства. Во внушении народу чудовищной, растлевающей идеи, что Господа нашего – не существует. И не говорите об их невиновности, Амелия. Вам еще предстоит увидеть их истинное лицо.
А м е л и я. Ах, да, да, конечно. Конечно. Простите, Ваше преподобие. Господи, укрепи меня. (Сжимает подол платья.)
У и н г з. Идут!..
Б л э к с м и т. Какие уроды...
А м е л и я. Да. Да, мистер Блэксмит.
Р э б б и н г с. Миссис Дженкинс, С Богом!
В с е (хором). С Богом!..

Блэксмит утирает слезу.
Амелия берет ведро и решительно распахивает двери.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Вход в сад перед домом миссис Дженкинс.
Ч у л а,  Н у н, У  Б а  К х и н,  М а х а  Б у в а,  А м е л и я 
Д ж е н к и н с.

Монахи чинно идут один за другим, опустив глаза долу.

А м е л и я (выбежавшая на улицу). Стойте!

Монахи останавливаются.

А м е л и я (на бирманском). Негодяи!

Молчание. Амелия шумно дышит. Монахи с изумлением глядят на нее.

А м е л и я (собравшись, очень взволнованно, с трудом выталкивая из себя слова). Подлецы! Лицемеры! Предатели! Растлители детей!
У  Б а  К х и н. Послушайте, уважаемая...
Ч у л а. Тихо, Мун.
А м е л и я. Фокусники! Фигляры! (Она постепенно становится уверенней.) Что вы напялили на себя! Побирушки! Мерзкие рожи! Порождения ехиднины!
У  Б а  К х и н (в растерянности). Что такое «ехидна»?
А м е л и я. Поглядите на себя – вы полны мерзости и нечистот!

Монахи с удивлением оглядывают себя. Амелия все больше распаляется.

А м е л и я. Что вы устраиваете спектакль? Что вы изображаете из себя святых? Знаете ли вы, что такое святость? Вы хоть слышали про Христа! Христа! Да что вам Христос! В вас нет ни капли Христа! Лысые чучела! Полуголые обезьяны!
М у н (угрюмо). Послушайте, женщина!..
Ч у л а (громче). Тихо, Мун, тихо. Она просто больна.
А м е л и я. Так, так. Оскорбляйте меня. Бейте, режьте! Я всего готова от вас ждать. (Почти со слезами.) Боже мой, вот благодарность от этого народа, ради которого я тружусь! Это вы, вы глубоко больны! Лишаями, коростой, чумой!..
Ч у л а. Пойдемте.

Монахи собираются продолжить путь.

А м е л и я. Нет, вы так просто не уйдете! Святоши! (Поднимает ведро с помоями и, зажмурившись, окатывает Чулу с головы до ног.)

Молчание. Амелия стоит, закрыв глаза, ее колотит крупная дрожь.

М а х а  Б у в а (крякнув). Да-а... Как-то совсем нехорошо получается.
М у н. Чула, эко она тебя!.. Ведь всю кивару испортила, гадина...
У  Б а  К х и н. Чего это с ней? Чудн;я...
Ч у л а. Пойдемте, братья.

Монахи трогаются с места.

Ч у л а (спокойно). Мир вам, женщина. Живите долго и счастливо.

Монахи уходят.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

Холл в доме Амелии Дженкинс.

Б э з и л  Б л э к с м и т, двое  п о л и ц е й с к и х,  С а й р у с 
У и н г з,  А у г у ст  А б и г э й л,  Д ж е р и м а й а  Р э б б и н г с,
А м е л и я  Д ж е н к и н с.

Амелия входит с опущенным лицом и ставит на пол пустое ведро.

В с е (хором). Бра-во, бра-во, мис-сис Дженкинс!

Шумные аплодисменты, вспышка аппарата.

А м е л и я (с горечью). Боже мой, господа, что вы...
Р э б б и н г с. Вы прекрасны, миссис Дженкинс. Вы подобны Жанне д'Арк!
Б л э к с м и т. А вы его видели физиономию, этого парня?!
У и н г з. Завтра все, все узнают о вашем героизме!
А м е л и я (с болью). Мистер Уингз, не смейтесь надо мной!..

Смущённое молчание.

Р э б б и н г с (встревоженно). Амелия, дорогая... С вами все в порядке?
А м е л и я. Мне просто стыдно, господа. Очень, очень стыдно.
В с е (хором, в крайнем изумлении). За что?!
Б л э к с м и т. За то, что вы вылили ведро воды на поганую обезьяну – вы стыдитесь этого, миссис Дженкинс?
Р э б б и н г с (торжественно). У Миссис Дженкинс огромное, великое сердце! Она готова сострадать каждому...

Аплодисменты.

Р э б б и н г с. Давайте же дадим ей отдохнуть, господа!

Гости начинают суетливо собираться.

А м е л и я. Святой отец, ради Бога, останьтесь! Вы – моя единственная поддержка, единственное утешение. Мне так... мне не сказать, как мне сейчас...

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

У реки.
Ч у л а,   Н у н,  У  Б а  К х и н,  М а х а  Б у в а.

Чула стирает верхнюю кивару, монахи сидят рядом на корточках.

М у н. Здорово все ж она тебя...
Ч у л а. Ай, ладно.
У  Б а  К х и н. Понравился ты ей...

Смеются.

М у н (убеждённо). Нет, братья, как хотите, я бы не сдержался. Я бы... я бы плюнул в нее, вот что!
Ч у л а. Ты монах, Мун, дружище. Как монах может плюнуть в человека?
М у н. Да какой же это человек, Чула? Это же.. это же англичанка!
М а х а  Б у в а. Слушайте, братья, а чего она там говорила, что в нас нет этого... Хри Ста? Что это такое – Хри Ста?
М у н (угрюмо). Откуда ж нам знать. В ней, наверное, есть, если в нас нет. Дух такой. Чтобы на людей бросаться...

Смех.

У  Б а  К х и н. Нет, братья, Хри Ста – это у них такое божество.
М а х а  Б у в а. Правда? У них, значит, и религия есть?
М у н. Божествам молятся, ишь ты. Небось, и жертвы им приносят. Дикий народ...

Смех.

Ч у л а (примирительно). Нет, братья, нет. Саядо рассказывал про Хри Ста.
М а х а  Б у в а. Саядо  – великий человек! Он все знает!
Ч у л а. Хри Стос – это будда.

Удивлённое молчание.

М а х а  Б у в а. Как – будда?
У  Б а  К х и н (смятенно). Благословенный Будда? Несравненный учитель богов и людей?
Ч у л а. Нет. Другой будда.
У  Б а  К х и н? Который был до Татхагаты? Дипанкара?
Ч у л а. Не знаю. Наверное. Просто раньше, давным-давно, в их земле появился Будда. Он учил их Благому Учению.
М у н. Как-то по ним незаметно...

Смех.

Ч у л а. Так Он и учил-то их всего три года.
У  Б а  К х и н. Ну, что можно сделать за три года... А потом-то что?
Ч у л а. Убили они Его.

Потрясенное молчание.

М а х а  Б у в а. (тихо) Как... убили?..
Ч у л а. К доске приколотили.
У  Б а  К х и н. А что же Он... не победил их волшебными лучами?
Ч у л а. А устал Он от них. Сказал: зачем я буду проповедовать народу, который меня не слышит и слов моих не разумеет...
М у н (с озлоблением). Язычники чертовы! Вот все-то у них так!..
Ч у л а. Ладно, Мун, ладно.
М а х а  Б у в а. Это значит, она хотела, чтобы в нас... тово... чтобы нас к доске приколотить? Ну, нет уж, дудки! Не на таковского напали!..

Смех.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

В доме Амелии Дженкинс. А м е л и я  Д ж е н к и н с,  Д ж е р и м а й а  Р э б б и н г с.
А м е л и я. Мне – правда, правда – стыдно, Ваше преподобие. Я не ожидала этого. Такой маленький, худой мальчик. Их там морят голодом. А я окатила его грязью. А он – понимаете, он не сдерживал себя, нет, мне кажется, он просто посмотрел на меня, как на круглую, круглую...
Р э б б и н г с. Это все неверные мысли, друг мой. Я бы даже сказал, что это дьявольские наущения.
А м е л и я (с отчаяньем). Ваше преподобие, у меня попросту ощущение, что я оскорбила человека! Будь он хоть трижды язычник...
Р э б б и н г с (с теплом и участием, подсаживается к ней, берет ее руку). Послушайте меня, Эмили. У вас золотое сердце. И, может быть, вы правы. Может быть, этот бедный мальчик действительно ни в чем не виноват. На самом деле, мне тоже иногда становится жаль этих худых, бедных, больных полуголых детей, которых их начальники, их тираны, посылают на улицу просить милостыню.
А м е л и я. О, Ваше преподобие! Вы такой... такой добрый человек! (Плачет.)
Р э б б и н г с. Но мое отличие от вас, милая миссис Дженкинс, заключается в том, что я пастырь. И умею, при необходимости, подчинить движения сердца неприятному, но суровому долгу, который возлагает на меня Господь. Вы думаете, сердце Господа нашего не сжималось скорбью и мукой, когда пламенным мечом Он гнал прочь любимых своих, но согрешивших детей из Эдемского сада?
А м е л и я. Да, мистер Рэббингс, да, вы правы. Я сама учитель, я знаю, что строгость необходима.
Р э б б и н г с. Зовите меня просто Джеримайа, Эмили.
А м е л и я (взволнованно). О, Ваше преподобие... Вы  – мой духовный глава.
Р э б б и н г с. Вот поэтому мы должны проявить суровость, Эмили, хотя бы наше сердце кровоточило от любви и горя. Скажем честно, что ваш опыт не удался. И я вам скажу, почему. Эти мальчики глубоко запуганы. Они боятся проявить гнев и раздражение перед лицом своих собратьев – иначе последует немедленное исключение их из ордена и...
Д ж е н к и н с. И – что?
Р э б б и н г с (уверенно). И – голодная смерть, поскольку они не умеют ничего, кроме как просить милостыню, но в этой жестокой стране эта сомнительная привилегия предоставляется только монахам. 
А м е л и я. Чудовищно. Чудовищно.
Р э б б и н г с. Но если вы пригласите в ваш дом такого монаха, одного – он будет чувствовать себя в полной безопасности, зная, что вы не донесете на него его начальству. Этой религией правит дух страха, подчинения и тирании, столь далекий от духа Христовой любви. Соответственно, все его грехи и пороки, тщательно скрываемые, немедленно явятся наружу. «И тогда сокрытое станет явным», как сказано в Писании.
А м е л и я (с сомнением). Вы уверены в этом?
Р э б б и н г с. Абсолютно.
А м е л и я. Я даже не про то... Пригласить – сюда, в эту гостиную?
Р э б б и н г с. Я понимаю, насколько это болезненно для ваших нежных чувств...
А м е л и я. Нет, я вообще-то согласна. Но он – он придет? После того, как ему на голову вылили ушат помоев? А как я буду смотреть ему в глаза?
Р э б б и н г с. Ну что ж... скажите, что это была ваша служанка. Ведь мы предусмотрительно одели вас в платье служанки. Наложите на себя побольше белил, наденьте парик – и он вас не узнает. Пошлите свою горничную... она, кажется, азиатка?
А м е л и я. Да.
Р э б б и н г с. Прекрасно. Пошлите ее в их... вихару, насилу выучил это богопротивное слово. Скажите, что миссис Амелия Дженкинс просит прощения за грубость своей служанки и приглашает монаха, который был облит водой, прийти к ней на обед. И я вас уверяю – он не откажется. Во-первых, у них не принято отказываться, когда миряне приглашают их к обеду. Кроме того, эти мальчишки настолько голодные, что пойдут хоть к самому чёрту, если их пообещают накормить.
А м е л и я. Бедные... Хорошо, я сегодня же пошлю за ним и приглашу на завтра.
Р э б б и н г с. Вы ведь не против, милая Эмили, если на вашем обеде будут также мистер Уингз и дочери мистера Уормса?
А м е л и я. Ну что вы, конечно, нет – я буду только рада.
Р э б б и н г с. Кроме того, я должен побеседовать с вашей кухаркой – напомните, как ей имя?
А м е л и я. Мэри.
Р э б б и н г с. Да, Мэри. Ведь иначе ваша Мэри подаст что-нибудь такое, с чем желудок этого юноши просто не справится.
А м е л и я (тает, смотрит на него с глубокой лаской). О, Ваше преподобие! Вы очень, очень добры!..
Р э б б и н г с. Что вы, Амелия, что вы...

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Кухня в доме Амелии Дженкинс.
Д ж е р и м а й а  Р э б б и н г с, М э р и.
 Р э б б и н г с (появляясь в дверном проеме и тряся гривой своих великолепных черных волос, трубным голосом). Мэри, голубушка, здравствуй!
М э р и. Ох, ваше преподобие! (Хватается за сердце, оборачивается.) Чуть дурно не стало... Р э б б и н г с. Голубушка, завтра твоя хозяйка дает обед.
 М э р и. А кого приглашают?
Р э б б и н г с. А пригласит она дочерей мистера Уормса, мистера Уингза и еще (многоначительная пауза) одного буддийского монаха.
М э р и (широко крестится). Во те на, прости Господи, за что нам такое несчастье!
Р э б б и н г с. Терпи, Мэри. И ты послужишь к славе Божией!
М э р и. Да как же это, Ваше преподобие?
Р э б б и н г с. Они, голубушка, притворяются праведниками. А внутри (набрав воздуху) ПОЛНЫ НЕЧИСТОТ И СКВЕРНЫ!

Мэри снова хватается за сердце.

М э р и. Ажно душа в пятки уходит от вашего голоса, Ваше преподобие!
Р э б б и н г с. Поэтому подай этому язычнику такой пищи, чтобы тот озверел!
М э р и. Озверел? Ваше преподобие... это, конечно, хорошо, а ну как он на людей кидаться начнет, мартышка такая?
Р э б б и н г с. Я подумал об этом. На этот случай за дверями подежурит пара полицейских.
М э р и (светлеет лицом). Вот это вы хорошо сообразили, Ваше преподобие!
Р э б б и н г с. Значит, слушай меня, голубушка. Первым делом подашь ты рыбу – дамам как полагается, а этому монаху самую тухлую, какую найдешь.
М э р и. Вот хорошо-то, ведь селёдка у меня стухла!
Р э б б и н г с (потягивая носом, с неудовольствием). Да. Заметно...
М э р и (с сомнением). Нет, Ваше преподобие, тухлую я не подам: она ж вонять будет на весь стол!
Р э б б и н г с. Тогда сырую. Слышишь? – сырую! Потом подашь мясо.
М э р и. Мя-со?! Та кто же это после рыбы мясо подает, Ваше преподобие?
Р э б б и н г с (с нажимом). А ты подай!
М э р и. Слушаюсь.
Р э б б и н г с. Мясо подай ему испорченное и червивое.
М э р и (обиженно). Ну уж, дудки, ваше преподобие! Да я в лепешку расшибусь, а не куплю червивого мяса или порченого какого! Своих кур держим...
Р э б б и н г с. Хорошо, тогда прожарь так, чтобы были одни уголья.
М э р и. Эх, какое разорение...
Р э б б и н г с. Так ведь во славу Цервки Божией, Мэри! Вместо чая подай ему кислого молока. Или бренди.
М э р и. Не держим этой гадости.
Р э б б и н г с. Тогда кислого молока. Если нет, можешь... мочу.
М э р и. Мочу? (Смеется.) Ваше преподобие, да вы шутник!
Р э б б и н г с. Ну вот, пожалуй, и все.
М э р и. Как все, Ваше преподобие? А пудинг?
Р э б б и н г с. Ах да, пудинг... (Думает, лицо его озаряется). Вместо пудингу подай ему на тарелке дохлых тараканов!
М э р и. Страх-то какой, прости Господи...
Р э б б и н г с. Или у тебя нет?
М э р и. Да тьма-тьмущая... И здоровые все такие!.. (Думает.) А ну и правильно. Пусть жрет, поганец.
Р э б б и н г с. И еще одно, Мэри. Ты его невзначай облей каким-нибудь соусом.
М э р и. А ну как он на меня бросится?..
Р э б б и н г с. Мэри, монашек этот ма-аленький!.. Щупленький. А ты – душа моя, ты же... (Окидывает взглядом ее фигуру.) Титан! Геркулес!
М э р и. Ох, Ваше преподобие, что Вы... (Покрывается довольным румянцем.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

В спальне Амелии.
А м е л и я  Д ж е н к и н с,  М э й  М э й.

М э й  М э й (прохладно). Звали, барышня?
А м е л ия. Да, Мэй.
М э й  М э й. Меня зовут Мэй Мэй.
А м е л и я. Нет, пусть будет просто Мэй. Не привыкну я к твоему имени. Я хотела тебя спросить... ты будто сердишься на меня?
М э й  М э й. Нет, барышня, ничего, так.
А м е л и я (прерывисто). Я хотела тебя попросить сходить сегодня... в буддийский монастырь.
М э й  М э й. В «Сад Освобождения»?
А м е л и я. Да... туда. И передать монахам, что миссис Амелия Дженкинс сердечно сожалеет о том, что...
М э й  М э й. О том, что облила одного из них водой!
А м е л и я (с удивлением). Ты откуда знаешь, Мэй?
М э й  М э й. Я все видела. Так вы раскаиваетесь, барышня?
А м е л и я. Да, мне очень стыдно.
М э й  М э й (ее лицо преображается). Хорошая вы моя! И то сказать однако – что это на вас нашло? (Смеется.) Грех-то какой совершили...
А м е л и я. И пригласи, пожалуйста, его завтра к обеду, к двум.
М э й  М э й. К двум нельзя, барышня! Монахам нельзя есть после полудня!
А м е л и я. Ах, бедненькие... Ну, хорошо, пригласи к завтраку, к одиннадцати. Только, пожалуйста, его одного.
М э й  М э й (расцветает). Доброе деяние совершаете! Уже лечу, барышня, уже лечу... (На выходе из комнаты оборачивается.) А он ведь вам понравился, правда? (Смеется, убегает.)
А м е л и я. Чудн;я...

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Обед в доме Амелии Дженкинс.
Ч у л а,  А м е л и я  Д ж е н к и н с, мисс  Б е к к и  и  К э т р и н
 У о р м с, мистер  У и н г з, М э р и, М э й  М э й.

Девушки сидят за столом и ожидают. Амелия напудрена и в парике.

М э й  М э й (появляется в дверях, торжественно). Его преподобие пришли!
А м е л и я. Его преподобие? Мистер Рэббингс?
М э й  М э й (с изумлением). Не-ет! Его преподобие из «Сада Освобождения».
А м е л и я (с досадой). Глупая девчонка... Скажи ему, пусть войдет.
Б е к к и. Он идет, Эмили, да? Ах, как интересно!..

В дверях появляется  Ч у л а  и застывает на месте. Сложив руки, низко кланяется
Чула и Амелия смотрят друг на друга. Амелия заметно краснеет, несмотря на слой пудры.

Ч у л а. Здравствуйте. Это вы?
А м е л и я. Мне очень жаль. Пожалуйста, проходите.

Чула делает несколько осторожных шагов, кланяется сестрам и
мистеру Уингзу, сложив руки на груди.
Сёстры переглядываются и смеются.

А м е л и я (стараясь проявлять приветливое равнодушие). Мы вам очень рады. Меня зовут Амелия Дженкинс. Пожалуйста, познакомьтесь: мисс Бекки Уормс, мисс Кэтрин Уормс, мистер Уингз. А как вас зовут?
Ч у л а. Чула.
А м е л и я. Бекки, Кэтрин, мистер Уингз, это мистер Чула.
Б е к к и, Кэти. О, мистер Чула, как мило! (Смеются, хлопают в ладоши.)
А м е л и я. Пожалуйста, садитесь. Сейчас подадут рыбу.

Чула садится и с некоторым опасением смотрит на нож и вилку.

Б е к к и. Мистер Чула, вы давно монах?
Д ж е н к и н с. Вы давно монах?
Ч у л а. Девять лет.
А м е л и я. Девять лет... О Господи, сколько же вам?
Ч у л а. Двадцать пять.
К э т р и н. Что он говорит, Эмили?
А м е л и я. Оказывается, он старше меня на год. Кто бы мог подумать...

Сёстры переглядываются и смеются. Чула тоже осторожно улыбается.
Мэри с недовольным лицом подает рыбу.
Чула наблюдает за тем, как другие пользуются ножом и вилкой, затем сам осторожно отрезает кусочек и пробует. Сглатывает с трудом. Впрочем, лицо его остается спокойным.

К э т р и н. Мистер Чула, вам нравится рыба?.
А м е л и я. Мисс Уормс спрашивает вас: вам нравится рыба?
Ч у л а (бормочет). По крайней мере, эта рыба точно умерла своей смертью...
А м е л и я (с неожиданным для себя беспокойством). Не нравится? (Смотрит ему в тарелку.) Господи, что у вас там такое? Она... она что, у вас, сырая?!
Ч у л а. Нет, нет, не беспокойтесь. (С готовностью отрезает еще кусок и мужественно жует его.)
К э т р и н. Так что, Эмили?
Д ж е н к и н с. Я боюсь, что не очень...
Б е к к и (кокетливо). О, мистер Чула, вы привереда! (Смеётся и грозит ему пальцем.)
К э т р и н. Мистер Чула, а зачем вы бреете голову?
Д ж е н к и н с. Почему вы бреете голову, Чула?
Ч у л а (улыбается). Говорят, что в человеческих волосах находятся человеческие страсти – чтобы избавиться от них, мы и бреем голову.

Амелия молчит.

К э т р и н. Что он сказал, Эмили?
Амелия. Он говорит, что в волосах находятся греховные страсти.
Б е к к и. Правда? Эмили, да ты чудовищная грешница!

Сестры смеются.

У и н г з (резковато). Эмили, милая, переведите: Мистер Чула, вы верите в Бога?
А м е л и я (с волнением) Вы верите в Бога, Чула?
Ч у л а. Простите?.. В бога чего?
А м е л и я. Как это?
Ч у л а. В бога лесов, полей, гор, земли, неба?
А м е л и я. Нет! В Единого Бога – в Бога всего на этой земле!

Чула задумывается. Все с интересом смотрят на него.

Ч у л а. Когда я был маленьким, мне рассказывали, что есть великий Владыка всех миров. Когда я стал изучать Благородное учение, я узнал, что Благословенный Будда говорил следующее: люди спорят о том, есть ли Единый Бог и Творец Вселенной или Его нет. Но бессмысленно спорить об этом, вместо того, чтобы заниматься освобождением своего существа от зла.
А м е л и я. Пожалуйста, повторите еще раз, по предложению.
Ч у л а. Когда я стал изучать Благое учение...
А м е л и я. Когда он стал изучать свою религию...
Ч у л а. ...Я узнал, что Будда говорил следующее...
А м е л и я. ...Он узнал, что Будда говорил следующее...
Ч у л а. Люди спорят о существовании Бога...
А м е л и я. Люди спорят о существовании Бога...
Ч у л а. ...Но вместо этого нужно заниматься освобождением своего существа от зла.
А м е л и я. ...Но вместо этого нужно избавляться от грехов.
У и н г з (с неудовольствием). Хм! Находчивый подлец...

Мэри подает мясо.

А м е л и я. Мэри, голубушка, ты что? Зачем ты подаешь птицу!
М э р и (хмуро). Как сказали, так и делаю.
Ч у л а. Я прошу прощения, уважаемая хозяйка: это мясо?
А м е л и я. Да. (Тихо.) Боже мой, даже он видит, что глупо есть мясо после рыбы.
К э т р и н. А мясо вам нравится, мистер Чула?
А м е л и я. Вам нравится мясо?
Ч у л а (пытается его разрезать, после неудачной попытки беспомощно улыбается). Мы очень мало едим мяса.
А м е л и я. Они почти не едят мяса.
Б е к к и. Настоящий джентльмен должен кушать мясо, чтобы быть здоровым и сильным, а не питаться бананами, как обезьяна!..

Сёстры громко смеются.

А м е л ия (с укоризной). Бекки!
Ч у л а. Скажите, пожалуйста, это животное не было убито специально ради меня?
А м е л и я. Нет, не думаю... (С беспокойством.) А что такое?
Ч у л а. Я просто не хотел бы быть причиной смерти живого существа. Вернее, не могу.
А м е л и я. Мэри!

Мэри появляется.

М э р и. Что такое?
Амелия. Мэри, это наша птица или купленная?
М э р и (угрюмо). Кура ему не нравится, что ли? Хорошая кура, неча нос воротить! Сама вчера зарезала...
А м е л и я. Она зарезала ее вчера.
Ч у л а (отодвигает тарелку, со сдержанным огорчением). Мне очень жаль, но, наверное, я не могу ее есть. Пожалуйста, простите меня.
А м е л и я. Что вы, что вы...
М э р и. Чаво, не будет есть куру? Ну ладно, унесу... (Недовольно подходит к Чуле, ставит его тарелку на поднос и опрокидывает соусницу на его кивару.)
А м е л и я (в сильном волнении). Мэри! Что же ты сделала!

Мэри уходит, поджав губы.

К э т р и н,  Б е к к и. Ой! Вот незадача... Мистер Чула, вам не повезло! (Хохочут.)
А м е л и я. Ради Бога, извините!
Ч у л а (еле заметно улыбается). Ничего страшного. Я начинаю к этому привыкать.

Амелия краснеет до корней волос.

Б е к к и. Эмили, милая, а почему он не стал есть курицу?
К э т р и н. Потому что они едят только людей!

Смеются до слез на глазах. Амелия смотрит на них с ужасом и отчаянием.

Б е к к и. Мистер Чула, а вы едите людей?
А м е л и я (с возмущением). Я не буду это переводить!
Б е к к и. Эмили, душенька! Иначе я позову вашу горничную, и она мне переведёт.
А м е л и я (равнодушно). Эта девушка спрашивает вас, едите ли вы людей.

Чула задумывается.
Заинтригованное молчание.

Ч у л а (улыбнувшись). В Самьютта-никайе – это третья часть второй корзины Учения – есть одна сутта, которая называется «Мясо сына». Благословенный Будда говорит: представьте себе семью, родителей и ребенка, которые шли через огромный лес.
Б е к к и. Переводи, Эмили.
Амелия. Представьте себе отца, мать и ребенка, которые идут через бесконечный лес.
Ч у л а. У них кончилась вся еда, и вот, чтобы не умереть с голоду, родителям пришлось убить ребенка и питаться его плотью.
А м е л и я. Какой ужас!
Ч у л а. Да, но иначе все трое погибли бы от голода.
К э т р и н. Перевод!
А м е л и я. Им... им пришлось убить сына, потому что у них кончилась еда и иначе все трое погибли бы от голода.
Ч у л а. Когда они ели его плоть, неужели бы они стали наслаждаться её вкусом? Нет: они ели бы её с горькими слезами.
А м е л и я. Они ели эту плоть с горькими слезами.
Ч у л а. Также и мы, какую бы пищу мы ни ели, должны есть её не с вожделением, но только чтобы удовлетворить голод, как если бы мы ели мясо любимого сына, иначе мы будем полны элемента страсти, а страсть не ведет к освобождению от страданий.
А м е л и я. Ох, как это сложно. Также и мы должны есть любую пищу как плоть любимого сына... нет, чувствую, я плохо перевожу.
Б е к к и. Голубушка, можете не продолжать, мы поняли: мы сидим за одним столом с людоедом! (Кокетливо.) Берегитесь!
К э т р и н (с отвращением). Это ужасно. Это просто неприлично рассказывать за столом.

Мэри подает пудинг, чай и уходит.
Все пятеро со смешанными чувствами смотрят на тарелку Чулы, на которой лежат тараканы.

Ч у л а (по-детски улыбаясь). Вы тоже едите насекомых?
А м е л и я. Это какое-то недоразумение...
Б е к к и. Что он спросил?
А м е л и я (машинально). Едим ли мы насекомых.
К э т р и н, Б е к к и (в унисон). Мы?! Не-ет!
А м е л и я. Пожалуйста, возьмите мой пудинг.
Ч у л а. Нет-нет, что вы... В детстве я ел. Мы их жарили, правда. Однако я боюсь, что их тоже убили специально ради меня.
Б е к к и. Что он спрашивает?
А м е л и я (подрагивающим голосом). Он спрашивает, были ли эти насекомые убиты специально ради него.
У и н г з (сквозь зубы). Питекантроп...

Сёстры Уормс переглядываются и громко смеются.

К э т р и н (сквозь смех). Скажите ему, что этого добра здесь и так довольно.
Б е к к и (говорит на бирманском, единственное слово, которое она знает.) Нет, нет! (Жестом показывает Чуле на тараканов, предлагая их съесть и изображая, как это должно быть вкусно.)
А м е л и я (почти плача). Бекки!
Ч у л а. Так мне можно их есть?
А м е л и я (с ужасом). Ради Бога, не ешьте их! У нас не едят тараканов! Это... это неприлично!
Ч у л а (задумавшись). Мне очень жаль, но дело в том, что совсем скоро полдень, и тогда мне не удастся поесть ничего, кроме сырой рыбы. Вы... кажется, чем-то огорчены?
А м е л и я (дрожащим голосом). Нет, со мной все в порядке. Пожалуйста, кушайте мой пудинг. (Ставит перед ним свою тарелку.)
Б е к к и. Ах нет, милочка, пусть он кушает тараканов! Это так мило! (Хлопает в ладоши.)

Амелия пьет чай. Руки ее дрожат.
Чула тоже делает глоток и закашливается.

Ч у л а (философски). Моча рекомендована Буддой как лекарственное средство...
К э т р и н (вполголоса). Чай ему тоже не нравится...

Сестры смеются.
Часы бьют двенадцать.

Ч у л а (с беспокойством). Мне очень жаль, но, к сожалению, я должен возвращаться. (Поднимается.)
А м е л и я (поднимается тоже. Дрожащим голосом). Прощайте. Не поминайте нас лихом. (По-английски, остальным.) Мистер Чула должен идти.
К э т р и н. До свидания, мистер Чула! Мы очень рады были с вами познакомиться!
У и н г з (сквозь зубы). Необычайно...
Б е к к и. До свидания, мистер Чула!
Ч у л а. До свидания (Кланяется всем и выходит.)

Сестры выжидают несколько мгновений и начинают безудержно смеяться. Мистер Уингз присоединяется к ним.


А м е л и я (резко). Мне дурно. 
Выходит. Оставшиеся продолжают хохотать во все горло.



Д Е Й С Т В И Е  В Т О Р О Е

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Гостиная в доме миссис Дженкинс. А м е л и я  Д ж е н к и н с,  Д ж е р и м а й а  Р э б б и н г с.
Р э б б и н г с (входит). Мой милый друг, здравствуйте. Я искренне сочувствую вам. Мистер Уингз уже рассказал мне, как вы принимали людоеда в своей гостиной.
А м е л и я (в крайнем смятении). Здравствуйте, Ваше преподобие. Нет, мистер Уингз... преувеличил. Я просто плохо перевела. Этот юноша совсем не людоед.
Р э б б и н г с. Людоед или нет, но нужно признать, что он повел себя совсем не так, как мы ожидали.
А м е л и я (с жаром). Он очень, очень воспитанный и тактичный молодой человек!
Р э б б и н г с (смотрит на нее с некоторым удивлением). Правда? Ну что же... Впрочем, я думаю, это искусное лицемерие.
А м е л и я. Я так не думаю, мистер Рэббингс.
Р э б б и н г с. Дитя мое! (Садится.) Разрешите мне кое-что объяснить вам. Враг оказывается сильнее, чем мы думали. Эти монахи совсем не глупы. Вероятно, он догадался, что мы попытаемся сделать все, чтобы вывести его из себя...
А м е л и я. «Мы», Ваше преподобие? Я не брала не себя никаких обязательств издеваться над этим бедным человеком.
Р э б б и н г с. Милая Эмили! Он представляется вам маленьким, наивным мальчиком. На самом же деле... (Таинственно.) Вы знаете, я собрал сведения...
(Артистическая пауза, с выражением.) Вы знаете, что этот самый Чула, которого вы принимали, является любимцем настоятеля монастыря и после его смерти вполне может занять его место?
А м е л и я (растерянно). Правда? Я думала, он рядовой монах...
Р э б б и н г с. В том-то и дело, что нет! Враг хитер и коварен. На самом деле, это не безобидный мальчишка, но буддист, язычник, прожженный до мозга костей, который превосходно умеет владеть собой и ни за что не покажет на публике своих истинных чувств. Еще бы: он хочет произвести впечатление! Признайтесь, разве он не пытался проповедовать? Не говорил что-нибудь о своем будде?
А м е л и я (с сомнением). Да. Пытался. Вообще-то я думала о нем иначе. Вот, значит, он каков. (С презрением.) Настоящий английский джентльмен...
Р э б б и н г с (торжествуя). Вот видите! Остерегайтесь, Амелия, остерегайтесь! Вы, кажется, уже попались в его сети!
А м е л и я (решительно). Нет! Конечно, нет!
Р э б б и н г с. Ну, разумеется, нет, миссис Дженкинс, это шутка. Итак, враг силен. Тем лучше.

Небольшое молчание.

Р э б б и н г с. Мы знаете, милая Эмили, вчера я долго не спал – я молился до трех часов ночи.
А м е л и я. Ваше преподобие!
Р э б б и н г с. И Господь, как я полагаю, открыл мне несколько удивительных вещей. Настолько удивительных, что... я боюсь, вы не станете меня слушать.
А м е л и я. Ваше преподобие, какие странные опасения! Говорите!
Р э б б и н г с (вкрадчиво). Амелия, вы помните прекрасные строки из Писания: «Нет паче той любви, аще кто положит живот за други своя?»
А м е л и я. Разумеется, Ваше преподобие! И поверьте – я готова пожертвовать своей жизнью, если это действительно необходимо.
Р э б б и н г с. И жизнью? И имуществом? И честью?
А м е л и я. Да. И имуществом, и честью. Но о чем это вы, миссис Рэббингс? Говорите скорее, ради Бога, не томите!
Р э б б и н г с (после паузы). Как и любой язычник, он полон порока. Греховных желаний, которые ему приходится подавлять усилием воли.
А м е л и я. Но это же хорошо, мистер Рэббингс, разве нет?
Р э б б и н г с. Нет, Амелия! Что есть воля, когда сердце не озарено духом Христовой любви?
А м е л и я. Да, Ваше преподобие, да.
Р э б б и н г с. Он не может проявить гнев или раздражение на публике. Но при этом каждый из них преступно удовлетворяет на стороне своё вожделение.
А м е л и я. Как Джордж...
Р э б б и н г с. Что вы говорите?
А м е л и я. Как мой покойный муж. Простите меня, Ваше преподобие. Бог ему судья.
Р э б б и н г с. Аминь. Теперь представьте себе, милая Эмили! Стоит вам пригласить этого так называемого «монаха» к себе – но уже совершенно одной... Стоит вам приветливо улыбнуться ему и сказать: «Мы одни, Чула»... Какое варварское имя... Сказать: «Я рада тебе»...

Амелия слушает его внимательно и напряжённо.

Р э б б и н г с. ...Как он тут же бросится на вас, как голодный тигр на свою добычу!
А м е л и я. Ваше преподобие... вы  э т о  мне предлагаете!
Р э б б и н г с. Милая Эмили! О, как вы меня неправильно поняли! Как вы могли подумать обо мне такое! Неужели я стану покровителем греха! Стоит ему коснуться вас хотя бы одним пальцем – как пара дюжих полицейских немедленно ворвется, скрутит ему руки и...
Д ж е н к и н с. ...И что же – эти господа, когда войдут, будут наблюдать мое беспомощное состояние в его руках?
Р э б б и н г с. Я согласен, это щекотливый момент. Что же, это могут быть ваши слуги.
А м е л и я (с нехорошей улыбкой). А потом «первая и единственная газета нашего города» напечатает, что горе-монах пытался меня обесчестить?
Р э б б и н г с. Почему же вас, моя милая? Газета напишет про вашу служанку.

Амелия задумывается.

А м е л и я. Почему этого действительно не может сделать моя горничная?
Р э б б и н г с. Потому что... потому что именно к вам он неравнодушен.
А м е л и я. С чего вы взяли, мистер Рэббингс?!
Р э б б и н г с. Обе мисс Уормс рассказали мне. Они внимательно следили за ним во время всего обеда.
А м е л и я. Кстати, они вели себя просто отвратительно. Как странно... Я ничего такого не заметила.
Р э б б и н г с. Миссис Дженкинс, вы вообще многого не заметили! Вы приняли старую хитрую лису за маленького тощего котенка! Признаться, я тоже...
А м е л и я. Да. Да, правда. Что же, если он такой, как мой Джордж... был... Мистер Рэббингс, а вы уверены, что эти монахи действительно... удовлетворяют свое влечение?
Р э б б и н г с. Помилуйте, миссис Рэббингс! Есть многочисленные свидетельства!
А м е л и я. Если есть эти свидетельства – почему население до сих пор верит им?
Р э б б и н г с. Потому что... потому, что они делают это втайне с тем сортом женщин, которые предпочитают не рассказывать об этом, и наивный народ ни о чем не догадывается.
А м е л и я. Понятно.
Р э б б и н г с. И кроме того – вы же должны знать сами, как замужняя женщина, насколько сложно от этого удержаться мужчине.
А м е л и я (с горькой улыбкой). Да. Да. Я знаю.
Р э б б и н г с (доверительно). Более того, я скажу вам – если даже духовенство святой христианской церкви иногда не удерживается от греха...
А м е л и я (с изумлением). Вы точно это знаете, Ваше преподобие?
Р э б б и н г с. Видит Бог, я не лгу, душа моя! Итак, если даже они иногда не стойки перед соблазном – неужели вы думаете, проклятые язычники способны устоять перед ним?
А м е л и я. Я... я должна немного подумать над вашей идеей, Ваше преподобие.
Р э б б и н г с. Размышляйте, дитя мое. Я вас не тороплю.

Амелия встает и начинает ходить по комнате. Лицо ее изображает напряженную внутреннюю работу – и вдруг озаряется какой-то мыслью. Она закусывает губу. Рэббингс наблюдает за ней.
 А м е л и я. Я подумала вот о чем, мистер Рэббингс. Этот молодой человек приходит в большой, богатый дом, где он уже пережил несколько неприятных минут. Дом со многими комнатами, в каждой из которых могут быть люди. Кроме того, в дом чужеземцев: людей с чуждыми и непонятными ему обычаями. Неужели вы думаете, он осмелеет?
Р э б б и н г с. Да. Вы правы. (Темнеет лицом.) Он хитёр...
А м е л и я. Но, сказать честно, это не главное соображение. Если его арестуют – ведь его же будут судить за попытку насилия, так, Ваше преподобие?
Р э б б и н г с. Разумеется, дитя мое!
А м е л и я. Это представляется мне слишком жестоким и, кроме того, неблагородным. Во всем этом есть какая-то западня, какая-то ловушка. Ваше преподобие! Грех, совершенный по добровольному согласию обоих, конечно же, грех – но ведь это не насилие. А судить его будут за насилие, и притом судить по нашим законам.
Р э б б и н г с. У Бога не бывает большого или малого греха, миссис Дженкинс, пред лицом Бога любой грех – мерзость!
А м е л и я. Но у людей бывает.
Р э б б и н г с. Должен ли я понять вас так, что вы отказываетесь от нашего замысла?

Секундная пауза.

А м е л и я (улыбаясь). Нет, Ваше преподобие. Я это сделаю. Только не у себя дома.
Р э б б и н г с (напряженно). Что вы имеете в виду?
А м е л и я. Я сниму у какой-нибудь местной поселянки ее хижину и приглашу его туда, когда утром монахи будут обходить город, собирая милостыню.
Р э б б и н г с. Миссис Дженкинс!

Пауза.

А м е л и я. Что... что я такого сказала?
Р э б б и н г с. Что вы собираетесь сделать?
А м е л и я. То же, что и вы предлагали.
Р э б б и н г с. А когда он накинется на вас?
А м е л и я. Я закричу: «На помощь»! – и все местные жители сбегутся мне на помощь.
Р э б б и н г с. ...Особенно если вы заранее договоритесь с ними. Что же... это лучше. Это почти гарантирует успех. (Взволнованно.) Но вы понимаете, милая миссис Дженкинс, что вам тогда не удастся остаться инкогнито? Все будут знать, что вы – это вы. Вы ведь рискуете своей честью, дорогая Эмили! И даже делом вашей жизни, вашей школой, ради которой вы оставили родных, родную страну...
А м е л и я (спокойно). Пусть, мистер Рэббингс. Пусть. Я все равно ничего не могу сделать для детей, пока  о н и  существуют. Вы знаете, сначала я принимала их за простых идолопоклонников. Потом...  потом я почти поверила  е м у. Этот молодой человек казался настолько спокойным, тактичным, мудрым, даже благостным. Но его мораль разлучает человека с Богом. Теперь я знаю их лучше. Это не нищие мальчики, не примитивные шаманы, нет. Это настоящие иезуиты, искушенные в риторике. Но иезуиты, по крайней мере, верят в Христа... И отличные лицемеры при том. Вы заметили, Ваше преподобие? – уже лондонским обществом владеет этот дух лжи и показного благочестия! Он мне так знаком, этот дух... Нет, мне не будет покою, пока мы с вами не выведем их на чистую воду.
Р э б б и н г с. Амелия! Амелия! Вы... (Утирает уголки глаз.) Вы так прекрасно говорите, Эмилия!..
 
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Улица перед двумя простыми домиками в местном стиле за одной оградой.
А м е л и я  Д ж е н к и н с, молодая  б и р м а н к а.

Бирманка собирает плоды с дерева в крошечном садике перед домом.
Амелия Дженкинс подходит, она в простом платье, с маленьким узелком за плечами.

А м е л и я. Здравствуйте!
Б и р м а н к а (оборачивается и приветливо кланяется со сложенными на груди руками). Здравствуйте, сударыня!
А м е л и я. Я хотела спросить у вас – это ваш домик?
Б и р м а н к а. Да, сударыня.
А м е л и я. А этот – тоже ваш?
Б и р м а н к а. Это дом моего брата, но он сейчас здесь не живет.
А м е л и я. Чудесно... Скажите, а я могу остановиться в том домике за какую-то плату?
Б и р м а н к а (радушно). Зачем же за плату? Проходите так! Вам негде переночевать? Может быть, вы хотите кушать?
А м е л и я (подходит к ограде). Нет, я все же хотела бы вам заплатить. Понимаете, я хочу некоторое время побыть одна.
Б и р м а н к а (пытливо смотрит на неё). Одна?

Пауза.

А м е л и я. Ну да, одна... (Мужественно продолжает.) ...Или с кем-нибудь ещё, не всё ли равно?
Б и р м а н к а (высоко поднимает брови, не теряя улыбки). А! И даже заплатить... Почему бы нет: у вас же есть деньги... Кто бы подумал, что англичане тоже этим занимаются...

Амелия глубоко краснеет.

Б и р м а н к а. Пожалуйста, проходите! (Открывает калитку.) И сколько вы заплатите?

Амелия рассчитывается с ней.

Б и р м а н к а. Большое спасибо, достаточно.
А м е л и я. А можно купить у вас этих фруктов?
Бирманка. Пожалуйста, берите хоть всю корзину! Нам не жалко... Вы знаете, я как раз собиралась на рынок – вы не против, если я уйду?
А м е л и я. Нет, что вы, совсем нет. Это было бы... просто замечательно.
Б и р м а н к а. Правда, я хотела бы еще дождаться святых братьев, чтобы подать милостыню...
А м е л и я (быстро). Я сама подам. А... вы не могли бы уйти немного раньше?
Б и р м а н к а. Конечно. (Улыбаясь.) Конечно, сударыня, конечно. Вы знаете, сразу после открытия рынка цены такие высокие... Да, вы поняли меня, спасибо... Всего доброго, сударыня!
А м е л и я. Всего доброго и вам также.

Бирманка уходит, взяв с собой корзину.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

«Сад Освобождения», кути (хижина) Дхаммавиду.
Д х а м м а в и д у саядо, Ч у л а.

Ч у л а. Ты звал, учитель?
Д х а м м а в и д у. Да, Чула.

Чула садится на пол.

Д х а м м а в и д у. Сегодня ты читал Учение?
Ч у л а. Да, учитель.
Д х а м м а в и д у. Умница, Чула, ты – отрада моего сердца... А что ты сейчас читаешь?
Ч у л а. Сутту под названием «Ахара».
Д х а м м а в и д у. Прекрасная сутра. Если ты читаешь ее, значит, ты уже прочел сутту про четырех воинов.
Ч у л а. Да, учитель.
Д х а м м а в и д у. Напомни мне, пожалуйста, ее содержание: я что-то подзабыл...

Чула смотрит на него с изумлением.

Д х а м м а в и д у (улыбаясь). Ты смотришь на меня с удивлением и думаешь, что ты преодолел уже не одно искушение и тебе не грозит опасность. Может быть. Но лучше дурно подумать о праведнике, чем потом оправдывать согрешившего. Итак, каково ее содержание?
Ч у л а. Благословенный Будда говорит про четырех воинов: один из них бежит, едва услышав шум битвы, другой – увидев войско неприятеля. Третий вступает в битву и гибнет в ней. Четвертый вступает в битву и побеждает.
Д х а м м а в и д у. Кому подобны эти четыре воина?
Ч у л а. Первый подобен монаху, который, едва услышав о красивой девушке, соблазняется этим известием. Второй подобен монаху, который прельщается, увидев её. Третий подобен монаху, который, увидев прекрасную женщину, удаляется в свою хижину для медитации – но женщина приходит и ложится рядом с ним, и он падает перед искушением. Четвёртый подобен монаху, который, когда женщина ложится рядом с ним, отталкивает её, и уходит в лес, и там предается благочестивому размышлению.
Д х а м м а в и д у. Молодец, Чула. У тебя отличная память. Пусть и остальное будет без изъяна. Теперь иди в город, пока не настал полдень. Помни, что ты – тоже воин, а воин должен побеждать.
Ч у л а. Моя группа уже ушла без меня, учитель.
Д х а м м а в и д у. Иди один. Биться одному – труднее.
Ч у л а. Слушаюсь, учитель, и сердечно благодарю за напоминание.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Дом поселянки. Дверь открыта.
А м е л и я  Д ж е н к и н с  одна.

А м е л и я
О, Боже мой, и боязно, и больно.
Сейчас придет. В груди так щемит сердце.
Приветливый, спокойный, хрупкий мальчик... –
Коварная лиса в овечьей шкуре!
И даже цвет их рясы, рыжий, лисий,
Чтоб все мы помнили об их коварстве!
Придет. Скажу: «Мой милый, мы одни,
Никто о том, где был ты, не узнает» –
И тут же он отбросит всякий стыд.
Наверное, уж собрались сестрицы
И наблюдают, кто же будет гостем.
Порадуйтесь позору вашей веры!
И мне кричать: «На помощь! Помогите!»
И пережить позор, ещё позор.
О, как глядела на меня бирманка!
И я, наставница детей в Писаньи,
Уже к распутным девкам причтена.
И вот ещё одно...

Пауза. Ходит.
С робкой надеждой.
       
                Зачем кричать?
Я женщина, не девушка, и знаю,
Томительную мужского тела тяжесть
И сладкую порой. Его вина –
Но пусть мы оба избежим насмешек.
И без того расскажут языки,
Как англичанка из распутных девок
Буддийского монаха совратила...
Но пусть. Неужто он совсем порочен?
Быть может, этот юноша несмелый
Насильно взят монахами из дому,
Не знает женщин он, любви не знает
Когда узнает – сам же устыдится,
Что бреет голову и ходит в рясе,
И обратится к честной, славной жизни,
И рада будет девушка любая,
Когда он назовет ее женой...

Замирает в ужасе от своих слов.

О Господи, прости такие мысли –
Вот он идет! И страшно мне, и чудно...

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Улица перед домом молодой бирманки.
А м е л и я  Д ж е н к и н с,  Ч у л а.

А м е л и я. Здравствуйте!

Чула останавливается и смотрит на нее с изумлением. Оглядывается по обеим сторонам улицы, видит ее пустой и только тогда решается ответить на приветствие.

Ч у л а. Здравствуйте. Откуда вы здесь?
А м е л и я. Я решила здесь пожить некоторое время. Вы, наверное, голодны?
Ч у л а. Нет, не очень. Если бы у вас нашлось... простите, пожалуйста, чуть не попросил еды.
А м е л и я (насмешливо). А что, это грех?
Ч у л а (серьёзно). Еще бы. Ну, так я пойду.
А м е л и я. Пожалуйста, зайдите. Я вас приглашаю.
Ч у л а. А вы одна?
А м е л и я. Конечно, одна!
Ч у л а. К сожалению, нам запрещено находиться с женщиной наедине. Я пойду.
А м е л и я (меняется в лице). Чула, милый мой, пожалуйста, зайдите! Откуда вы знаете, зачем я вас зову? Может быть, я больна или несчастна. Может быть, мне нужен ваш совет...

Чула колеблется.

А м е л и я (просительно). Пожалуйста.
Ч у л а. Хорошо. 

Они проходят внутрь. Дверь закрывается.

Тут же из-за домика появляется уже виденная бирманка и трое её подруг, которые неслышно обходят домик со всех сторон и приникают к нему чутким ухом.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Внутри домика.
А м е л и я   Д ж е н к и н с,  Ч у л а.

Чула садится на пол, Амелия – на плетёное сиденье. Скрещивает ноги, потом меняет их. Смотрит на него, закусывает губу и будто не может удержаться от смеха.

А м е л и я. Пожалуйста, кушайте фрукты.
Ч у л а. Большое спасибо. Они нравятся мне даже больше, чем тараканы.

Амелия звонко смеётся.

А м е л и я. Ради Бога, простите за этих тараканов! (Серьёзнеет). Честное слово, я ничего об этом не знала! И, пожалуйста, простите обеих мисс Уормс – они так ужасно вели себя, что я была готова со стыда сгореть. Вы ведь не обиделись на них?

Чула с улыбкой мотает головой.

А м е л и я. А вы отстирали свою рясу?
Ч у л а. К сожалению, не полностью, Эта большая женщина полила меня какой-то специальной, очень въедливой жидкостью.
А м е л и я (издает кроткий смешок, прикрывает лицо рукой). Простите. Я надеюсь, вы просто надели другую.
Ч у л а. У меня нет другой.
Амелия. Как нет? У вас... нет больше одежды, кроме той, которую вы носите?

Чула кивает.

А м е л и я (искренне). Мне очень, очень жаль. Впрочем, может быть, вам скоро не придется ее носить... Кстати (располагающе понижает голос), вы знаете, мы совсем одни.
Ч у л а. Да, я знаю. Это меня и беспокоит. Вы говорили, у вас какое-то несчастье? (С сомнением смотрит на нее.)
А м е л и я. На самом деле, меня очень интересует ваша одежда. Как, кстати, она называется?
Ч у л а. Кивара.
А м е л и я. Кивара... Я всегда поражалась, как вы ее носите! Она же ничем не скрепляется, правда? Ни булавками, ни пуговицами?

Чула кивает.

А м е л и я. Уму непостижимо, как все это держится... А вы можете научить меня носить кивару?
Ч у л а. Вам нельзя носить кивару. Только если белую. Если вы примете восемь обетов послушницы.
А м е л и я. Каких? Не есть тараканов, убитых специально для меня? (Хохочет.)
Ч у л а. Не убивать, не красть, не лгать, не прелюбодействовать, не пить вина, не предаваться развлечениям, не носить украшений, не есть после полудня.
А м е л и я. Ну что же... это не такие уж сложные обеты, за исключением... последнего. Так вы научите меня носить кивару? Для будущего?
Ч у л а. А у вас есть кивара?
А м е л и я. Нет. (Смотрит на него.) У вас есть.
Ч у л а. Но тогда мне придется ее снять.
А м е л и я. Так снимите.
Ч у л а. Вы уверены, что вам необходимо научиться носить кивару?
А м е л и я. Абсолютно.
Ч у л а. Хорошо. (Снимает с себя верхнюю кивару – на нем остается кусок ткани, обернутый вокруг бедер.)
А м е л и я. А мне, наверное, придется снять платье?
Ч у л а. Зачем?!
А м е л и я. Но ведь кивару не носят поверх платья... (Быстро снимает с себя платье и остается полностью нагой.)

Пауза. Амелия глубоко дышит, закрыв глаза.

Ч у л а. Что же... (Подходит к ней.) Левый край вы держите под левой рукой и один раз обматываете тело, сначала спереди, потом сзади. (Закутывает ее. Амелия вздрагивает, когда он нечаянно прикасается к ней.)
Ч у л а. Вам больно?
А м е л и я. Нет. Нет. Совсем нет. Боже...
Ч у л а. Затем вы перекидываете ее через левое плечо, пропускаете спереди, под правой рукой, и остаток снова перекидываете через левое плечо, чтобы он свисал спереди. (Делает, как говорит, и отходит на шаг назад.) Ну, вот и всё.

Пауза.

А м е л и я (открывает глаза, с разочарованием). И всё?
Ч у л а. И всё.
А м е л и я (делает несколько шагов). Ужасно неудобно. Вы знаете, я передумала. Она мне не нравится. Снимите ее с меня!
Ч у л а. Вы и сами можете ее снять.
А м е л и я. Конечно, нет! Я в ней запутаюсь!

Чула подходит к ней и разматывает ее кивару.
Как только он заканчивает это делать, она прижимается к нему и обнимает его, мечтательно закрыв глаза.

А м е л и я. Чула, милый, мне холодно...

Чула ничего не отвечает, но стоит, выпрямившись и тяжело дыша.
Долгое молчание.

А м е л и я. Мне холодно, милый...

Чула из всех сил отталкивает её от себя. Амелия бросается на плетёное сиденье и, согнувшись, закрывает лицо руками.
Чула молниеносно одевает верхнюю кивару и берёт в руки свою чашу для подаяния.

Ч у л а. Просите меня. Вам не больно? Вы не ушиблись?

Амелия горько плачет. Чула стоит и смотрит на нее с глубоким состраданием.

А м е л и я (шепчет). Чудовище... чудовище...
Ч у л а (еле заметно улыбается). Я все же не совсем чудовище, уважаемая Э Ми Лиэ. Вот если бы я совершил грех...
А м е л и я (почти кричит). Я – чудовище!.. Что вы здесь стоите!.. Что вам ещё надо от меня!..
Ч у л а. Поверьте, я очень сострадаю вам. Не вините себя так сильно. Хотите, я прочитаю вам молитву или расскажу какую-нибудь сутту?
А м е л и я (как ошпаренная). Нет! Нет!! Не хватало мне еще ваших молитв и ваших проповедей! Уйдите! Уходите немедленно, слышите! (Горько рыдает.)

Чула стоит некоторое время.

Ч у л а. Пусть у вас все будет хорошо. Простите меня. Я на самом деле не мог иначе. (Выходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

На улице недалеко от домика .
Четверо  п о с е л я н о к.

П е р в а я   п о с е л я н к а. Сейчас уже выйдет...

Ч у л а  выходит из дома и с некоторым изумлением смотрит на поселянок.
Те одновременно глубоко кланяются ему.

П е р в а я  п о с е л я н к а. Ваше преподобие, а что же у Вас чаша пустая? А мы вот только что с рынка...
В т о р а я. Ваше преподобие, благословите!

Поселянки выстраиваются в очередь. Чула останавливается напротив каждой, принимает еду в чашу и произносит формулу благословения, возлагая на голову женщины край кивары.

Ч у л а
Огорченья пусть умолкнут
И болезни не тревожат,
Пусть несчастья не случится,
Счастливо живи и долго.

Благословив всех и приняв полную чашу подношений, Чула уходит. Женщины смотрят ему вслед с мечтательным выражением лица.

П е р в а я  п о с е л я н к а. Благодать-то какая!
В т о р а я  п о с е л я н к а. Есть же еще святые люди на свете...
Т р е т ь я  п о с е л я н к а. А она-то, она-то! «Мне холодно, милый...»

Смеются.

В т о р а я  п о с е л я н к а. А как он ее, эх!
Ч е т в е р т а я  п о с е л я н к а (убеждённо). А я бы еще и пинком её под зад, пинком! Экая выискалась! Не на того напала!

Смеются.

П е р в а я  п о с е л я н к а. Смотрите, выходит!..

Поселянки замолкают и прячут улыбки.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Улица перед домиком.
П о с е л я н к и,  А м е л и я  Д ж е н к и н с.

Амелия идет торопливыми, мелкими шажками, опустив голову.

В т о р а я, т р е т ь я, ч е т в е р т а я. Здравствуйте!
П е р в а я (приветливо). Уже уходите?
А м е л и я. Да, да.
П е р в а я. Ну, дело хозяйское...

Амелия отходит на несколько шагов и слышит за собой взрыв смеха.

А м е л и я (обернувшись, тихо, потрясенно). Вы... вы надо мной смеётесь?
П е р в а я  п о с е л я н к а. Нет, что вы, сударыня, как можно!.. Мы – так – о своём...

Амелия отворачивается и ускоряет шаги. Под конец она бежит. Поселянки смотрят ей вслед и продолжают смеяться.


Д Е Й С Т В И Е   Т Р Е Т Ь Е

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Дома у мистера Рэббингса. А м е л и я   Д ж е н к и н с, Д ж е р и м а й а  Р э б б и н г с.
Р э б б и н г с. Моя милая Эмили! Какое радостное удивление для меня – видеть вас! Вы так редко радуете меня своим посещением...
А м е л и я. Здравствуйте, Ваше преподобие. Вы позволите, я сяду?
Р э б б и н г с. Ну, зачем же так. Для моего уха так странно слышать это «Ваше преподобие» – и от кого? – от вас, милая Эмили, которая трудится на благо народного воспитания не меньше моего...
А м е л и я (горько). Вы ошибаетесь, Ваше преподобие. (Устало садится.)
Р э б б и н г с. Я полагаю, вы хотите рассказать мне о результатах нашего с вами маленького предприятия?
А м е л и я. Моего предприятия, Джеримайа, и только моего. Какое счастье, что вас там не было.
Р э б б и н г с (настороженно и суховато). А что такое?..
А м е л и я. Я провалилась, с позором провалилась. Как школьница на экзамене.
Р э б б и н г с. Милая Эмили!.. Я, признаться, предполагал такой исход дела... Вы слишком целомудренны, слишком чисты – вы просто не смогли играть ту постыдную роль, которую на себя взяли...
А м е л и я (с горькой иронией). Поверьте, я старалась, как могла.
Р э б б и н г с. Ах, полно... Что вы знаете о соблазнении, Амелия, непорочная душа! Вы, наверное, просто сидели, улыбались, как девочка, и не сказали ни слова.
А м е л и я (со страданием). Ваше преподобие! Я разделась догола и прижалась к нему!

Глубокая пауза.
Амелия прячет лицо в ладони.

Р э б б и н г с. Но это... (Возвысив голос, с каким-то веселым изумлением.) Да вы бесстыдница, моя дорогая! Не ожидал от вас!
А м е л и я (плачет). Не надо, Ваше преподобие, не надо. Я сама знаю об этом.
Р э б б и н г с (трубным голосом). ПОЗОР, КАКОЙ ПОЗОР ДЛЯ ВАС! И ЭТА ЖЕНЩИНА УЧИТ ДЕТЕЙ СВЯТОМУ ПИСАНИЮ!

Амелия плачет.

Р э б б и н г с (строго, резко). А кто-нибудь знает об этом?
А м е л и я. Кажется, нет. Я была в платье служанки.

Рэббингс шумно выдыхает.
Пауза.

Р э б б и н г с. Ну ладно вам, душенька, ладно. Не корите себя так. Это... постыдно, да, но, в конце концов, вы старались ради блага Церкви Христовой.
А м е л и я. Боюсь, что в тот момент я была захвачена греховным желанием, Ваше преподобие, и не думала о благе церкви.
Р э б б и н г с. Ну что же, хм... Это же язычники, азиаты, они, вероятно, владеют какими-то приемами черной магии...
А м е л и я. Зато они, по крайней мере, чисты от греха.
Р э б б и н г с. И потом, Эмили, вы еще такое дитя! Не все вещи говорятся вслух.

Пауза. Амелия отнимает руки от лица и с изумлением смотрит на него.

А м е л и я. Я против такой морали, Ваше преподобие. Если я грешна – то судите меня, корите, браните, бичуйте. Я понимаю, что из Вашей доброты вы не делаете этого – но, Ваше преподобие, я не заслужила Вашей доброты!
Р э б б и н г с. Амелия, милая, и Господь наш простил блудницу.
А м е л и я. Так вот, значит, кто я...
Р э б б и н г с. Душенька, не надо так... Отдохните. Оставьте это дело. (С заботой.) Вы... вы такая отчаянная, вы всегда рискуете!
А м е л и я. Вы знаете, Ваше преподобие, мы действовали неверно. Какими-то лживыми, коварными способами, недостойными честного христианина. Я думаю о том, чтобы взять Библию и отправиться в их монастырь. И там – я готова умереть! Пусть они меня распнут! Бросят в яму со львами! Тогда все, весь мир будет знать их истинное лицо!..
Р э б б и н г с (с неудовольствием). Да что же куда вас все несёт... Оставьте это, заклинаю вас! Не предпринимайте, ради Бога, больше никаких попыток! Достаточно! Хватит! Остановитесь, безумная женщина!

Пауза.

Р э б б и н г с. Простите меня, Эмили. Я просто забочусь о вашем благе. А м е л и я. Ваше преподобие, Вы так добры! Вы так добры! (Разражается горькими слезами.) 
Рэббингс берет ее ладонь и гладит ее.
Р э б б и н г с. Ну же... Полно, Эмили, полно...

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

«Сад Освобождения». Храм.
Ч у л а,  М у н, У  Б а  К х и н, М а х а  Б у в а.

Монахи подметают храм.

У  Б а  К х и н. Чула, а я тут про тебя такие вещи слышал...
Ч у л а. Какие вещи?
У  Б а  К х и н. Ты не обижайся, пожалуйста: а правда тебя пыталась соблазнить англичанка?

Остальные монахи с изумлением бросают метлы.

Ч у л а (с улыбкой). Правда. Но я не поддался.
У  Б а  К х и н. Ну, это я тоже знаю...

Монахи встают кружком.

М а х а  Б у в а. Что, правда, Чула?

Чула кивает.

М у н (требовательно). А ну-ка, расскажи!
Ч у л а. Не думаю, что это полезно для продвижения по Пути.
У  Б а  К х и н. Да как же, как же, Чула, ты что! Как раз наоборот – очень даже полезно! Вдруг и с нами такая напасть приключится! Мы хоть знать будем, что ждать от этих женщин – глядишь, и сами не соблазнимся!
Ч у л а (с сомнением). Ты вправду так думаешь?
У  Б а  К х и н (убежденно). Монах не лжет!
У  Б а  К х и н,  М у н,  М а х а  Б у в а (вразнобой). Да расскажи, расскажи!
Ч у л а. Ну хорошо. Я шёл по улице. Она вышла навстречу и сказала: «Заходите! Я одна». Я отвечаю: не зайду: грех. А она: я глубоко несчастна и мне нужна ваша помощь. Тогда зашел.
М у н (восхищенно). Эх, смотри ж ты, женщина!
Ч у л а. Она предложила мне фрукты и стала спрашивать про то, как носят кивару. Сказала, что хочет научиться её носить.

Неслышно входит  Д х а м м а в и д у. Его видит только Чула, остальные стоят спиной к нему. Дхаммавиду прикладывает палец к губам и делает Чуле знак продолжать.

М а х а  Б у в а. А что потом?
Ч у л а. Ну, потом... Она сняла с себя платье, чтобы я надел на нее кивару.

Монахи напряжённо слушают.

М у н. И что у нее было под платьем?
Ч у л а. Ничего.
М а х а  Б у в а. Совсем ничего?
Ч у л а. Совсем ничего.
М у н. Эх!.. Ну, и дальше?..
Ч у л а. Я одел на нее кивару, как она хотела. Верхнюю.
У  Б а  К х и н. А больше она ничего не хотела?
Ч у л а. Не знаю... Ей кивара не понравилась, и она попросила ее снять.
М а х а  Б у в а. Ишь ты, не понравилась!..
Ч у л а. Ну и... она прижалась ко мне.

Монахи дружно ахают.

М а х а  Б у в а. Что ты говоришь! Прямо так взяла и прижалась?
Ч у л а (с сомнением) Вы уверены, что это нужно для продвижения по Пути?
У  Б а  К х и н. Да конечно, конечно!
Ч у л а. Что я почувствовал – что нормальный мужчина может здесь почувствовать...

Монахи прячут улыбки и издают хрюканья, похожие на смешки.

Ч у л а. Я боролся с собой. Я победил. Оттолкнул её от себя. Она заплакала.
М а х а  Б у в а. Бедная...
Ч у л а. Я сказал, что мне очень жаль. Предложил ей прочесть молитву. Она отказалась.
У  Б а  К х и н. Ну еще бы: язычница...
Ч у л а. Я ушел. Все.
М у н (с досадой). Э-эх!..

Дхаммавиду резко ударяет в колокол. Монахи подпрыгивают от неожиданности, оборачиваются и валятся перед Дхаммавиду ниц в глубоком поклоне.

Д х а м м а в и д у. Чула хороший монах. Он имеет признаки истинного саядо. Не знаю никого из вас, кто победил бы в такой битве. Особенно сомневаюсь насчет тебя, Мун. Во время Упосатхи вы, все трое, будете каяться в празднословии и блудомыслии. На сегодня уборка закончена. Ступайте и прилежно медитируйте на труп или на неприглядность своего тела.

Монахи поднимаются и чуть ли не бегом покидают храм.

Д х а м м а в и д у (Поднимает указательный палец вверх, серьезно). Не поддавайся на такие провокации, Чула. (Тоже уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Спальня Амелии.
А м е л и я  Д ж е н к и н с,  М э й  М э й.

А м е л и я. Мэй, милая, я хотела бы посетить буддийский монастырь.
М э й  М э й. Правда, барышня? Ой, как здорово!.. И то я думаю: пора, пора...
А м е л и я (с неудовольствием). Нет, Мэй. Я просто... хотела бы еще раз увидеть того монаха, Чулу.
М э й  М э й (загадочно улыбаясь). Во-он что!
А м е л и я. Мне нужно побеседовать с ним о религии.
М э й  М э й (с уважением). Это хорошо вы, барышня, придумали. Ну что же, принимайте восемь обетов и пойдем мы с вами, прямо сейчас, до заката.
А м е л и я. Мэй, милая... А одна я могу пойти?
М э й  М э й. Что вы, барышня, как можно!
А м е л и я. Но мне необходимо!
М э й  М э й (хитро улыбаясь). А все же зачем, барышня? Нет у вас никаких – таких... мыслей?.. Ну, понимаете вы меня...
А м е л и я (как ошпаренная). Нет! Совсем нет! Вот тебе крест, Мэй! (Широко крестится.)
М э й  М э й (улыбаясь). Ну что вы, что вы, я верю. Что ж... идите тогда. Но идите лучше прямо сейчас, барышня. Их преподобия вечером сидят каждый в своей кути, размышляют. Никто вас, может, и не увидит. А увидят – что ж, поругают, да и дело с концом.
А м е л и я. А как же я найду его... кути?
М э й  М э й. Его преподобия-то? Так я вам скажу: у него недалеко от самого входа кути, отдельно стоит, беленькая такая, чистенькая, а на крыше птички резные, ни у кого таких нет. Вот по птицам-то и узнаете. Только знаете что, барышня? (Серьезно.) Обеты принять вам надо. Негоже в святое место идти, сердце не смирив. И кивару одеть. Хотите, я вам свою дам?
А м е л и я. Хочу, Мэй, милая.
М э й  М э й. Я сейчас, барышня! (Скрывается и возвращается с белой киварой.)
М э й  М э й. Вот вам, барышня, пожалуйста. Голубушка вы моя! Так что же? (Снова серьезнеет, смотрит на нее.) Принимайте!..
А м е л и я (вздохнув). Ну ладно. В конце концов, здесь нет противоречия библейским заповедям.
М э й  М э й. Вам подсказать?
А м е л и я. Нет, я знаю.

Садится на пол на колени, Мэй Мэй напротив.

А м е л и я (немного волнуясь). Принимаю обеты: не убивать, не красть, не  прелюбодействовать, не лгать, не пить вина, не носить украшений, не предаваться развлечениям, не есть после полудня... (Растерянно.) А как же ужин, Мэй?
М э й  М э й (сурово). Никакого ужина!
А м е л и я. Ну, хорошо. Не есть после полудня.

Мэй Мэй радостно хлопает в ладоши.

Мэ й  М э й (с обожанием). Умница вы моя! Расскажу кому – ведь не поверят!
А м е л и я. Пожалуйста, Мэй, милая, не рассказывай никому!
М э й  М э й (с искренним удивлением). Да чего же плохого, барышня? Ну, воля ваша. Помочь вам кивару одеть?
А м е л и я. Спасибо, я и сама могу.

Амелия снимает платье и надевает кивару. Мэй Мэй смотрит на нее с радостным изумлением.

М э й  М э й. Смотрите-ка! Все-то вы умеете! (Хитро улыбаясь.) А откуда вы умеете?..

Амелия краснеет.

М э й  М э й. Вы знаете, барышня, у нас все девушки рассказывают забавную историю: как одна англичанка пыталась соблазнить монаха...

Амелия вздрагивает.

М э й  М э й. Ну что вы, что вы? Это я так просто. Пойдемте, барышня, я вас провожу...

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

«Сад Освобождения». Кути Дхаммавиду.
Д х а м м а в и д у  саядо, Ч у л а.

Д х а м м а в и д у. Как прошел день, Чула?
Ч у л а. Как ты советовал, учитель. Утром я читал Писание. Потом пошёл собирать милостыню. После обеда медитировал.  Вечером вырезал чаши для подаяния из дерева и немного болтал с монахами.

Дхаммавиду грозит ему пальцем.

Ч у л а (серьезно). Моя вина, знаю.

Дхаммавиду внезапно смеется. Чула тоже.

Д х а м м а в и д у. Успешна ли медитация, Чула?
Ч у л а. Я стараюсь, учитель.
Д х а м м а в и д у. Что ты практикуешь?
Ч у л а . Как ты советовал, учитель: анапанасати, упосатха-анусатти, будда-ануссати и самадхи.
Д х а м м а в и д у. Как далеко ты продвинулся в самадхи?
Ч у л а. Я... сказать честно, я без очень большого труда достигаю второй джханы. Конечно, я могу ошибаться.
Д х а м м а в и д у. Опиши признаки.
Чула. Спокойствие и счастье. Чувство любви. Прекращение потока мысли. Ясность понимания Учения. Приятное ощущение во всем теле.

Дхаммавиду молчит.

Ч у л а. Я ошибаюсь, учитель?
Д х а м м а в и д у. Нет, ты не ошибаешься, Чула. Это не просто вторая джхана. Это... это уже порог третьей.
Ч у л а. О, учитель!
Дхаммавиду. Не рассказывай об этом. Ты можешь далеко пройти по Пути, Чула. Трудись и ни в коем случае не оставляй медитации.
Ч у л а. Учитель, одна мысль не дает мне покоя.
Д х а м м а в и д у. Какая мысль?
Ч у л а. Та девушка.
Д х а м м а в и д у (подняв одну бровь). Правда? Что ж, бывает. Практикуй медитацию на ее труп. Или на свой.
Ч у л а. Нет, меня не беспокоит влечение.
Д х а м м а в и д у. Что же?
Ч у л а. Чувство любви.
Д х а м м а в и д у. Опиши.
Ч у л а. Мне сложно.
Д х а м м а в и д у. Ты испытываешь к ней симпатию?
Ч у л а. Да.
Д х а м м а в и д у. Тебе будет больно, если ей будет больно?
Ч у л а (краснеет). Да.
Д х а м м а в и д у. Тебе будет радостно, если ей будет радостно?
Ч у л а (пунцовый). Да.
Д х а м м а в и д у. Так что же ты беспокоишься?
Ч у л а. Разве это не повод для беспокойства?

Дхаммавиду внезапно смеется.

Ч у л а. Я не понимаю.
Д х а м м а в и д у (отсмеявшись). Это не повод для беспокойства. Это просто-напросто три безмерных чувства из четырех, три брахма-вихары: дружелюбие, сострадание и сорадование. Метта, каруна и мудита.
Ч у л а. Ах да, в самом деле. Как я забыл...
Д х а м м а в и д у. Сам Благословенный Будда рекомендует усердно трудиться над появлением четырех безмерных, а ты говоришь – повод для беспокойства! Практикуй медитацию любящей доброты. И не забывай распространять свою любовь на всех живых существ: малых и больших, слабых и сильных, близких или далеких, рожденных или стремящихся к рождению, добрых и злых – а не только на эту девушку.
Ч у л а. Слушаюсь, учитель, и восхищаюсь твоей мудростью.

Дхаммавиду делает недовольное движение рукой.

Д х а м м а в и д у. Мне нужно еще поговорить перед сном с несколькими ленивцами. Пригласи сейчас ко мне Муна, хорошо?
Ч у л а. Хорошо (Поднимается.) Спокойной ночи, учитель!
Д х а м м а в и д у (кивает). Да, Чула, и тебе желаю того же.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

«Сад Освобождения». Кути Чулы.

Ч у л а  один, шагает по своей кути, заложив руки за спину.
Стук в дверь.

Ч у л а. Войди, если друг.

Входит  А м е л и я, смотря на него с робостью, внимательно и тревожно.
Чула застывает на месте.

А м е л и я (тихо). Здравствуйте.
Ч у л а (полушепотом). Святой Сарипутта, что вы здесь делаете? Вы с ума сошли? Зачем вы пришли?
А м е л и я. Пожалуйста, не гоните меня!
Ч у л а. Нет, я не гоню вас. Но, кстати, нам запрещено говорить с женщиной наедине. (Закрывает за ней дверь.)

Садятся на пол друг напротив друга.
Чула еле заметно улыбается.

Ч у л а. Так зачем же вы пришли?
А м е л и я. Во-первых, я хочу попросить прощения у вас. Мне, правда, очень стыдно за свой поступок. Если бы вы знали его настоящие причины, вы бы, наверное, не осуждали меня слишком строго...
Ч у л а. Вы о чем? Ах, это... (Пожимает плечами, улыбаясь.) Я вас совсем не осуждаю.
А м е л и я. Правда?!
Ч у л а. Монах не лжет.
А м е л и я. Вы не осуждаете меня за то, что я... пыталась вас соблазнить? Не считаете падшей женщиной?
Ч у л а. Совсем нет. У нас в стране нет понятия «падшая женщина». Это право женщины – делать то, что она хочет. То, что вы раскаиваетесь – прекрасно. Многие испытывают влечение и не только не борются с ним, но питают его. И вы меня тоже простите. Кто-то из нас двоих должен был отказаться. Мне пришлось...
А м е л и я. О, какая у вашего народа удивительная мораль... У вас, кажется, совсем нет морали!
Ч у л а. Зато у нас есть нравственность и правила нравственного поведения.
А м е л и я. Не надо. Не надо, не корите меня!
Ч у л а. Да что вы? Я и не подумал...  А вторая причина вашего прихода?

Пауза.

А м е л и я. Чула, я уважаю вашу веру. Я, в конце концов, не могу не уважать ее, после того, как... (Краснеет.) И все же я пришла сказать вам, что вы заблуждаетесь. Мой милый Чула, я пришла вас спасти!
Ч у л а. Спасти? Мне грозит опасность?
А м е л и я. Да! Да, Чула, вам грозит опасность умереть в ложной вере!

Пауза.

Ч у л а (беспомощно улыбаясь). В ложной вере? Во что же я должен верить?
А м е л и я. Во Христа!
Ч у л а. Во Хри Ста?
А м е л и я. Да, мой милый, да! Во Христа!
Ч у л а. А зачем мне нужно в него верить?
А м е л и я. О Боже! Бедный, несчастный мальчик... Вы что-нибудь знаете о Христе, Чула?
Ч у л а. Да, чуть-чуть. Мой уважаемый учитель мне о нем рассказывал.
А м е л и я (фыркая от возмущения). Представляю себе, каких мерзостей он вам наговорил!
Ч у л а. Нет, только хорошее.
А м е л и я (вдохновенно, любовно). Послушайте меня, Чула, я расскажу вам о Христе. (Встает.) Когда-то давным-давно, когда люди полностью погрязли во зле, на землю явился Господь.
Ч у л а. Господь чего?
А м е л и я. Снова вы со своим вопросом! Бесконечный, Единый, Безграничный Бог, Господь всего, что существует! И Господь воплотился в человеке.
Ч у л а. В одном человеке? Бесконечный Владыка всех миров воплотился в одном человеке? Как же Он в него уместился?
А м е л и я. Да, Чула, да. В это трудно поверить, но это так. Этого мальчика назвали Иисусом. Когда он вырос, он начал учить людей.
Ч у л а. А чему он учил?
Амелия. Чему учил? Боже, как сложно... Как будто в школе... Иисус Христос говорил: Возлюби ближнего своего, как самого себя. Против злых не противься злым. Бодрствуйте, ибо не знаете, в какой час придет Царствие Небесное! Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними. Любите друг друга... 

Чула удовлетворенно кивает.

Ч у л а. А сколько у него было учеников?
А м е л и я. У Христа было двенадцать апостолов и семьдесят учеников. Кроме того, Иисус Христос творил удивительные чудеса. Он исцелял болезни. Он воскрешал мертвых! Он превратил воду и вино на свадьбе в Кане Галилейской!

Чула с удивлением смотрит на нее и прячет улыбку.

А м е л и я (почти гневно). Что вы улыбаетесь?
Ч у л а. А что же потом?
А м е л и я. А потом Иуда предал Христа, и Его распяли на кресте. И вот, Чула – на третий день Христос воскрес и проповедовал спасение всем народам! Всем, Чула, понимаете, всем! И каждый, кто верует во Христа, спасётся!

Пауза.

А м е л и я (робко). Вы... вы мне верите, Чула?
Ч у л а. Верю ли я тому, что вы рассказали?
А м е л и я. Да!
Ч у л а. Что же... верю.
А м е л и я. Милый мой! Так, значит, вы готовы отречься от своей веры и верить во Христа?
Ч у л а. От своей веры во что?
А м е л и я. От веры в Будду.
Ч у л а. Что значит «веры»? От того, что я верю в бытие Татхагаты, не меняются законы, не меняется сущность страдания, не меняется Путь. Вы, может быть, имеете в виду Благородное Учение?
А м е л и я. Ну да, как у вас это называется.
Ч у л а (мотает головой. С искренним недоумением). Совсем нет. Совсем нет.

Пауза.

А м е л и я (почти плача). Почему, Чула, милый?
Ч у л а (ласково). Пожалуйста, не огорчайтесь так сильно. Вы лучше сядьте. Я постараюсь вам объяснить.

Амелия тяжело садится.

Ч у л а (мягко и спокойно). Дорогая Э Ми Лиэ – я правильно произношу ваше имя? Вы рассказываете мне о вашем святом, архате, в котором, по вашим словам, воплотился Владыка всех миров. Пусть так, хотя мне и сложно себе это представить. Но и Благословенный Будда познал все миры. У этого святого архата было семьдесят учеников. Но у Благословенного Будды было более тысячи учеников, и многие из них достигли освобождения при жизни. Этот святой архат воскрешал мертвых. Но человек все равно смертен. Итак, домашним воскрешенного пришлось два раза вместо одного испытать горе от расставания с любимым. Когда у Благословенного Будды некая женщина молила воскресить её дочь, он попросил её принести земли из дома, где никто никогда не умирал. Женщина обошла полмира и не нашла такого дома. Так она поняла бессмысленность своего горя и утешилась от него. Я улыбнулся, когда вы рассказывали про воду и вино. Мне сложно вообразить, будто Владыка всех миров пришел в мир, чтобы снабжать вином людей, которым лень купить его самим. Еще же вино дурманит сознание и ведет ко злу. Впрочем, может быть, я неверно вас понял. Святой Хри Ста проповедовал три года, а потом люди убили его. Владыка Будда проповедовал больше сорока лет и умер в окружении безмерно любящих его учеников. Наконец, то, чему учил ваш святой – прекрасно. Но почему же вы сами не держитесь этого учения? Вы говорите о любви к другим – но причиняете горе и страдание нашему народу. Но и сами с собой вы не живете в любви. На ваших лицах постоянно забота и печаль, обида, злость и раздражение. А наши женщины всегда улыбаются, всегда приветливы, вы сами это знаете. Почему же тогда я должен отречься от Благородного Учения? И зачем, если святой архат Хри Ста учил тому же, что и Татхагата?

Пауза.

А м е л и я (со слезами на глазах, почти кричит). Чула, вы не понимаете меня! (Встает.) Дело не в этом! Дело не в одной доброте! И дело не в наших грехах – все люди грешны.  Дело в том, что вы можете умереть в ложной вере.
Ч у л а (с улыбкой). Я пока еще не собираюсь умирать.
А м е л и я. Милый Чула! Вы такой хороший, славный человек! Но, если бы вы были христианином, вы достигли бы настоящей святости.
Ч у л а (с улыбкой). Не думаю.
А м е л и я. Зачем идти окольной дорогой, когда есть прямой, короткий, надежный путь?
Ч у л а. Да-да-да. Благородный восьмеричный путь.
А м е л и я. О, что мне сделать, чтобы вы поверили! Если только случится чудо пророка Исайи. Если только...

Пауза.

А м е л и я (со страстной уверенностью). Смотрите, Чула. Видите вот эту свечу? Вы можете сделать так, чтобы она зажглась?
Ч у л а. Вы хотите, чтобы я её зажег?
А м е л и я. Нет: вы можете с помощью вашей веры сделать так, чтобы она зажглась, не вставая с этого места?
Ч у л а. У меня нет сверхъестественных сил. Вот мой учитель может, наверное... А зачем?
А м е л и я (торжественно). Господи Иисусе Христе! Во славу Твою и ради того, чтобы уверовал этот человек – зажги эту свечу!

Долгая пауза.

Ч у л а (с улыбкой). Не зажигается? (Подходит к свече и зажигает её.)
А м е л и я. Не смейтесь надо мной! (Садится на колени, опустив голову.)
Ч у л а. Не огорчайтесь так. Может быть, в вас просто мало веры.
А м е л и я (гневно). Вам легко говорить! Вы, монахи, живете здесь в прекрасных условиях! Вы убежали от мира! Посмотрела бы я на вас, если бы вы жили в миру! Что осталось бы от вашего спокойствия и вашей улыбки! Если бы вы учили детей: кричащих, непоседливых, дерзких! Или если бы вам приходилось пить вино! Тогда бы вы поняли, что ничто не спасет от греха, кроме Христа! Ничто!

Стук в дверь.
Чула и Амелия испуганно переглядываются.

Ч у л а. Войдите.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Входит  Д х а м м а в и д у с кувшином.
Чула и Амелия непроизвольно встают и приветствуют его поклоном.
Пауза.

Ч у л а. Я нарушил обет, учитель?
Д х а м м а в и д у. Нет, не думаю. Ты нарушил бы его, если бы уединился с этой послушницей так, чтобы вас никто не видел и не слышал. Но я отлично вас слышал. И, кстати, еще несколько монахов...

Чула и Амелия розовеют.

Д х а м м а в и д у. Ты хорошо говорил, Чула, им было полезно послушать. Я пришел сюда из-за вашего спора. Я думаю, вы оба не будете спорить, что вино дурманит сознание. Из-за вина человек становится грубым, жестоким, наглым, гордым, похотливым и унылым. Но религия спасает от помрачений. Выпейте оба этого напитка. Если та или иная религия – ложная, вы все увидите на себе. Вы согласны?
А м е л и я. Я согласна.
Ч у л а. Но ведь это нарушение обета, учитель!
Д х а м м а в и д у. Это не нарушение обета, и в свое время ты узнаешь, почему. Пейте смело. Через полчаса не забудь дать твоей гостье глоток обычной воды и выпей сам. (Выходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

А м е л и я (вполголоса). Какой величавый старец...

Пауза.

А м е л и я (с насмешкой). Ну что же! Пейте вино, святой человек!
Ч у л а (смущенно). Даже не знаю... Девять лет не пил вина.
А м е л и я. Пейте, пейте, когда учитель вам говорит!

Чула берет кувшин и пьет из него. Амелия отнимает у него и сама делает несколько больших глотков.

А м е л и я. Какое у вас вино... странное. Из чего вы его делаете?

Ч у л а. Не знаю. Я тоже раньше думал, что у вина другой вкус.
А м е л и я. «Не знаю»! Целую бочку припрятали где-нибудь, наверное... (Пьет еще. Будто в изнеможении садится на его постель. Смеется.) Ну что же ты! Смешной...

Чула тоже смеётся, громче, чем обычно.

А м е л и я. Чула! А почему ты Чула? Ведь это не бирманское слово?
Ч у л а. Нет – это на пали.
А м е л и я. На кого напали?
Ч у л а. Язык такой – пали. «Чула» значит маленький.
А м е л и я. Маленький ты мой! Кто хоть тебя так назвал!
Ч у л а. Учитель. (Вдруг начинает всхлипывать.) Учитель меня так назвал. А мне было-то семь годочков.
А м е л и я. Ну, чего ты плачешь, чего ты!..
Ч у л а. Я ведь слабый был, больной! Не выживет парень, говорят. Отвезли меня в монастырь, на время, значит. Месяц я тут валялся. А он ведь – всё со мной! Всё со мной!
А м е л и я. Ой, маленький, а расскажи о себе!
Ч у л а. А чего рассказывать? Э Ми Лиэ... Имя какое у тебя, эх... Семья у меня была – две сестры. Братик еще. Братика в учение отдали. К хирургу. Людей, значит, резать. Отец горшки лепил. Продавал. Я разрисовывал. А он ругался! Чего, говорит, полдня над одним горшком сидишь! Художник, блин, хренов...
А м е л и я. А девушки были у тебя?
Ч у л а. Были. Ма Шве Йи. Красавица... Ик... Любили ее все. И я. А она меня. Но не только меня. Э-э-э... М;ка-то какая, Э Ми Лиэ, мука, с девушками! То, другое... Шумела она очень.
А м е л и я. Как – шумела?
Ч у л а. Так вот – шумела. Пойдем мы в лес. Солнышко заходит. Благодать! Нет бы постоять, полюбоваться человеку... А она все шумит, шумит. Ты вот не шумишь. Чтобы целовал ее, хотела. А однажды чего было – ой, чего было... (Смеется.)
А м е л и я. А что было, маленький?
Ч у л а. Отдалась она мне. А потом плачет, плачет... Говорит: «Чего ты, чего ты?» Я ведь хочу ребенка от тебя! А ты?» А я того – на землю...
А м е л и я. Что – на землю?
Ч у л а. На землю пролилось. Семя. На землю. Все равно, говорит, будешь мой. Мой и ничей больше. Не люблю я вот так вот. Чтобы вот так – не люблю. А дома сёстры! Сёстры! Их же надо замуж! И работа. И все шумят, шумят. Хотят чего-то. Почему, говорят, ничего не хочешь? Костюм мы тебе купим. Самый лучший, аглицкий.

Амелия смеется.

Ч у л а. Будешь ходить франтом. Не хочу я франтом! Я в монастырь хочу, вот что. А они: ты-что-ты-что-ты! А семью кто кормить? А? А тут брат вернулся. От хирурга. Не буду, говорит, хирургом. Не хочу в кишках копаться! Горшки буду лепить. Богатым буду. А я-то так рад, так рад! И – в монастырь. А он-то тоже – так рад, так рад! Учитель! (Плачет.)
А м е л и я. Не плачь, маленький, не плачь!..
Ч у л а (с обидой). А ты меня водой облила!..
А м е л и я. Так я ж не хотела! Не хотела. Я ведь раньше глупая была, знаешь, Чула? А в семнадцать лет была какой дурехой!.. Ведь верила! Соловьем разливался, а я – верила! Ну и выдали меня тогда замуж. За Джорджа. Ты представляешь – Джордж... Паразит... (Смеется. Сурово.) По девкам ходил мой Джордж. Потом умер, упал с лошади. Царствие ему небесное. И я думаю – что же жизнь-то зазря пропадает? Детей учить хочу! Де-тей! Вере христианской! Неграмотные ведь вы все! Так и помрете вы все без веры! Э-э-э... Но хорошие вы, Чула, хорошие. Горничная у меня хорошая. Ее зовут – подожди... Мо-Мо-Мо. Нет. Ме-Ме-Ме. (Смеется.) Как козу! Представляешь? Ты вот хороший, Чула. Глаза у тебя... Люблю я такие глаза. И сам ты весь хороший. Ма-аленький!..
Ч у л а. И ты хорошая, Э Ми Лиэ. Давай водички выпьем.
А м е л и я. Какой водички, маленький?
Ч у л а. Обычной. Простой водички. (С трудом поднимается и идет к своей чаше для подаяния, в которую налита вода.)
А м е л и я. Э-нет! (Смеется.) Ты меня не обманешь! Ты меня хочешь споить! Чтобы я была пьяная!..

Чула большими глотками пьет воду. Ставит чашу. Стоит без движения.
Пауза.

А м е л и я. Ты чего, маленький, чего?
Ч у л а. Пожалуйста, выпейте воды.
А м е л и я. Ух ты, как заговорил! Чего это с тобой? Сам пьяный стал? (Смеётся.)

Чула садится рядом и осторожно поит ее водой. Амелия также пьет большими глотками, как будто ее мучит жажда.
Долгая пауза.
Амелия смотрит на него со страхом. Встаёт.

А м е л и я. Боже мой... Что же я тут говорила? Что это мы?
Ч у л а. Ничего страшного не случилось.
А м е л и я. Нет, ужасно, я вела себя так развязно... Простите меня, ради Бога, Чула. Я пойду. (Хочет идти.)
Ч у л а. Э Ми Лиэ, постойте!

Амелия останавливается. Чула встает тоже.

Ч у л а. Вы хороший, добрый, чистый человек. Вы очень нравитесь мне. Поверьте, что я готов всегда помочь вам. Я немногое могу сделать – но я обещаю сделать для вас все, что вы попросите меня.
А м е л и я (растроганно). Спасибо. Спасибо вам большое, спасибо.

Амелия хочет выйти, сталкивается на выходе с  Д х а м м а в и д у  и слабо вскрикивает.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
 
Д х а м м а в и д у (улыбаясь). Это хорошее обещание, Чула. Нам стоит идти: проводить нашу гостью. Уже поздно. И послушницы не должны ходить по монастырю одни. Прежде чем мы уйдем, взгляните на свечу.

Чула и Амелия оборачиваются и смотрят на горящую свечу.
Дхаммавиду делает медленный и глубокий вдох. Затем так же медленно выдыхает. Свеча гаснет. Амелия издает слабое восклицание.

Д х а м м а в и д у. Это просто ветер. Подобно тому, как потухла эта свеча, потушим в своем сердце жар ненависти, влечения и слепого невежества и устремимся к мудрости, добру и любви.

Выходят.


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Улица перед домом Амелии. 
М о н а х и  и  А м е л и я  останавливаются перед домом.
А м е л и я (оборачиваясь к саядо). Ваше преподобие, благодарю вас. Я думала о вас очень, очень несправедливо. Я видела лицемерие там, где есть настоящая мудрость и благородство. Простите меня.
Д х а м м а в и д у. Вы не сделали нам никакого зла.
А м е л и я (взволнованно) Ваше преподобие!

Пауза.

А м е л и я. Я верю в Господа нашего Иисуса Христа, всем сердцем, всем душой. Скажите мне то, что вы думаете, скажите откровенно: моя вера – ложная вера или истинная вера? Ваша вера – ложная вера или истинная вера?

Пауза. Дхаммавиду улыбается.

Д х а м м а в и д у. Ваша вера – истинная вера, когда она ведет вас к терпимости и добру. И ваша вера – ложная вера, когда она ведет вас к насилию и злу. Наша вера – истинная вера, когда ведет нас к прощению и добру. И наша вера – ложная вера, когда она ведет нас к насилию и злу. (Поднимает край своей кивары.)
Ч у л а. Учитель хочет благословить вас.

Амелия склоняет голову.

Д х а м м а в и д у (кладет ей на голову край кивары, глубоким грудным голосом)
Огорченья пусть умолкнут
И болезни не тревожат,
Пусть несчастья не случится,
Счастливо живи и долго.







Д Е Й С Т В И Е  Ч Е Т В Е Р Т О Е

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Дома у Амелии.
Д ж е р и м а й а  Р э б б и н г с  в кресле. А м е л и я  входит. Пастор встаёт, чтобы поприветствовать её.

Р э б б и н г с. Здравствуйте, голубушка! Я так давно вас не видел!
А м е л и я (улыбаясь). Здравствуйте, Джеримайя!
Р э б б и н г с. Я рад видеть вас в добром здравии и отличном расположении духа, милая Эмили.
А м е л и я . Пожалуйста, садитесь. Сейчас подадут кофе.
Р э б б и н г с (садясь). ...Из чего я, собственно, заключаю, что вы последовали моему совету и оставили свою идею просвещать язычников, иначе бы мы безвозвратно потеряли бы нашу милую Эмили, зато обрели бы новую мученицу за веру.
А м е л и я. Да, Ваше преподобие, сейчас уже оставила.
Р э б б и н г с. Что вы имеете в виду, душенька?

М э й  М э й  приносит кофе и уходит.

Р э б б и н г с. Спасибо, красавица... Так что вы имеете в виду?
А м е л и я. Честно говоря, я сделала одну такую попытку.

Чашка кофе застывает в руке его преподобия на полпути ко рту.

Р э б б и н г с. Когда это вы успели?
А м е л и я. Ровно как неделю назад.
Р э б б и н г с. Вы были в их, как это... вихаре?
А м е л и я. Да.
Р э б б и н г с. Удивительно, что вас туда пустили. А с какой целью?
А м е л и я (издаёт короткий смешок). Мне сейчас немного смешно об этом вспомнить, Ваше преподобие, но я хотела обратить Чулу в христианство и спасти его душу.
Р э б б и н г с. Вот оно значит как... (Иронично.) И что же, вы преуспели в этом?
А м е л и я. Нет, меня снова ждал позорный провал. (Смеётся).
Р э б б и н г с. А почему вы, собственно, смеетесь, Эмили?
А м е л и я. Вы знаете, Джеримайа, это вышло очень смешно. Я ни чуточки не преуспела в своем начинании, хотя очень старалась. Я даже кричала! Я думала, мы одни – я была в его келье...
Р э б б и н г с (напряжённо). Так.
А м е л и я. Но оказалось, что нас слушала целая толпа монахов.
Р э б б и н г с. Боже правый! Как вас там не убили, миссис Дженкинс?
А м е л и я. Нет, что вы, они очень милые.
Р э б б и н г с. Милые?!
А м е л и я. Потом вошел господин настоятель...
Р э б б и н г с. Настоятель монастыря? Главный шаман?
А м е л и я. Он очень достойный старец, Ваше преподобие. Итак, он вошел и дал нам какого-то – нет, не вина, а напитка на травах. И вот – мы напились!.. (Звонко смеётся.) Представляете, напились!
Р э б б и н г с. Час от часу не легче.
А м е л и я. Я была такой... такой дурой, Джеримайа: у меня развязался язык и я, кажется, принялась рассказывать про моего бедного Джорджа.
Р э б б и н г с (мрачно). Что еще вы рассказали?
А м е л и я. Мне так стыдно... Я сказала Чуле, что он мне очень нравится. Это, конечно, неприлично. Это ужасно неприлично, я знаю.
Р э б б и н г с. Потрясающе. Изумительно. И что же дальше?
А м е л и я. Потом я протрезвела, и мне стало стыдно. Но, кажется, никто ничего не заметил. А Его преподобие был так добр, что проводил меня домой.
Р э б б и н г с. Его – кто?
А м е л и я. Его преподобие. Господин настоятель.
Р э б б и н г с (встаёт). Амелия, вы – чудовище.
А м е л и я (насмешливо). Мистер Рэббингс?
Р э б б и н г с. Я говорю это серьёзно.

Пауза. Амелия встает.

А м е л и я. Что вам так сильно не понравилось, мистер Рэббингс?
Р э б б и н г с. Вы предаёте нашу веру, миссис Дженкинс.
А м е л и я. Я не предаю нашу веру, мистер Рэббингс.
Р э б б и н г с. Нет, предаёте. Вместо того, чтобы учить детей Святому Писанию, вы являетесь на языческое капище и объясняетесь в любви правой руке их главного шамана.
А м е л и я. Я никому не объяснялась в любви, Джеримайа!
Р э б б и н г с. Я удивляюсь, как еще весь город не говорит об этом.
А м е л и я. Пусть говорят. Я не сделала ничего дурного.
Р э б б и н г с. Ничего дурного? Ну да, конечно. Я не удивлюсь, если вы скоро примете буддизм и кинетесь этому вашему Чуле на шею!
А м е л и я. Не кричите на меня. Я не собираюсь принимать буддизм или кидаться ему на шею. Но Чула – очень достойный молодой человек. И он больше христианин, чем многие христиане.
Р э б б и н г с. Так. Так. Замечательно. Я советую вам теперь выйти за него замуж, миссис Дженкинс. Это будет достойный финал вашей просветительской карьеры.
А м е л и я. Если бы не его монашеский сан, я бы с удовольствием сделала это, мистер Рэббингс.
Р э б б и н г с. А еще устройте для этих оборванцев бесплатную столовую!
А м е л и я. Это тоже хорошая идея, мистер Рэббингс.
Р э б б и н г с. Миссис Дженкинс, вы переходите все границы. Вы... вы, вероятно, больны. Я не узнаю вас. Я зайду к вам попозже. До свиданья.
А м е л и я. Всего хорошего, мистер Рэббингс.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Гостиная в доме губернатора.
Д ж е р и м а й а  Р э б б и н г с,  А у г у с т  А б и г э й л, Б э з и л
Б л э к с м и т, С а й р у с  У и н г з,  Т о м а с  У о р м с.

Мужчины сидят за игорным столом. Накурено.

У о р м с. Это валет, а не король, мистер Рэббингс. Вы знаете, я соскучился по большим вечерам. Я, например, так давно не видел нашего милого педагога.
Р э б б и н г с. Миссис Дженкинс? И не советую.
У о р м с (подняв бровь). А что такое, мистер Рэббингс?
Р э б б и н г с. Мне очень тяжело об этом говорить, но бедняжка, похоже, немного повредилась рассудком.
В с е. Что такое? Что вы говорите?
У и н г з. А в чем дело?
Р э б б и н г с. Миссис Дженкинс провела целую ночь в буддийской вихаре. И вот, после этого все и началось. Она называет этих оборванцев «ваши преподобия», мечтает устроить для них бесплатную столовую и, кажется, даже хочет выйти замуж за одного из них.

Пауза. Карты замирают в руках играющих

У и н г з. Фантастика!
А б и г э й л. Нонсенс!

Мистер Уормс вдруг начинает смеяться.

Р э б б и н г с. Ради Бога, мистер Уормс! Это не смешно!
А б и г э й л. Это не смешно, Томас!
У о р м с. Простите меня, господа.

Пауза.

У и н г з. Но это проверенные факты, мистер Рэббингс?
Р э б б и н г с. Я был у нее дома, и она сказала мне все это в лицо.
А б и г э й л. Но это же прямая опасность для подрастающего поколения!
Р э б б и н г с. И не только, мистер Абигэйл! Это прямая опасность для всей христианской веры! Для нашего присутствия здесь, наконец! Когда английская леди открыто заявляет о своей симпатии к язычеству – какой это знак для азиатов!
У о р м с. Простите, Джеримайа, а за кого она намерена выйти замуж?
Р э б б и н г с. За монаха Чулу, любимца настоятеля. Впрочем, едва ли у нее это получится. Едва ли он променяет свой сан на сомнительную роль ее мужа.
У и н г з. А если променяет, мистер Рэббингс? Амелия богата...
А б и г э й л. Чудовищно! Что вы говорите такое, господа! Мои уши отказываются это слышать!
Р э б б и н г с. Ах да, чёрт возьми...  (Светлеет лицом.) Что ж, господа, чудесно! Тогда он предаст свое монашество ради женщины, и эти оборванцы потеряют всякое уважение у местного населения.
У и н г з. А если не променяет?
Р э б б и н г с. Тогда...
У о р м с. Тогда мы все увидим воочию торжество буддизма в нашем городе.
Р э б б и н г с. Кошмар.
А б и г э й л. Кошмар. Кошмар. Вы все сошли с ума.
У и н г з. Ее необходимо немедленно скомпрометировать! Я хотел сказать, написать про нее всю правду!
У о р м с. Зачем это, Сайрус?
У и н г з. Мы должны показать всему цивилизованному обществу нашего города, что не имеем ничего общего с женщиной, которая симпатизирует этим... язычникам.
У о р м с. Я тоже, может быть, им симпатизирую.
У и н г з. Хм...

Пауза.

Р э б б и н г с. Вы ужасный человек, мистер Уормс.
У и н г з. Господа, мы должны принять решение. Объявляю себя председателем! Кто голосует за то, чтобы осведомить население нашего города относительно истинного характера миссис Дженкинс во избежание роста интереса населения к богомерзкой религии?

Уингз, Рэббингс, Абигэйл, Блэксмит поднимают руки.

У и н г з. Четыре голоса из пяти, решение принято!
Р э б б и н г с. Браво, мистер Уингз! А вы, оказывается, хороший христианин!
А б и г э й л. Браво!
Б л э к с м и т. Браво!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Спальня в доме Амелии.
А м е л и я  Д ж е н к и н с,  М э й  М э й.

А м е л и я. Милая Мэй, мне так грустно...
М э й  М э й. О чем вы печалитесь, барышня?
А м е л и я. Меня предали все мои друзья.
М э й  М э й. Кто же вас предал, миленькая? Вот я вас не предала!
А м е л и я. Вот ты только и не предала меня, Мэй Мэй. Заметь, даже Мэри теперь мне грубит. Я вчера прочитала в газете о себе.
М э й  М э й. Правда? Как здорово! (Хлопает в ладоши.)
А м е л и я (грустно улыбаясь). Ничего хорошего, Мэй. Про меня написали, что я распутница, сумасшедшая и опасный для общества элемент, что я... (Краснеет.) Да что тебе все рассказывать...
М э й  М э й (округляя глаза). Да кто же такое написал, барышня? Да как же они могли?
А м е л и я. Впрочем, мне всё равно придется тебе все рассказать, Мэй. Может быть, тогда и ты меня оставишь. Ты готова слушать?
М э й  М э й. Да, барышня.
А м е л и я. Видишь ли, Мэй, еще месяц назад я была убеждена в том, что буддизм и ваши монахи – это страшное зло.

Мэй Мэй всплескивает руками.

А м е л и я. И я... вернее, я и мистер Рэббингс решили, что нужно опорочить монахов, чтобы они прилюдно показали свои грехи.
М э й  М э й. Мистер Рэббингс? Этот огромный страшный человек с гривой, как у лошади?
А м е л и я. Да, Мэй. Почему же он страшный?
М э й  М э й (убеждённо). Страшный.
А м е л и я. Тогда я вылила на моего бедного Чулу ведро с помоями. Потом – ты ведь много не знаешь – когда его пригласили сюда, мистер Рэббингс, я думаю, сделал так, чтобы его накормили отвратительной дрянью: сырой рыбой, дохлыми тараканами...
М э й  М э й (скорбно). Грех-то какой!
А м е л и я. Это даже не грех, это просто очень некрасиво. Воображаю, что он о нас подумал! Потом... о, мне так стыдно, Мэй! Потом мы решили, что я должна его соблазнить...
М э й  М э й (гневно). Это он вас уговорил, мистер Рэббингс?
А м е л и я. Да, это, признаться, была его идея.
М э й  М э й. Он – мара!
А м е л и я. Что такое мара?
М э й  М э й. Это такой чёрный-чёрный дух, который искушает добрых людей!
А м е л и я. Не надо так, милая Мэй. И вот, я действительно пыталась это сделать.
М э й  М э й. Правда? (С неожиданным весельем.) А как вы пытались, барышня? Какая вы, однако!
А м е л и я. Не спрашивай, Мэй, мне так стыдно... Потом, когда я шла в вихару – я ведь не сказала тебе, что я собиралась обратить Чулу в христианство.
М э й  М э й (весело). Ай-яй-яй! (Обхватывает свою голову ладонями.)
А м е л и я. Но я вышла оттуда совсем другой. Монахи – такие добрые, отзывчивые, мудрые люди. Я рассказала об этом мистеру Рэббингсу, и он вообразил, будто я перешла в буддизм. И вот они написали про меня эту мерзкую статью. Со мной не здороваются на улице, Мэй. Но это пустяки. Я перенесла бы это. Но, милая Мэй, ведь это было целью моей жизни! Я хотела воспитывать ваших детей, учить их вере Христовой! Я готова была жизнь свою положить на это! И вот – теперь жизнь моя бессмысленна. У вас есть прекрасная, разумная религия. Чему нам учить вас? И зачем я живу? (Поднимает на нее глаза, полные слёз.) Ты меня презираешь, Мэй?
М э й  М э й (с глубокой жалостью). Миленькая моя барышня!

Амелия внезапно разражается потоком слёз.

А м е л и я. Родная моя, спасибо – хоть ты от меня не отвернулась...

Мэй Мэй гладит ее по голове.
Пауза.

М э й  М э й (задушевно). Барышня, а ведь он вам нравится?
А м е л и я (вздрогнув) Кто?
М э й  М э й. Чула.
А м е л и я. Что же ты мучаешь меня, Мэй!
М э й  М э й. А вы ему?
А м е л и я. И я ему.
М э й  М э й (просто). А вы поженитесь.

Амелия глубоко краснеет. Пауза.

А м е л и я. Мэй, Мэй, что ты говоришь такое... Как же он оставит монашество?
М э й  М э й. А вдруг, барышня? (Мечтательно.) Я бы на вашем месте его спросила...
А м е л и я. Нет, Мэй, это неблагородно. Я не хочу поставить крест на его духовной карьере, тем более, если ему предстоит принять высокий сан.
М э й  М э й. Барышня, миленькая, а сделайте тогда монастырю пожертвование!
А м е л и я (растерянно). Пожертвование? Деньгами?
М э й  М э й. Нет, деньгами не делают. Вы пригласите их покушать.
А м е л и я. Весь... монастырь?
М э й  М э й (убежденно). Ну да, весь монастырь. Их всего-то тридцать девять человек!
А м е л и я. Да где же я их посажу? Здесь и места нет на такую ораву!
М э й  М э й. А вы на лужайке перед домом их посадите.
А м е л и я (улыбаясь). Ну что же, Мэй... Я ведь не против. Что еще делать богатой вдове?
М э й  М э й. Ах, барышня, какая вы хорошая, как я вас люблю! (Хлопает в ладоши, смеется счастливо. Положив Амелии руки на плечи, смотрит ей в глаза, задушевно.) А ведь вы все равно ему скажете, правда? Скажете! Не удержитесь!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

«Сад Освобождения». Храм.

Д х а м м а в и д у  и  Ч у л а сидят друг напротив друга недалеко от алтаря.

Д х а м м а в и д у. У меня есть глубокая печаль, Чула. Ты знаешь, что в нашем монастыре хранятся копии текстов двух корзин Благого учения из трёх.
Ч у л а. Конечно. Одна из корзин обычно стоит в моей кути. Иногда я плачу над этими словами, исполненными такой мудрости и сострадания.
Д х а м м а в и д у. Ты единственный из братьев, кто читает Учение. Ты единственный, кто понимает священный язык.
Ч у л а. Это твоя заслуга, учитель.
Д х а м м а в и д у. Учение – драгоценный камень. Но даже драгоценный камень должен сиять в короне. Пальмовые листы крошатся, чернила выцветают. Братья забывают священный язык. И драгоценный камень может потеряться в груде навоза.
Ч у л а. Учитель, у англичан есть машины, которые из одной страницы Писания могут сделать тысячу.
Д х а м м а в и д у. О, Чула, милый! Если бы нашелся хоть один англичанин, который заинтересовался бы Благим учением! Зачем говорить о том, что не случится?
Ч у л а. И у меня есть печаль, учитель.
Д х а м м а в и д у. Говори, Чула.
Ч у л а. Сад Освобождения.
Д х а м м а в и д у. Тебе плохо здесь, Чула?
Ч у л а. Нет, учитель. Здесь очень хорошо. Это мой дом. Но иногда я чувствую, что этот дом тесноват для меня. Мы укрылись в этом саду от забот мира. Но мир страдает, и никто не облегчит его страдания.

Пауза.

Д х а м м а в и д у. Монастырь – это не только убежище. Это еще и большая школа, школа для души. Многим душам нужна строгая дисциплина, чтобы преодолеть скверну. Далеко не все братья праведны, и ты знаешь это не хуже меня. Вне стен этого сада зло одолело бы их полностью. Есть, конечно, и такие, которые в этой школе больше ничему не могут научиться. Ты такой, Чула. Чтобы практиковать самадхи, тебе не нужны монастырские стены.

Молчание.


Д х а м м а в и д у. Но молодым душам нужен руководитель. Я уже немолод и скоро закончу это воплощение, Чула. Из братьев нет никого, кто прошел бы дальше тебя по Пути.

Молчание.

Ч у л а. Учитель, я восхищаюсь твоей волей, но сам я не имею воли. Ведь, чтобы руководить, мало пройти какую-то часть Пути. Нужно уметь наказывать и запрещать. Мне больно запрещать, когда речь идет о любимых. Мне сложно будет увидеть нарушение каждого обета, еще сложнее наказывать за это. Я знаю важность обетов. Но разве сострадание не выше обета?
Д х а м м а в и д у. Прекрасные слова, Чула. Сострадание выше обета. Помни об этом, когда тебе придется сделать выбор между обетом и состраданием. Насчет же любимых не беспокойся. (С горькой улыбкой.)  Братья не любят тебя.
Ч у л а (изумленно). Братья не любят меня? Мун, и У Ба Кхин, и Маха Бува?
Д х а м м а в и д у. Нет, эти не чают в тебе души. Но ведь только с ними ты и проводишь свое время. Я говорю про остальных братьев.
Ч у л а. За что, учитель?
Д х а м м а в и д у. Многие завидуют тебе. Иные ревнуют. Миряне обожают тебя – и это еще одна причина, чтобы тебя не любить. Кроме того, ты тих, скромен, молчалив и умён. Этого достаточно для неприязни. Да, может быть и так, что если ты станешь новым саядо, ты недолго пробудешь им.
Ч у л а. Как ты сам сказал, учитель: зачем же говорить о том, что не случится?

Дхаммавиду горестно кивает головой.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Дом Амелии Дженкинс.
А м е л и я,   М э й   М э й.

М э й  М э й (загадочно). Барышня, слушайте меня! У меня есть к вам большая просьба, чтобы вы пришли сегодня к мистеру Рэббингсу!
А м е л и я. К мистеру Рэббингсу? Зачем?
М э й  М э й. Вы все узнаете. (Хитро улыбаясь.) Ровно в одиннадцать вечера.
А м е л и я (поднимая брови). Так поздно?
М э й  М э й. И у меня есть еще одна просьба.
А м е л и я. Что еще за просьба?
М э й  М э й. Когда вы подойдете к дому, окна будут освещены. Пожалуйста, не входите до тех пор, пока свет не погаснет. А как только он погаснет – немедленно входите и бегите вверх по лестнице со всех ног! Если опоздаете – случится несчастье.
А м е л и я. Как это все странно... Как ты думаешь, мне... не грозит никакой опасности?
М э й  М э й (улыбаясь во весь рот). Нет, миленькая барышня, вам не грозит никакой опасности. Уж кто-кто, а я вам зла не пожелаю!
А м е л и я. Хорошо, Мэй, я... я приду.
М э й  М э й. Только не опоздайте, барышня! И не входите, пока свет не погаснет!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Холл в доме мистера Рэббингса.
Д ж о н  один.

Стук в дверь.

Д ж о н. Чёрт возьми, кого еще носит нелегкая!

Открывает дверь. На пороге стоит Мэй Мэй.

Д ж о н. Ну чего тебе надо, девка, в такое время!
М э й  М э й (строго). Слушай меня. Скоро сюда придет моя барышня. У неё важное дело к твоему хозяину.
Д ж о н (растерянно). А? Чего?
М э й  М э й. А твой хозяин хочет, чтобы ты сделал вид, что ты ни о чем не знаешь, и изо всех сил держал язык за зубами! На, возьми задаток – после получишь еще.
Д ж о н. Вот оно как... (Ухмыляется.) Нам что, наше дело телячье: поел да в закут... Правильно я говорю, Мэри?
М э й  М э й. Меня зовут Мэй Мэй. Иди на кухню, иди скорей. Дверь-то не запирай, олух!

Джон, кряхтя, отправляется на кухню. Мэй Мэй торопливо взбегает по лестнице.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Спальня в доме мистера Рэббингса.
Д ж е р и м а й а  Р э б б и н г с за столом.

Дверь неслышно отворяется, входит Мэй Мэй.

Р э б б и н г с (почувствовав ее и обернувшись). Это что еще за фокусы!
М э й  М э й (прикладывая палец к губам, улыбаясь). Мистер Рэббингс, у меня к вам очень важное дело.
Р э б б и н г с. Какое у тебя может быть дело ко мне, чертовка!
М э й  М э й. Я вам хочу сказать про мою барышню. Как вы ее тогда огорчили – так уж она очень несчастна! Ну прямо очень несчастна!
Р э б б и н г с. Мне-то что до этого... (С подозрением.) Постой! Твоя барышня знает, где ты сейчас находишься?
М э й  М э й. Нет, что вы, как можно...
Р э б б и н г с. Тебя кто-то послал?
М э й  М э й. Как можно... Я сама к вам пришла.
Р э б б и н г с. Ты осмелилась прийти ко мне, и еще в такое время? Хорошо, зачем?
М э й  М э й  (загадочно улыбаясь). Я вас хотела попросить за барышню: вы бы к ней поласковей! Она же такая хорошая. И вы такой хороший, мистер Рэббингс... Так что будьте к ней поласковей. Вот как я... (Начинает медленно раздеваться.)
Р э б б и н г с (с радостным изумлением). Что ты собираешься сделать, маленькая бестия?
М э й  М э й. Я вам ни чуточки не нравлюсь, мистер Рэббингс? (Продолжает раздеваться.)
Р э б б и н г с. Ты хочешь потом рассказать об этом всему городу?
М э й  М э й. Обещаю, мистер Рэббингс, что никому об этому не скажу ни единого слова!
Р э б б и н г с. Поверил я очень твоему обещанию, чертовка!
М э й  М э й (обиженно). Я буддистка, мистер Рэббингс. А нам врать нельзя – это смертный грех.
Р э б б и н г с (успокоившись). Хм... Ну что ж... Это упрощает дело...
М э й  М э й (медленно опускаясь на кровать). Мистер Рэббингс?..
Р э б б и н г с. Киска... (Расстегивает, тяжело дыша, на себе сюртук.)
М э й  М э й (шёпотом). Потушите свечи, мистер Рэббингс, а то подумают, что вы ещё не легли.
Р э б б и н г с. И то правда. (Тушит свечи.)

Возня, взвизгивания Мэй Мэй.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

А м е л и я  стремительно входит.

А м е л и я. Что здесь такое происходит? Мистер Рэббингс?!

Мэй Мэй немедленно вскакивает с постели и хохочет во все горло. Продолжая смеяться, она зажигает свечи – впрочем, тропическая луна и так дает достаточно света.

Р э б б и н г с. Что за чертовщина?!

Мэй Мэй одевается.

А м е л и я (дрожащим от гнева голосом). Мэй! Мистер Рэббингс! Вы оба! Вы оба – дикие животные!
Р э б б и н г с. Так это вы все подстроили, миссис Дженкинс?
А м е л и я. Клянусь вам, что я ничего не знала, кроме того, что мне нужно прийти к вам в одиннадцать часов! Вы! Оплот христианства! Пастырь душ человеческих! Настоятель собора святой девы Марии! Как вы омерзительны, мистер Рэббингс!
Р э б б и н г с (лихорадочно застегивая сюртук). Взгляните лучше на себя, миссис Дженкинс! Истинно сказано в Писании, ища соломинку в глазе брата вашего, вы не способны вынуть бревно из своего глаза! Вы прежде меня погрязли в грехе и блуде!
А м е л и я. О, как мне хочется дать вам пощечину!
Р э б б и н г с. Немедленно уходите отсюда, пока я не вызвал полицию, сумасшедшая язычница! Кстати, имейте в виду, что ваша цветная обезьяна поклялась всеми вашими обезьяньими богами, что никому не расскажет об этом! Попробуйте теперь проверить силу ее веры!
А м е л и я. Пойдем отсюда, Мэй.

Мэй Мэй вперёд её легко и весело сбегает по ступеням.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Улица.

М э й  М э й  и  А м е л и я  некоторое время идут рядом молча.

А м е л и я. Как ты могла такое сделать, Мэй?
М э й  М э й (лукаво). Сама не понимаю, барышня. А вы? Конечно, Чула – это не мистер Рэббингс...
А м е л и я (со стыдом). О-о-о...

Молчание.

А м е л и я (печально). Ты совсем меня не любишь, Мэй?
М э й  М э й (искренне изумляясь). Да почему же, барышня?
А м е л и я. Ты хочешь опорочить нашу веру?
М э й  М э й. Что вы, барышня, миленькая! Совсем нет! У вас хорошая вера!.. Просто... вам надо немножко помочь.
А м е л и я. Что значит – помочь?
М э й  М э й (улыбаясь). Ну, понимаете, в любой религии заводятся плохие люди. Зачем вам плохой саядо? Пусть лучше вам пришлют хорошего саядо!
А м е л и я. Мэй, Мэй!..
М э й  М э й. Ой! Наконец-то мое имя выучили!
А м е л и я. Может быть, мистер Рэббингс плохой человек, но он же представитель церкви. Нельзя о нем плохо говорить! Кстати, ты вправду пообещала мистеру Рэббингсу никому ничего об этом не рассказывать?
М э й  М э й (гордо). Я не скажу ни слова! Наэб!

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Те же, Н а э б.

М э й  М э й. Здравствуй, Наэб!
Н а э б. Здравствуй, Мэй Мэй! Здравствуйте, сударыня!
М э й  М э й. Наэб, ты знаешь, где я сейчас была?
А м е л и я (предостерегающе). Мэй!

И тут Мэй Мэй развертывает потрясающую пантомиму, так, что у Наэб от изумления круглятся глаза.
Она показывает на дом мистера Рэббингса и изображает его лицо. Изображает, как крадётся вверх по лестнице. Снова мистер Рэббингс и его недоумение. Обворожительная улыбка Мэй Мэй. Снимание одежды. Вожделеющие глаза и тяжелое дыхание мистера Рэббингса. Он расстегивает сюртук... И всё это происходит без единого звука!

Н а э б. И что потом?!
М э й  М э й. И тут вошла моя госпожа!

Девушки покатываются со смеху.

М э й  М э й. Доброй ночи, Наэб!
Н а э б. Доброй ночи, Мэй Мэй! Доброй ночи, сударыня!

Наэб уходит.

А м е л и я. Мэй, Мэй...
М э й  М э й. Я не сказала ни слова!..
А м е л и я. Я чувствую, ты еще многим людям «не скажешь ни слова». Искусница...

Уголки её губ вздрагивают в усмешке. Амелия смеётся, Мэй Мэй тоже. Они стоят и смеются посередине ночной улицы.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Лужайка перед домом Амелии Дженкинс.
М о н а х и,  А м е л и я.

А м е л и я. Здравствуйте, Ваше преподобие!

Монахи чинно проходят в ворота решетчатой ограды один за другим.

Д х а м м а в и д у. Здравствуйте, Э Ми Лиэ! (Широко улыбается.) Ваше щедрое даяние обязательно получит свою награду и в этом рождении, и в следующем.
А м е л и я (улыбается также). Сказать вам честно, я просто в растерянности...
Д х а м м а в ид у. Я понимаю. Немногие решились бы пригласить всех братьев сразу. Вы хотите, чтобы мы сели рядами или по краю ограды?
А м е л и я. Скорее, второе.
Д х а м м а в и д у (зычно). НЕ РАССАЖИВАЙТЕСЬ РЯДАМИ, БРАТЬЯ, РАССАЖИВАЙТЕСЬ ВДОЛЬ ОГРАДЫ! Вы, наверное, очень устали, готовя еду?
А м е л и я. Свою кухарку я рассчитала и наняла хорошую бирманскую девушку. Но вы правы (смеётся) – это было ужасно! (Обеспокоенно.) Я боюсь, что у меня не найдется столько столовых приборов.
Д х а м м а в и д у. А что вы приготовили, Э Ми Лиэ?
А м е л и я. Рис с овощами.
Д х а м м а в и д у. В виде каши или рассыпчатый?
А м е л и я. Рассыпчатый.
Д х а м м а в и д у. Не тревожьтесь, его можно есть руками. Их благородия все равно не умеют пользоваться вилками... (Смеётся.) А у вас хватит людей разнести еду, дорогая Э Ми Лиэ?
А м е л и я. Вот это меня больше всего заботит, Ваше преподобие.
Д х а м м а в и д у. Я дам вам нескольких братьев в помощь. Прошу вас, не давайте им ничего прямо в руки. Это нарушение обета. Есть много обетов, которые кажутся смешными, но они тоже имеют смысл. Вначале нужно поставить еду на какой-нибудь платок, чтобы брат мог взять с этого платка.
А м е л и я. Хорошо... (Колеблется.)
Д х а м м а в и д у. Я вижу, в вашем сердце есть какое-то беспокойство.
А м е л и я. Ваше преподобие, как вы думаете... Чула когда-нибудь должен стать настоятелем монастыря?

Пауза.

Д х а м м а в и д у. Это тяжелый вопрос, Э Ми Лиэ, и трудным будет ответ. Для этого сана нет никого, его достойней. Но его сердце мало расположено к руководству. Также и сердце многих братьев мало расположено к подчинению ему. Свободная воля человека не может быть нарушена. Ответ на вопрос зависит от его свободной воли. (Пристально смотрит на нее.) И от вашей тоже, Э Ми Лиэ. Миряне тоже могут жить праведной жизнью.

Амелия опускает голову.

Д х а м м а в и д у. Не будем томить братьев, Э Ми Лиэ. Мун! У Ба Кхин! Маха Бува!

Монахи подходят.

Д х а м м а в и д у. Ступайте на кухню и помогите разнести пищу.
А м е л и я (завидев приближающихся гостей). О, нет!

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Те же,  С а й р у с  У и н г з, Д ж е р и м а й а  Р э б б и н г с, 
А у г у с т  А б и г э й л, Б э з и л  Б л э к с м и т,  Т о м а с  У о р м с , Б е к к и  и  К э т р и н  У о р м с.

Б е к к и. Какое невероятное шоу, папа!
У и н г з. Все это должно быть тщательно зафиксировано. (Устанавливает фотографический аппарат.)
У о р м с. Да, миссис Дженкинс постаралась на славу.
А м е л и я (сухо). Здравствуйте, господа. Здравствуйте, мисс Уормс.
Р э б б и н г с (осклабившись во весь рот). Я надеюсь, вы не возражаете против нашего присутствия, очаровательная миссис Дженкинс?
А м е л и я. Нет, Джеримайа, если только вы будете вести себя прилично. (Уходит.)
А б и г э й л. Как она стала вульгарна!
Р э б б и н г с. Тлетворное влияние, мистер Абигэйл, тлетворное влияние.

Дхаммавиду стоит в двух метрах от гостей и со спокойным интересом наблюдает за ними.

У и н г з. Посмотрите на эту цветную обезьяну!
Б л э к с м и т. Стоит как ни в чем не бывало и пялится на нас!
Б е к к и. Папа, а можно я с ним сфотографируюсь?
К э т р и н. Бекки! Он тебя съест!
Б л э к с м и т. Мисс Уормс, будьте осторожны!
У о р м с (с улыбкой). Надо спросить. Мистер Дхаммавиду, вы не против?
Д х а м м а в и д у (на английском языке). Совсем нет, мистер Уормс.

В высшей степени неловкое молчание.
Дхаммавиду, подождав некоторое время, отходит к монахам и садится с ними.

Б л э к с м и т. О-о-о...
Р э б б и н г с. Мистер Уормс, почему вы не сказали нам, что он говорит по-английски?
У о р м с. Я хотел проверить степень вашей воспитанности, господа.

В это время Амелия, Мэй Мэй, еще одна девушка-бирманка и монахи разносят тарелки. Монахи с величавыми поклонами принимают еду. За оградой собирается народ, пришедший посмотреть на редкое зрелище.

А м е л и я (предлагает угощение). Кушайте, пожалуйста... Кушайте, пожалуйста...
Ч у л а. Здравствуйте, Э Ми Лиэ!

Долгая, долгая пауза.
Амелия, вместо того, чтобы поставить перед ним тарелку, ставит поднос на землю, опускается на колени и совершает перед ним поклон со сложенными на груди руками.
Монахи перестают жевать и с немалым интересом устремляют взгляд на нее.

А б и г э й л. Смотрите, господа! Смотрите!
К и т т и. О, папа, как это романтично!
Р э б б и н г с. Это выходит за все допустимые рамки.
Б л э к с м и т. Бедная, бедная! Они ее, наверное, чем-нибудь опоили...

Тишина.

А м е л и я (вполголоса). Чула, мой хороший Чула! Я еще не сказала тебе, какой ты прекрасный, мудрый, добрый человек. Каждая, каждая, и я тоже так рада была бы назвать тебя своим мужем... (Слёзы мешают ей говорить. Амелия встаёт.)

Монахи переглядываются и перешептываются.

У и н г з. Что – что она сказала?
У о р м с. Если я правильно понял, она предлагает ему свою руку и сердце.
У и н г з,  Б л э к с м и т, Р э б б и н г с,  А б и г э й л, К э т р и н, Б е к к и (хором, протяжно). О-О-О!!!
Ч у л а (в изумлении и волнении встаёт. Громко.) Ты хочешь быть моей женой, Э Ми Лиэ?
У о р м с. Да, вы не ошиблись, мистер Рэббингс.
А б и г э й л (каркающим голосом). Спектакль! Блошиный цирк!

Амелия молчит, руки ее дрожат.
Чула оглядывается кругом: смотрит на толпу монахов, на Дхаммавиду, на англичан, на людей, собравшихся за оградой.

А м е л и я (ещё тише). Прости меня, Чула. Я не хочу ничем тебя связывать. (Хочет идти. Чула осторожно удерживает ее.)
М о н а х и (ропчут). Он коснулся женщины! Он коснулся женщины!..
Ч у л а. Я готов быть твоим мужем, Э Ми Лиэ.

Амелия поднимает на него свои прекрасные глаза, полные слёз.
Мэй Мэй и девушка-бирманка радостно хлопают в ладоши, но быстро замолкают, поняв неуместность своих хлопков.
Напряжённое молчание.

Р э б б и н г с (шепотом). Пишите, Уингз, пишите!

Уингз, как сумасшедший, строчит карандашом в блокноте.
Все взоры устремляются на Дхаммавиду.

Д х а м м а в и д у (встаёт. Торжественным и строгим голосом). Брат Чула, перед нашим братством ты выразил желание жениться. Известно ли тебе, что монах не женится, не имеет дома, отрешен от мира?
Ч у л а. Да, учитель.
Д х а м м а в и д у. Знаешь ли ты, что, женившись, тебе придется покинуть монашеское братство?
Ч у л а. Да, учитель.
Д х а м м а в и д у. Уверен ли ты в твоем решении?

Пауза.

Ч у л а. Да, учитель.

Монашеский ропот. Поселяне за оградой недоумённо переглядываются.

Р э б б и н г с. Как я понимаю, они его сейчас исключают из ордена, мистер Уормс?
Б л э к с м и т. А вдруг они все на него накинутся? Может быть, парочку моих ребят сюда?
У о р м с. Их тридцать девять человек, мистер Блэксмит. А накидываются на людей только хищные звери и мои соотечественники.
Б е к к и. Папа!

Дхаммавиду властно простирает руку, ропот замолкает.

Д х а м м а в и д у. Желаешь ли ты жениться, чтобы наслаждаться изобильной едой и красивой одеждой, Чула?
Ч у л а. Нет, учитель.
Д х а м м а в и д у. Чтобы наслаждаться радостями женатого человека?
Ч у л а. Нет, учитель.
Д х а м м а в и д у. Чтобы наслаждаться богатством?
Ч у л а. Нет, учитель.

Монахи снова переглядываются.

Д х а м м а в и д у. Тогда по какой причине ты желаешь жениться?

Пауза.

Ч у л а. Взгляните на эту девушку, братья! Она создала школу для нашего народа. Она проявила уважение и заботу о святом братстве. Разве не достойны благие деяния любой награды? Она была осуждена своими земляками. Разве не заповедовал Благословенный Будда проявить сострадание к несчастным, любовь к отвергнутым, утешение лишенным помощи, даже ценой собственной жизни? Вот эта причина, учитель.
Д х а м м а в и д у. Правильно ли я понимаю, Чула, что дружелюбие и сострадание являются причиной твоего решения?
Ч у л а. Да, учитель.

Пауза.

У о р м с. Дело принимает интересный оборот...
Р э б б и н г с (с беспокойством). Какой именно, мистер Уормс?..
Д х а м м а в и д у. Слушайте меня, монахи! Отказавшись покинуть «Сад Освобождения», Чула выбрал бы почет и уважение, жизнь без забот и печалей, возможность быстро двигаться по Пути Учения. Согласившись, он выбрал помощь и утешение. Сколь достоин человек, который выбирает помощь и утешение живым существам, даже ценой своего почета и уважения, жизни без забот и печалей, возможности быстро двигаться по Пути Учения! Как же называется такой человек? Бодхисаттвой называется такой человек. Сострадательным героем для мира называется такой человек. Кто же выше: бодхисаттва или стремящийся к освобождению лишь для себя? Бодхисаттва, братья, выше человека, стремящегося к освобождению лишь для себя. Как же становятся Пробужденным, братья? Через череду существований бодхисаттвой, так же, как стал Просветлённым Благословенный Будда, как говорит Джатака-мала.
Кто потерян сегодня для нашего братства? Монах Чула потерян сегодня для нашего братства. Кто же родился сегодня для мира? Бодхисаттва Чула родился сегодня для мира!
М э й  М э й, д е в у ш к а – б и р м а н к а. Ура, ура!

Лужайка и улица оглашается шумными криками радости.

У и н г з (со страхом). Что это они делают, мистер Уормс?
У о р м с. Кажется, они его поздравляют.
Р э б б и н г с. Да с какой стати?! Он же нарушил их обезьяньи обеты!
У о р м с. Насколько я понял, они восхищены им потому, что он поступил как порядочный человек. Впрочем, мистер Рэббингс, вам этого не понять...

Ворота раскрываются, девушки-бирманки вбегают и бросают Чуле и Амелии цветы, зерно, ветки цветущих деревьев.
Трое красивых девушек-бирманок, среди которых – Наэб, останавливаются в двух метрах от мистера Рэббингса и с интересом начинают его рассматривать, широко улыбаясь и обмениваясь разнообразными жестами.

О д н а  и з  д е в у ш е к. Наэб, да это просто лошадь!
Р э б б и н г с. Что они говорят, мистер Уормс?
У о р м с. «Да это просто лошадь».

Мистер Рэббингс багровеет.
Девушки смеются и вдруг начинают с помощью богатой жестикуляции показывать мистеру Рэббингсу, как он желанен для них и как они желанны для него.

А б и г э й л. Чудовищно. Чудовищно. Какой разврат. Мистер Уормс, срочно уведите своих дочерей отсюда!
У о р м с. Почему же? Очень поучительное зрелище. Мне кажется, они на что-то намекают...
Р э б б и н г с (весь красный, но с достоинством). Пойдемте отсюда, господа. Как сказано в Писании, «бегите прочь из города блудного!». Пойдемте скорее!

Англичане удаляются во главе с величаво шествующим мистером Рэббингсом на фоне общего народного ликования.

 З а н а в е с

17.01.2007-19.01.2007