(Из книги "Малый калибр")
В этом хаосе отступающих войск, гражданских беженцев, машин, скота я обратил внимание на одно подразделение, не превышающее по численности стрелковый взвод. Его вел чернявый старший лейтенант. Довольно широкая дорога из лесу выходила на открытое место - пшеничное поле, за которым на горизонте виднелся новый лес. Вдруг кто-то крикнул:
-Воздух!
Идущие впереди в замешательстве остановились. Над нашими головами проплыли два больших самолета с черными крестами на крыльях. Из них начали падать темные комочки, над которыми вспыхивали полотнища парашютов. Кто-то крикнул:
- Десант! Немцы!
Старший лейтенант прокричал какую-то команду и красноармейцы, выбежав на опушку, рассредоточились в цепь. Я побежал за ними и, сорвав с плеча свою малокалиберку, стал за деревом, крайним в цепи. Сильное волнение, с внутренней дрожью, охватило меня и, понимая ситуацию, волевым усилием, старался успокоиться.
Зазвучали винтовочные выстрелы и в ответ на них – автоматные очереди с небесной синевы из-под куполов парашютов. Справа от меня, в метрах десяти, за деревом, стоял рослый красноармеец и бил из ручного пулемёта. Я видел, как гасли некоторые парашюты, их груз, тёмными комками, неудержимо устремлялся к земле. Всё это было как-то мало реально, будто в кино.
Из общей цепочки парашютистов отделилась одна фигурка и стала стремительно снижаться. Десантник, работая стропами, скользил в сторону от красноармейцев. Прикинув место возможного его приземления, я побежал туда и стал за дерево. Холодная решимость овладела мной.
До него оставалось не более пятидесяти метров, я отчетливо видел лицо с большими защитными очками.
- Проклятая свинья! – почему-то по-немецки прошипел я и, положив ствол винтовки на сук дерева, выстрелил в закрытый очками глаз. Его руки, управлявшие стропами, беспомощно опустились.
Парашют зацепился за высокое дерево, в метрах двадцати от меня, и тело безвольно повисло на стропах, почти касаясь ногами земли. Автомат свисал ниже пояса, на котором была кобура с пистолетом. И тут я осознал, что этот человек убит мной. Меня стошнило, медленно, волоча своё оружие за ремень, отошел в глубину леса и, обхватив ствол дерева, старался успокоиться.
Простояв довольно значительное время и, преодолевая остатки тошноты, постоянно сплевывая вязкую слюну, медленно побрел к висящему парашютисту. В этот момент резкий порыв ветра закачал кроны деревьев и его тело как бы ожило. У меня перехватило дыхание, мурашки поползли по коже. Упав на землю, автоматически выбросил впереди себя винтовку, но тут же понял, что враг мертв.
Порядочно волнуясь, подошел к нему, дрожащими руками снял автомат, ремень с пистолетом (это был новенький "вальтер") и, осмотревшись по сторонам, понял, что бой переместился через поле на опушку дальнего леса.
День угасал, по ту сторону поля слышались редкие выстрелы. На большой высоте опять пролетели немецкие самолеты. Я не знал, что следует предпринять и, в растерянности, пошел в лес, на ходу рассматривая свои трофеи. Конечно, автомат и пистолет значительно улучшили моё настроение.
Налюбовавшись оружием, вдруг подумал, что неплохо было бы забрать и документы. Я на миг представил себе, что когда вскорости вернутся наши, эти документы и оружие (кроме, разумеется, пистолета) сдам какому-нибудь командиру. И это произойдет в присутствии всего моего класса, или еще лучше, в присутствии всей нашей школы, папы, мамы и всех учителей и, конечно, Али…
Но мысль о том, что надо вернуться и обыскать труп в быстро темнеющем лесу, резко уменьшила моё радостное возбуждение. Я в нерешительности присел под большим развесистым дубом и стал грустно размышлять над сложившейся ситуацией. Это место было мне знакомо. Когда-то под этим могучим деревом мы разбивали лагерь для ночлега в одном из походов нашей команды юных ворошиловских стрелков…
Лес погружался в темноту, но я не боялся ночного леса – наши походы с ночевками в этих лесах и мои частые одиночные прогулки с малокалиберкой приучили не бояться и хорошо ориентироваться в лесу. И решение вернуться чтобы забрать документы было принято мной единогласно...
Сложив под дубом все свои вещи, вооружившись автоматом и сунув за пояс, под куртку, пистолет, почти бегом, вернулся к месту своего боя. Малоприятная операция обыска заняла не так уж много времени. Сняв с него и рюкзак, решил было вернуться на дорогу.
Но тут же сообразил, что возвращаться в темноте туда с оружием было небезопасно - кто-нибудь из военных мог принять меня за врага. Но расставаться с трофеями не хотелось и я, изрядно уставший и голодный, решил уйти в глубь леса для ночлега, понимая, что дня через два-три всё изменится – наши войска отбросят наглого врага.
" …наша поступь тверда и врагу никогда не гулять по республикам нашим" – так пелось тогда в популярной песне.
Идти в темном лесу было не приятно. И кроме того очень хотелось пить. Я знал, что недалеко отсюда протекала река, на берегу которой часто бывал во время своих странствий по лесу. Минут через двадцать, натыкаясь на ветки деревьев и спотыкаясь, очутился у воды.
Утолив жажду, побрел вдоль реки, с намерением выйти на возвышающийся над ней скалистый берег. Там летом всегда было сухо. Расположившись на его плоской каменной вершине, нагретой солнцем, открыл трофейный рюкзак. Там было немного хлеба, галеты и консервы, что было весьма кстати.
Проснулся от сырого холода и тревожного стрекотания сорок. Их крики говорили о том, что где-то поблизости находился человек с оружием в руках.
Это явление было проверено мной неоднократно во время моих вылазок в лес. Стоило мне появиться с винтовкой, как сразу надо мной возникала сорока, оповещавшая своих сородичей об этом. Если я был без оружия или шел с палкой, никакой тревоги не было.
Осторожно приподнявшись, огляделся вокруг и, ничего не заметив, я привстал. То, что я увидел недалеко на берегу, привело меня в полную растерянность, на грани панического страха.
Река была неширокая, с быстрым, сильным течением и я отчетливо увидел двух всадников в немецкой форме. Это были молодые здоровые парни на хороших лошадях.
Перед ними, стояла девочка лет пятнадцати в тонком, коротеньком платьице. Толстая светлая коса спускалась ниже пояса. В руке была хворостина, рядом стояла корова и пила воду.
- Фройлен,… паненка, иди сюда,- вдруг сказал один из них и, передав поводья другому, соскочил на землю и направился к ней.
Испуганно попятившись, она зашла в воду. Солдат протянул руку, намереваясь схватить её, но сильный удар хворостиной по лицу на миг остановил его. Громко выругавшись, он шагнул вперед с протянутой рукой.
Девочка бросилась в воду и поплыла к противоположному берегу. Сбросив сапоги с широкими короткими голенищами и куртку, он последовал за ней хорошим брассом. Мощные его гребки не оставляли никакого шанса беспомощной жертве.
Я в растерянности схватил автомат, но тут же понял, что поблизости могут находиться и другие солдаты. И тогда ситуация будет не в мою пользу. Мгновенно достал из кармана два патрона, одним зарядил винтовку, второй взял в рот и упал ближе к краю обрыва.
Задержал дыхание и в то мгновение, когда голова преследователя во время вдоха показалась над водой, выстрелил ему в затылок. Тело по инерции еще прошло некоторое небольшое расстояние и почти у ног девочки ушло под воду. Отчаянные крики сорок совершенно замаскировали слабый звук выстрела.
С вожделением наблюдавший за этой гонкой второй солдат, ничего не понял и я, быстро перезарядив винтовку, выстрелил ему в висок, под пилотку. Он упал в воду, не отпустив поводья лошадей, которые продолжали стоять, помахивая хвостами. Недалеко от них спокойно паслась корова.
Оставив винтовку и схватив автомат, я спрыгнул к урезу воды и, оглядываясь вокруг, негромко крикнул выходящей на противоположный берег девчонке:
- Эй, ты!
Она тотчас оглянулась и я, охрипшим голосом, сказал:
- Плыви назад,… давай,… быстро…
- Серёжа?... Ты?!...
- Давай,…давай…- торопливо проговорил я и подбежал к лежавшему в воде солдату. Освободив из его еще теплых рук поводья и набросив их на сук ближнего дерева, с трудом столкнул тело на глубину. Туда же отправил его автомат, сапоги, пилотку и куртку второго, предварительно сунув её в тяжелый сапог.
Дрожа мелкой дрожью, подошла девочка и, стуча зубами, спросила:
- Ой, что теперь будет?
Я не стал выяснять, откуда она знает меня, а торопливо сказал:
- Бери корову и бегом домой… Никому ничего не говори… Поняла?
- Да… А ты?
Ничего не ответив и сев на одного коня, а другого взяв в повод, рысью направился к месту своего ночлега. Всё, вроде, было спокойно, даже сороки прекратили свой треск. Собрав все свои вещи, верхом отправился в глубь леса...