- Паша, я могу тебе сразу сказать: мне это не нужно.
Он шёл по мокрому асфальту ночной Москвы. Мимо проносились автомобили, ища загулявших клиентов баров и ресторанов, что бы предложить им свои услуги. Некоторые из них останавливались около него, но, видя, что он не бросает на них даже мимолётного взгляда, уносились прочь. Падающий свет фонарей, множеством лунных дорожек отражался на асфальте, сливаясь в одну большую, сопровождающую его на протяжении всей дороги.
Несмотря на тёплую погоду, ночью прошёл дождь. Вчера, когда он только вышел на улицу, то сразу ощутил духоту, которая заставила его вспотеть. Он постоянно обтирался платком, но влага не сходила со лба. Она приобретала какоё-то маслянистое состояние, и от этого он постоянно ощущал дискомфорт, будто его заставили сидеть в осенней одежде летом на пляже. Все вокруг купались, окуная свои тела в прохладную морскую воду, а выходя из неё ощущали свежесть от даже самого лёгкого дуновение ветерка. А он не мог последовать их примеру. На его лице изобразилась кислая мина раздражения, которая не сходила с него. Но, если бы он был бы более внимателен к другим людям, то заметил бы, что на лицах всех было то или иное выражение, которое показывало, что это непроходящая духота, когда природа должна дышать свежестью, не по душе и им то же.
Он зашёл в торговый центр, здесь он должен был встретиться с женщиной, которую не видел уже более месяца, и с которой жаждал увидеться весь этот месяц. Здесь было как всегда суетно. Неторопливо бродящие потенциальные покупатели дорогих и не очень бутиков, высматривали для себя одежды, украшения, обувь и кто знает что ещё. Может быть, они просто наслаждались созерцанием красиво расставленных вещей на витринах, манящих людей своим блеском, опрятностью и красотой. И никто не задумывался над тем, что вот эта модная в этом сезоне глубоко декольтированная блузка, с большими перламутровыми пуговицами по бокам, уже после второй стирки превратиться в мятую никчёмную тряпку, которую не будет жалко выкинуть, а наоборот, её владелец испытает облегчение от того, что расстался с этим лишним куском материи, которая не так привлекательно сидела на нём, как на этом чёрном стройном манекене в витрине.
Их было много: стильно и безвкусно одетых, красивых и уродливых, больше обыкновенных. Кто-то зашёл сюда выпить чашечку кофе или пива с другом или подругой, а, может быть, с любимым человеком. Кто-то пришёл, что бы плотно пообедать в fast food’e, набивая свой желудок быстро приготовленной пищей, полной холестерина, десять раз прокипячённого масла, красителей и консервантов, и от того дешёвой. Ну а кто-то специально приехал для того, что бы приобрести этот кусок материи, который вскоре превратиться в ненужную тряпку.
Они все ходили, сидели, ели, пили, высматривали, покупали, ждали, читали и от полноты этих действий его не покидало ощущение суетности этого мирка, которую создал никому неведомый режиссер. И при просмотре своего фильма нажал на кнопку медленной перемотки, что бы лучше рассмотреть отдельные детали своего шедевра, именуемого человеческой жизнью.
Он сел за крайний столик одного из кафе на первом этаже. Рядом о чём-то переговаривалась весёлая парочка студентов, видимо только что успешно сдавших экзамен или зачёт. Они говорили о том, как здорово облапошили препода, дав ему всего лишь по триста рублей, в то время как, два дня назад договаривались сдать за пятьсот. За ними сидел тучный мужчина в очках. Он пил бокал пива на короткой ножке и был погружён в чтение статьи, заголовок, которой гласил: «Пункт отъёма валют». Статья торжественно повествовала о том, что очередной год подряд Москва объявлялась самым дорогим городом мира для иностранцев. А совсем рядом с ним весело журчали струйки небольшого фонтанчика, сливаясь своими звуками с окружающим гулом людской суеты.
Вы никогда не задумывались над тем как гулко молчит толпа? Порой, невозможно услышать собственного голоса за этим нескончаемым многоголосым эхом сотен людей. Так и сейчас, он уже второй раз окликнул официанта, который убирал выпитый кофе за соседним столиком, что бы сделать заказ. А тот, то ли действительно не слыша его, то ли притворяясь, не обращал внимания на его призывный клич. Впрочем, он не услышал бы за этим гулом даже собственных мыслей. Он понимал, что о чём-то думает, не думать он не мог, но не слышал этих мыслей. Он не мог вычленить отдельный слова из плотного потока слов, которые формировали его мысли. Но неожиданно этот поток стал оформляться в расплывчатый образ, затем, его контуры стали более осязаемы, и вдруг, превратились в её лицо.
- Паша, привет, - раздался звонкий голос слева, чуть позади него. – Давно ждёшь?
- Нет, только что пришёл, - солгал он.
- Так, ты что-нибудь себе заказал, - спросила она, присаживаясь на стул, на противоположном от него конце столика.
- Ещё нет.
- Молодой человек, - громко сказала она, обращаясь к официанту, который стоял у барной стойки в метрах пятнадцати от них.
Официант взял меню и поспешил к их столику.
- Так, мне пожалуйста вот это, это и это. – Говорила она, водя пальцем по заламенированному меню. – А вы Chess Cake сами делаете? – спросила она, посмотрев официанту прямо в глаза.
- Да, - ничуть не запнувшись, ответил тот.
- Тогда, вот что: Chees Cake и капучино.
- А мне, пожалуйста, стакан Короны, ноль пять, - сделал заказ Павел, даже не посмотрев в меню.
Они шли по огромным коридорам торгового центра, сливаясь во едино с многоголосым людским гулом. Поток нёс их от одного павильона к другому. Как и все они разглядывали витрины, мысленно оценивая, как будут сидеть на них те или иные рубашки, джинсы или штаны.
- Если бы сейчас была зима, то на фильм мы бы с тобой точно не попали.
- Почему? – спросил он.
- Потому что во всех бутиках были бы скидки, и я бы точно пропадала в каждом из них по целому часу.
- Вот ещё. – Хмыкнул Павел. – Тогда бы я просто уехал, - попытался он пошутить. А она просто не обратила на это внимание.
Фильм оказался на редкость скучным и неинтересным, и он с облегчением покинул зал, как только появились титры. Прождав её ещё минут пятнадцать возле туалетной комнаты, Павел, наконец, покинул душные стены просторного многолюдного торгового центра.
- Ты не хочешь ещё немного погулять? - спросил он её.
- Можно пол часика.
Они направились в ближайший парк. Кроме, время от времени, попадавшихся компаний пьющих студентов и школьников, сидящих гурьбой на лавках по краям аллей, в нём никого не было. И можно сказать, что никто не мешал их размеренной тихой беседе. Гул торгового центра исчез, и его слух заполнял только её звонкий, но такой тихий и ласковый голос. Она рассказывала о том, как бывала в разных странах, как спускалась с аквалангом в лазурную воду красного моря, и ему казалось, что перед ним только что проплыла маленькая рыбка, переливаясь радугой ярких светов. О питерских белых ночах, когда невозможно спать не оттого, что дневной свет проникает сквозь шторы, а потому что невозможно просто усидеть дома, когда на улице такое представление, и ему показалось, что темень вечернего парка, сменил утренний свет, когда дворники только выходят для того, что бы исполнить свои нелёгкие обязанности.
Их недолгая прогулка подходила к концу, а он ещё даже не заговорил с ней о том, зачем жаждал этой встречи целый месяц, как жаждет хоть каплю воды странник, заблудившийся в бескрайней пустыне. Он остановился. Сразу, не заметив этого, она прошла дальше. Он молчал. Она обернулась.
- Пошли. Мне уже пора.
- Подожди, - ответил Павел. – Я хочу с тобой поговорить.
Ему показалось, что в её глазах что-то мигнуло, или он просто хотел это увидеть.
- Я тебя слушаю, - спокойно сказала она.
- Я долго собирался с тем, что бы начать с тобой этот разговор. Даже сейчас мне трудно подобрать слова для его начала, поэтому прости меня, если я буду путаться в них.
Дело в том, дело в том, что… что я люблю тебя. Нет, не то. Я не знаю можно ли это чувство назвать любовью, но я знаю, что оно есть и оно действительно очень велико. Я думаю о тебе, когда просыпаюсь утром и иду завтракать. Я думаю о тебе, когда сижу и работаю за своим столом или разговариваю с клиентами. Я думаю о тебе по дороге домой, и когда сморю вечером свой любимый сериал по ТВ. Я думаю о тебе, когда закрываю глаза, что бы уснуть, но не могу этого сделать очень долго, потому что представляю нас вместе. Даже во время сна твой образ не покидает меня. В разных обличиях он стоит передо мной и манит своей красотой.
Я не могу назвать это чувство любовью. Может быть, это просто наваждение, но я знаю, что не могу без тебя. Я ощущаю острую потребность слышать твой голос, видеть твоё лицо, просто быть рядом тобой.
Я предлагаю тебе себя.
То ли он очень тихо говорил, то ли оттого, что бармен уже пробыл всю ночь под громкими ударами дискотечной музыки, Павел повторял уже в третий раз, что ему нужно заказать сто грамм водки. Наконец, бармен услышал его. Он залпом осушил рюмку и ринулся в толпу танцующих. Правда, слово «танцующие» вряд ли подходило к этой толпе. Скорее, они напоминали племя дикарей, совершающих ритуальный танец во круг тотемного столба, прося своих богов об удачной охоте. И он, повинуясь древнему инстинкту, присоединился к этой толпе. Движения потных полуобнажённых людских тел, подавленный свет, громкая высоко ритмичная музыка, создавали вокруг него гул. Он слышался совсем иначе, чем сегодня, в торговом центре, но это был тот самый людской гул. Он только сменил одни одеяния на другие. Смесь людских голосов, на смесь компонентов, формирующих так называемую дискотечную атмосферу. И вновь режиссер изменил скорость прокрутки своего фильма. Только теперь, он не уменьшил, а увеличил её.
Совершив предписанную ему часть ритуального танца, он вновь подошёл к барной стойке. Сделав знак бармену «ещё одну», он обратил внимание на размалеванную девицу, ставшую рядом с ним. Наверное, она была преподношением божеству, которую подготовили жители деревни, что бы умилостивить его в завтрашней охоте. Они разодели её в самые лучшие лоскутки тканей, разукрасили самыми яркими красками, надушили самыми пахучими запахами. Сделали всё возможное и невозможное, что бы только привлечь его внимание.
- Привет, - сказал он.
- Привет.
- Меня Сергей зовут, - зачем-то соврал он.
- Лена.
- Что-нибудь будешь?
- Текилу.
- Ещё одну текилу, - обратился он к бармену.
Они выпили и немного поболтали.
- Хочешь танцевать? – спросил он её.
Она кивнула.
- Пошли.
Он вновь стал частью племени и стал совершать движения ритуального танца, но теперь они стали сложнее и, он стал выделяться из других членов племени. Ведь, теперь он совершал их с одной из тех, кто будет дарована верховному божеству охоты. Постепенно их тела приближались к друг другу, сперва, только дразняще соприкасаясь, потом всё ближе и ближе. Наконец, они сомкнулись так плотно друг другу, как только могла их сомкнуть сила желания. И никакая другая сила была неспособна их разорвать. Качаясь из стороны в сторону, взад и вперёд, они играли в любовь, превратившись тем самым актёрами импровизированной сцены театра. Только зрители были не на подмостках, а во круг них. Вот их губы впились и стали пожирать друг друга.
- Паша, я могу тебе сразу сказать: мне это не нужно.
Павел выбежал из клуба. Словно, он смог каким-то чудом спастись от неминуемой смерти в душной камере. Как только он очутился на улице, ему стала свежее. Всё его тело стало дышать. Его лёгкие наполнились воздухом в полную грудь.
Он шёл по мокрому асфальту ночной Москвы. Мимо проносились автомобили, ища загулявших клиентов баров и ресторанов, что бы предложить им свои услуги. Некоторые из них останавливались около него, но, видя, что он не бросает на них даже мимолётного взгляда, уносились прочь. Падающий свет фонарей, множеством лунных дорожек отражался на асфальте, сливаясь в одну большую, сопровождающую его на протяжении всей дороги.
На улицах светало, сквозь ночную пелену стало проглядывать утро нового дня. По началу робко, словно чуть приоткрыв дверь в классную комнату, оно первоклассником просило разрешение войти, извиняясь за опоздание, но через некоторое время оно уже подросло, и раскрывало дверь более уверенно школьником средних классов, который знает, что его особо не накажут за пол часа задержки. И вот оно нагло открыло двери, врываясь в город своим сырым и серым пасмурным небом.
Его дом был уже совсем рядом, поникнув головой, он брёл по знакомым дорогам своего спального района. Неожиданно, его внимание привлекли черви. Ими была усыпана вся дорога. Кто-то из них уже был раздавлен чьей-то неосторожной ногой, кто-то боролся за свою жизнь, пытаясь выбраться из лужицы, кто-то уже заканчивал своё долгое путешествие через огромную асфальтовую дорожку. Вот, он увидел целых трёх раздавленных червей. Их вытолкнула на ружу жажда жизни, которая спасала их от воды, заполнившей их проходы. Они выползали на асфальт в надежде на то, что останутся живы, но на самом деле, нашли здесь лишь свою смерть, как нашли её сотни и тысячи, их собратьев по всему городу. Неожиданно для себя, он открыл в их казалось бессмысленных попытках спасти свою жизнь больше смысла, чем было смысла в потоке толпы в торговом центре и танцах дикарей на дискотеке. Жизнь для этих людей стала наркотиком. Им уже было не важно, что покупать, что делать и куда мчаться, главное мчаться. Остановка – смерть, но и движение ведёт к смерти.
Задумавшись, он перестал обращать внимание на розовые вермешельки жизни и перестал осторожно обходить их, а шёл прямо по ним. Заметил он это только около своего подъезда.
- Ну, и шут с ним, - брякнул он и вошёл свой дом, думая о своей постели.
Кирилл Тавридов, 20.06.07