27
На следующий день, 25 сентября вечером приехал Женя. У него отпуск. Его учеба в Ленинграде перед поездкой в Алжир почему-то сорвалась. Прожил он со мной неделю, помогал снимать яблоки, перекапывать почву в саду. 1-го октября мне с трудом удалось достать ему железнодорожный билет, и он уехал в Сочи.
Весь октябрь я продолжал возиться с яблоками, из-за них я не имел отдыха. Но зато в середине октября мне неожиданно удалось продать 250 килограммов прямо на даче за 120 рублей.
Женя вернулся 16 октября и через три дня улетел самолетом в Воронеж, откуда вернулся 24-го, а на следующий день уехал в Москву, потом в Ленинград и Никель. Через несколько дней в Москву поехал и я и прожил там более трех недель.
Стояла поздняя осень с ее дождями, слякотью и ненастьем. Иногда приходила Оля. По ее угнетенному настроению чувствовалось, что что-то у нее неблагополучно. Я пытался вызвать ее на откровенный разговор, узнать, что ее угнетает; разговора по душам у нас не получилось. Учеба в Ветакадемии ей не нравится так же, как и среда, ее окружающая. Я понял, что ее не любят за гордость и высокое самомнение. Особенно неприятным для меня было то, что у нее плохо с успеваемостью. Физику за первый курс она не сдала, отстает по математике, стипендии ее лишили, и ей грозит отчисление. Говорил ей:
- Ну, как же так? Школу ты кончила с хорошими отметками, экзамены в академию сдала на отлично. Деревенские девки из колхозов успевают, а ты отстаешь?
- А они целыми днями занимаются зубрежкой, - отвечает она. Привыкла к легкой жизни, все ей легко давалось, часто старалась словчить. Помню, когда училась в орловской школе, спросишь ее:
- Почему ты, Оля, не готовишь уроки?
- А меня завтра не спросят.
Училась для отметок, а не для знаний. Хоть и считали ее хорошей ученицей в школе, прочных знаний она не получила. Нет у нее усидчивости, трудолюбия, целеустремленности. Не знает она цены хлеба, труда. Родители ее избаловали: зарабатывают много, ни в чем ей не отказывают: значит, можно жить за их счет и не думать о будущем и о хлебе насущном. Да и поведение у нее далеко не примерное.
Перед моим отъездом Оля купила котенка, таскает все время его за пазухой, ласкает, будто это ее единственный друг. Я злюсь и в тоже время жалею ее.
Мои надежды на то, что она возьмется за ум и примется серьезно за учебу, не оправдались. Вскоре после моего возвращения из Москвы я узнал, что она не стала больше учиться в академии и отчислена со второго курса. Ей выдали справку, в которой говорилось, что она ушла с учебы по собственному желанию. В начале декабря она уехала к родителям, забрав с собой свою любимую кошечку Зосю. Вскоре мы узнали, что она устроилась на работу пианисткой в детском саду.