(Из цикла "Похождения Стебелькова")
Поэт Стебельков, как известно, не выносил табачного дыма. Бывало, прогуливается с собакой и, если увидит курящего, то обязательно сигаретку у него выхватит, растопчет, ещё и лекцию прочтёт. Иногда Стебелькову и по сусалам перепадало, да и Бутику, отважно бросавшемуся на защиту хозяина, доставалось. Но чаще взволнованное красноязычие поэта действовало на курильщиков убедительно. Тем более что он обязательно или леденцов взамен даст, или семечек щедро отсыплет.
Как-то Стебельков стоял утром, по обыкновению, в очереди к пивному ларьку и почитывал "Литературную газету" двухнедельной давности, а его верный пёс обследовал собачьи почтовые ящики. И тут поэт почувствовал дивный аромат, несомненно, табачный, но доселе ему не известный. Он обернулся и обнаружил приятного вида мужчину лет пятидесяти с обветренным лицом, шкиперской бородкой и трубкой в крепких желтоватых зубах.
- Вы последний за пивом? - спросил незнакомец.
- Я, разрешите представиться? Стебельков Фёдор, литератор...
- Самодуров Роман Иванович, капитан дальнего плавания...
Фёдор чуть не вскрикнул от удивления и восторга - это ли не удача: встретить в очереди к пивному ларьку настоящего морского капитана!
- Какими судьбами в нашем городе? Если, конечно, не секрет...
- Никаких секретов - приглашён на свадьбу племянницы, - ответил капитан, затянулся и выпустил целое облако замечательно вкусного дыма.
- Простите, а что за табак вы курите? Никогда такого не нюхал!
- Да обыкновенный табачок, в Калькутте обычно беру. Иногда, правда, случается заходить на Яву, вот где, действительно, табак изумительный. Но там я года два уже не был.
Калькутта, Ява, опьяняющая атмосфера заграничного табака, романтическая внешность морского волка настолько потрясли воображение поэта, что он даже пива расхотел. Муза не замедлила явиться, ухватила его за ухо и начала страстно нашёптывать что-то про шторма и туманы.
- А где вы были в последнем плавании?
- Неделю, как вернулся из Антарктики - у зимовщиков пересменка. По дороге заходили в Сидней. На обратном пути ребята много интересного рассказали. Вот случай у них был - забрёл белый медведь...
Но Стебельков уже был переполнен впечатлениями и не мог дальше слушать.
- Простите, ради Бога, совсем забыл - мне срочно надо бежать по одному важному делу, - извинился он перед собеседником, покинул очередь и скорым шагом направился к скверу.
- Бутик, Бу-утик! Экая собака бестолковая - когда надо и не дозовёшься.
А Бутик в это время вовсю крутил роман с пуделихой хозяйки пивного ларька Катькой. Дело продвигалось успешно, поэтому докричаться до ухажёра не было никакой возможности. Поэт дошёл до скамейки, присел и обшарил карманы. За подкладкой пиджака обнаружился огрызок карандаша. Фёдор зубами зачистил грифель и на полях газеты начал набрасывать строчки, которые безостановочно нашёптывала ему муза:
Ты скажи скорее мне, моряк,
Весь обветренный муссоном и пассатом,
Из какой страны привёз табак
С этаким чудесным ароматом?
В эту минуту автору, никогда не курившему, вдруг страстно захотелось затянуться из капитанской трубочки. Даже голова закружилась...
Тебе чайки пели над кормой
Про свои удачи и печали,
И корабль краснотрубый твой
Дикие шторма вовсю качали...
Из-за куста показалась счастливая морда Бутика. Улыбаясь, он подошёл к хозяину и развалился у него в ногах. Стебельков рассеянно почесал ему за ухом, свернул ещё раз газету и продолжил:
И громадный, важный павиан,
Пасынок окраины Калькутты,
С пальмы уронил тебе банан -
Оказался по душе ему ты.
- Милок, бутылочки пустой нет? - вдруг оторвала его от работы старушка с двумя авоськами.
- Иди, иди, бабуля, - нет у меня никаких бутылок. Я вообще разливное пью, - раздражённо буркнул сочинитель. "Вот ведь дура!" - подумал он и опять погрузился в творчество:
И на Яве в гавани глухой
Нищенкам бутылки из-под рома
Раздавал ты щедрою рукой,
Самодуров свет Иваныч Рома...
Бутик, видя, что хозяин находится в невменяемом состоянии, потихоньку улизнул в надежде продолжить удачное свидание. Капитан, размахивая пивной кружкой, что-то увлечённо рассказывал окружившим его завсегдатаям. Поливальные машины прогудели мимо, прошелестев маленькими весёлыми радугами.
А поэт всё строчил, с трудом сжимая тающий на глазах карандашик.