Юности, ушедшей навсегда и безвозвратно, с сентиментальной улыбкой – посвящается.
Байка вторая.
Введение в специальность: Бур Бурыч и ротмистр Кусков.
На жизненном пути каждого человека встречаются люди, воспоминания о которых всегда приятны и ожидаемы. Всегда – когда бы эти воспоминания ни постучались в потаённую дверцу твоего сердца.
И вот она – первая лекция. Называется – «Введение в специальность».
Заранее – ведь Первая Лекция - собираемся возле означенной аудитории, ждём начала.
Ещё группа чётко разбита на две половинки: вот – местные, ленинградские, а вот – приезжие, «общажные».
Разная одежда: местные – уже в джинсах – в «настоящих», либо - в болгарских; общажные – либо в школьных брючатах, либо – в широченных, уже года два как вышедших из моды – клешах.
Разная речь: кто-то громко «окает», кто-то, также громко, демонстративно этого не стесняясь - «акает»; местные – в основном, молчат, изредка негромко и отрывисто переговариваясь о чём-то между собой.
Пройдёт всего лишь полгода, и всё усреднится, все станут братьями – с общими интересами, предпочтениями в одежде, сленгом.
А пока - ленинградцы сгруппировались по правую сторону от входа в аудитории, приезжие – по левую.
Я, если посмотреть так – местный, если эдак – приезжий. Но, поскольку тусуюсь с Лёхой-каратистом, прибиваюсь к ленинградским.
И, вдруг, ровно по центру разделяющего группировки коридора появляется неожиданная, по-книжному брутальная - фигура.
Среднего роста блондин с шикарным киношным пробором посередине модной причёски, обладатель тяжёлого, волевого, опять таки – киношного – подбородка.
Одет – в чёрную классическую тройку, белоснежную рубашку со стоячим воротом, кроме того - шикарный галстук яркой попугайской расцветки и - нестерпимо блестящие, чёрные, явно импортные – туфли. На лацкане пиджака – ромб, свидетельствующий об окончании какого-то спортивного техникума, рядом – громоздкий значок с надписью: «Мастер спорта СССР».
- А это что ещё за ферт такой? – достаточно громко, не таясь, спрашивает Лёха, никогда – с момента нашего знакомства – не уличённый в тактичности и трепетности.
Ферт, оглядевшись по сторонам, и, как будто услыхав Лёхин вопрос, тут же направился в нашу сторону.
Подойдя практически вплотную, и глядя только на Лёху – сугубо в глаза, заезжий щёголь пальцами на лацкане пиджака – противоположном тому, где красовались вышеописанные регалии – начинает показывать знаки, вынесенные из отечественных фильмов об алкашах – мол, давайте-ка, сообразим на троих.
Сюрреализм и импрессионизм в одном флаконе – ну никак не вяжется строгая черная классическая тройка с такими ухватками.
Но, Лёха у нас – кремень, и глазом не моргнув, он тут же, элегантно подхватив меня под локоть, начинает перемещаться в сторону мужского туалета.
Щёголь неотступно следует за нами.
В туалете, наш новый брутальный знакомый ловко извлекает из брючного кармана непочатую бутылку коньяка – пять звезд - за две секунды крепкими белоснежными зубами расправляется с пробкой, одним глотком опорожняет ровно треть, занюхивает рукавом, и, протягивая бутылку с оставшимся содержимым Лёхе, представляется:
- Кусков, Мастер Спорта СССР по конной выездке, дипломированный спортивный тренер, к Вашим услугам, господа!
Передавая друг другу бутылку, допиваем коньяк. На безымянном пальце нашего нежданного собутыльника – обручальное кольцо, совсем взрослый, в отличие от нас, значит.
Поскольку Лёха неожиданно закашлялся, беру нити разговора в свои руки, и спрашиваю ферта на прямую:
- Дяденька, а Вас то, как на эти галеры занесло? Чем, собственно, обязаны таким вниманием?
- Видите ли, мой юный друг, сорока на хвосте принесла – тут вроде заведение нормальное – Принципы и Традиции соблюдаются по полной. А это в наше время – не мало!
- Не, Кусков, ты это серьёзно? – Встревает откашлявшийся Лёха, - Про Принципы и Традиции? Ну, тогда ты – брат, и всё такое. Краба держи!
Кусков поочерёдно пожимает нам руки, и вдруг, прислушавшись к чему – то потустороннему, заявляет:
- Мужики, а, похоже – дверь в аудиторию уже откупорили. Слышите? А знаете – кто нас сегодня воспитывать будет? Сам Бур Бурыч. Лично. Вообще-то, на самом деле, его зовут – Борис Борисович, но для своих, продвинутых – Бур Бурыч.Лучший бурила страны, в Антарктиде зимовал бессчетно! Так что – почапали за мной – на первый ряд, не пожалеете.
Все остальные оказались скромниками – на первом ряду – только наша троица.
Открывается дверь, и по проходу, между рядами сидящих, вихрем пролетает крепкий мужик в годах с потрёпанным портфелем в руках – только полы расстёгнутого пиджака разлетаются в разные стороны.
Мужик чем-то неуловимо похож на Кускова – такой же плотный, челюсть – кувалда, разве что волосы – седые и лысина на макушке - с небольшой блин размером.
Знаменитый профессор пробегает в непосредственной близости, и мой нос, уже неплохо разбирающийся в ароматах, свойственным крепким напиткам, однозначно сигнализирует – это – хороший коньяк, по взрослому – хороший, в отличие от того, который мы десять минут употребляли без закуски в немытом сортире – просто отличный – звёзд на пятнадцать потянет.
Бур Бурыч взбирается на трибуну, и с места в карьер начинает:
- Орлы, рад Вас всех видеть. Нашего полка – прибыло. Поздравляю!А куда Вы попали, представляете хоть немного? Знаете – что за Эр Тэ такое? Так вот, первыми словами своей речи – хочу сообщить, что Эр Тэ – это вещь совершенно особенная и где-то даже – неповторимая. Если совсем коротко, то Эр Тэ – это гусары нашего, Горного Института. Вот так – и ни больше, и ни меньше. Кстати, а какие Правила гусары соблюдают неукоснительно и скрупулезно? Кто ответит?
Кусков тут же тянет руку вверх.
- Прошу, молодой человек, только – представьтесь с начала.
- Кусков, в душе – гусарский ротмистр, - представляется Кусков.
- Даже – так - ротмистр? – Густые профессорские брови со страшным ускорением ползут вверх, - Безусловно – очень приятно, продолжайте.
Ротмистр спокоен, и где-то даже нагл:
- Ваш вопрос, уважаемый Борис Борисович, прост до невозможности. И ответ на него давно, ещё со времён Дениса Давыдова, известен широким массам:
во-первых – это - «гусар гусару – брат»;
во- вторых – «сам пропадай, а товарища – выручай»;
в-третьих – «гусара триппером – не испугать»;
в – четвёртых -….
- Достаточно, Кусков, достаточно, - торопливо прерывает Бур Бурыч, - Кстати, а чего это Вы, ротмистр вырядились – словно какая-то штатская штафирка? А?
- Сугубо из соображений конспирации, мон женераль. Что бы враги гнусные не догадались, - серьезно донельзя отвечает Кусков, преданно тараща на профессора круглые карие глаза.
- Юморист хренов, - хмуро морщится Бур Бурыч, - если умный такой – отгадай загадку: «Двести три профессии, не считая вора. Кто это?»
- Вопрос – говно, экселенц, - браво докладывает разухарившийся ротмистр, - Это, без всякого сомнения – полковник полка гусарского, гадом буду.
На несколько минут профессор впадает в транс, затем, ни на кого не обращая внимания, медленно достаёт из потрёпанного портфеля маленькую фляжку и подносит её к губам, после чего устало произносит:
- В смысле философском, Вы – Кусков, безусловно, правы. Спасибо за откровенный ответ. Но, всё же, Горный Институт готовит вовсе не гусаров. А совсем даже – наоборот.
Представьте, тайга, или – тундра какая, и до ближайшего населённого пункта – километров сто, а то – и поболе будет. И вертолёты не летают ни хрена – погода-то нелётная. И стоят пара-тройка буровых на ветру сиротиночками позабытыми. И хлебушек закончился - голодно, и шестерёнка какая-то важная сломалась. Разброд и уныние в коллективе. Но план давать то надо – иначе денежков не будет, да и начальство голову отвертит на фиг.
И вот тогда на арену, под нестерпимый свет софитов выходит он, наш герой главный – Буровой Мастер.
Он и хлеба испечёт, и рыбки в речке ближайшей наловит, и на стареньком фрезерном станочке шестерёнку нужную выточит, и паникерам разным – профилактики для – по физиономиям гнусным наваляет. Короче – отец родной для подчинённых, да и только.
Если даже кто, не дай Бог, представится – он и похоронит по человечески, молитву какую никакую над могилкой прочтёт.
Ясно Вам, голодранцы, теперь будущее Ваше и перспективы на годы ближайшие?
Ну, ясен пень, буровой мастер – это только первая ступень карьерная – но важная до чёртиков. А гусарство – это так – для души и комфорта внутреннего.
Вот я, например - профессор, доктор технических наук, лауреат премий разных. Но не греют титулы эти. А горжусь главным образом тем, что присвоили мне полярники звание знатное – « Король алхимиков, Князь изобретателей». За что спрашиваете?
Тут дело такое. В Антарктиде мы лёд не просто механическим способом бурим, но и плавим также. И чисто технологически для процесса этого спирт чистейший необходим.
Но на станциях антарктических начальство – как и везде, впрочем, - умно и коварно.
И дабы пьянства повального не началось – добавляет в спиртягу всякие примеси насквозь ядовитые – дрянь всякую химическую. И каждая новая смена на станцию полярную прибывающая, считает своим долгом за год отведённый, изобрести хотя бы один новый способ спиртоочистки – тем более что и начальство не дремлет, так и норовит новую химию применить. Ну, а изобретателю конкретному – почёт и уважение всеобщее.
Я в Антарктиде четыре раза побывал – а способов очистки целых девять изобрёл. Ясно?
О чём это бишь я?
Бур Бурыч ещё долго рассказывает о всяких разностях – о горах Бырранга, о чукотской тундре, о южных пустынях, о Принципах и Традициях, об известных личностях, учившихся когда-то на РТ:
- Даже Иося Кобзон у нас целый семестр отучился, а потом – то ли Мельпомена его куда-то позвала, то ли с математикой казус какой-то случился.
А что касается Главного Принципа, то это просто – всегда и со всеми – деритесь только с открытым забралом. С открытым – и - без стилета за голенищем ботфорта…..
Лекция должна длится полтора часа, но проходит два часа, три, четыре – все как завороженные внимают профессору.
В конце Бур Бурыч – то ли нечаянно вырвалось, то ли совершенно сознательно – произносит – так, якобы – между делом:
- В мои то студенческие времена у Эртэшников такой ещё Обычай был – первую стипендию коллективно пропивать – с шиком гусарским. Но тогда всё по другому было – и стипендии поменьше, и народ позакаленней и поздоровей.
По тому, как переглянулись Кусков с Лёхой, я отчётливо понял – семена брошенные упали на почву благодатную – будет дело под Полтавой.
Через месяц дали первую стипендию, и подавляющее большинство во главе с доблестным ротмистром Кусковым на несколько дней обосновались в общаге – с шиком стипендию пропивать. На одного участника приходилось – помимо закусок скромных, но разнообразных – по пятнадцать бутылок портвейна марок и названий различных. Совсем нехило. Честно говоря, справится с таким количеством спиртного - было просто нереально, если бы не бесценная помощь старшекурсников.
Они благородно помогали бороться с Зелёным Змеем, приносили с собой гитары, песни разные геологические, незнакомые нам ещё тогда, пели душевно:
На камнях, потемневших дочерна,
В наслоённой веками пыли,
Кто-то вывел размашистым почерком –
Я люблю тебя, мой ЛГИ.
Может это – мальчишка взъерошенный,
Только-только - со школьной скамьи,
Окрылённый, счастливый восторженный –
Стал студентом твоим, ЛГИ.
Может это – косички да бантики,
Да пол неба в огромных глазах,
Наконец, одолев математику,
Расписалась на этих камнях.
Может это – мужчина седеющий –
Вспомнил лучшие годы свои.
И как робкую, нежную девушку
Гладил камни твои – ЛГИ.
Многим испытание это оказалось явно не по плечу – я вышел из игры на вторые сутки – поехал домой, к бабушке – молоком отпаиваться, кто-то сошёл с дистанции уже на третьи…
Но ударная группа коллектива во главе с принципиальным ротмистром – героически сражалась до конца.
Через неделю Бур Бурыч пригласил всех на внеочередное собрание. Хмуро оглядел собравшихся, и голосом, не сулившим ничего хорошего начал разбор полётов:
- Только недоумки понимают всё буквально. Умные люди – всегда взвешивают услышанное и корректируют затем – по обстановке реальной и по силам своим скудном.
В противном случае – нестыковки сплошные получаются.
Вот из милиции пришла бумага – медицинский вытрезвитель № 7 уведомляет, что 5-го октября сего года студент славного Ленинградского Горного Института – некто Кусков – был доставлен в означенный вытрезвитель в мертвецки пьяном состоянии, через три часа проснулся и всю ночь громко орал пьяные матерные частушки. Ротмистр – Ваши комментарии?
- Не был. Не привлекался. Всё лгут проклятые сатрапы, - не очень уверенно заявляет Кусков.
- Выгнал я бы тебя ко всем чертям, - мечтательно щурится Бур Бурыч, - Да вот закавыка – из того же учреждения ещё одна бумага пришла. В ней говорится, что всё тот же Кусков 6-го октября сего года был опять же доставлен, опять же в мертвецки пьяном состоянии, через три часа проснулся и всю ночь читал вслух поэму «Евгений Онегин» - естественно, в её матерном варианте исполнения. Ротмистр?
- Отслужу, кровью смою, дайте шанс, - голос Кускова непритворно дрожит.
- Ты, тварь дрожащая, у меня не кровью, а тонной пота своего это смоешь – на практике производственной, в степях Казахстана, куда загоню я тебя безжалостно, - уже во весь голос орёт профессор, но тут же успокаивается и совершенно спокойно, и даже – где-то задумчиво, продолжает, - За один вытрезвитель - выгнал бы беспощадно. Но два привода за двое суток? Это уже – прецедент. А от прецедента до Легенды – шаг один всего. Выгоню к чертям свинячьим героя Легенды – совесть потом замучит.
Но с пьянкой, шпана подзаборная, будем заканчивать. Всем в коридор выйти! Там указаний дожидайтесь. А Вы, Кусков, останьтесь.
Выходим в коридор, группируемся возле замочной скважины. За дверью – ругань, шум какой-то неясной возни, оханья…
Минут через десять в коридор вываливается Кусков – одно его ухо имеет рубиновый цвет, и своей формой напоминает гигантский банан, другое – по размерам и форме - вылитая тарелка инопланетян, цвета же – тёмно фиолетового.
- Это чем же он тебя лупцевал, стулом, что ли? – заботливо интересуется Лёха.
- Ну, что ты, - как ни в чем ни бывало, отвечает ротмистр, - Разве можно советских студентов бить? Так только – за ухо слегка потаскал, сугубо по-отечески.
Все начинают неуверенно хихикать.
Кусков неожиданно становиться серьёзным и строгим:
- А теперь, эскадрон, слушай команду Верховной Ставки – с крепкими напитками завязать, кроме случаев исключительных. В мирное время - разрешается только пиво.
К исключительные случаям относятся: дни рождения – свои и друзей (включая подруг); свадьбы – свои и друзей, рождение детей – своих и друзей, похороны – свои и друзей, а также – успешное сдача отдельных экзаменов и сессии в целом, начало производственной практики и её успешное завершение. Всем всё ясно?
- Да не тупее тупых, - тут же откликается Лёха, - Кстати – о пиве. Тут поблизости – три пивных бара располагается. «Петрополь» - дерьмо полное – там всё время ботаники из Универа тусуются. «Бочонок» - почётное заведения, туда даже иногда пацаны авторитетные заглядывают – Гена Орлов, Миша Бирюков, только маленький он для компании большой. А вот «Гавань» - в самый раз будет – целых два зала, просторно – в футбол запросто можно играть. Мореманы из Макаровки там, правда, мазу держат. Но ничего – прорвемся. Ну, что – замётано? Тогда – за мной!
Дружной весёлой толпой, под неодобрительными взглядами прохожих, двигаемся к «Гавани».
Впереди – ротмистр, как полагается – верхом.
На Лёхе, естественно – как на самом здоровом и выносливом.
Вот такие вот педагоги жили в те времена, с решениями нестандартными и сердцами добрыми.
Бур Бурыч умер несколько лет назад.
На похороны приехало народу – не сосчитать.
Шли толпой громадной за гробом – малолетки, и сединой уже вдоволь побитые - и рыдали - как детишки неразумные, брошенные взрослыми в тёмной страшной комнате - на произвол беспощадной Судьбы.