------------------Нам дано назначенье поэта -
------------------торговать, торговать, торговать!
---------------------------------------Эвелина Ракитская
Что делал Сергей, когда я увидел его в первый раз? Он торговал. Образцы книг лежали на постсоветском офисном столе из обшарпанного ДСП. Рядом на другом столе, сгорбившись, как гриф над гнездом с птенцами, сидел Сергей. Продажи шли вяло. Я пролистал образцы. Одна книга делилась поровну между Сергеем и пожилым немецким поэтом. Каждый стих на языке оригинала и в переводе. Мелованная бумага. Графика на каждой странице – черные тяжелые изломанные мазки. Издание профинансировала немецкая сторона. Второй образец – рассыпающаяся брошюра – содержал труды харьковского литературно-музыкального фестиваля: смутные фотографии и набранные поверх них стихи и тексты песен. В том числе несколько стихотворений Сергея. Я купил вторую книгу. Хотелось поставить на место этого сидевшего неподвижно двадцатипятилетнего молодого человека. Краем глаза он пристально наблюдал за мной. Его интересовали продажи. Даже в столь ограниченном объеме. Возможно, как эмпирический материал для прогноза.
Ведь поэт – корпорация по производству и впариванию. Вызревший в его мозгу вирус должен поразить как можно большее количество людей. Нацеленная на воспроизводство структура из по-особому сцепленных звуков должна намертво застрять в мозгу покупателя. То, что в другом бизнесе есть акт рекламы, здесь – уже продажа. Ведь не думаете же вы, что цель поэта - заработать на своих книгах?
Мы повели здесь разговор о продажах. Но продажах чего? Что за вирус производит корпорация? Не так важно. Если вы занимались бизнесом, то знаете, что способны на это практически в любой области, отрасли и сфере человеческой деятельности. Но правильней заняться тем, в чем у тебя преимущество. Так и у поэта. У него есть нечто, что он знает лучше других. Что-то, от чего он отталкивается каждый раз, пускаясь в плаванье в медном тазу рифм и размеров. Именно об этом он не расскажет никогда.
На следующий день я снова увидел Сергея. В роскошном зале Украинского культурного центра тянулись литературные чтения. Раздвинув портьеру при входе, вошли двое. Впереди покачивающейся тигриной походкой шагал Ярослав. Священный огонь московской водки горел на его бородатом лице. Сергей напоминал печального ангела. Начинала сказываться серьезная разница в весе. Да и опыт вдвое старшего Ярослава брал свое. Было понятно, что останавливаться им нельзя. Они совершили по залу небольшой круг и ушли «догонять».
Сергей уехал из Москвы, не досидев до конца фестиваля. Ему, вообще, трудно оставаться на месте, поджидая покупателя. Он сам идет навстречу потребителю, чтобы, взмахнув перед носом блесной «настоящая поэзия», подцепить на крючок, подтащить поближе, и впрыснуть в уши порцию словесно-генетического материала.
А я подружился с Ярославом. Без обиняков предложив ему выпить. Ярослав подарил мне сборник, который я не купил у Сергея. Ярославу его подарил Сергей. Поэту чужое не нужно – он культивирует свой персональный штамм. Не подверженный влиянию чужих вирусов, он не верит в их силу и, избавляясь от балласта, охотно делится печатной продукцией собрата.
Продвижению поэтического вируса мешают препятствия. Сплошь и рядом новый носитель не передает его в неизменном виде дальше, а сам начинает продуцировать аналогичные, как он полагает, структуры. Этот модифицированный вирус выходит ослабленным и не дает потомства. Барьер чужой черепной коробки оказывается ему не по силам.
Существует и барьер межъязыковый. Как правило, перевод резко снижает способность к заражению: оригинальная отечественная продукция конкурентноспособней произведенного по лицензии вируса. Но поэт сам вводит этот иноязычный вирус прямо себе в кровь. Неподверженный влиянию соотечественников, он ищет на стороне генетический материал для построения собственных штаммов. Его организм яростно сражается с введенной в кровь иноязычной структурой, стремясь перезаписать ее на родном языке. Если прямой перевод не выходит, пишутся оригинальные стихи. Часто они бывают успешными. Ну, вы, наверное, слышали о Пушкине.
У меня вышли переводы. В смысле я их опубликовал. Я несколько раз читал их в Москве, когда сюда заезжал Сергей и устраивались его вечера. Сергей присматривался к процессу, видимо, не зная, как лучше внедряться в иноязычную среду – в оригинальной или переводной версии. Этого, мне кажется, он не знает до сих пор. Но что появление переводов улучшает продажи на Украине, для него несомненно. Пару раз он приглашал меня в Харьков.
Как-то в начале октября мы распрощались с ним на харьковском перроне. Сергей любит железную дорогу и вокзалы – эти созданные для экспансии конструкции из стали, стекла, кирпича или бетона завораживают его своим неустанным движением. Здесь, на вокзале, в месте наиболее интенсивной миграции и следовало бы устраивать чтения стихов.
В купе я был один. Поезд летел сквозь влажную тьму, ударяясь иногда о желтый свет фонарей. Я уснул. Когда открыл глаза, уже рассвело. Состав стоял на небольшой станции. По перрону прошли люди в форме. Мы с Сергеем были в купе вдвоем. Одетый, он сидел у окна и что-то читал. Поезд тронулся. Пейзаж становился все более индустриальным.
– А знаешь, – сказал я, – Бог-Творец по-гречески будет «поэт».
– Интересно, – ответил Сергей, не подымая головы, – что он хотел нам впарить?
Я проснулся на мосту через Оку. Осенние песчаные отмели, причалы с черными дырявыми баржами. Курский вокзал ожидался часа через два.
Сергей приезжал в Москву пару раз в год. Ему здесь нравилось. Сюда стекались большие деньги, заставляя крутиться все вокруг. Динамика, поверьте, была потрясающей. А быстрые перемены – лучшее условие для вирусных эпидемий.
Однажды я провожал его на вокзал. В машине он вдруг сказал:
– Знаешь, Ярослав больше не пьет, – трагические нотки прозвучали в его голосе. – И стихов не пишет.
Итак, подумал я, Ярослав отошел от дел. Что ж, продажи – только один из способов избавиться от товара. Ярослав двинулся по более надежному пути – устроил пожар на складе. Вот зачем он обкладывал его спиртосодержащими жидкостями. Теперь нераспроданные стихи больше не загромождали его сознание и не обдирали в кровь душу. Демоны, отвечающие за рассылку поэтического спама, стерли его электронный адрес из своих списков. К Ярославу пришла тишина. Я увидел, как старый бородатый поэт сидит на перевернутом ведре посреди своего огорода. Мир тебе, Ярослав. Ты отмучился.
Держа в руках по бутылке белого нефильтрованного пива, мы стояли у вагона. Мы успели.
– Куда сейчас? – спросил я.
– В Киев. Надо получить визу в Германию. У меня там промо-тур.
– Счастливого пути, – пожелал я. – Хороших продаж.