Яйца птицы, или Как я стал солдатом

Артём Фролов
 
 
Мы молодые были тогда, волосатые и наглые. Хотя, уж если честно, наглыми были мы, когда нам ничего не угрожало. При виде разжиревшего дембеля-десантника под градусом наглость наша испарялась мгновенно. Трусоватые были ребята. Хилые, дравшиеся только друг с другом (да и то в детстве), кроме гитар да палочек барабанных в руки ничего не бравшие. Худосочные рокеры-музыканты.

Как раз тогда мы ПТУ закончили. По восемнадцать лет нам исполнялось, и впереди светила армия.

Идти в армию нам, конечно, не хотелось. Имелись планы получше: играть свою музыку, вместе, честно и бескомпромиссно, и в скором будущем занять полагающееся место на музыкальном Олимпе.

Только вот с армией надо бы как-то разобраться… Вариантов было два: «косить» по здоровью или поступать в институт. Второй - предпочтительнее. А то назовёшься психом один раз – потом всю жизнь не отмоешься. Зато в институт попадёшь – наоборот, из дурака-пэтэушника в приличные люди выйдешь.

Куда же поступать? Надо бить наверняка. Пока в Питер на электричке из Киришей своих волочились, полистали справочник «ВУЗы Ленинграда», со знающими людьми поговорили. Нашли беспроигрышный вариант: сельскохозяйственный институт в Пушкине. Отделение «производство яиц и мяса птицы на промышленной основе». Конкурс - ниже не бывает, одна целая пять сотых человека на место.

В основном поступали туда кавказцы, плохо говорящие по-русски, и выходцы из махровой сельской местности. Мы среди них, мягко говоря, чужеродно смотрелись в своей джинсовой амуниции и с волосами до плеч.

Подали документы. Вступительные экзамены – сочинение, биология и химия. К слову сказать, по химии в девятом классе мы дружно остались на осень. Знаете, что такое «на осень»? Это значит, оценка за год – два балла. Все лето надо было ходить к химичке, худой женщине с визгливым голосом, заниматься какой-то мурой – пробирки там, колбочки… Химию лучше мы знать не стали, но крови она попортила нам изрядно. В десятом классе тоже, конечно, не особо старались. После школы - ПТУ… В общем, подготовка по вступительным предметам была еще та.

Сочинение мы написали, с этим-то проблем никогда не было. Леха цитаты Лермонтова сам сочинил. Я говорю:

- А если просекут?

- Да брось ты. – отвечает. – Что они, всего Лермонтова, что ли, наизусть знают?

Биологию тоже сдали кое-как, напороли чушь какую-то про утконосов, по тройке получили. Последний экзамен – химия. Самый серьезный.

Я первое задание у соседа справа списал. Правда, потом выяснилось, что вариант был другой, но я этого сразу не понял. Все равно больше ничего написать не смог. Экзаменатор посмотрел в мой листок, потом на меня:

- Чижиков! Ты откуда, - говорит, - такой?

- Из Киришей.

- Вас там что, в Киришах ваших, химии совсем не учат?

- Ну почему ж - совсем? - отвечаю. – Учат, в принципе. Но слабо…

- Да уж… Был тут перед тобой еще один. Тоже волосатый.

Подумал и рукой махнул:

- Ладно, учитесь…

И тройку поставил.

В общем, зачислили нас. Всей командой. Леха – гитара, вокал, Шурик – бас, я, Валерий Чижиков – барабаны.

Долго ли, коротко ли, являемся мы на вручение студенческих билетов.

Весь курс новоиспеченный собрался, человек сто. В основном – потенциальные спецы по крупнорогатому скоту, ну и нас, птичников, голов тридцать.

Расселись в аудитории, мы на задний ряд забрались. В президиуме вся местная знать – профессора, доценты; во главе наш декан. Ничего такой мужик, в «тройке». На жилете пуговиц штук двадцать. На голове укладка, лака не меньше флакона вылито. Я думал, он всегда с такой прической ходит, а потом узнал, что нет, это он для торжества специально постарался.

Сначала они речи говорили, про сельское хозяйство. Потом началось вручение студенческих билетов. Долгая процедура: каждого называют по фамилии, пока он выкарабкивается, пока идет в президиум… Там ему декан руку жмет, а тетка с брошкой - документы вручает.

Зато есть возможность рассмотреть будущих однокурсников. А главное – однокурсниц. Оказалось, есть очень интересные особы.

Леха посидел-посидел, повертелся, заскучал маленько, а потом говорит:

- Давайте будем декану руку жать. Сильно.

- То есть?

Леха показал глазами:

- Видал? Ему руку все аккуратненько подают… Он подвоха не ожидает. А мы ему – р-раз! – и нажмем по-мужски! Посмотрим на его реакцию. Только уговор – каждый со всех сил жмет, все трое.

В общем, договорились. Леха по алфавиту раньше нас идет, его первого вызвали. Мы с Шуриком сидим, наблюдаем. Вот он к декану подходит, тот улыбается во всю ширь, Лехе руку пожимает, и вдруг лицо его напряглось как-то, и он говорить перестал. Но руку не отнимает. Леха, смотрю, тоже напыжился… Потом расслабились оба, руки разняли, и тетка Алексею билет подала. Декан озадаченно так Леху взглядом проводил, а тот на место сел.

Слышу, спрашивает декан у тетки:

- Это кто?

А та улыбается лучезарно:

- Это ребята из Киришей.

Потом еще человек двадцать по списку вызвали, декан увлекся снова, каждого приветствует, руку трясет – душка. Дошла очередь и до Шурика со мной. Сначала его вызвали. Шурик к декану подошел, и тоже поднажал со всей мочи. Но декан в этот раз быстрей среагировал; в глазах блеск такой появился, азарт. Стиснули руки друг другу, покраснели, давят… Потом отодвинулись, тетка Шурику студенческий протянула, а декан у нее спрашивает:

- Тоже из Киришей?

- Точно! – отвечает.

А тут как раз я подхожу. Он увидел, что волосатый - сразу же подобрался как-то бочком:

- Киришский?

- Киришский! – говорю, и тут он как вцепится мне в руку! Ну, я не оплошал, был готов к броску – схватились мы с ним при всем честном народе. Профессура сидит, смотрит с недоумением, а наш декан вспучился, глаза кровью налились, галстук сбоку, зубы стиснул и шипит:

- Знач-чит, киришский?..

А я жму со всей дури, ладонь вспотела, отдуваюсь и тоже сиплю:

- К-киришский!..

Потом он, видать, опомнился, хватку ослабил, воздух выдохнул. Прическу поправил и тетке говорит:

- Хорошие ребята.

Нормальный мужик он оказался, наш декан.

Так нас в студенты и приняли. А потом учеба началась. Но оказалось все это неинтересно. Мы в основном репетировали. Вечером – в актовом зале (нам аппаратуру сразу же в профкоме выделили, как узнали, что мы музыканты), ночью в общаге на гитарах да на кастрюлях, а днем спали. Так что было не до учебы.

А время-то быстро пролетело, глядь – и первая сессия. Мы ситуацию оценили трезво и говорим старосте курса Фортуне, плечистому человеку с хитрыми взором:

- Уходим мы, Фортуна.

- Да бросьте, ребята! Все хвосты можно сдать… Надо только поднапрячься.

- Не хочется нам напрягаться, Фортуна. Производство яиц и мяса птицы – не наша стихия. Мы это поняли.

Видит Фортуна - решение бесповоротно.

- Ладно, дело ваше… Но я прошу – поддержите родной факультет на прощанье.

- То есть?

- Через три дня в институте конкурс молодых талантов. Сыграйте там – и можете валить.

Честь факультета – не пустой звук. Подрепетировали мы особо забойные вещи, с утра аппаратуру установили, настроили. Я на педали хай-хэта пружину подтянул.

Начался конкурс, народу - полный зал. Сначала всякие танцы, хороводы… Фортуна под гитару «Группу крови» исполнил.

Мы в это время за кулисами на троих две бутылки сухого раскатили, для бодрости духа, и тут объявляют:

- От зооинженерного факультета выступит рок-группа «Свободные художники»…

Вышли мы на сцену, парни шнуры в гитары воткнули, я за установку сел… Легкий холодок в животе, когда видишь из-за барабанов и тарелок заполненный зал, десятки глаз и ушей, секундная пауза перед первыми звуками музыки; дыхание барабанов, замерших своими чуткими прочными мембранами, готовыми взорваться тяжким грохотом или рассыпаться сухим шелестящим треском… Первые такты, которыми словно разгоняешь по рельсам тяжелую повозку с гладкими колесами, она катится все легче, легче, ритмично толкая упругие волны драйва, и вот ты уже летишь, подкидывая с каждым ударом в топку; и уже не ты ею, а она тобой движет, тащит тебя, сердешного, мчит, заполняя изнутри ярким, ослепительным звоном тарелок…


Занял наш факультет первое место. А мы на следующий день документы в деканате получили, ключи от общаги сдали – и прощай, сельское хозяйство!

Однако министерство обороны про нас забывать не хотело. Сделал я одну попытку спасти положение, пошел на крайнюю меру. Решил дураком на призывной комиссии прикинуться. Ну, не то что бы дураком, но как бы не совсем нормальным. Стал психиатру объяснять, что я - музыкант, гениальный барабанщик, каковых не бывало в природе, и в доказательство вытащил барабанные палки, да как выдал ему прямо по письменному столу, по всем его бумажкам, со всеми дробями и синкопами, с максимальной подачей и амплитудой… Эффект произвел вроде достаточный, но потом все же раскусили меня психиатры, и пошел я служить в армию.

Кстати, концерт этот наш последним оказался. Кто куда разбрелись мы потом по жизни, и больше не играли вместе. А жаль. Здорово было…


Гатчина, 2007