Жанна Райгород
Рассказ.
На допросе.
1. Работница ботанического сада
Да. Это я нашла труп. Она лежала на песчаном бережку – вся мокрая и уже не живая.
Воспитатель моего Петьки Яна Васильевна. У меня ведь пятеро детей, Петька младший. Зрение у него подкачало, пришлось отдать в интернат. На выходные забираю. А у Яны Васильевны никого не было, только мать старушка.
Я всегда как считала? Природа хочет ребёнка – пусть будет. А то повадились рожать по одному, без мужиков да с единственной целью – иметь прислугу на старости лет. Природа женщине дала запас любви на пятерых, шестерых… А тут один! Да мать его задавит своей любовью. Вот агроном наш, ботсадовский, Юра, один у матери. Столичную сельхозакадемию кончил. И мать-то грамотная, учитель литературы, завуч… Нет, не там, где работала Яна Васильевна, а на другом конце города. Я-то Юру с Яной Васильевной сосватать пыталась, да без толку. Боится он баб. Зашугала матушка. Туда не ступи да сюда не плюнь. Давай, говорю, познакомлю. А Юра – что, мол, я буду с ней делать? Тридцать лет парню, пора бы уж догадаться!.. А матушка Юрина, как пронюхала, расшумелась – тварь, проститутка, женит по залёту… А что плохого? Да только не вышло. Год попусту хороводились. И вдруг – на тебе!.. Нелепая смерть… В двадцать-то лет… Стишок знаете? Сидит птичка на кусту, молится Христу, клюёт ягодки спеленьки, зреленьки, недозреленьки…
Что? Были ли у неё враги? Какое! Шпанята-первоклашки да Юрина мамашка. Она, мамашка-то Юрина, крутого характеру женщина. Но – убивать?! Да что вы!.. Я вообще не понимаю, как это возможно. Мой-то змей подколодный и получку может заначить, и утюг новомодный пропить, но – лишить человека жизни? Спаси Господь…
Есть у нас в ботсаду научный сотрудник… Одно название, что ботаник. Летом рубаху скинет – мускулы играют, залюбуешься. Как-то Восьмого марта хлебнула я лишку, так он меня на седьмой этаж пёр, потому как лифт не работал. В журналы всё пишет на военные темы. Великую фразу однажды выдал: и как живому стрелять в живое, не наглотавшись, как опия, цифр…
Хотя… Стойте… Он же в Чечне воевал. И ещё… Ну, это уже из области сплетен… Поехал он в Чечню и пропал. Сообщил матери, куда едет и два года ни слуху ни духу. Мать извелась, бедная. То ли в плену сынок, то ли вообще на свете нету. В рюмку заглядывать начала, да спьяну под машину и залетела. Тимур в пустую квартиру вернулся, хозяином полным стал.
Ой, да что это я… Человек погиб, а я сплетни про пьющих баб пересказываю. Хотя что делать. Жизнь такая пошла. Кто пьёт, кто бесится, и неизвестно, что лучше.
Я как-то в городе Тимура Акутина видела. Идёт наш гуманист, на поводке боксёра ведёт тигрового. Вдруг ни с того ни с сего подскочил да как пнёт собаку под рёбра! Боксёр, нет бы цапнуть хозяина, пятится, ёжится да обрубки ушей прижимает. А ещё бойцовый пёс!..
Впрочем, не суди да не судим будешь. Библиотекарю, к примеру, ярость природная не нужна, учителю или, скажем, хирургу не помешает, а военному и вовсе необходима. Ну да не всё Тимуру воевать, отдохнуть опять же надо, пользу стране принести, не автоматом, так лопатой. Дом не построил, сына не вырастил, пусть хоть деревьев больше посадит…
Кажется, Яна Васильевна последние дни на него поглядывала. Может, конечно, я лезу не в своё дело, однако проверьте Акутина.
2. Мать агронома Юрия
Эта прости Господи утонула? Есть Бог!..
Знала ли я эту ночную пристёжку лично? А зачем? Гулящих я, что ли, не видела? Да в нашей школе, в девятой параллели, этих свистух на дюжину двенадцать.
Что? Работала воспитателем? Да как такую вообще подпустили к детям!.. Они с Юрой знакомы-то были неделю, а он уже оставался у неё ночевать. Я вообще не понимаю, как можно до свадьбы!.. Мы с мужем в разводе, а какое это имеет значение? Вы не имеете пcрава лезть в мою личную жизнь!..
Да и какое знакомство… я ж ни адреса, ни телефона её не ведала. Юрка вертелся, как уж под вилами – ты, дескать, можешь её обидеть. Конечно, правда глаза колет. Помните Толстого, «Анну Каренину»? Оскорбить можно честного человека и честную женщину. Сказать же вору, что он вор, есть констатация факта.
Им, значит, можно меня доводить, а я и рта не раскрой?..
Я, к примеру, весь вечер дёргаюсь, где же мой путник-распутник. В полночь звонок, мол, не приду ночевать. «Ты где?» «На земном шаре!» И вешает трубку. Или Яночка телефон обрывает. «Здрасьте, – сюсюкает, – А Юрия Николаича можно?» Я её даже не материла. Отчеканю: «Здесь такой не живёт!» – и дам отбой.
Обирала она его, как липку. Испокон веков во всех странах мира деньги хранила хозяйка дома. И Юра всю жизнь до копейки отдавал мне зарплату. А спутался с продажной камелией… Продукты начал таскать. Из ботсада к ней на дачу пару кустов уволок исподтишка, как из-под мешка. Увольнения, дуралей, добивался. Вазочку чешского хрусталя у матери прихватизировал. На день рождения своей курве унёс. А под конец и вовсе интригу закрутил во вкусе Дюма.
Получил Юрка в четверг зарплату. Засундучила я её в тёмное место, от сына подальше. В пятницу утром – гляжу, котейка подле серванта мяучит, дверцу когтит. А не сообразила, что чего и что куда…
Возвращаюсь под вечер… Сейчас, думаю, рюмашку с устатку – дело святое… Бежать недалеко, киоск во дворе… Шиш да кукиш!.. Улетучились денежки вслед за вазочкой.
Назавтра объявляется блудный сын. Ты как их нанюхал, спрашиваю. А я их, отвечает, валерьянкой намазал. И рот до ушей.
Спасибо, хоть не обрюхатил её. А то сценарий известный. Женит по залёту и в квартиру пролезет, как лисичка из сказочки. А меня куда? В богадельню? Дудки-с! Мой дом – моя крепость!..
Проклятые масоны!.. Государство разрушили, сына отняли, а теперь ещё и квартиру!..
Впрочем, на проезжем шляхе и трава не растёт. Как ей понести-то было, если гулящая, весь зад в дёгте…
Откуда такие слова беру? Классиков местных надо читать!.. А вы, молодые люди, кого читаете? Чейза, Пейза и Хейза? Оно и видно! Тот ещё навоз, хоть и дальний завоз…
Вот недавно опубликовали белогвардейца кавказской национальности. Ужас! Мальчик с отцом гуляет, у отца ружьё, а в небе орёл парит. Отец решил проверить, попадёт или нет. Попал, недоумок. И сынуля в папашу. Поймал тарантула, посадил на муравейник и наблюдает. Тарантулу кирдык, десятку муравьёв секир-башка…
Ну зачем, зачем, зачем убивать живое?!.. У орла, у муравья, у тарантула – у всех в мире своя задача. А эти… Воины, блин, джигиты. Сверхлюди, на фиг.
Нет, правильно пишут наши писатели. Тому, кто работает на земле, в голову не придёт убивать зазря. Если кого и жалко было в тридцатые годы, так это крестьян да батюшек деревенских. А дворяне да интеллигенция за что боролись, на то и напоролись.
Дальше – больше. Подрос парнишка, а тут гражданская война началась. Отец был убит. Джигит, муравьиный вояка, остался главой семьи с матерью и выводком сестёр на руках. Другой бы повзрослел, а этот на фронт удрал. Положительный герой.
Называется сей опус «Вечер у Клэр». Открыла, думаю, там про Клэр, а там вместо Клэр тарантул на муравейнике.
Чего? Кто мог убить Янку? Да кто угодно. Клиент, сутенёр… Ну не Юрка же!..
За бутылкой
3. Агроном Юрий
Странно всё-таки – родители учат нас бескорыстно помогать людям, а когда мы начинаем это делать, у предков истерика .Боятся без опоры остаться.
Все удивляются на шизофреников – как это шизофреник рыдает над сломанной веткой и равнодушен к смерти матери. Да потому, что ветка его не трогала! А от матушки он Тольку и слышал – вытри нос, опять тройку приволок, когда начнёшь зарабатывать…
Может, я и Янку-то не смог тронуть из-за того, что мать с детства на уши приседала – образ Татьяны, сны Веры Павловны, любовь – это высокое светлое чувство… Лежим, бывало, с Янкой в постели, она ласкает меня из последних сил, а я ей говорю: «А где же полёт души? Я не могу без любви!»
Янка-то, честно говоря, всё другого во мне искала, Изнасилуй меня, говорит. Как на улице, что ли, спрашиваю? Нет, как в кино, отвечает. Покажи воина. Ты толстая, говорю с прямотой разночинца. Ты мне не нравишься физически.
Хотя разок в Москве видел я в троллейбусе девицу Янкиной комплекции. И так прижгло… Схватить бы, думаю, утащить в парк Тимирязевской академии… Не схватил, не утащил. Даже не познакомился.
А с Тимирязевской академией худо вышло. Вырос у меня веер хвостов, да загремел я в армию, под Семипалатинск. После этого и вовсе на до баб стало.
Я вот что думаю. Если баба для мужика – предмет, он сможет её поиметь. А если человек – фигвам. Делать зло ближнему…
Что ты несёшь? Как это женщина может хотеть того, что поломает ей жизнь, испортит здоровье?! Нет, я вижу, ты не очень умён и опытен… И то, что Янка с меня перекинулась на Акутина – это всё от наивности..
Она же меня к сексопатологу затащить хотела. Я покивал для вида, зная что с бабами иначе нельзя, а утром пока Янка не проснулась ноги в руки и деру. Янка за мной в ботсад и налетела на Акутина.
И всё же не могу избавиться от мысли, что именно я поломал ей жизнь. Не тронув – сломал. И образ Татьяны, и сны Веры Павловны не помогли…
4. Тимур Акутин.
Ну вот! Поимел и уже убийца! Кто может солгать, тот может и убить, и украсть, и изменить государю и отечеству... Вздор, куриная логика!
Нет, рано мы покончили с делением на касты. Истинный воин, кшатрий, не украл бы и кувшина пива... Что? Перечить мне будешь?! Если кто воровал, так межкастовые гибриды. Согрешил, к примеру, воин с маркитанткой... Чего ты опять не понял? Маркитантка это торговка при войске, самой тупой ежихе понятно...
Что? За что я ненавижу баб, включая ежих? Ладно уж, расскажу. Хоть в пень колотить, лишь бы день проводить.
Матушка моя, грубо выражаясь, мягко говоря, попивала. Эх... Конечно, понять можно всех. Расставшись с батяней, мать всю жизнь искала другого воина, а налетала на кухонных боксёров. Пила, чтобы им поменьше досталось. За обиды на мне отыгрывалась. Чуть что за ремень хваталась. Почему, дескать, брюки запачкал. Как-то наша кошка окотилась. Возвращаюсь из школы. Мать последнего котёнка топить несёт, котёнок пищит, а мать ему «Веди себя прилично!» Ох и разобрало меня. Выхватил я котёнка, завернул в шарф, и – на другой конец города, к другу Самсону. У того кормящая кошка имелась. Да только не взяла чужого котёнка. Тоже ведь баба...
Сговорились мы, что я свою привезу, да пока ездил, котенок закоченел.
А Самсону я до сей поры благодарен. Мы с ним нашли друг друга, только я воин нападения, а он воин обороны.
Но в военное училище ни я, ни он не пошли. Слишком оба любили свободу. Поступили на биофак. А там, в малиннике, Самсон развернулся. Одну добьётся, пятую, десятую...Говорят, кошка сверххищник. Садят её в подвал с мышами, там она всех передушить норовит. То же и Самсон. Видный был из себя парень два метра ростом, мускулистый, русый, зеленоглазый...Почему «был»? Да нет, ничего трагического... Женился, полинял... Слушай дальше.
Начали Самсона трясти. Ты что, остановиться не можешь? Найди в себе силы... Ну, Самсон и нашёл веру православную, веру предков. Покрестился.
Деканат и вовсе на уши встал. Или снимай крест, или вон из института. А я как-то на комсомольском собрании высказался, мол, сами виноваты. За что боролись, на то и напоролись.
Отправились мы с лучшим другом в Афган. Щучек бросили в речку. Про то, как воевали, в другой раз скажу, но вера Самсонова под пулями укрепилась.
Ну, что... Вернулись, восстановились на биофаке. А друг мой в церкви встретил девицу. Она, так же как и мы, желала возрождения России, но на свой бабий лад. Одного воина она уже подарила родине (был у ней парнишка лет пяти, а муженёк по пьяни замёрз в тайге), но хотела дарить ещё и ещё.
Купили они дом в частном секторе и зажили... ну, хоть не припеваючи, но терпимо. Собак разводили, щенками торговали. Одно худо забыл Самсон забавы наши богатырские.
Мы с друзьями срубили струг и решили обойти на нём вкруг Байкала. Услышала Вера, так аж затрясло её. Понять можно. Первый муж замёрз, второй, того гляди, утонет!..И началось «Не сяду за стол с некрещёным!» Я терпел-терпел, дождался, что наследник в свою комнату ушёл, и выдал, что , дескать, Самсон взял тебя с ребёнком, так будь ты, зараза, поблагодарнее! Вера к Самсону. Расчирикалась. Неужели ты, Самочка, допустишь... Гляжу подымается из-за стола двухметровый Самочка. Пойдём, выйдем. Пошли, вышли. Знаешь, говорит Самсон, ты Вере не нравишься. Давай ты пока приходить не будешь, а я на жену повлияю, будь спок. Я повернулся и пошёл. Ни да, ни нет не сказал.
Недельки через две иду мимо. Хозяев, судя по всему, дома не было. Зашёл во двор, а там Брунгильда, немецкая овчарка, ощенилась. Лает-заливается, но, слава Богу, на цепи сидит, и выводок весь при ней. Зато Отто, супруг, по двору прогуливается. Подошёл ко мне, лапы на плечи поставил и вежливо, шаг за шагом, выставил за ворота.
Остался я один на свете. Матушка умерла, когда я в Афгане был. Написал я ещё из Союза, куда меня направляют, и затих. Некогда было писать, уставал как пёс. Матушка спьяну под машину и угодила. И зачем только бабы пьют? Они ведь, как индейцы – не прошли отбор на устойчивость к алкоголю... А ночные клубы как взбесились девушкам вход бесплатный, на входе рюмка текилы... Твари!... Поневоле помянешь добрым словом Самсонову Верку...
Впрочем, мне и одному неплохо. Квартира, машина, бабы осаждают, диссер пишу, опять же рассказики... А что ботаником работаю... Есть одна фишка. Австралийские аборигены считают, что после смерти человек превращается в дерево. Казалось бы, они мне никто. И веру-то, небось, жрецы придумали, чтоб поменьше деревья рубили. А вот легло на сердце. Убивал ведь я... Людей своего типа, воинов убивал...
Кстати... Вот тебе ещё фишка в тему. Ездил я как-то в Липки на семинар молодых литераторов. Пять дней друг друга пообсуждали, пора и домой. Сел я в автобусе рядом с рыжеватым, конопатым, зеленоглазым парнем. Слово за слово, выяснилось, что он кабардинец. Надо же, брякнул я. Вы скорее на немца похожи. Я ненавижу немцев, говорит Артур. Ненавижу, потому что они дали расцвести Гитлеру. Мы бы со своей кровной местью давно бы его прихлопнули.
Вот тебе и дикий кровавый обычай!
И как посажу деревце, мнится мне, что воскресил я убитого, неважно, врага или друга...
А с Янкой-то совсем просто вышло. Познакомились в ботсаду, недельку друг другу поулыбались, потом я возьми да пригласи её в гости. Всё было, и кровь была. Ну, думаю, девочек мне только не хватало. Кое-как сбагрил домой. Провожать не пошёл. У меня железное правило – не провожать никого. Сказался больным.
Гляжу, назавтра опять в ботсаду дежурит. Глаза на мокром месте. Несёт несусветную чушь из серии «я к вам пришёл навеки поселиться». Опять я её пригласил, и опять всё было. А потом без церемоний домой отправил. Надо же, думаю, девчонке взрослеть. Выскочила, как обожжённая.
Вот и всё убийство.
Мог ли я знать, что Янка такая дура! Знал бы – не взглянул бы. Хотя иной раз кажется, что Янка, женщина воинской касты, предпочла смерть позору.
Налей ещё, брат...
5. Устами экстрасенса.
Янка
Итак, я поехала в ботсад объясняться с Юрием. В тот день я так и не увидела его. Зато нашла Акутина.
Акутин сидел на поваленной сосне – голый до пояса, в чёрных,подвёрнутых прошитых золотых строчкой джинсах и высоких шнурованных ботинках. Золотые волосы до плеч и короткая светлая бородка делали его похожим на персонажа мультфильма по мотивам былин. Лепные мускулы под загорелой кожей ещё усиливали сказочное впечатление, хотя ни рослым, ни плечистым Акутин не был. Рядом, прислонённая к дубу, лежала испачканная в земле лопата.
И дуб, и мускулистый блондин, просиявший навстречу мне оскалом в тридцать два зуба – всё казалось пришлым,не сибирским, почти нереальным.
Я дождалась своего Грея.
Чего захочет воин, вновь пришедший на землю в образе женщины? Правильно. Родить от воина. В студенчестве я слышала шутку «Педагог и офицер – лучший брак в СССР». На дискотеки к нам приходили курсанты. Но я хоронилась за спины подружек, а то и вовсе не являлась. Матушка наставляла – сперва диплом, потом семья, да и танцевала я неважно. Мне нужен был воин, не связанный присягой, орёл, вихрь... Хотя от казаков я испуганно шарахалась. Вот и пойми сам себя.
Впрочем... Я сама не очень хотела семьи. Я в дурке лечилась. Мать из меня все вечную женственность делала. А какая, к чёрту, женственность, когда вместо старшего брата-хулигана зашуганная мать-одиночка. Вот я и выдумала себе предка-воина - слабых защищать да живность всякую выручать.
Постарайся понять, чем ты раздражаешь мальчиков, поучает мамаша. Наверное, хорошо учишься и этим кичишься? Тут я – губки бантиком, бровки домиком. Мам, а можно я математику с физикой запущу? Можно, кивает. Ты, главное, английский учи. Ну,я и запустила. Всё инглиш зубрила. А потом началось. Сначала по десять раз проверяла, закрыты ли двери, потушен ли свет. Потом начала забывать имена знакомых.Затем – прочту параграф учебника и ничего не помню.С утра – приступ веселья, иной раз прямо на уроке, вечером – приступы тоски, угрозы самоубийства.Ты, говорю, кандидат наук,а я буду судомойкой. На что мне такая жизнь. Идём мимо железной дороги, я как гляну на пути, у мамы мороз по коже. Пыталась мать поговорить со мной по-доброму – без толку. Столковалась с мужиком из научного мира, забрала меня с урока, сказала, что едем в зоопарк, а сама привезла в женское подростковое отделение.
Я три дня с ней не разговаривала. А мать... Она, как всегда, не видела реальных неприятностей – кучи малолетних проституток под боком, зато с врачом у ней не сложилось. Неопытный пижон, карась -идеалист в варёных джинсах, читающий Семёнову в рабочее время - куда там. Энтуазиаст, конечно – открыл в отделении восьмой, девятый, десятый класс,пригласил учителей, выбил деньги. Чтобы пробудить у девиц интерес к учёбе, пригласил парней из соседнего отделения. Ну, да разве мать переубедишь.
Кажется, я была единственной, кто ходил на уроки учиться.Видно, дошло, что пора выбираться из ямы.Прочие бегали в школу похихикать с парнями, обменяться записочками... Начали у меня выходить положительные оценки за восьмой класс.По инглишу, правда, опять трояк. Но если бы не Витька с его школой – не миновать бы второго года.
Он всё моё мировоззрение перевернул. Я же, начитавшись перестроечных подростковых журналов, считала,что человека, молодого и не очень, подстерегают четыре врага – родитель-гнобитель, училка-подстилка, мент поганый (слава Богу, лично не сталкиалась),и лекаришка. Те самые четыре тяжеловоза, что тащат страну из дерьма.
Врачей да родителей я и сама не любила.Как раньше моленных детей дарили монастырям, так матушка прочно завещала меня белохалатникам.
В ней, сутуловатом подростке военной-поры, придавили два таланта -медика и художника.Вот она и решила вырастить красавицу, вытащить из страны, выдать за миллионера... Детский лепет на лужайке.
Виктор невольно, дал мне понять, что взрослый может понять подростка, что мужчина способен быть целомудренным и что вареные джинсы это не грех. Но медицина меня не влекла, больше педагогика.
Осенью мать уехала в колхоз со студентами. А на меня информатичка наехала - зачем ты, троечница тупая, вообще перешла в девятый, когда по тебе кулинарный техникум плачет. Я психанула, забрала документы и унесла в педучилище. Экзамены на четверки сдала
Ну почему же в пед, стонет мать. Зачем тебе чужие дети?
У меня детства не было, цежу сквозь зубы.
Это у меня не было, взрывается мама. Война была. Ни одной куклы в глаза не видела.
Во-во, вторю я. Ты родила живую куклу и давай играть в больничку.Хватит. Пусть хоть у чужих детство будет.
А как же инглиш, вздыхает мать.
Да пошёл он в баню, отвечаю. Не всем же бабам ублажать иностранцев. Надо кому-то и русских детей учить.
В группе у меня проблем не было, ученичество пролетело незаметно. И тут к порогу подступило распределение.
С утра велели подходить семейным. Я честно всё утро сидела дома, а когда явилась, все городские точки разобрали. Спасибо, подруга сосвататла в интернат для слепых и слабовидящих – на первый класс воспитателем.
Не выходи на работу, говорит мать. Поступай в иняз или хоть в пед,на худой конец. Кому ты будешь нужна со средним образованием?
Интернату, скалюсь я. Хочу зарабатывать, надоело на мороженое клянчить.
И начались трудовые будни. На подъеме детки казённые полсотни скоммуниздили. Я подпёрла дверь спиной и заявила,что пока не объявятся деньги,никого из спальни не выпущу.Куда деваться... Сделали вид, что нашли.Азиатчина,а куда денешься.
На другой день я повела детей осматривать интернатский двор.Группы в интернате небольшие -человечков по десять. Но если у первоклашек зрение минус двенадцать, а те форсят, очки надевать не желают,да ещё один тотально слепой и самый при том шебутной....
Увидела честная компания снаряды для старшаков – наклонные семиметровые лестницы, сваренные друг с другом.
«Яна Васильевна, можно мы немножко полазим?»
«Только не высоко!»
Ага...Не успела я глазом моргнуть, как покорили детки вершину,а незрячий Стас выше всех забрался.Мать, по её словам, умерла бы от разрыва сердца, а я ничего. Посидели, спускайтесь, пойдём дальше двор смотреть.Тише, осторожненько... Молодцы!
Ты понимаешь, кричит мать, что могло произойти? Это же верная тюрьма! Судьба такой, ухмыляюсь.В дурке я побывала, ещё бы тюрьму посмотреть....Мать беспокоило, что я тяжести на работе таскаю. Мужчин в коллективе мало, у детей сетчатка может отслоиться, вот педагоги и надрывались.
Скажи, что тебе нельзя, говорит маман.У тебя мышечная слабость. Ты нерожавшая. Пусть коллеги таскают, а ты не подходи. Они – здоровые лошади, ты – больной ребенок, они сели на тебя и поехали! Уймись, мамаша, отвечаю я. Без тебя разберемся.
Встретит мать, бывало, кого на улице и начинает изливать многострадальную душу. Русские,как правило, не понимали её. Дочь не пьет, не колется, работает - чего ещё? Им, гагарам, недоступно...
Лица популярной национальности вздыхали сочувственно. Почему, Кирочка, ты, её в Израиль не увезёшь? Там такие парни! А что ждёт её здесь?
А я упёрлась как мул - не поеду и всё! Надо было меня в детстве увозить, да трудно было, сейчас легко, да я выросла.
Как-то встречает на улице мать медицинского генетика, кличка Пупсик. Пупсик у нас человек бывалый, на линии огня зачатый. Офицер забыл на оставленной территории китель с партбилетом в кармане,а медсестричка – то ли тайком,то ли нет – пробралась на оккупированную землю. Пять дней выбраться не могла, погибшей считали. Наконец вернулась с партбилетом и кителем, спасла парня от трибунала.
А полгода спустя, как стало заметно пузо,парень возопил – это не я, это фрицы! Урод! Даже я, как услышала, сплюнула. Лучше фрицы, говорю,чем такое чмо.
Заставь её родить, советует Пупсик. Проще будет давить на совесть – ты у себя не одна, неужели ты хочешь, чтобы наследник рос в этой стране?Тоже,небось,фрицевой дочкой дразнили...
У неё друг-импотент, шепчет мать. Ничего, отвечает Пупсик. Существует искусственное осеменение. Это только у нас рожают от алкашей, а на Западе... Ей сколько? Уже двадцать один? Пора!
Но доводы, способные убедить последнюю эгоистку,отскакивали от меня,как мячик от стенки.
В старости некому будет воды подать!
Обойдусь без прислуги, рычу я.
Тебе надо родить для здоровья!
Для здоровья рожают нравственные уроды, просвещаю родную мать.
Даже стресс не помог. На медосмотре у меня заподозрили мастопатию и погнали в онкологию на УЗИ. Мать в панике звонит Пупсику. А Пупсику недавно удалили всю женскую сферу и тоже всё с мастопатии начиналось. Пупсик давай меня тактично обрабатывать. Успокойтесь, говорю. Я только что из онкологиии. Всё в порядке. Но от Пупсика мудрено отвязаться, когда, бывало, примется за проповедь. Тебе,говорит, всё равно придётся рожать. От кого? От шизофреника, уголовника,алкаша? Уж лучше искусственным способом....Девочка ты слабенькая, не больно красивая....
Я хамски кидаю трубку.
Конечно, мать не только вставляла палки в колёса. Сколько наглядности она мне нарисовала,выпускник худшколы всё-таки....Но с той же самой худшколой была связана одна проблема: мать собирала дома общество художников диссидентского толка. Добро бы это были современные передвижники,гнеано бичующие реальность. Бичевали они больше на словах,а рисовали летающих людей или обнажённую натуру салатного цвета. Но в жизни это не умеряло их горячности.
В нормальных-де странах детей близко не подпускают к военным игрушкам .А я потащила первый класс выравнивания на экскурсию к Дому Офицеров смотреть военную технику!Кого я воспитаю? Питекантропа у ядерной кнопки?! Ещё и фотоаппарат захватила – запечатлеть на фоне катюш и танков. Лазать по броне разрешила, хотя детишки упасть могли.
А на обратном пути разыгрались у детишек агрессивные инстинкты. Устроили драку на проезжей части. Район спокойный, но мне не сильно знакомый, я дёрнулась, поддала зачинщику пониже спины. Ему же больно, говорит дружок. Тебе щас тоже больно будет, рычу я. Конечно, я бы не тронула защитника,но слово – не воробей,вылетит – не поймаешь.
Вдруг из подворотни глас народа:
«Ты не имеешь права орать на детей,сволочь!Ты не имеешь права их бить смертным боем!Уволить тебя мало!Я убью тебя, тварь!» И мат на мате, как без этого.
А что, отвечаю, лучше,если дети под машину попадут?Бичиха разоряется. Дети таращат глаза на меня. Пошли, пошли, говорю. И дети пошли.
А ведь бичиха была права, наставляет матушка. Ты не имеешь поднимать руку на малолетних. Тебе нельзя работать с детьми. И вообще, знаешь,кто такой бич? Бывший интеллигентный человек!
Родители далеко,отвечаю. Спасибо,если в воскресенье свозят домой.
Кому и шлёпать, как не мне?
Словом, не поняли мы с мамой друг друга. Назавтра Юрка сбежал без предупреждения. Я поехала за ним и нарвалась на Акутина.
Узнав, что я педагог, Акутин принялся громить систему образования. Раньше в школах били,так с благородной целью – выковать настоящих мужчин. А современные училки куста боятся. Залез парень на дерево – конец света. Не имеют пороть, вот и стараются плюнуть пометче в душу. Стоит ли потом удивляться обилию маньяков. Они, конечно, мразь, но ведь и мразь не возникает на пустом месте.
Я не задавалась вопросом,что уцепилось за мой корабль – мостик дружбы или абордажный багор. Впервые я видела перед собой умного молодого мужчину. Говорят, у высоких интеллектуалов чудовищные заблуждения. Что ж, Тимур, я вытащу тебя из твоей пещеры,даже если придется прикинуться рабыней,стать на колени.... Знать бы, что стоя на коленях, никого ниоткуда не вытащишь.
Разговорчики продолжались неделю, затем Акутин пригласил меня домой. Хорошо помню аквариумы с пираньями по стенкам и зимний сад на балконе. Разговор зашёл о Льве Толстом, потом об отце Сергие,затем о «Тёмных аллеях» Бунина... Дальше мы оказались в постели. Так тебе и надо,Юрчик, решила я.
В ответ на предложение проводить Акутин сказался больным. Ладно, думаю, хоть простыни постирает.
Возвращаюсь домой в одиннадцать.
Ты где была?
Женщиной становилась.
Кто?
Ботаник один, в Афгане воевал.
А Юра?!
Надоел он мне, заячья кровь.
Ладно, иди спать. Утро вечера мудренее.
Утром матушка заводит старую песню. Вдруг ты, Яночка,забеременела? Даже если пока нет, нет,надо всерьёз заняться своим здоровьичком, проверить почки, сердечко....Я сейчас звоню Пупсику, она все устроит...
Пытаюсь сопротивляться, да где там. Тогда я хвать сумку и на улицу. В Ботсад, к Акутину. Отработали смену, дошли до него,он трахнул меня и выгнал. Вышла я от него, глотая слёзы, и думаю – куда теперь. Вспомнила, недавно, девятого мая,мы, педагоги, рябину на коньяке дегустировали. Купила бутылку, двадцать пять градусов.
Высосала полбутылки зараз, гляжу -уже темнеет и ноги почему-то подкашиваются. Пойду-ка,думаю, в интернат. Там и ночлег найдётся, и еда, и работа. Через мост, правда, идти придётся километра два, ну да ничего. Отсижусь в интернате, а там и мать одумается,и рыцарь мозгами пошевелит. хлебнула из бутылки и вперёд.
Тут-то предок-воин.и полез со своими навязчивыми идеями. «Тебя обесчестили, иди топись». Заладил, как испорченная пластинка. И будто бы врач, Виктор Петрович – это который в леопардовых штанах – оказался рядом.
«Не вздумай этого делать!И не кивай на прошлое. Ну мазали девкам ворота дёгтем,а через пару лет, как всё забывалось, женились на них, и байстрюки не мешали. Сходи домой, таблетку выпей. Легче станет».
Ага,щас! Домой!Хлебнула и думаю – устрою-ка я Божий суд понарошку, повишу на ограде моста. Сорвусь – прав будет предок, не сорвусь – прав окажется Виктор. Глотнула нектару и... Предок верно служил мне всю жизнь,но здесь он ошибся… Досадно – тела нет, а приступы тоски остались. Хочу на землю, в новое тело.Когда же? КОГДА?