Он стоял у зарешеченного окна и смотрел в него. За окном распростерлись оголенные зимние деревья, усеянные воронами как плодами. За деревьями находилась выстроенная из кирпича и покрашенная в серый цвет стена четырех метровой высоты. Стена была облеплена колючей проволокой, которая отрезала мир от этого пятиэтажного строения выкрашенного в серый цвет.
Она являлась гранью, которая делила жизнь на до, и после. До и после. А за этой стеной текла суетливая жизнь. За ней, в том мире, ездили автобусы, куда-то спешили несколько озлобленные люди, встречались счастливые влюбленные, дарили друг другу цветы и любовь, проводились милицейские рейды, работали заводы и казино, одно существо, своим рождением, сменяло другое – умершее, ожиревшие дяденьки с сальными улыбками обворовывали страну, в то время как все остальные вечерами собирались у экранов своих телевизоров и, влюблено пялясь в них, как деликатес переваривали дешевые забугорные сериалы.
Там шел процесс, закономерность, день сменялся ночью, луна солнцем, зима весной, весна летом, а затем наступала осень, там текла жизнь, а тут стрелки бесшумных часов напоминали, что время не стоит на месте. Здесь время уносило бесплодную жизнь с собой, но время было тихим, тишина и покой, покой и тишина. Где-то за стеной завыла милицейская сирена, вороны каркая взмылись в воздух, они свободны.
Он закурил и пошел спать. А чего вы хотели? Что бы он что-то сделал? Нет, он просто пошел спать и ему снились сны, правда, он не знал о чем, но они были, но сны-то были. И не пытайтесь найти в моих словах смысл, его здесь нет, да он и не нужен. Смысл был бы, если бы он умер. Но он остался жив, я подарил ему его паршивую жизнь, как дарит ее мать своему новорожденному чаду. Зачем? Незнаю. Просто так, пусть живет. Вы скажете: «Он же псих, зачем его мучить?!». Но он мне нравится именно он, и я хочу, что бы он жил, просто так не для чего. Ведь он имеет такое же право на жизнь, как я и вы. Я знаю, что это жестоко оставлять его, но пусть живет, хотя бы на бумаге… Пусть живет…
29.01.98.