… Ложиться было уже поздно, а заря еще и не думала заниматься. Разговор плавно перекатывался из одного угла комнаты в другой. Эмоции сегодня решили остаться в стороне. В воздухе царило напряженное умиротворение…
…Он наконец-то нашел в себе силы понять и, усиленно пытаясь не давить, задавал вопросы.
Почувствовав, что появилась крошечная возможность достучаться до замурованного в монолите недоверия истинного чистого сознания, она отвечала честно. Небрежно жестикулируя, он пытался создать видимость непринужденной беседы. Не желая спугнуть столь редкое проявление близости, она упивалась ею тайком. Три с лишним года она ждала его. И теперь, неосторожным словом, взглядом, жестом, она боялась спугнуть эту нежную искренность, которая ему не шла, но в которой она так давно и болезненно нуждалась. Необходимость выбора заставляла ее мучиться. Пауза была почти незаметна, но сейчас все зависело только от нее. Впервые за все время их отношений. Он понимал это, и смиренно ожидал ее ответа. Ответа не последовало ни через минуту, ни через месяц.
Он сильно изменился – сам, пугаясь происходящих с ним перемен, продолжал с трудом привыкать к своему новому «Я». Она видела все, разумом все понимала, но поверить не могла, что такое возможно. Это был сон, все как в тумане, невероятная иллюзия, казавшаяся удивительно реальной. Она боялась привыкать к нему снова, боялась обжечься. События пережитого трехлетнего ожидания виделись ей уродливым шрамом от веревки на шее, но, понимая, что это полезнейший урок, подаренный ей кем-то свыше, понимала, что нельзя отступать. Навязчиво в голове засела мысль, что необходимо немедленно принимать судьбоносное решение. Внутри поселилось два существа. Одно, порожденное непрерывными размышлениями, спокойно утверждало: «Ты растратила себя на материальные ценности, погрязла в погоне за удовольствиями. Это не то, зачем ты пришла. Ты должна и можешь все изменить». Другое нервно нашептывало: «Разум тебе изменяет. Доверься чувствам и сердцу. Если так сильно боишься его потерять, почему собираешься уходить? Ты же пожалеешь. Глупо». Эти двое разрывали ее на части. Дело дошло до приступов паники и сильных таблеток. Ничего не помогало.
И это пугало его все сильнее. С каждым днем она, повинуясь разуму, все больше закрывалась от него. Надежда, в борьбе за ее чувства, уступала место сомнениям. Расставание все ярче казалось неизбежным. И все чаще проскальзывали мысли: «Зачем все это? На что я рассчитывал? Я же сам попросил у нее время осознать. Понимая как мне тяжело, она дала мне его. Так почему же теперь я жду, что она изменит свое решение?»
Он снова делал ее несчастной.
Вскоре она пришла к мысли, которая болезненно кольнула ее совесть. Нельзя было, давать ему так к себе привыкать. Навязав свою жизнь и любовь, она практически вынудила его полюбить себя в ответ, пусть и через три с лишним года. Когда же, наконец, она стала замечать перемены, она уходит. Устать и отчаяться в такой момент несправедливо и эгоистично. Пусть даже перемены и были вызваны лишь ее намеками на усталость. Она отчаянно пыталась развеять гнетущее чувство жалости к нему, так как понимала, что это ложное проявление эмоций. Чувство жалости не унижало его в ее глазах, но мешало объективно оценивать ситуацию. Нежность, жалость, сострадание… - откуда все это в ней той, которая, поломав себя, становилась жесткой и своенравной, такой, какой ее долго учили быть?.. Даже осознавая, что это эхо прошлого, она продолжала мучиться от удушающей ностальгии. Беспредельно было желание снова стать легкомысленной, уверенной в сегодняшнем дне малолеткой, перед которой не было неразрешимых задач и будущее сулило лишь новые удивительные открытия.
«Это мир волков, детка. Здесь частенько приходится грызть глотки, чтобы выжить», - ее тошнило от этой «истины». Вопреки своим принципам, она начинала ненавидеть тех, кто это говорил или в это верил.
Ей хотелось всех любить безвозмездно и быть любимой в ответ. Хотелось любить все человечество, но… Он сидел перед ней. Она зажмурилась, представив банальную чашу весов. Кто для нее он и что для нее весь мир?.. Бесспорно, одна чаша перевешивала - не в ее пользу, а его.
Сложность выбора заключалась в том, что, стараясь вести педантично-честолюбивый образ жизни, ей невыносима была мысль о том, что по ее вине может страдать хоть одна живая тварь. Тем более, когда речь идет о людях. Тем более, о самом любимом и близком человеке. Она задумывалась – что она сделала не так, если сейчас вынуждена выбирать из двух зол меньшее. И любой выбор будет противоречить ее фундаментальным принципам об уважении чувств тех, с кем общаешься, «анти – эгоизме» и т.д.
Открыв глаза, она вдруг поймала себя на мысли, что вокруг ничего не изменилось – он сидел в той же позе человека перед казнью, осужденного несправедливо. Изменился ход ее мыслей. Как будто это была игра – закрываешь глаза, меняешься быстренько внутри и открыв их снова, новым взглядом смотришь на ситуацию. Той ей это показалось бы забавным и, возможно, она поиграла бы так сама с собой немного, но его вид ее смутил и, застывшая было ухмылка, стыдливо сползла с лица.
В этот день они больше промолчали, чем сказали. Кто-то предложил выпить чаю и лечь спать. Перед сном они, неожиданно для себя, заключили друг друга в тесные объятья.