По-мужски

Элина Терёхина
В этот день я просыпаюсь довольно рано для выходного дня. В окно изо всех сил светит редкое для московского ноября солнце.
Иду в ванную, включаю теплый душ и думаю о том, что моими предками были, наверное, не животные, а растения какие-нибудь или водоросли. Потому что я без солнца не живу, а пережидаю. Словно бы без фотосинтеза я не расту и не размножаюсь.
Но сегодня вот солнце, может быть, даже последнее в этом году, а мне тошно и паршиво. И причина тому мое фатальное одиночество.
Формально мое одиночество длится всего две недели – со дня переезда моей несостоявшейся половины. Но на самом деле одиночество было давно до этого. Так бывает, когда двое зачем-то все еще живут под одной крышей, но разными, противоречащими друг другу жизнями.
Мы расстались. Вместе с облегчением пришло более глубокое осознание того, как я был одинок все это время.
Выхожу из душа и слышу звонок мобильного. Даже не смотрю, кто это – не хочу сейчас ни с кем говорить.
Прямо в полотенце и босиком готовлю себе легкий завтрак – три сосиски, хлеб и какао. На самом деле не хочу даже этого, но съесть что-то надо.
Пока ем, формулирую свою хандру. Я просто хочу влюбиться. От девчонок из клубов и кафе накопилось столько пустоты, что уже просто тошнит от одной мысли об этом. Хочется именно влюбиться по уши в нормальные, осмысленные, теплые глаза. И пусть она творит со мной, что хочет. Только такая, скорее всего, захочет чего-нибудь осмысленного и теплого, поэтому не страшно.
На днях ехал в машине и слушал какое-то радио. Спрашивали у народа, где встречаются хорошие девушки. Вариантов было немного, и они часто повторялись – в кафе, в клубе, кто-то из девушек признавался, что часто ходит в одиночестве в кино. Так же назывались парки, магазины (особенно одежды), автомобильные пробки.
Надо что-то делать. Я не могу больше быть один – суровое мужское сердце источает внутрь организма совершенно бесполезный фермент – жалость к самому себе. Я стал неуверенным и раздражительным, теряю интерес к работе, футболу и даже сексу.
Но что? Искать себе невесту я не смогу. Все эти дурацкие способы и знакомства по рекомендации отдают пошлятиной за версту. В таких условиях меня бы не торкнула даже Анжелина Джоли. А ждать... Ждать так не хочется, так жаль терять драгоценное время, которое нужно тратить на то, чтобы жить. А не ждать…
Я спускаюсь в машину и включаю зажигание. Поеду смотреть пентхаус на Кутузовском – мир не стоит на месте, кто-то продает дорогое жилье. И очень дорогое, стоящее просто безумных денег. А я его покупаю и продаю другим людям. За еще более безумные деньги. И сейчас я еду смотреть пентхаус на Кутузовском, по моим предположениям, стоимостью около nnn-сот тысяч долларов.
Вообще-то я не должен работать по выходным. Но я специально загружаю чем-то по крайней мере субботу – чтобы не было так тоскливо от того, что бывает некуда себя деть.

Показывать квартиру приехала «хозяйка» - невероятная леди лет тридцати с небольшим. Жена, что называется, первого поколения. Ухоженная и надушенная, красивая и очень утонченная. Не безмозглая дура, как по инерции думаешь о жене такого богатого человека, а очень приятная молодая женщина. Апартаменты продавали потому, что совершенно случайно узнали о продаже потрясающей квартиры на Воробьевых горах – просторней, с более изысканным дизайном и «ближе к офису Никиты». Даме явно не хватало динамики в жизни, было видно, что переезд станет для нее неплохим развлечением.
По своей профессии я совсем не обязан был об этом спрашивать, но я не удержался:
- Скажите, Марина, а чем Вы занимаетесь?
Ответ меня обескуражил.
- Я детский психолог.
Увидев мое легкое удивление, которое я не успел скрыть, продолжает:
- Работаю в реабилитационном центре – помогаю детям пережить акты насилия, развод родителей, стихийные бедствия, несчастные случаи и так далее.
- Вы – детский психолог?! – совсем открыто удивился я.
Она улыбнулась:
- Вы удивлены? Почему-то все так реагируют.
- Вы совсем не похожи на то, как я себе представлял детского психолога.
- Ну да, - она снова улыбалась. – Очки, серая кофточка, волосы, собранные в пучок, никакой косметики и радушно-умиленное выражение на лице. Так?
- Ну… если бы подумал заранее, то наверное так, - теперь была моя очередь улыбаться.
Я стоял и думал, что вот, пожалуйста – чудесная женщина. Даже удивительная. Но совсем из другой жизни и совсем не моя. И такой женщины у меня не будет никогда. Не потому что я не достаточно хорош для нее и даже не потому, что они редко бывают свободны, а потому, что нам с ней негде встретится и обменяться искрометными взглядами. Сейчас мы, по сути, оба на работе, продаем квартиру, которая больше не подходит им с Никитой. Не флиртовать же нам с ней.
Мы поговорили еще немного и в принципе, можно было уже разъезжаться. Найти покупателя на это жилище будет не очень сложно – действительно очень достойная квартира за вполне реальные деньги.
Мне хотелось предложить ее подвезти, но она наверняка была на своей машине. Хотелось предложить ей кофе, но это было бы просто безумием. Очень не хотелось от нее уезжать, но я в своем усугубившемся сегодня утром одиночестве совсем перестал что-нибудь соображать. От меня до нее было несколько световых лет и Никита.

На обратном пути, двигаясь по Кутузовскому проспекту в сторону центра, я поймал себя на том, что одиночество как-то обострилось. Потребность что-то в конце концов поменять, стала просто до неприличного очевидной. И я набрал Серегу.
- Алло!
- Серега, привет!
- Привет, братище! Я звонил тебе сегодня утром. Спал еще что ли?
- Нет, был в душе, наверное. Как ты?
- Нормально! Какие планы на сегодня? Мои уехали к Лариске, у нее день рождения сегодня – весь день там будут – стряпня, болтовня. А мне надо было самолет утром встречать. Встал ни свет ни заря, а теперь не знаю, куда себя деть.
- Поесть не хочешь? Я бы пообедал чего-нибудь.
- Отлично. Куда мне подъехать?
Мы встретились через полчаса в суши-баре. Я не то чтобы очень люблю японскую кухню, просто подумал вдруг, что суши-бары – подходящее место для обеда симпатичных девушек. Где-то же они должны быть, в конце концов!
Настроение после успешной деловой встречи утром, было хорошее. Я был рад видеть Серегу. Он не был занудой, и слушать его рассказы про свое счастливое и заводное семейство было интересно. У него, как в образцовом голливудском фильме было все – красавица-жена и двое детей-погодков – мальчик и девочка. Жену свою он любил и обожал гораздо больше, чем хотел бы показывать, а она, пользуясь этим, часто крутила им, как собака крутит хвостом. Мы, его друзья, конечно, не могли этого не замечать, но поскольку он при этом был безмерно счастлив, были за него только рады.
Какое-то время мы были увлечены разговорами о новых моделях джипов и кратким обзором футбольных новостей, когда в заведение вошли они – две очаровательные девушки.
 Это было именно то, на что должен был обратить внимание каждый нормальный мужчина – блондинка и брюнетка, девушки просто как на подбор. Красивые, холеные, интересные. Не прекращая разговора, мы оба начали непроизвольно наблюдать за ними. Девочки и правда были что надо. Сев за стол, они продолжили разговор, начатый еще по дороге. Речь шла о работе, обсуждали какую-то предстоящую акцию. Стало понятно, что девушки не относятся к отряду пустоголовых, что было особенно приятно.
Серега потерял к ним интерес довольно быстро, а я стал присматриваться к блондинке. Мне было хорошо ее видно, и она как раз что-то говорила в этот момент. Изящно жестикулируя, она рассказывала какую-то историю, которая здорово веселила их обеих. Не зная, что за ними наблюдают и, не стремясь именно в эту минуту произвести на кого бы то ни было впечатление, она была очаровательна.
Сделав заказ, девушки обнаружили хороший аппетит, особенно блондинка. Что тоже меня тихо порадовало – здоровый аппетит у женщины всегда был для меня возбуждающим фактором.
Сергей рассказывал что-то о своем семействе:
- Представляешь, Ленка купила этим чертенятам переводные татуировки. Так они облепились ими с головы до ног! Места живого не осталось. Прихожу домой как на детскую зону, я их даже различать перестал.
Господи, как же я хочу приходить домой, и чтобы там хоть кто-нибудь бегал, визжал и доводил меня до головной боли. Лишь бы только не тишина.
Мне очень хотелось, чтобы блондинка меня заинтересовала всерьез. Я смотрел на нее и все более отчетливо понимал, какая она чудесная. Живая, эмоциональная, очень естественная. Но именно понимал. А я хотел чувствовать. Но внутри меня по-прежнему была раскаленная пустыня, не тревожимая даже легким дуновением ветерка.
Блондинка встала и прошла в другой конец зала к дамской комнате. Я посмотрел ей вслед и мне стало еще гаже – в этом ракурсе она тоже была восхитительна.
- Эй! Парень, ты где? – услышал я голос Сереги. – Засмотрелся? Мммм… - протянул он ей вслед, чуть не свернув шею. – Губа не дура.
- Да, наверное.
- Слушай, что с тобой? Я не стал сразу говорить – думал, может, ты развеешься. Но на тебе лица нет. Что у тебя стряслось?
Я ловил ложкой развернувшийся лист чая, оказавшийся в моей чашке. Что со мной? Как ответить на этот вопрос? Я мог бы ответить Сереге что-нибудь невнятное и он бы отстал, он парень понимающий. Но мне и самому было интересно.
В такие моменты я всегда вспоминал свою сестренку, которая прибегала ко мне и высыпала в невероятной экспрессии на меня все подробности своих очередных переживаний. В этих монологах она формулировала для себя какие-то непонятные раньше вещи, находила решения или просто таким образом «отпускала» от себя тяжелую ситуацию. Она не была дурочкой, она была и есть очень большой молодец. Но она была женщина, и у нее был я. Она могла себе это позволить.
А я не мог. Не мог сказать сейчас Сереге, как мне плохо. Что в горле которую неделю стоит комок и что иногда у меня сводит живот от того, как мне паршиво. Что я готов заложить душу всем чертям, лишь бы только прекратилась эта пытка пустотой и бесчувствием.
- Да так. Немного я сегодня не в форме. Наверное, из-за погоды.
Серега посмотрел в окно на яркое почти зимнее солнце, а потом – с сомнением взглянул на меня.
- Ну да… Наверное. В общем, не хочешь - не говори.
Блондинка тем временем вернулась, и у нее зазвонил мобильный.
- Да, котик, привет! – Пауза. - Твоя принцесса чувствует себя хорошо. Я решила наплевать на запрет врачей, и мы с Наташкой едим суши. Беременные в конце концов тоже люди и к тому же им нужны положительные эмоции! Скажи ведь? – Пауза. Котик что-то отвечал. Видимо, не сильно ругал свою принцессу, а скорее наоборот. – А если меня часто целовать в животик, то мои шансы в борьбе со свежей рыбой сильно возрастут! – Котик снова что-то ответил, и принцесса звонко засмеялась. Если бы я был художником, который затеял нарисовать счастье, я бы выбрал эту блондинку именно в этот момент времени – беременную, смеющуюся и совершенно неотразимую.
У меня же в душе в этот момент все совершенно оборвалось. Я особенно остро ощутил, какая невыполнимая стоит передо мной сейчас задача - найти человека удивительного и прекрасного и при этом свободного. Я сидел и понимал, что эти два множества в этой жизни просто не пересекаются. А если и пересекаются, образуя совместное ничтожно малое множество, то мои шансы встретить такого человечка бесконечно малы.
- Чем планируешь заняться сегодня? – услышал я голос друга. – Господи, да что с тобой?
Чайный лист в чашке совсем промок и, отяжелев, опустился на дно.
- Ничего, Серега. Когда-нибудь это должно кончиться. Хотя бы потому, что долго я так не протяну.
Я поднял глаза и увидел, как он смотрит на меня. Удивительно, этот человек, уже много лет не знающий покоя в одиночестве, счастливый в своей ежедневной многолюдной суете, смотрел на меня так, что я почувствовал – он понимает. Он понимает, что со мной происходит, хотя сам давно не испытывал этой тянучей тоски. Потому что человек, который однажды пережил одиночество, запоминает его навсегда. И если он не дурак, он всю свою жизнь посвящает тому, чтобы сберечь то, что когда-то от этого одиночества его спасло. А Серега был не дурак.
Одинокая женщина становится неестественно сильной и выносливой.
Одинокий мужчина становится неестественно слабым и уязвимым.
А я был очень одинок.
- Не знаю, если честно. Может, поеду куда-нибудь в спортбар посмотреть футбол. Поставлю машину, выпью пива.
- Хорошая идея. Ты меня прости, я сегодня никак не могу. Если хочешь, можем встретиться завтра.
- Спасибо, дружище. Давай завтра посмотрим. Я тебе позвоню.
Когда к нам подошла официантка, я попросил наш счет и счет тех двух девушек. Мое чувство прекрасного было благодарно блондинке, несмотря на ее обнаружившуюся беременность и заботливого друга.
Мы простились с Серегой, я сел в машину и задумался, что делать дальше. Это была самая сложная задача в последнее время. День еще был в самом разгаре, а мыслей по поводу того, куда его можно деть, уже не осталось никаких. Я сидел на водительском месте, смотрел на проносившихся мимо лихачей и пытался понять, чего я хочу. Все-таки самое страшное для человека это не отсутствие возможности иметь что-то очень желанное, а отсутствие желаний. Как таковых. Я сидел в машине на Кутузовском и ничего не хотел.
Я закрыл глаза и прислушался к ощущениям. Спустя несколько минут я явственно понял, что хочу поплавать. Я завел машину и поехал домой. Там, не раздеваясь, собрал в рюкзак плавки, шампунь и полотенце и поехал в «Нептун». Далековато от моего дома, но открытый бассейн, с 50-ти метровыми дорожками и очень немноголюдный в это время – в разгар выходного дня. Мне нравилась эта моя затея, я был возбужден от предстоящей разминки.
Уходя, взял с тумбочки телефон и увидел на нем пропущенный звонок с незнакомого мне номера. Это могло быть по работе – я агент по недвижимости, и мне часто звонят люди. И лучшим решением было бы, конечно же, перезвонить. Но я не стал. Сегодня я не хотел говорить с людьми, которых не знаю и к которым никак не отношусь – ни хорошо, ни плохо. Как и они ко мне. Я загибался без положительных эмоций и человеческого тепла, адресованного лично мне. Я не хотел никакого безразличия, даже за очень большие деньги.
Душу защемило от воспоминаний о сегодняшнем утре – о жене невидимого Никиты, которую мой мозг никак не хотел зачислять в разряд пустоголовых жен новых русских. Я тряхнул головой и подумал, что бассейн – это все же очень удачная идея.
Ехать по субботней Москве было приятно. Солнце сияло как сумасшедшее, заливая светом все, куда только могло проникнуть. Я представил, как я сейчас буду плавать в теплой воде, дыша свежим морозным воздухом, и подумалось, что жизнь милосердно оставляет нам все же немало возможностей переждать одиночество. Надо только уметь их видеть.
Приняв душ, я надел плавки, шапочку, очки и, спустился в подводный коридор, ведущий в большую ванну бассейна. Вынырнув, жадно надкусил ноябрьский мороз и поплыл к центру. Над водой стоял плотный туман, исходящий от воды. Народу было мало, большую часть его составляли бабушки в цветных шапочках. Они гнездились стайками по несколько человек и увлеченно обсуждали последние бразильско-мексиканские события.
Я поплыл. И проплавал как ненормальный полтора часа, не останавливаясь ни на минуту. Дыхание было ровным и резким, сердце сдержанно вело счет. Теплая вода в сочетании с легким морозом составляли такой восхитительный коктейль, что я долго не мог остановиться. Пока наконец не почувствовал усталость в мышцах. Медленно проплыв последнюю стометровку, я вернулся в душ.
Стоя под душем, я мысленно благодарил человека, который изобрел плавание.
Но, вернувшись в машину, я мысленно проклял того, кто придумал время, которое некуда деть и мысли, от которых некуда спрятаться.
День сократился еще на два с половиной часа. Но это мало что меняло в моей картине одиночества.
Воздух вокруг меня уже начинал темнеть, отчего становилось радостно и спокойно – природа знала свое дело, вечер наступал. А значит, близилось лучшее время для того, чтобы сходить в какой-нибудь уютный кинотеатр и посмотреть хорошее кино.
Телефон снова показывал пропущенный звонок от того же абонента. В понедельник, все в понедельник, подумал я. Сейчас мне нужны только друзья или никто. И второе, очевидно, более вероятно.
Я завел машину и поехал в Киноцентр на Красной Пресне. Оставалось надеяться, что в их сегодняшнем репертуаре есть что-то подходящее моему настроению.
По дороге я очень четко осознал, что весь день трачу нечеловеческие усилия на то, что бы не думать о чем-то конкретном. И я понимаю о чем, а потому не думать именно об этом крайне сложно. Я «не думал» о своей утренней клиентке. И когда я «не думал» о ней, мне становилось немного теплее. Но вместе с тем в моих мыслях появлялся оттенок горечи. Впервые за последние много месяцев я увидел то, что сам искал многие годы. Но мне показали это через стекло, как торт на крутящейся подставке в запаянной витрине.
Так странно – еще сегодня утром я хотел влюбиться. Только бы не оставаться в этой бездонной пустоте. Но я даже помыслить не мог о таком безнадежном повороте событий.
Снова зазвонил телефон. Тот же номер. Кому-то я очень был нужен. И это явно касалось работы, потому что номер был не из моей адресной книжки.
Я мог на выходные уехать кататься на лыжах или слетать в Рим. А телефон оставить дома, чтобы основательно отдохнуть от московского цивилизованного мира. Значит, скорее всего, я так и сделал.
Удивляла, правда, настойчивость звонившего. Ведь должен же понимать, что раз никто не отвечает, значит, не может или не хочет.
А что если я кому-то срочно нужен – может, у кого-то самолет сегодня вечером и он хотел бы обсудить со мной предстоящую сделку по телефону перед отлетом, чтобы время не уходило зря. А я сейчас остаюсь без приличного контракта и комиссии. А если этому человеку порекомендовал ко мне обратиться какой-нибудь другой мой клиент, то может быт, я теряю расположение и этого клиента.
Пока я думал об этом, телефон перестал звонить. Не судьба. Я загадал, что если позвонит еще раз – отвечу.
 Посмотрел новый фильм с Одри Тоту. Наивная и успокаивающая концовка подействовала на меня благотворно. Выйдя из кино, я остановился на большом каменном крыльце и облокотился на перила. День почти прожит. Можно было ехать домой, готовить ужин и коротать остаток вечера там. Можно было заехать куда-то поужинать, готовить для себя одного, как всегда, было лень. Но и есть в одиночку в ресторане тоже было противно.
Но дело было даже не в этом. А в том, что прожит только этот день. Но завтра – воскресенье, его тоже надо протянуть. И потом еще день и еще. И что с ними со всеми делать, не понятно.
Одиночество становилось навязчивым до неприличия. Развлекать себя самостоятельно надоедало. Интересно, как живут остальные холостяки? Неужели так и маются каждый день, радуясь по вечерам, что вот еще одни сутки позади? Не верю. Большинство из них выглядят очень достойно. И не производят впечатления замученных тоской людей.
Наверное, это не по-мужски, так себя чувствовать. Надо быть сильнее, что ли. Ну что это за твердость духа, если я не могу как следует собраться и переждать отсутствие в моей жизни женщины.
И сам себя поправил – любимой женщины.
Ведь должны быть друзья, увлечения, другие женщины - временные.
Не по-взрослому это – вот так канючить и самого себя раздражать. Нужно собраться.
Но вместо этого снова вспомнилась сегодняшняя знакомая. Ма-ри-на. В масштабах человечества это всего лишь несколько букв. Ни-ки-та. Тоже обычная комбинация звуков. Но в моем сознании сейчас это были символы другого, радостного и яркого мира. Но повернутого ко мне своей тыльной стороной.
И я представил себе картинку из школьного учебника по астрономии – там нарисована Земля и Луна, и в зависимости от их взаимного положения, какая-то точка на Земле находится в тени или на солнце. Вот и я так же сейчас – в тени остального мира. Где есть любовь, где каждый день чем-то наполнен – заботой, радостью, ссорами даже, обидами - но наполнен.
И мне снова до покалывания в носу захотелось оказаться сейчас на солнечной половине.
Итак, по-мужски – это быть сильным, если ты одинок. Значит, еду ужинать куда-нибудь, где за едой можно по телевизору посмотреть спорт.
Медленная езда по вечерней столице и вовсе настроила меня на философский лад. Приехав в спортбар на Зубовском бульваре, я сел в самый дальний угол. Телевизоры были развешаны по всему помещению, и мне было хорошо видно. Начиналась трансляция теннисного турнира. Ну что ж, подойдет и теннис. Даже мужской.
И только здесь, в ресторане, я достал из кармана телефон и увидел, что снова пропустил звонок, пока был в кино. Поставив его в звуковой режим, открыл меню.
Когда я так голоден, я просто тупею, глядя в меню. Мне так и хочется сказать этой милой девушке: «Накормите меня, пожалуйста, чем-нибудь вкусным». Но откуда ж она знает, что для меня вкусно? Вот возьмет и принесет мне котлет домашних, а я их со школы терпеть не могу! Или супа с луком. Эх, все надо делать самому!
Я выбрал отбивную из говядины, салат, томатный сок и пирожное «Наполеон». Гулять так гулять. Нужны же мне, в конце концов, положительные эмоции!
Теннис закончился рекламой фирмы adidas. Я представления не имел, кто эти люди, которые играли, но смотреть было интересно. Соревнования проходили в какой-то далекой, солнечной стране. Явно на освещенной стороне планеты.
Я посмотрел на часы. Уже в тысячный, наверное, раз за этот день. И решил, что можно ехать домой.
Москва совсем стемнела и расцветилась огнями. Я знаю многих людей, которые любят в это время ездить по Москве на автомобиле. Но не знаю никого, кто бы делал это специально. Мне тоже не хотелось уже никаких впечатлений. Время было как раз такое, чтобы принять душ, почитать и уснуть.
Именно так я и поступил. В душе вспомнилось вдруг утреннее состояние, когда я вот так же стоял в душе. Но тогда я хоть знал, чем себя занять. А сейчас – не имел представления.
Ощущение гадливости от того, что я делаю вид самому себе, что держусь молодцом, только добавило тяжести этому тягучему дню.
Может, поэтому захотелось почитать Ремарка. Это самый мрачный из всех мне известных драматургов. Даже Достоевский в сравнении с ним кажется фельетонистом.
Я читал уже больше часа и как раз начал думать, что готов к тому, чтобы заснуть. Как вдруг зазвонил телефон. На экране мобильного высветился тот самый настырный номер.
Я посмотрел на часы. Было очень поздно для делового звонка. Да и для личного уже тоже. Разве что для очень личного. Но таких я не ждал.
Я сидел и смотрел на телефон, не зная, что делать. Отвечать или нет? С одной стороны – полное равнодушие. Если это не кто-то кого я знаю, то мне все равно, кто это. А с другой – любопытство. Кто же может так настойчиво добиваться разговора со мной?
На седьмом или восьмом звонке я нажал кнопку с зеленой трубочкой и сказал в динамик:
- Алло!
- Господи! Слава богу! – ответил мне женский голос.
- Надо же… - сострил я. – Ко мне редко так обращаются. – Говорил и еще, кажется, не понимал, что слышу самый волшебный голос из всех голосов на этой планете.
- Я звоню вам весь день. С тех пор почти, как вы уехали.
Я закрыл глаза и прислонился к стене затылком. Перед глазами стоял дисплей телефона, на котором темнеет надпись «Пропущенных вызовов 1». В голове застучало.
- Боже мой, вы, наверное, меня не узнали! – она говорила очень спокойно, нежно и немного устало. – Это Марина. Мы встречались с вами сегодня утром, вы смотрели квартиру Никиты.
«Ну конечно. Никита. Как я мог забыть».
- Я узнал вас, Марина. В первую же секунду. И очень хорошо вас помню.
Помедлил секунду и добавил:
- Я думал о вас сегодня весь день.
Она тоже помолчала одну маленькую вечность.
- Почему вы не отвечали?
- Не поверите – не специально. Каждый раз пропускал звонок по случайности. И, честно говоря, думал, что это по работе. Хотя должен был узнать. Не мог не почувствовать.
- Спросите меня, зачем я позвонила, а то сама я этого никогда не скажу.
- Марина, - я задержал дыхание. Произносить ее имя было для меня таким новым и таким острым удовольствием, что я должен был сделать паузу, чтобы продолжать. – Марина, зачем вы позвонили?
Она помолчала еще мгновение, и я представил, как она выглянула в окно, чтобы решить, с какого слова лучше начать.
- Когда я звонила первый раз, я хотела найти какой-нибудь повод для звонка – например, по поводу Никитиной квартиры. Что-нибудь уточнить или что-то в этом роде.
И тут она добавила кое-что. Таким тоном обычно делаются пояснения в устной речи. Что-то вроде «Когда мы были в Ницце (Ницца это на юго-восточном побережье Франции), мы сделали чудесные снимки восхода солнца».
Так вот таким тоном, в скобках, она добавила кое-что:
- … по поводу Никитиной квартиры. Что-нибудь уточнить или что-то в этом роде. (Никита это мой брат).
Что она говорила дальше, я уже слышал плохо. Я просто сидел на своем диване, в одних трусах и футболке, прислонившись к стене, с закрытыми глазами и слушал ее голос в трубке.
- … но когда вы снова не взяли трубку, мне уже было все равно, что сказать, только бы услышать вас. Наверное, это выглядит ужасно нелепо.
Когда она заканчивала фразу, у меня где-то в глубине сознания возникала мысль, что надо как-то продолжить беседу, сказать что-то последовательное. Но вот я возвращался в мир звуков и слышал, что она сама уже что-то говорит, что это ей сейчас нужнее всего на свете. Она ждала этого момента весь день. А я всю жизнь ждал ее голоса. Мы оба получаем желанное, зачем все портить.
До меня донеслось:
-… Я не знаю, что на меня нашло. Но поняла, что если не поговорю с вами – чего-то очень важного может не произойти.
- Я даже знаю чего, - мой голос звучал хрипло и немножко нервно.
- Чего?
- Земля может так и не повернуться к солнцу нашей стороной.
Она замолчала. Но потом, видимо поняла, что это какая-то моя личная мысль и тихонько вздохнула, давая понять, что поток ее сознания временно иссяк.
- Марина, - я снова взял паузу. – Почему именно вы занимаетесь обменом для вашего брата?
- Потому что ближе него у меня никого нет. Потому что мы одна семья, хоть и живем врозь. По сути дела, он меня содержит в последние годы, позволил заниматься любимым делом, которое, к сожалению, не позволило бы мне нормально существовать. Но дело все же не в чувстве долга. Просто мы самые близкие люди друг другу сейчас. Так было не всегда – у нас были семьи и у каждого своя жизнь. Но сейчас мы нужнее всего друг другу, и это нас спасает.
Когда я спрашивал, я еще не понимал, зачем. Но когда услышал ответ, понял, как важно мне было это услышать.
- Марина, во сколько вы обычно завтракаете в выходные дни?
- По-разному. Но не раньше одиннадцати.
- Можно я заеду за вами завтра в одиннадцать, и мы поедем искать, где в этом городе готовят нормальную яичницу по утрам?
- Можно. Только можно я сразу скажу вам, куда за мной заехать? А то вы опять забудете все записать, и я буду искать вас еще целую вечность.
- Можно.
Но я не стал брать ни карандаша, ни блокнота. Потому что каждое ее слово я запоминал так, будто это самое ценное и важное, что мне приходилось слышать. Даже если бы код ее подъезда состоял из тридцати знаков, я бы воспроизвел его безошибочно хоть через десять лет.
- Тогда, пожалуй, все. Теперь я спокойно усну.
- Я тоже, - почти с блаженством представив завтрашнее утро, ответил я.
- Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Марина.

Я еще долго сидел на диване, прислонившись затылком к стене. Я уже не ощущал ни холода, ни давящей тверди в затылке.
Этот бесконечный, мучительный день тянулся так долго! И даже не намекнул мне ни разу, что в конце меня ждет такая сказочная награда. Хоть бы слабая надежда, и я бы уже не был так бесконечно, так немыслимо одинок.
Но тут я вспомнил дисплей мобильного телефона, на котором темнеет надпись: «Пропущенных вызовов 1», вспомнил, сколько раз за день я видел эту картинку и улыбнулся самой усталой и самой счастливой улыбкой.
Моя маленькая планета входила в ярко освещенную часть вселенной.

На следующий день я просыпаюсь довольно рано для выходного дня. В окно изо всех сил светит редкое для московского ноября солнце.
Иду в ванную, включаю теплый душ и думаю о том, что по-мужски – это не быть сильным, когда ты одинок. По-мужски – это не быть одиноким.