(Из цыкла Катастрофики)
В воздухе кружились бумажные пакеты. Шелестели, залезали в подмышки, льнули к груди, надувались и сдувались, гордо стояли, сжимались, мялись…
Унеслись. Прилетели целлофановые: держались, как редкость с намалёванной рекламой. С другой стороны дефилировали смачные ляжки: то показывались, то прятались. Это были прятки, показывались-исчезали, показывались, исчезали…
Целлофановые пакеты тоже попали на свалку: втянулись в пасть ветров и смешались с грязью. Потом высунулись из мусора – из-под колёс машин и ног людей, и снова стали выглядывать…
НОЧНОЕ ТАБЛО
Водоворот из пыли возник передо мной в ночную темь, как посланец с недоброй вестью. Появился перед стеклом машины на дороге, где выли ветры и ожидались дожди, и исчез. Завертевшись от земли, понёсся на небо: не смог миновать свет фар…
Это был не побег, это было произведение ночи: это тело женщины, от страха бьющейся о переднее стекло, оно возникло в образе водоворота из пыли и исчезло. Это был дух женщины, бегущей к кому-то втайне, никого не оповещая. Не пыль и не рой комаров. Я видел её на улице, она бежала в свете ночи. Даже бег её был прекрасен.
От света бежала. Не из-за меня торопилась, спешила дойти до цели. Её смущение растаяло тут же, в свете фар. А я, к кому я шёл, откуда? Ведь я шёл от какой-то женщины, или же бежал к какой-то женщине…
Дело прошлое, цвет этого кома пыли показался мне как никогда красивым. Если этот водоворот духа снова повстречается на моём пути, уже не покажется таким же прелестным, как в ту ночь…
МУЖЧИНЫ КОСТРОВ
1.
Место нашли! В ночь на последний чершембе* пиротехника, от грохота которой волосы вставали дыбом, была спрятана около свалки; теперь пришло время вогнать в дрожь бомбовые штучки. Завтра ночью будет свистопляска.
Утро настало! Когда над свалкой повисла радуга, растормошили друг-друга, приступили к приготовлениям: если пиротехника отсыреет – всё насмарку! Порадовались и хватит!
На выставку позвали! Какая-то богачка отстегнула деньги на выставку детских рисунков в амбаре лагеря беженцев. На красной иномарке приехала, классная тёлка! При ходьбе колготки телесного цвета отражали солнечный свет, длинные ноги, ультракороткая юбка, едва доходящая до низа живота…
Побежали, присоединились к хлопающим; на стенах вывешивали рисунки с танками, автоматами, ракетами…
Всем, кто хотел, дали белую бумагу, краски – рисуй! Один будто бы войну нарисовал: шакербура**, рядом свеча и гриб. Его высмеяли…!
Хватит. Натупает вечер!
*Чершембе ахшамы – в Азербайджане весенний праздник Новруз начинают справлять за месяц до самой праздничной даты. Особенно праздничными считаются вторники – чершембе ахшамы.
**Шакербура – сладость в виде полумесяца, которую пекут на Новруз.
2.
В последний чершембе горела покрышка, на него вылили нефти; из старших никто не прыгал и никто не радовался. Лица были рассеяны, задумчивы и растеряны. Как-будто греться собрались, так и были одной ногой на стороне.
Интересно, докуда дотянутся язычки пламени. Только сами и подпрыгивали от радости, рассеянные отцы, стоящие в стороне, уставились в корень огня – если и болтали, все мысли были о корне огня. По мере потухания, всё уходили, ну их, пусть убираются к чёрту!
Углей не останется, сейчас из-под пепла высунется тонкая чёрная проволока покрышки!
3.
Здоровые мужики как тени исчезали в углах здания, в черноте подъезда! Как муравьи уползали. Ну уйдут они, и что дальше, пойдут спать со своими жёнами, мять их круглости? Сколько можно мять круглость одной жены? Как будто бежали не круглое мять, а закутаться в чёрные пиджаки и куртки, и спрятаться. Накрыться с головой одеялом и сунуться в черноту. Как будто с одеялами на голове заявились и возвращались в тёплые постели. Вот будет здорово, когда грохот начнётся, кайф будет!
В НАПРАВЛЕНИИ СОЛНЦА
1.
И началась работа этого утра. Солнце - очень долгорукое существо. Не устаёт от работы: освещает обёртки конфет цвета последнего вздоха, грязные машинные диски, которые катятся будто бы не от толчка какой-то силы, а просто в своё удовольствие, как пролетающие с жужжанием мухи, игрушки, задыхающиеся на асфальте, целлофановые пакеты…
Это ведь его работа, оно тоже пришло на работу, медленно сходит со своей повозки, длинные ноги, длинные руки, короткие штаны, эта работа - его страсть. Оно не нуждается в деньгах, приходит и уходит, а иногда, чтобы отработать те дни, когда лениво дремало, оно работает ещё больше, желая достать ещё глубже. Солнце – чувствительное дитя миллионера…
2.
На работу, по Коридору, оттуда долго бежать до конца, когда задыхается - направо, оттуда в коридорообразную тесную комнату, опять направо. Там шелест компьютеров, неспособный просочиться в глухое ухо, будто муравьи ползут. Когда-нибудь компьютеры расползутся по телу!
Нет, не заходи сюда, здесь подняли головы, посмотрели, поприветствовали и всё. Будь он на их месте, не поприветствовал бы, привет сам по себе отдаёт стародавним пеплом.
Проходит налево, стоят наполненные пеплом медные подносы. Позади каждого подноса с верхушки стены, которая поднимается прямо из-под окна, просачивается ультрафиолетовость Весеннего Солнца. Глаза защищены очками.
- Ну, дуйте, и ты тоже, ну, чё стоишь, как не компьютерщик, да дуй, дуй же пеплом, пока на той стене не откроется дверь наружу…
Баку, март 1998