В поисках alter ego. Виктор Винчел

«Кликаю» на ярлыке Wordа, устанавливаю значок абзаца. И замираю. Все слова, которых было так много, пока я шёл домой, слова, уже успевшие сложиться даже не в предложения, не в страницы, а в ТЕКСТ, – все слова исчезли. Осталось ощущение работы, проделанной без видимого результата. Сижу, потираю глаза. Морщу нос. Вот так всегда! Вдохновение приходит внезапно, как случайно занесённый ветром аромат, и так же внезапно исчезает. А без вдохновения не пишется. «Ни дня без строчки» – это не про меня. Значит – сложить крылья? Признать, что ты не писатель, и заняться чем-то иным?..
Но ведь сколько раз убеждался, что сомнения напрасны! Вдруг раздавался телефонный звонок, и ты получал заказ написать критическую статью, театральную рецензию, очерк или литературоведческий обзор. С тем, кто тебе позвонил, у тебя полное взаимопонимание. Ты рад видеть этого человека, разговаривать с ним. А уж писать, зная, что он первым прочтёт и оценит… Внутри вспыхивает свет, словно кто-то щёлкнул выключателем. Начинают бурно циркулировать потоки энергии. И ты пишешь. Пишешь взахлёб, радостно. Нисколько не мучаясь над текстом, а нанося слова уверенными мазками, пастозно создавая фактуру, точечно накладывая тени, лессируя небо и воду… Ты знаешь наверняка, что пройдёт время, и ты забудешь об этой работе, уже тоскуя по новой, но, случайно натолкнувшись на неё и перечитав, с удовольствием отметишь: «Как здорово написано! Кто это написал? Ах да, это моё…»
День за днём, неделя за неделей, даже месяц за месяцем ждёшь, что придёт, как у Пушкина к Моцарту этот кто-то, этот чёрный, этот желанный больше любой женщины, этот знаковый человек и закажет тебе твоё главное произведение, твой реквием. Да пусть даже и не реквием. Пусть что-нибудь попроще. Да и человек-то может быть даже и не чёрный. И не в чёрном. Да вовсе он должен быть и не чёрный, а именно светлый: Человек, приносящий Надежду. Веру в то, что твой текст будет напечатан, что ты будешь писать заранее востребованную работу. Этот человек принесёт саму возможность писать.
Возможность писать! Волшебное чувство! Словно пробуждается внутренний моторчик, бурно закипает энергия, которая ещё миг назад не ощущалась. Ты направляешь её в русло, не даёшь ей расплескаться вовне просто так. И вот уже, как будто заражённый смертельным вирусом, весь устремляешься во власть этой сладостной болезни. Если бы можно было болеть ею постоянно! Превратиться в её раба, лишиться сна, покоя, аппетита, каких-то ещё желаний, кроме одного – зажечь свечу и дописать, пока она беззвучно горит ровным пламенем…
Но зачем заказ? Почему нужно, чтобы кто-то пришёл, воздействуя со стороны? А как насчет внутренних стимулов, стремления к самовыражению, например?
А никак! Не работает механизм. Точнее, работает, но на слишком малых оборотах. Вялотекущая творческая работа уж очень напоминает еду без аппетита, когда понимаешь: надо что-то скушать. И заставляешь себя. Пожуёшь, давясь, запьёшь чем-нибудь. И ладно. Дело сделано.
Значит бесталанен? Есть амбиции, претензии, во многом сложившиеся от постоянного кружения в мире окололитературном, околокнижном, околотворческом. А самого-то таланта нет?
Впрочем, частенько, где-нибудь в дороге, на полпути куда-нибудь возникают в голове строки, да что строки! Целые фрагменты, законченные по мысли и по форме. В воображении их прочтёшь – понравится. Мелькнёт: «Здорово! Сейчас приеду, запишу». Вечером или даже на другой день вспоминаешь, что хотел что-то записать, садишься за стол. Но всё улетучилось. Придумываешь заново, вызывая в памяти прежние ощущения, – получается что-то натужное – сам ведь потом откажешься от этого текста.
И всё же. Порой думаешь: «Какие сложные, дразнящие, красивые – то светлые, то чёрные - чувства будоражат душу! Вот бы описать это состояние! Вот на этом построить бы рассказ!» Но – не получается. Быть может, и правда – «бодливой корове Бог не даёт рогов»?
…………………………………………………………………………………………
Перечитал то, что написалось. Сохраню в компьютере как «новый текст». Надо же, так долго не приходило желание сесть и писать. Отрадно, что написалось хоть это. Интересно, что увижу в результате? Рассказ? Может быть, повесть? Неужели роман?.. Ничего нет хуже, как ощутить себя автором, пишущим нечто в «жанре». Психологически оказаться в прокрустовом ложе филологической практики: десяток штампованных фраз для начала, для финала, для эффектного ввода героя. Вместо основной задачи – записать то, что диктуется свыше, – побочные, но чрезвычайно докучливые задачки. Похоже на попытку отдаться вкусовым ощущениям, поедая ароматную пенку от свежесваренного варенья, одновременно отмахиваясь от десятка назойливых мух, прилетевших на сладкое.
………………………………………………………………………………………..

Несколько дней не открывал этот файл. Снова перечитал и сразу стал править. Фраза не нравится, слова кособокие. А что если отстраниться? Предположить, что я создаю образ начинающего литератора. Ему и «положено» выражаться кособоко. А сам я должен изображать Автора, всевидящего, мудрого и всезнающего. Поэтому в текст должны быть вкраплены места выписанные, так сказать, на «все сто». Места, где критики при всём желании не придерутся. (Да, но как же ухитриться выписать эти места, хе-хе...).
Во-первых, надо придумать, каким будет мой герой. Известно, что он – начинающий литератор. Но что за человек? Плохой? Хороший? Хороший-плохой? Или плохой-плохой, но, однако всё же чуточку хороший, как всякая Божья тварь. Пусть даже совсем немного…

Чу! Что это? Брезжит какой-то неясный силуэт в «туманной дали», просится на бумагу. Слышится чей-то голос… Отмахиваюсь, не придаю значения. Не он ли снится по ночам, мерещится в толпе? Вглядеться? Вслушаться?

…«Ерунда получается. Едва остаёшься вечером один, как тут же ищешь, чем заняться. Листаешь телепрограммы, безуспешно убегая от рекламы и задерживаясь время от времени то на красивой картинке в каком-нибудь фильме, то на сцене погони, то на «шутке юмора», то вдруг, поддавшись неожиданному импульсу, серьёзно выслушиваешь новости, то, сорвавшись, снова следишь за мельканием кадров из фильмов, рекламных красивостей, текстов разных размеров и цветов, снова новости – «взорвали… убили… наводнение… катастрофа… угроза бомбардировки… учения армии… президент… министры… депутаты… взорвали… лавина… захватили… женщина в африканской деревне родила пятерых…» Потом, если повезёт, застреваешь на фразе, услышанной с экрана. Фразе, уже не раз слышанной прежде, в этой же киноленте, год, два, пять лет тому назад. Что же ты смотришь, не переключая каналы? Вдумайся! Милые, добрые сказки. Про счастливо завершившуюся любовь богатого джентльмена к значительно менее богатой даме. Вечный сюжет на темы Пигмалиона. Или же истории про спасение живущих людей душами умерших и о счастливом воссоединении разлученных пар. Слезы душат тебя, комок стоит в горле. Ты бурно реагируешь на увиденное и мысленно благодаришь создателей кинолент за талант. Легче жить с сознанием, что есть на свете люди, чувствующие так же, как ты. Значит, ты сентиментален, чувствителен? Делают ли тебя эти качества хорошим человеком? И вызывали бы эти современные сказки в тебе такой же отклик, сложись твоя жизнь благополучно?..»
Заходи, приятель, заходи. Гостем будешь! Посиди пока, а я на кухню, кофею сварю.
Чёрт! Пришел, всё-таки, мой начинающий. Сидит в кресле… Что с ним делать дальше? Ну, выпишу я его текстуально, сюжетно, композиционно. Создам интригу. Буду долго мучиться, вызывать содержательные сны. По много раз переделывать и переписывать готовое. А потом первые же читатели (это вовсе не обязательно будут критики – до критиков еще далеко!), именно первые читатели, те, к кому я хорошо отношусь, доверяю, – так вот они, прочитав написанное мной, скажут… О, надо быть готовым к тому, что они скажут! Великий Грибоедов верно подметил, что «злые языки страшнее пистолетов». Словом, готовься к ощущению, что по тебе проехал асфальтовый каток…

...«Рефлексия. Мучение мое, наваждение... Разве можно зависеть от чьего-то мнения? Одна дама, чьим мнением я дорожил (разумеется, именно от неё я хотел услышать слова одобрения), прочитав мой первый рассказ, долго отмалчивалась. Но когда я опрометчиво вытащил из неё долгожданное суждение, то горько пожалел об этом. Знаете, Автор, что она мне сказала? Да нет, вы не поймёте всю меру обидности её слов… Я ведь в школьные годы гордился своим умением писать сочинения. В момент подготовки и в работе над ними во мне клокотала творческая энергия. Я поделился как-то с дамочкой своими воспоминаниями. И вот она, говоря о моём рассказе, произведении литературном, буркнула: «Школьное сочинение». Сколько я с тех пор ни обращался к этому тексту, сколько его ни переделывал, пытаясь усилить в нём, так сказать, художественность, всё время в сознании вспыхивало это треклятое «школьное сочинение»… Надо было, прежде чем спрашивать, задуматься, готов ли ты услышать не только положительный отзыв. А также о том, готов ли ты к тому, чтобы к твоему тексту приклеили ярлык. А-а-а! Ты забыл, голубчик, что есть мастера приклеивать ярлыки! И есть некоторые начинающие и чрезмерно самолюбивые литераторы (посмотри в зеркало), готовые как барышни по-детски обидеться, если их вовремя не погладят по головке. И эта удивительная готовность услышать, какой ты хороший…»

Да, голубчик, что-то похожее довелось испытать и мне… Быть может, надо перед началом работы дать установку, убедить себя: «Пишу, не думая о последствиях. Сначала записать продиктованное, а потом уже размышлять о том, что получилось». Ха-ха. Вот именно: «Ха-ха». Если бы я мог писать в стол, не думая о том, кто прочтёт и как отреагирует, напечатают ли и где, – я бы, наверное, уже многотомное собрание сочинений в черновиках составил. В том-то и дело, что не можешь не думать обо всех этих второстепенных и потому дурацких вопросах…

Перечитал снова и озадачился. Это я пишу от себя, то есть от Автора, или от своего персонажа? Вопросик… Где же сюжет, где завязка? Критикам ведь нужна не констатация состояния героя, а его развитие. Не результат, но процесс его достижения. А читателям? Что нужно читателям?.. Да и мой визави слишком свободно ведёт себя. Просто расхозяйничался в моем сознании. Уже с трудом различаю, где я, а где он. Вообще, что это такое из тебя лезет? Что? Я тебя спрашиваю?! Художественный текст или дневник рефлектирующего писателя, слышащего какие-то голоса… Если дневник писателя, то, быть может, не стоит напрягаться? Кому это интересно? Что за душевный стриптиз? Ах, мы называем это «доверием к читателю»? Ну-ну… Лучше бы вместе с героем почитали друг другу что-нибудь на сон грядущий да уснули спокойно, выспались бы хоть однажды. И тот и другой хороши. Два сапога – пара… Критики, читатели… Для них, что ли, пишем? Или для самих себя, любимых?

- Слушайте, ребята! Говорят, открыли сайт в Интернете. «Проза. Ру» называется. Там можно выставлять свои тексты, читать других авторов. Шли бы оба туда. Там вас будут читать, писать на ваши произведения рецензии. Вы тоже станете читать и писать. Всё это в режиме нон-стоп. Пока не надоест…

…«И ещё музыка. Иногда слушаешь какую-нибудь вещь и думаешь: «Вот, вот! Пусть это звучит на моих похоронах». Потому что эта музыка так же красива, как тот мир, что у меня внутри. Впрочем, кому какое дело до твоего внутреннего мира! Тем более на твоих похоронах. Заказанная тобой музыка – как привет с того света. Как будто ты последний раз кому-то, – да нет, всем собравшимся – хочешь ткнуть в нос что, мол, его при жизни не знали – не интересовались, а он, на самом деле, вот какой… И музыку хорошую любил, и над фильмами плакал. Да-да, а кто-то злорадно подумает: «И при этом…» А что при этом, что при этом? Кому я причинил боль в этом мире? Брошенным женщинам? Так в разлуке двое виноваты.
Слушая музыку, часто ощущаешь в себе любовь ко всему живому. Хочется, чтобы всем и каждому было всегда хорошо, чтобы слезы проливались только от радости. Тебе, наученному опытом прошлых лет, так не хочется кому-то вновь делать больно. В то же время ты знаешь, что не решить своих задач, не причинив кому-нибудь боль. Не вырваться из замкнутого круга. Знаешь и то, что сомнения будут грызть тебя лишь до тех пор, пока другое, значительно более сильное чувство, другие, неудержимые страсти не вытеснят из души милосердия и жалости, не подвергнут сердце жесткому испытанию на разрыв, проверке на желание и умение быть хорошим. Да разве могут быть более сильные страсти, чем страсть к состраданию, раскаянию и покаянию!..
Нет! Наверное, ты так до конца и не осознаешь, что хорошим для всех быть нельзя. И не только для всех, но даже для самых близких – нельзя быть всегда хорошим. У всех есть свои интересы. А они, увы, порой вступают друг с другом в непримиримые противоречия, преодолеть которые мирным путем невозможно.
Иногда вдруг начинает казаться, что внутри тебя так много невыразимо прекрасного, так много добра и света, что если превратить всё это в радугу, то люди от восхищения тут же забудут все свои распри и «в единую семью объединятся». В такие моменты хочется взяться за перо с уверенностью, что создашь нечто необыкновенное...»

- Ну, ты и философ!.. А я всё задаюсь вопросом – зачем писать? Что? Заняться больше нечем? Каков же основной мотив всё-таки? Мотив в смысле музыки? Или в смысле причины? Или просто повод, толчок?.. Песню слушаешь по много раз, не понимая, почему, пока, медленно прокрутив в голове слова, не добираешься до ключевого слова. Вот, скажем, песня из нашумевшего фильма…
«Если у вас нету тети, её не отравит сосед»… Слова крутятся в голове, путаются и мешают друг другу. В песне по-другому. Как же? А вот как! «Если у вас нет собаки, её не отравит сосед. И с другом не будет драки, если у вас друга нет. Дру-уга нет!» Вот оно, ключевое слово. Друга нет. Нет друга.
У меня нет друга. Ну и что? Это что, повод раскиснуть, впасть в депрессию, увидеть весь мир темным и безрадостным? Мало чего у кого нет? Собаки вот, или тёти к примеру... Да нет, просто хочется с кем-то поделиться, рассказать о том, что на душе. А кому это интересно, то, что у тебя на душе? Было бы что-нибудь занимательное, то, чего не видит и не знает никто. А так… Ныть всякий умеет.
Или вот ещё одна песенка крутится в голове. «Безнадёга. Точка. РУ»… Переводишь для себя: последнее время жизнь не приносит радости… Опять ошибка. Что ни тезис, то ошибка. Жизнь полна радости. Просто тебе нужны не эти радости. А если эти, то не в такой форме – по-другому поданные, упакованные и завёрнутые. Да полно тебе! Пора бы уж понять, что сказок наяву не бывает. Сказки бывают только в книжках, в кино да во сне. Все эти принцы с принцессами, самопожертвование вплоть до летального исхода, сражения, безумства. Чем всё заканчивается – тоже всем известно. Добился, дождалась. А потом быт, хозяйство, пеленки, бесконечные детские проблемы роста, собственное старение. С годами сужается круг доступных радостных ощущений и однообразие уныло вползает в жизнь. Скука заполняет собой каждый день, каждый час, каждую минуту. Как обрести утраченную радость, как снова ощутить мир пульсирующим, наполненным?..
Об этом ты хотел спросить у друга? Этим ты хотел занять его (её) время, мысли, эмоции?.. Что ж, в таком случае другу повезло, что его у тебя нет. А если бы «друг оказался вдруг» – ты не стал писать? Или, может быть, захотелось помечтать? «Вот и мне стало за тридцать – самое время мечтать?» Кстати, тоже слова из песен…

…«А ещё мне, наверное, понравится, раскрыв зонт, стоять под дождем, особенно летом. Хотя – зачем летом зонт? Летом тянет бегать по лужам и вопить от счастья. А стоять под дождем, держа в руке зонт, и наблюдать, как струи вычеканивают на лужах короны или пузыри, хочется потом, спустя годы…
Однажды я договорился с девчонками из соседней общаги, что зайду к ним за утюгом. Зашёл. Мы попили чайку, поболтали, и я отправился к себе. Не успел выйти, как хлынул ливень. Я такого никогда не видел! Дышать невозможно – захлебывался от воды. Сначала я обалдело стоял с утюгом в руке, а потом поставил его на крыльцо, подкатил мокрые штанины, разулся и… помчался по огромным лужам, визжа и подпрыгивая от восторга. К распахнутым окнам прилипали удивлённые лица. Взгляд вниз, потом, коротко, друг на друга – и вот уже не хватает луж для всех, кто желает прыгать, скакать и веселиться. Мокрые и счастливые, мы ворвались в общагу, оставляя за собой ручьи, помчались по бетонным коридорам, распахивая двери комнат и обрызгивая всех ленивых и важных, в халатах и трусах, с книгами и конспектами, с сигаретами и стаканами в руках, – всех, кто не успел закрыться, спрятаться от нас, от стихии, что ворвалась через нас к ним сообщением, что распустились листья, что на улице пахнет сиренью, что скоро сессия и скоро нам разъезжаться. А нам не хочется! Не хочется!
Не хочется…
И я остался в пустой общаге. Согласился поработать в приёмной комиссии. Вечерами мы с Андрюхой, студентом химфака, и Лёвкой, нашим приятелем, художником ТЮЗа, собирались и расписывали пульку. Глубокой ночью истаивал запас «Шипки» и «Солнышка» и мы отправлялись в экспедицию по этажам, опрокидывали пепельницы, собирали бычки подлиннее. Особенно хороши бычки от сигарет с фильтром. Их часто не высасывают до дна, кое-что остаётся. Придя в комнату, высыпали табак на бумагу, сворачивали «козьи ножки» и, испуская ужасный вонючий дым и по-пиратски посмеиваясь, раскидывали карты. Без компании в пустой общаге можно сдохнуть от скуки. Даже читать я выходил из пустой пятиместной комнаты в кухню. Забирался на стол и читал Камю, Кафку, Воннегута или Кортасара. Иногда мне везло. Кто-то из девчонок заходил с кастрюльками, и удавалось поговорить. Просто поговорить. Мне так не хватало общения!
А седьмого августа пришла телеграмма… И я, чёрный от горя, улетел провожать в последний путь маму. Что это был за урок? За что меня наказали? За то, что я не полетел домой, в край зелени и фруктов? Впервые остался в прокуренной общаге, тоскуя по общению. Но вместо него бродил по гулким коридорам почти в полном одиночестве. И не увидел больше маму живой…
Вижу перед собой лицо военкома, отговаривавшего меня от армии. Ему было странно: студент успешно окончил три курса университета – и добровольно просится служить. «Хочешь на флот? – спрашивал меня. – Могу запереть тебя на подлодку. Пойдёшь?» – сурово всматривался в моё перекошенное лицо. – Нет? – усмехался: слабак! – Ну, тогда учебка в ракетных войсках? Устроит? Ни одного увольнения за два года! Готовься!» И я готовился»…

Финала нет. Да и начала нет. Так бывает – словно порыв ветра распахнет форточку, и в комнату ворвется ритм улицы, её звуки, голоса, запахи. Прислушаешься к себе – там колобродит калейдоскоп настроений, мыслей, чувств, ощущений…
Однако я вполне конкретно увидел и воспринял тебя, парень!
Как сложилась твоя судьба? Благополучно ли ты пришёл из армии или попал в заправщиках под дизтопливо?..
Слушай! Какая догадка! Может быть, это ты ехал со мной на дембель в одном купе, всю дорогу пил горькую и плакал, горстями снимая с облученной головы волосы… Эй! Я вспомнил тебя! Ты можешь больше не являться во снах, не мерещиться наяву. Пусть твоя душа успокоится. О тебе помнят...

…Так. Прочь рефлексию. Камертон души настроен пока на унисон с внешним миром. Ищет абсолютных совпадений. Ничего, это пройдёт. Выпишешься «из себя», откроешься миру и только тогда услышишь его голоса. Отнесись к своему нынешнему состоянию – как к этапу. Пройди его до конца…
И ещё. Открываясь миру, ты открываешь ему глаза. Потому что в тебе – его частица. И то, что ты ему скажешь, сможешь сказать только ты…
_________________________________