(Новая редакция старого рассказа)
Фонарь скрипел и раскачивался из стороны в сторону, и казалось, что это он, как из лейки, поливает косым проливным дождем.
Тринадцатилетний беспризорник по прозвищу Мурзик сидел на корточках под балконом серой неприглядной пятиэтажки и грустно смотрел на дождь, раскачивающийся свет, большие поскрипывающие деревья и на редких прохожих, пробегающих темным двором. Убежище его было ненадежным. Мелкие брызги обдавали с ног до головы, но он не замечал их, как и того, что тело его давно уже продрогло. Он отрешенно смотрел и смотрел в темноту двора и на единственный фонарь, который освещал только собственный, слегка накренившийся, столб да небольшой куст полыни под ним...
Слева противно пропищал зуммер кодового замка, и метрах в пяти от него отворилась и сразу же закрылась металлическая дверь подъезда. На пороге, не решаясь идти, остановилась девочка в болоньевой накидке. В прохладе воздуха он учуял, как пахнуло чем-то необычно привлекательным. Глянул на нее и тут же отвернулся – она мало интересовала его, даже с таким необычным запахом. Лучше бы она не стояла здесь, а ушла куда-нибудь, оставив двери открытыми. Тогда бы он смог забежать в подъезд, а потом и в подвал, где располагалось его тайное жилище. Но она не двигалась, а в руках у нее вдруг вспыхнул экран мобильного телефона и осветил лицо. Она набирала номер…
До этого вечера у Мурзика не было проблем с ночевкой, но сегодня ситуация изменилась. Час назад, примерно, когда он примчался к порогу «родного» дома, его ожидал сюрприз. Старая входная дверь была заменена новой и закрыта на кодовый замок. Вот теперь он и ожидает под балконом, когда кто-нибудь по рассеянности забудет ее захлопнуть.
А там, в теплом подвале дома (в самом дальнем его отсеке), его ждет уголок, где стоят еще вполне пригодный диван и старый кухонный стол. Мимо них по стене бежит электропроводка, и кроме света к ней можно подключить и еще что-нибудь, самодельную электрическую конфорку, например. В его столе почти всегда есть пачка чая, хлеб, какая-нибудь крупа. Есть и посуда: алюминиевая, чуть помятая, кастрюлька для чая или супа, старая сковорода, эмалированная кружка, пара тарелок, а также ложка с розовой пластмассовой ручкой и кухонный нож. А еще у него есть и самое дорогое - завернутый в целлофан и зарытый в керамзитовой крошке переносной черно-белый телевизор «Электроника», 1976 года выпуска. Когда-то он нашел его возле мусорного бака, схватил, не поверив счастью, отнес в подвал и зарыл. Теперь, когда ему было особенно одиноко, он вынимал его из тайника, включал, почти полностью убирая звук, и смотрел. Сегодня он тоже достанет его, и будет мечтать о красивой жизни…
- Слушай, Макс, ты что, не понимаешь меня… Я пока до метро дойду, вымокну вся до нитки… Тебе что, трудно подъехать… - девочка говорила с раздражением, громко, и Мурзик, не желая того, становился свидетелем разговора. Ему стало неловко.
- Ты едешь или нет?... Хорошо, я подожду у подъезда… Только давай побыстрей… Я замерзла уже…
Девочка отключила телефон, повернулась к двери, набрала код и после зуммера открыла ее наполовину. Под углом к фасаду пролегла желтая полоса света. Она не пошла вовнутрь, а просто стала в проеме, согреваясь теплом подъезда, и смотрела на тот же покачивающийся фонарь. Потом закурила и, учуяв ароматный сигаретный дым, Мурзик сглотнул слюну. Ему бы тоже закурить, но не выдавать же себя…
Всякий раз, когда он приходил в подвал, зажигал свет и садился на диван, неприятное ноющее чувство охватывало его. То ли стыд мучил перед товарищами за свои удобства, то ли еще что-то. Никто из его корешей никогда не искал себе отдельного гнездышка, как он, и в отличие от него презирал всякое излишество. Может, предательство он совершает перед ними? Вот и сейчас, еще не добравшись до своего заветного уголка, он уже терзается, вспоминая Муху, Чижа и Прыщика. Он хорошо представлял себе, как они в эту промозглую погоду сидят, скорее всего, под мостом, пьют какую-нибудь дрянь, курят, смеются, делая геройский вид. А сами в это время плачут всем сердцем и, чтобы унять эти проклятые слезы, снова пьют и снова смеются, пока ни вырубятся и ни уснут под картонными ящиками…
К подъезду подъехал «Porshe-911». В машинах Мурзик разбирался не хуже какого-нибудь менеджера из салона. Опустилось стекло, и наружу хлынула музыка, которую он и не слышал никогда. Какая-то дерзкая, нахальная, как и машина, и ее хозяин.
Девочка побежала, прикрывая голову накидкой. Под ее несильным толчком дверь подъезда медленно закрывалась. Мурзик неотрывно следил за ее неумолимым ходом и сдерживал себя, а сорвался лишь, когда девочка впорхнула на сиденье, а тонированное стекло поднялось. Они еще не уехали, а Мурзик уже влетел на первый этаж, а потом через служебную дверь в подвал.
Он сразу же достал телевизор и включил его. Лег на диван с куском подсохшего черного хлеба, стал смотреть, но вдруг вспомнил свою лихую компанию и драку возле базара…
С самого утра Прыщик пообещал закатить им настоящий обед. Поводом для этого послужил, появившийся пока только в воображении, мясистый говяжий мосол, который должен был принести Чиж от толстой Вари из мясного ряда. Она пообещала подкинуть ему это богатство за какие-то заслуги. Стали думать, что с ним делать, и тут-то Прыщик и признался, что умеет варить настоящий борщ. Хотя для борща одного масла мало, и надо бы раздобыть еще и капусту, и картошку, и бурак. Но Муха взял этот вопрос на себя. Ну, а Мурзик ко всему этому пиршеству должен был добыть бутылочного пива. Рядом с базаром в небольшом скверике, состоящего из пары десятков деревьев, у них было местечко, где спрятано все необходимое – и котелок, и сковородка, и тарелки, и ложки, и даже соль и бутылка подсолнечного масла. Там и договорились встретиться в двенадцать часов дня.
Собрались чуть позже намеченного, но все необходимое принесли, только дрова забыли. Снова разбежались, оставив Прыщика на хозяйстве, и через четверть часа притащили овощные ящики, доски от поддонов, и стали разжигать костер. На запах пришел и Батя – старый худой вор, частенько появлявшийся в их соплячей команде. Сел на травку поодаль, забил косяк, прикурил и стал ждать.
А потом невдалеке от них разместилась и троица, хорошо одетых парней с вином и пивом. Никто в ту минуту и внимания на них не обратил, хотя каждый подумал: что это такие чистенькие приперлись сюда, могли бы найти место и поприличней.
Долго варился мосол, но братва терпела, и настроения не теряла. Запустили уже и овощи в котел, и пасты томатной бухнули, и осталось уже самая малость. Чиж подошел к Бате и пригласил к «столу», а Мурзик сбегал куда-то ненадолго и принес еще одну бутылку пива.
- Классно, - сказал Муха, втягивая в себя запах из котелка.
- Домом пахнет, - мечтательно произнес Мурзик.
- Да, - тихо и ни к кому не обращаясь, сказал Батя, присаживаясь, - борщ пахнет заточением… хоть и домашним, а костер - свободой…
Пацаны уставились на него. Что бы это значило? Может, Батя не доволен чем-то?
- Все нормально, - успокоил он компанию, что тут же и расселась вокруг нескольких газет, на которых - миски, ложки, хлеб и батарея пивных бутылок.
- А что еще пахнет свободой? – Спросил Прыщик, все еще стоя у котелка и помешивая варево.
- Хлеб, - ответил Батя и отломил кусочек от темной буханки. Следом за ним и пацаны потянулись, тоже отломили по кусочку и стали нюхать.
- Трава, - продолжил Батя, и все с подозрением посмотрели вокруг, на редкие клочки травы, серые кустики полыни. Большая часть скверика была вытоптана и замусорена.
- Все свободно в природе… и деревья… и птицы… и… Да все… И все пахнет свободой… Кроме нас… людей… привязанных к вещам, привычкам, удобствам… Хотите быть свободными – ничего не имейте, ни к чему не привязывайтесь, ничего не накапливайте… И тогда и от вас будет веять свободой... Свобода вселяет бесстрашие… Когда терять нечего, чего бояться?
- А пиво, дает свободу? – Спросил Муха.
- Дает… поначалу всем дает, - ответил Батя, - а потом только тем, кто окажется сильнее его… кто не втянется…
- Мы сильные, свободные и бесстрашные, - с гордостью сказал Муха, - у нас ничего нет, нас ничего не связывает... Так же?
Мурзик покраснел, вспомнив о своем подвале, о диване, о телевизоре. Отвернулся, и никто не заметил.
- Давай, Прыщик, насыпай, - сказал Батя и подал алюминиевую миску, но замер на полпути, глядя за его спину. Там он увидел, шагающего к ним неуверенной пьяной походкой, одного из «залетной» компании. Подойдя вплотную и наступив на край газеты, тот с ухмылкой сказал:
- Уважаемый… я вижу, у вас тут пиво киснет... Продайте…
- Мы пивом не торгуем, - ответил Батя, - мы обедаем… Проходите… вон туда, на базар… не мешайте...
Глаза непрошенного гостя блеснули.
- Та ладно… слышишь ты, дед… тебе что, бабки не нужны? Я ж две цены заплачу…
Батя поставил миску и вздохнул.
- У нас деньги и без ваших имеются… Уходите, не портьте аппетит…
Пацаны наблюдали, заводились внутри, но виду не показывали. Ждали, пока говорит старший. А в это время на подмогу фраеру подошли и двое его собутыльников.
- Слышь, ты, татуированный, ты чё, не понял? – Сказал самый накачанный из них. Вся его дутая мощь прикрывалась крохотной темно-зеленой маечкой «adidas». - Давай пиво, чучело!
На газету рядом с пустыми мисками упала двадцатка. Батя взял ее за кончик, намеренно показывая брезгливость, и отбросил под ноги «качку».
- Оставьте нас, молодые люди, не видите: мы собираемся обедать, - все еще не теряя обладания, вкрадчиво сказал он, - рядом базар, пойдите, купите себе, что хотите…
Качок наступил на купюру, вдавил ее, шагнул к котелку и заглянул в него.
- Какая параша… Жрать они собираются… - сказал он и перевел взгляд на Прыщика, - а ты чего смотришь, пидарок? Давай пиво!
Прыщик замер на секунду, зло глянул в ответ и потянулся за бутылкой.
- Ну, так-то лучше…
- Погоди, - угадывая намерения психованного Прыщика, сказал Батя и поднялся, - не нервничай, эта бутылка и нам пригодится…
Он подошел к котелку, поднял его за ручку, понюхал и сказал:
- Домом пахнет…
А потом вдруг резко замахнулся им, подхватил его за донышко другой рукой и с разворотом выплеснул густой красный кипяток вместе с картошкой, капустой и вываренным мослом на залетную троицу. Пока он все это проделывал, все смотрели на него, как завороженные, догадывались, что должно случится, но не двигались с места. Потом только, будто проснувшись, ошпаренные качки завизжали, закричали матом, скорчились. Но было поздно. На их спины и головы в придачу к кипятку обрушились еще и поленья, не успевшие истлеть, миски, сковородка, руки…
Только пивная батарея осталась не тронутой…
Довершая побоище, Прыщик догнал качка и ткнул ему в круглую задницу кухонным ножом…
Мурзик незаметно задремал, но тут же проснулся.
- Я же говорил вам, что здесь у вас бомжара живет, а вы не поверили… Полюбуйтесь… Вон он лежит голубчик… Ты в машину, Ксюха - а он в подъезд…
- И правда, лежит, телевизор смотрит…
Мурзик открыл глаза, увидел три фигуры невдалеке и резко сел. А они продолжали между собой:
- Диван у него… стол… телевизор…
- Эй! А ну-ка ты… как там тебя?.. бычара… проваливай отсюда!
- Хорошо ему тут…
- Чего смотришь?
Мурзик еще не высох и не согрелся. И теперь, когда его снова трясло, он не понимал, то ли от холода это, то ли от страха.
Под низкими сводами подвала, немного сгорбившись, перед ним стояли мужчина с охотничьим ружьем в левой руке, девочка, что была у подъезда и худенький парень в какой-то разноцветной футболке и белых брюках.
- Что, пересрал? – Спросил паренек
«Да это вы усрались. Пришли тут… с ружьем, будто на волка…» - подумал Мурзик и ничего не ответил. Осмотрел свое небольшое хозяйство и понял, что всему этому настал конец. Не страшно ему за себя: встанет и пойдет, а вот с барахлом проблема. Эти диван, стол и телевизор, этот теплый уголок – это они не пускают его? Это они орут и умоляют, чтобы он не бросал их? Или это он сам так привык к ним, что так отчаянно боится потерять? В сером бетоне стены ему почудились орущие рты, выкатившиеся глаза. Темный подвал, будто кричал ему: не бросай меня!
- Ты у кого это телевизор украл? – Спросил мужик.
- Ничего я ни у кого не крал, - ответил он.
- Так ты еще и говорить умеешь?
Мурзик поспешно сложил все свои пожитки в мешок из-под сахара, взял под мышку телевизор и собрался идти.
- Стой! Положи все на место! – Закричал мужик и направил на него ружье.
Мурзик остановился, не понимая, почему.
- Это все мое, - сказал он.
- Папа, пусть он идет, - сказала девочка, - зачем тебе этот хлам.
- Пусть оставит… Потом разберемся, что там у него… Может, что-нибудь и наше найдется…
- Я не вор, - сказал Мурзик.
- Это мы еще посмотрим… Положи все на диван.
Делать было нечего, и он поставил мешок.
- Телевизор я не отдам… Он мой, - твердо и зло сказал он и пошел к выходу.
- Стой! – Теперь закричал парень, но попятился в сторону.
Мурзик больше не смотрел на них, шел к выходу, крепко сжимая телевизор под мышкой. Каким же он будет бесполезным теперь, этот ящик. Где он найдет для него розетку? Зачем он ему?
Они опасливо расступились, и он прошел.
- Точно, ворованный… во, как вцепился, - сказал парень за его спиной.
- Надо бы сдать его, куда надо, - сказал мужик.
- Папа, да пусть он идет себе, - возразила девочка.
Под козырьком подъезда Мурзик остановился. Дождь все поливает. Куда идти теперь? Под мост к пацанам?
- Чего стоишь, козлище, - сказал парень за спиной, - вали отсюда…
Мурзик шагнул под холодные струи, сделал несколько шагов, но рядом с машиной остановился. Он вдруг вспомнил: «хотите быть свободными, ничего не имейте». Он глянул на шикарный «Porshe» и подумал: «А вот такая-то машинища, как душит-то, наверно, как вяжет-то этого тоненького фраера, если мое никчемное барахло… этот вшивый телек и те покоя не дают».
- Отойди от машины!
Мурзик взял из-под мышки телевизор, вынул его из кулька, и капли забарабанили по корпусу. «А ведь это и из-за него мне стало так страшно… Это и его я боялся потерять… Стал предателем и трусом».
- Мне не жалко его, - сказал он, поворачиваясь к подъезду.
Три темные фигуры, освещаемые светом из коридора, стояли под козырьком и сквозь ливень следили за ним.
- Давай его сюда! – Крикнул мужик.
- Я хочу быть свободным, - тихо сказал Мурзик, вытирая лицо рукавом.
- Спрячь его в пакет, положи у машины и вали! – Крикнул парень.
- Я лучше – в машину! Так надежней! – Мурзик замахнулся и со всей силы бросил ненавистный ящик в лобовое стекло. Алюминиевый корпус прорвал его, и телевизор свалился в салон. – Дарю!
- А-А-А!!! С-сука! – Заорал парень.
Мурзик пошел по направлению к фонарю, сгорбившись под шквалом дождя.
- Стой, сука, убью! – Орал парень где-то позади.
Сквозь шум дождя Мурзик услыхал, как взвелись курки.
- Не шевелись, застрелю!
- Не стреляй! – Кричала девочка.
- А ну отдай ружье! Ты чё?!… - Орал мужик.
«Да пошли вы…» - подумал Мурзик и тут, как будто бы небо разразилось, и что-то тяжелое ударило ему в спину и толкнуло далеко вперед…
А потом, горечь полыни во рту и фонарь над головой, все поливающий и поливающий дождем…