Троица
Конец мая, весеннее утро, но уже припекает как в середине лета. В этом году отмечена самая высокая температура в это время за всю историю метеонаблюдений. Иду грунтовой дорогой, затем на повороте сбегаю в поле и по тропинке направляюсь в Романово.
Романово – это село где давно уже живут одни дачники, но там за оврагом, посреди полуразрушенной ограды красного кирпича, стоит действующий храм Успения Пресвятой Богородицы.
Пока пересекаю поле, меня обгоняет несколько автомобилей, люди из города спешат к началу праздничного богослужения. Подхожу к оврагу, который отделяет меня от храма, спускаюсь к ручью на его дне и, пройдя по деревянному мостику, поднимаюсь к воротам церковной ограды. Из ниши каменной арки на меня смотрит выцветший от времени лик, даже не разобрать уже чей, но как радует он сердце, год за годом первым поздравляя меня с праздником.
Да, я стараюсь каждый год на Троицу посетить этот храм. Здесь во времена брежневского «благоденствия» меня, ещё младенца, окрестили моя мама со свекровью. Мама, когда я смотрю фотографии тех лет, меня всегда поражают её руки, они те же самые что и у Богородицы на любой из икон и сейчас они у тебя те же самые, маленькие, иконописные, материнские! Как это удивительно, ведь храм этот оставался действующим во все времена коммунистических гонений на церковь и закрыт был только в течение одного года. К сожалению, время и традиционная наша теплохладность действуют эффективней, храм ветшает, да ещё и почти полностью разграблен. Нет купели, в которую меня окунали, нет большого, во всю стену, вида Страшного Суда в притворе, пустые рамы иконостаса, облюбованные вороньём дыры в куполах и, как ироничная улыбка, истлевшие леса вокруг звонницы.
Но ворота храма открыты, значит, настоятель храма, отец Владимир, уже здесь. Захожу, у свечного ящика прихожане заказывают молебны, покупают свечи. У меня уже всё приготовлено заранее, поэтому очень скоро я стою уже в средней части храма, жду. В храме светло, в зарешеченные стены виден погост и снующих там людей, дымок от подсвечников и кадила поднимается вверх к сохранившейся росписи стен, с которых смотрят на меня херувимы, серафимы, апостолы, святые.
Начинается служба, отец Владимир читает молитвословия, машет кадилом, в этот раз он один, поют певчие-две пожилых женщины. Услыхав их впервые несколько лет назад, я еле сдержал приступ смеха, но теперь прекрасно понимаю, что женщины эти огромная подмога настоятелю и мне немного стыдно за своё былое мальчишество. В прошлом году отцу Владимиру помогал другой священник, он вышел на амвон и подал знак петь Символ Веры, но, увидев, что мало кто поёт, ушёл на клирос и пел его там. Вот такой вот у нас народ – богоносец! В этом году к таинствам приступило много взрослых людей – это обнадёживает.
Крестный ход - я с хоругвью иду впереди отца Владимира, сбоку от меня мужчина небольшого роста со второй хоругвью, впереди мужчина с крестом на котором изображён распятый Иисус Христос, в самом начале процессии молодой парень с фонарём внутри которого горит свеча. Певчие с праздничной иконой за отцом Владимиром и далее прихожане замыкают процессию. Останавливаемся четырежды со всех сторон храма. Прихожане радуются брызгам святой воды, слетающим с кропила и падающим на их лица, тянут для освящения веточки березы. До меня как-то не долетает, но потом, в храме, когда я устанавливаю хоругвь на место, отец Владимир кропит меня как бы невзначай и что-то говорит про ангела-хранителя. Надо бы заказать молебен об усопших, благо погост за стеной, да вспоминаю - праздник, сегодня не скорбят.
После подхода к кресту все расходятся, храм пустеет, я поджидаю отца Владимира. Он подходит ко мне, разговариваем о новом храме в городе, о митрополите. Я говорю, что хочу поместить объявление о сборе средств посредством Интернета и спрашиваю, есть ли у храма реквизиты в банке. Оказывается, банк обанкротился и лопнул ещё в 90-х и надо новый счёт открывать. Заинтересованно спросил, увидят ли объявление за рубежом, мне стало весело, и я ответил, что увидят то, увидят, но пожертвования и благотворительность сейчас не в чести. Настоятель посетовал на дырявую крышу и разрушающийся фундамент, на почти ежегодное с начала 90-х осквернение храма расхитителями икон. Но предложение моё принял к сведению, на том мы и расстались. Немного спустя, обойдя могилы родственников, я с сожалением вспомнил, что забыл попросить благословения.
Назад я возвращался тем же путём, через поле. На душе было тихо и спокойно. Стоял дивный майский день-Троица.