БАЙКИ ЗАМШЕЛЫХ РОМАНТИКОВ.
Андрей Бондаренко + Соавтор, пока неназванный.
Книга вторая.
ХРОНИКИ СМУТНЫХ ВРЕМЁН.
Все аналогии, относительно описанных событий и действующих лиц, возникающие в головах у читателей, - являются их приватным делом.
За случайные совпадения с реальностями, имевшими место быть, Авторы ответственности не несут.
Маяк Иммиграции светит в Ночи ярко и таинственно.
Но, осторожней будьте, Капитаны, – вдруг, это просто – Миражи….
Байка пятая.
Нас – «эллевен»!
Когда первые мысли об иммиграции появились? Самые первые, наверное, - после поездки в Таиланд.
Решили Новый 1995 год встретить - с ноткой оригинальности, какой никакой – в местах экзотических, у моря тёплого.
В экспедиционный корпус одиннадцать бойцов вошло: я, Димон Покрышкин, Абрам Моисеевич, плюсом – жёны и дети. Из детей – четверо – совсем малыши ещё, от четырёх до шести лет, и старшая над ними – Юлька, дочь Моисеевича от первого брака, ей тринадцать уже исполнилось.
Улетали из Питера – минус двадцать на градуснике было, прилетаем в Патайю – плюс тридцать за бортом – красота!
Рассаживаемся в огромном комфортабельном автобусе, который должен нас до гостиницы доставить, но не едем пока – ждём чего-то, или – кого-то.
Вдруг, наши жёны начинают активно носами вертеть – явно табачным дымком попахивает. А вот и виновники обнаруживаются: сидят себе два бритых субъекта южной внешности, в компании с двумя моделями – явно, не тяжёлого поведения, и дымят себе – что два паровоза.
Жёны наши тут же смуту затеяли, стыдить хулиганов начали, мол, в автобусе – дети маленькие, нельзя здесь курить!
А братки бритые – только смеются в ответ, шуточками отделываются.
Приходится вмешиваться в ситуацию. Димон встаёт, и веско так, говорит:
- На выход прошу, уважаемые, – «предъява» к вам будет, серьёзная – нешутейная.
И сам из автобуса выходит, и мы с Моисеичем – за ним следом. Через минуту и бритоголовые к нам присоединились, в чём, мол, дело – вопрошают.
- Девчонок наших вы обидели, - Покрышкин заявляет, - И не просто так – «девчонок», а жён полноценных! Поэтому, по прибытию назад в Питер, на следующий же день – стрелку мы вам назначаем, в десять утра, как полагается – на Дворцовой площади, чтобы вы в городе нашем случайно не заблудились бы.
А Абрам Моисеевич метра на три в сторону отошёл и с кем-то по мобиле громко треплется. Что характерно – на каком-то иностранном языке, ругается – судя по всему, недовольство изображает, руками размахивает.
А Димка продолжает тем временем:
- А может и прямо здесь – вопрос этот решим. Сейчас наш кореш с местным Смотрящим вопрос перетрёт – решение то и примем, бесповоротное.
Стоят братки, ушами хлопают, взгляд с Покрышкина на Моисеевича переводят – ничего понять не могут. Наконец, тот, что повыше, слово берёт:
- Извиняйте, пацаны, действительно – косяк вышел. Случайно это, не со зла – обрадовались просто, что по левым паспортам за границу вырваться удалось. И перед жёнами вашими извинимся, и материально, если что, ответим. Не беспокойте только Смотрящего - по пустякам таким.
Моисеич тут же телефон отключил, Димон – «предъяву» снял, о компенсации договорились – за счёт обидчиков сползать, «взрослым составом», в самый шикарный местный ресторан, а детям – игрушки всякие, в достойных количествах.
Едем в автобусе, я тихонько так у Абрама Моисеевича интересуюсь:
- А куда это ты, друг, звонил? И на каком языке – трепался?
- В Израиль звонил, - Моисеич отвечает, - Тётке двоюродной, с Новым Годом поздравлял – на иврите, конечно. А что?
Я только головой восхищённо покачал.
Размещаемся в гостинице шикарной, пятизвёздочной, через десять минут, всей дружной бандой, с воплями и визгом – лезем в бассейн. Плескаемся – часа два, удовольствие – да и только.
Утром выясняется, что до моря чистого, где купаться можно – километров пять, и добираться туда надо на специальных открытых мини-автобусах, водители на них – местные, но английский язык – понимают немного.
Как назло – мы все, включая старшую дочку Моисеевича, немецкий в школе учили.
Правда, сам Мосеевич несколько лет назад целый месяц на курсы английского проходил – да и бросил, по лени своей. Но, всё же – хоть так. Назначаем его – главным толмачом, тем более – иврит знает, полиглот – одним словом.
Не подвёл Моисеич, смело к шофёру, около мустанга своего загорающему, подходит, и, доходчиво так – объясняет, сопровождая свою речь нехилой жестикуляцией:
- Слышь, как там тебя, Маугли. Нас – эллевен! Отвези нас – нах Меер. Вифель костен дизе?
Бедный таец улыбается, что-то лопочет, на пальцах пытается объясняться.
Минут через пять становится ясно - тридцать батов (местные деньги) хочет.
- Ноу проблем! Вери, вери - гуд! – Радостно соглашается Моисеич.
Рассаживаемся в автомобиль, едем к морю.
Вокруг – лепота несказанная. Белые домишки, сады цветущие, воздух – нектар божественный. Едем медленно – люди приветливые на встречу идут, улыбаются нам, руками радостно машут. И лица у всех – добрые какие-то, улыбки широкие – в России лиц таких и вовсе не увидишь, разве что, у депутатов - перед камерами телевизионными.
А Моисеич, он же коммерсант – до мозга костей, решил водилу всё же «развести» немного.
- Слышь, Маугли, - говорит, - У меня с умножением – всё в порядке: тридцать на эллевен умножить – триста тридцать батов ваших будет. Но, сам посуди – с нами чилдернов, вери вери кляйн, - целых фюнф штюк. Полагается дисконт? Натюрлих! Поэтому, вот, держи – триста бат, и - гоу хоу, ауффидерзен! Ит из рили?
Шофёр совсем прибалдел, на деньги смотрит удивлённо, бормочет что-то извинительное.
Потом отошёл немного, вежливо помог женщинам и детям из машины выбраться, в кабину быстро запрыгнул, да и как дал газу – только покрышки, словно поросёнок тот резанный – завизжали.
- Что–то тут не так, - Димон Покрышкин задумчиво говорит, репу почёсывая.
И точно – не так. Стоят под ближайшей пальмой, в тенёчке, вчерашние бандюганы, за бока держаться. Тот, что пониже – через смех поясняет:
- А мы то вчера ещё и засомневались, а вдруг вы – барыги – в натуре? А сейчас то понятно окончательно стало – пацаны честные. Вместо тридцати батов – триста отдать? Это - по приколу, молодцы – знай наших!
Моисеич, конечно, загрустил – позор, то, какой - для Коммерческого директора, так лохануться. Часа два ни с кем не разговаривал, дулся на весь белый свет.
Но в море теплейшее окунулся, пузо на солнышке погрел – успокоился, вроде. И, мало того, реабилитироваться решил – в глазах общественности.
Идёт по пляжу пожилой таец, корзинку с товарами тащит, потом обливаясь. Засёк его Моисеич, к себе подзывает:
- Ком цу мир, Маугли! Комм!
Товары предлагаемые рассмотрел внимательно, решил – к кожаному портмоне приценится. Рукой на голове рога изобразил, строго спрашивает:
- Дас ист – Му-уу? Одер – как?
Таец в тему сразу въехал.
- Ноу, мистер, ноу – Му-уу! Ит из – кродайл!
Спорили – минут сорок. Таец – сто батов хотел, Моисеич – сорок предлагал, на пятидесяти – сошлись.
- Вот так с ними надо, - гордо вещал Моисеич, - Русского еврея обманывать вздумали, уроды! У-у, жиды тайские, я вам ещё покажу!
Только напрасно он радовался.
Возвращаемся с пляжа, Танька Покрышкина и говорит, в витрину ларьку непрезентабельного пальчиком тыкая:
- Моисеич! Присмотрись, а не твой ли это бумажничек в витрине лежит?
Присмотрелись – один-в-один, только стоит – двадцать батов.
Совсем Моисеич заскучал, двое суток ходил – как в рот воды набравший.
А потом – всё же отыгрался – по полной.
По вечерам в Патайе проблема одна серьёзная существует – трудно очень, невозможно просто, с одной стороны центральной улицы на другую перейти: страшный поток транспортный в обе стороны идёт – мотоциклы, мопеды, немногочисленные автомобили, рикши разнообразные – «мото» и просто так. А светофоров то – и нет совсем. Очень редко регулировщик появляется – в белой рубашке и в белых шортах, в белом же опять шлеме – на голове. Вот регулировщика этого – тайцы только и слушаются – беспрекословно.
На этом Моисеич и решил сыграть – купил в ближайшем магазине весь белый набор целиком, шлем пробковый включая. Шлем, конечно, и не такой совсем, как на регулировщиках, но издали, вечером – сразу и не отличишь.
После этого у нас проблем с переходом улиц в вечернее время больше и не было. Собираемся на променад, Моисеич свою «форму» напяливает. Нужно улицу перейти – он руку поднимает, величественно на середину дороги выходит – весь транспорт в мёртвую встаёт. Всё же русские люди, пусть – и еврейской национальности, - очень сообразительны и находчивы.
Тут проблемы другого рода начались, дети то – маленькие совсем, непривычна им гостиничная кормёжка, заныли дружно: « Манной каши хотим, щей – бабушкиных, пельменей…». Что делать?
Случайно узнаём – есть в Патайе «Русский» ресторан. Нашли – обалдеть просто!
Действительно, отличная русская кухня, настоящая – и в Питере такую – ещё поискать надо. И кислые щи, и пельмени (в том числе – из мяса крокодила), блинов одних – тридцать видов, каша гречневая томлёная, уха «монастырская» - тройная; ну, и пиво-водка – всё наше, русское, самолётами (контрабандой, конечно) доставленное.
И взрослым понравилось, а детям – слов нет.
Наступает тридцать первое декабря, в отеле - вокруг бассейна - накрывают праздничный стол, предпочтения на котором отданы блюдам тайской кухни.
В десять вечера, по местному времени, садимся на заранее обозначенные места, смотрим тайское шоу, потихоньку выпиваем-закусываем. Русских за столами – процентов двадцать, не больше. Остальные – шведы, финны, немцев – больше всех, американцы и японцы присутствуют.
Неожиданно наши детки поднимают настоящий бунт, не нравятся им экзотические блюда.
- Пельменей! Пельменей! Сосисок! Пирожков – с капустой! – Скандируют.
Делать нечего – в ресторан «Русский» позвонили. Через пол часа всё доставили непременно, дети покушали от пуза – спать запросились. Отвели их жёны наши на боковую, вернулись.
А через пять минут – Новый Год наступил, фейерверки шикарные в небо взлетели.
И какой только меня чёрт дернул?
- Ура!!! – Радостно закричал, да и в бассейн, не раздеваясь, плюхнулся. А за мной и остальные, и мужики и, девчонки – в платьях вечерних, дорогих. Короче – все русские в бассейне том оказались. Плавают, целуются друг с другом, с Новым Годом поздравляют.
А иностранцы все – вокруг бассейна выстроились, камерами жужжат, цокают языками восхищённо, но ни один из них в бассейн тот не прыгнул, - куда им, слабо.
Что бы там ни говорили, но, русские – они фору любому дадут. Нам что в бассейн, в одежде дорогущей, прыгать, что на дот какой – в ватнике потрёпанном – разницы никакой, по большому счёту. Завидуйте – недомерки!
С утра, правда, нестыковка вышла. В холл выходим, на пляж, в очередной раз, поехать собираясь, а там – экран телевизионный, размера устрашающего стоит. И народа вокруг него – не протолкнуться. Нас зрители увидели – расступились, словно по какому то приказу незримому. Подходим, смотрим – а на том экране Чечню показывают – танки под Грозным факелами горят. И пальцами на нас, гандоны импортные, показывают – вот, мол, они – русские, вот - они! Ладно, стерпели, зубами поскрипев, - может быть оно – и по делу.
Много чего ещё с нами за эти две недели случилось: и в полицию некоторых, по глупости их же, забирали; и вытаскивали их оттуда – скрытые резервы используя, и эстонским неонацистам – морды били нещадно, но – опустим эти истории, ничего там интересного, по сути, не было, так - дурь одна, да стечение обстоятельств.
А вот один эпизод – всё же расскажу.
В самом уже конце – лежим себе на пляже, загораем напоследок – уже даже кремом «от загара» и не мажемся совсем – за ненадобностью полной.
Подгребает таец: в годах уже, солидный до невозможности – в костюме, в галстуке, на голове немытой – котелок чёрный, модный – лет пятьдесят назад. Начинает Моисеичу что-то втулять активно, только некоторые слова воспринимаются: « Тота, хайратен, мани, гёрл, рили, айм ниид….».
Ладно, пошёл я по пляжу, русскую девицу нашёл, которая по-английски понимала, помочь попросил.
Девица помочь согласилась, подошла к тайцу этому, послушала его лепет, засмущалась, покраснела даже, и, спотыкаясь на каждом слове, переводит:
- Он – очень богатый таец. У него - два скутера водных – в собственности, и, ещё три – в лизинге. А жена – умерла недавно. Он – страшно одинок. И нуждается – в женском обществе. А дочь Ваша, - девица на Юльку тринадцатилетнюю кивает, - ему очень понравилась. Он женится на ней хочет, по честному. Готов даже половину своего имущества на неё – при бракосочетании – записать. Спрашивает – как Вы к этому предложению относитесь?
Подумал Абрам Моисеевич - недолго совсем, и говорит:
- Переводите, пожалуйста, дословно. Лично я – только «за». Иметь в Таиланде богатого родственника – я не против. Но – есть религиозные препоны. Без разрешения раввина – ничего сделать не могу! Пусть мой будущий, глубокоуважаемый мною, зять – по этому адресу, - и визитку свою протягивает, - Подробный запрос отправит – с указанием всех хотелок и нюансов. А дальше – как раввин скажет. Девица всё тщательно перевела, икая от удивления, таец всё выслушал – головой покивал, понимание демонстрируя.
И что Вы думаете? В Питер возвращаемся, месяц ещё не прошёл – письмо толстенное из Таиланда приходит, от жениха тамошнего: полное жизнеописание – на английском, фотографии: его - в детстве, отрочестве, юности, зрелости, и – каждого члена семьи – до пятого колена включительно. Так-то – вот.
Вот тогда – первые мысли об иммиграции и появились. Живём – как свиньи какие, кругом – не улицах, в парадняках – грязь противная. Климат – не приведи Господь: дожди, снег – опять дожди паскудные. На улицах: либо бомжи – матом ругающиеся, либо – братки кожаные, на том же языке говорящие. Да ещё по телеку НТВ предрекает – не изберут Ельцина на второй срок, снова коммунисты к Власти придут – мыльте мылом зады свои усердно, господа и товарищи!
А там, откуда только что вернулись, – море тёплое, чистота, люди доброжелательные, улыбчивые – Рай земной – в натуре, образно так – выражаясь.
Сели мы как-то с Моисеевичем (Покрышкин тогда по делам срочным – в Казахстан отъехал) в ресторане китайском – за неимении тайского, – логическое мышление задействовали. А какого, собственно – хрена: Не пойти ли всем – куда подальше? Решили – к миру этому внимательно присмотреться, а если где понравиться – иммигрировать туда, ностальгией будущей, при этом, - пренебрегая.
Жена Моисеевича моей звонит:
- Твой то - как? Живой – футбол по телеку смотрит? Зенит – Спартак? Ну, надо же! А мой – пришёл, ванну горячей водой наполнил, сложил туда всё: костюм, рубашку, носки, ботинки, да и - спать тут же, на пороге лёг. Говорит: «Всё – по фиг – мы намедни, третьего дня, иммигрируем из этой страны – навсегда!». И как это понимать прикажите?
А моя то, девица мудрая, в смысле – и не дура совсем, отвечает;
- Похоже, мужики наши действительно – в иммиграцию намылились. Что ж тут сделаешь? Не бросать же их – бедолаг? Придётся – компанию составить.
Иммиграция – предательство?
Или – ловля приключений,
Взрослыми мальчиками,
Под ветер – весенний?
Байка шестая.
Барселона – город меж зелёных волн.
Так уж случилось, что первым вариантом будущей иммиграции – Барселона рассматривалась. У Абрама Моисеевича там троюродный знакомый двоюродного дядьки проживал, на фирме, плитку керамическую производящей, менеджером трудился – за поставки продукции в Россию отвечал.
Созвонились, объяснили ситуацию.
- Приезжайте, - говорит, - Встречу, покажу всё – во всей красе.
Мне ещё в самолёте всё понравилось. Самолёт круг над Барселоной делает – в иллюминаторе – красота неописуемая: зелёное море, порт – как на ладони, яхты всякие, корабли серьёзные – океанские.
Прилетаем, с трапа самолётного спускаемся – а воздух то – родной, привычный, пахнет – Россией, и всё тут. Как такое может быть? Но факт фактом остаётся – именно Россией пахло, гадом буду.
В гостиницу приезжаем – и тут всё привычное – факс от нашего тур-оператора потерялся куда-то. Часов пять промурыжили у стойки, нашли всё же, в конце концов – завалился за ксерокс. Всё как у нас – один-в-один.
Утром по городу пошли гулять. Красивый город – слов нет! Не буду я Вам про это рассказывать, будущие впечатления портить не хочу – приедете как-нибудь в Барселону – сами всё увидите.
Одна Ля Рамбле – улица (или - проспект -?) Барселоны центральная – чего только стоит.
Если по ней погулять вдумчиво, не торопясь, всяких разных знаменитостей можно насмотреться – до тошноты серьёзной. Мы там и Алена Делона - в сопровождении трёх телохранителей - лицезрели, и самого Черномырдина - в сопровождении жены - наблюдали.
Зашли в кафешку – по бокалу вина испанского за приезд выпить, ба, – Сашенька Волкова идёт, брильянтами сверкая, – под ручку с самим Хулио Иглесиасом. Нас увидала, заулыбалась, Хулио того в щёчку поцеловала, распрощалась, ручкой помахала.
Подошла, поздоровалась ласково, и давай с нашими жёнами трындеть о глупостях разных: о шмотках, ценах, моде, кинопремьерах всяких.
А Моисеевич, морда нетактичная, возьми Сашеньку и спроси в лоб:
- Александра, - говорит, - а вот этот самый Хулио, он что – Ваш друг сердечный?
Сашенька от неожиданности даже пятнами пошла.
- Вы что такое говорите, Абрам Моисеевич, - вопрошает, заикаясь слегка, - У меня – сердечный друг? Ну, вы даёте, право! Вы Волкова моего знаете? А чего же тогда – глупости говорите? Он, если что – весь мир окружающий – на части составные разберёт, и не поморщится вовсе. Так что – «сердечные друзья» - это прерогатива женщин простых, обычных. А я – Волкова! Мне ошибаться – по статусу не положено.
Поболтала ещё немного – под сигаретку с ликёром, а, прощаясь, всё же попросила, чуть-чуть смущённо:
- Вы, камрады, всё же, когда в Питер вернётесь, не говорите Волкову моему, что я старпёра этого испанского – в щёку целовала. Бережённого – Бог бережёт. А то лишиться Мир в односчастье своего певца знаменитого – меня потом совесть затерзает.
Вышла из кафе, села в «Мерс» - кабриолет, лазоревый – опять же, да и умчалась в неизвестность. До чего же мир тесен!
Дождались Николая, Моисеича знакомого, пошли дальше по городу гулять.
У станции метро цыганки стоят – гвоздиками торгуют. Нас увидали, заулыбались, зачирикали о чём-то своём. Самая из них старая - моей жене корзину цветов протягивает, с поклоном.
Ну, думаю, это – как у нас в России, – разводка на деньги. Оказалось - не прав был, действительно – подарок от души. Николай переводит:
- Спасибо, вам – русские! Барселона – тридцать седьмой год! Мы – всё помним!
Чуть на слезу меня, даже, не пробило – от гордости за Родину нашу.
Поблагодарили, тех цыганок, дальше пошли. Спрашиваю я у Николая:
- А откуда они узнали – что мы – русские?
Тот только плечами пожимает:
- А кто их знает? То ли – по мордам, то ли – по ботинкам.
Вечером повёл нас Николай «ночную» Барселону показывать.
Зашли в один кабачок, плотно так народом забитый – еле места свободные нашли. Кругом весело, все кричат, руками размахивают, кто-то танцует, кто-то в дартс играет, в углу и вовсе – в домино стучат. Непринуждённая такая атмосфера царит – не то, что у нас, никакой тебе чопорности, никакого выпендрежа друг перед другом.
Тут ещё народ ресторанный просёк, что мы – русские, все обниматься полезли, и давай – угощать нас, чем попало. Оказалось, что Игорь Корнеев, который тогда за «Барселону» играл, гол намедни забил, по этому поводу и все остальные русские – герои.
- Здесь, в Испании, - Николай нам рассказывает, - Рестораны и кафе – это часть культуры,
своеобразные клубы по интересам. Вечерняя жизнь в этих заведениях часов в девять вечера начинается, и длится – практически до трёх-четырёх утра. И это притом, что день рабочий у многих уже в шесть-семь утра начинается. Когда испанцы спят? Впрочем, ещё сиеста есть – дневной послеобеденный сон. А сидеть весь вечер, или там – всю ночь, в одном и том же кабачке – здесь не принято. В одном посидел часик: вина белого попил, хамоном закусил, в дартс поиграл – в другой ресторанчик пошёл. Там – красного вина попил под орешки фисташковые, с друзьями о футболе потрепался, попел под караоки, дальше порулил. Некоторые за ночь больше десяти заведений посещают. Кстати, в будние дни здесь мало кто дома готовит, все по кафешкам и ресторанчикам питаются. Зато в выходные – обратная картина. Практически все забегаловки, кроме тех, что туристов призваны обслуживать, закрыты напрочь. Всё потому, что у испанцев заведено – в выходные обязательно в гости к родственникам ближайшим ходить, или наоборот – родственников тех - у себя принимать. Испанцы всякие старинные Принципы и Традиции – чтят старательно, на полном серьёзе. Кстати, о ресторанах. Тут один продаётся, не желаете - приценится?
Ясное дело – желаем. И вообще, – мне в Барселоне с каждым часом пребывания в ней – нравилось всё больше и больше.
Назавтра – пошли ресторан, на продажу выставленный, смотреть. Почётное заведение – единственный во всей Барселоне баскский ресторан. Называется – не выговорить совсем, с баскского языка на русский переводится – как «Копчёный».
В холле фотографии развешены – спортивные национальные развлечения басков: поднятие валунов гигантских, стрельба из арбалета, игра во что-то, смутно напоминающее лапту. А официанты – вообще, полный отпад: у одного пятно родимое, здоровенное – ровно по середине лба, у другого – шрам багровый на пол лица. Колоритные личности, по национальности – баски все, конечно же.
Попробовали кухню баскскую – занятная штуковина. Особенно хамон заинтересовал. Хамон – это копчёный окорок чёрной полудикой горной свиньи. Забивают тех свиней по осени, а окорока до весны зарывают в горный снег. По весне – засаливают и вывешивают рядом с каминным дымоходом. И годами эти окорока над очагами висят – дополнительно подкапчиваясь, время от времени от них куски отрезают – и снова под дым вывешивают. Чем окорок старше по возрасту – тем дороже. Говорят, есть в одном испанском ресторанчике хамон – дороже чёрной икры.
Отлично в том ресторане посидели, в конце даже договор о намерениях – купить это заведение – подписали. Чисто на всякий случай – вдруг Мишель денег даст?
А ещё через пару дней в глубинку испанскую поехали – бизнес какой-нибудь искать. Приезжаем в первую коммуну (так у них там фермерские хозяйства называются) – бескрайний сад, на ветках деревьев – лимоны здоровенные висят. Интересуемся – что почём? Николай нам старательно ответ переводит:
- Здесь, примерно, пятьсот тонн лимонов, стоит это – «столько то» - в песетах.
Абрам Моисеевич посчитал на калькуляторе.
- Отличная цена, - говорит, - Даже с учётом доставки до Питера и растоможки – двойной табаш получается. Но прежде, чем договор подписывать – взвесить всё тщательно требуется, верно, ведь?
Николай только смеётся в ответ:
- Ты не понял ничего. Эти лимоны – «на корню» продаются, в смысле – «на ветках» прямо. А сбор организовывать, работников нанимать, сертификаты необходимые получать – это проблемы покупателя. Испанцы, они навроде русских – ленивые до безобразия, не любят заморачиваться.
Поехали в следующую коммуну, там ребята вино делали. Приезжаем, а там таже история – в подземелье стоит несколько гигантских бочек с вином, но розливом сам покупатель должен заниматься: бутылки пустые привезти, этикетки, ящики всякие, работников нанять, с профсоюзами зарплату их и прочие социальные гарантии – согласовать, акцизные дела уладить.
- Да, - загрустил Моисеич, - С бизнесом у них всё непросто, - головняк сплошной, с геморроем.
Ещё пару дней по Барселоне побродили: дома Гауди посмотрели, в зоопарк сходили – на Белого орангутанга (а может – на гориллу -?) полюбовались, на выходе купил я себе кружку – с изображение этой Белой обезьяны.
Много воды с тех пор утекло, и обезьяна Белая померла давно – по телевизору объявляли, а я до сих пор из той кружки чай пью и - Барселону вспоминаю.
В урочный час, на утренней заре,
Меж волнами, трепещущими сонно,
Родился Лучший Город на Земле
С названьем гордым – Барселона.
С тех пор - немало лет прошло, а может и веков…
Но верно, кем-то брошенное слово:
- Пол мира обойди – прекрасней не найти
Тебя - о, Барселона.
И если ты устал – в гламурной суете,
То вспомни: где-то есть меж волн зелёных -
Рай на Земле. И волны шепчут те:
Барселона, Барселона, Барселона…..