КАРЕЛЬСКАЯ МОРОШКА
глава 12
****
Брат бабы Насти, капитан Панин, лежал на животе, истекая кровью. Его голова уткнулась в мохнатую кочку:
- Где я? Что со мной?..
Медленно открыл левый глаз - другой был придавлен чем-то мягким и сырым. Увидел удивительную ягоду, похожую на малину: крупные морщинистые листья разбегались от ягодной костянки в разные стороны. Оранжевый плод покачивался на длинной ножке, словно желая познакомиться с оком человека. По травинкам, по листьям, по стеблю морошки ползали большие рыжие лесные муравьи; суетились какие-то букашки, таракашки; вились мухи; жужжали пчёлы, словно не было войны. Тишина, покой. На мгновение рядом зависла стрекоза, но тут же, стремительно сорвавшись с места, пропала.
- Всё кружится, летит куда-то?
На ягоду уселась божья коровка:
- Боже, почему же так больно в спине под правой лопаткой? Что там?
Капитан упёрся двумя руками в болотистую землю; с трудом отжался; сел на корточки. Руки дрожали, голова тряслась. Тело пронзала боль...
Завалился со стоном на левый бок. Сознание то пропадало, то появлялось. В ушах – тишина…
Большим усилием воли он, наконец, открыл оба глаза:
- Ба, это же морошка! Карельская морошка! Любимая моя ягода! Сладковатая ягода - с кислинкой. Какое чудное варенье варила мама из этих оранжевых ягод! А какой компот из морошки подавала к обеду бабушка... А кто я? Почему забыл имя своё? Как меня зовут?
Болезненно перевернулся на живот и левой рукой попытался дотянуться до правой стороны спины. Рука дотронулась до какой-то рукоятки:
- Боже! Я ранен? Когда? Где? В бою. Да, да! Вспоминай! Я - капитан Николай Панин - командир разведывательной группы морской пехоты Балтийского флота. Июль 1944 года. Карельский перешеек. Идёт война. Мы наступаем на Вуосалми. Мне двадцать пять лет. До войны я был аспирантом Ленинградского университета. Филолог. Зовут меня Николай, Коля, Ника. Я филолог - военный переводчик. Я умею думать и говорить на трёх языках: русский, немецкий, финский. Капитан ГРУ. У меня есть жена Катюша и сын Юра, Жора... Ему уже два года! Мужик! Почему так больно? Почему всё, что было раньше, помню, а что сегодня, вчера - провалилось в темноту. Вот и солнышко на небе то темнеет, то светит. Почему, куда я всё время падаю, падаю? Почему стало так темно?
Николай вновь потерял сознание.
Очнулся глубокой ночью. В сумрачном небе осветительной ракетой висела луна. Колотил озноб; сознание постепенно прояснилось. Вспомнил, как его разведгруппа из семи человек бесшумно двигалась вдоль берега Вуоксы. Боевая задача: добыть любой ценой информацию о противнике в районе предстоящих операций Красной Армии и Балтийского флота на Карельском фронте. Цель: захват языков - финских и немецких солдат и офицеров.
Приказ был сухим, но точным: сбор объективных данных необходимо добывать любыми методами; информация о боеспособности врага должна дублироваться документально: подкрепляться визуальными наблюдениями и сообщениями пленных.
Языков за собой назад, через фронт, не тащить. Добытая информация немедленно должна передаваться радиошифровками в штаб фронта на немецком языке. Особой боевой задачей группы было определение целей для атак морской авиации Балтийского флота и кораблей флота. Продолжительность действия разведгруппы - десять дней.
Капитану Панину, переодетому в полевую форму финского лейтенанта, была поставлена задача: любой ценой выколачивать из пленных информацию о состоянии воинских частей, о расположении резерва и тяжёлой артиллерии; о складах горючего топлива, о границах минных полей. Полученные разведданные он должен немедленно передать по рации в центр, а языков, после допроса с пристрастием, тихо пускать в расход без выстрелов: топить в болотах. В плен не попадать. Никаких следов не оставлять! - напутствовал группу полковник разведки - Тщательно хороните всё: отходы,мусор, трупы…
О своих трупах - полковник промолчал. Было ясно без инструкций, что своих надо будет так же скрытно хоронить там же - в болотах Карелии.
****
На рассвете они вошли в тихий лес.
Трудно было представить, что среди этих корабельных сосен, среди пушистых елей, белоствольных берёз, среди фантастических, огромных гранитов, поросших бархатистым мхом, идёт смертельная охота людей на людей. Не верилось, что смерть подстерегает тебя за каждым чистым ручейком, за каждым поворотом петляющих тропинок. Группу внезапно обстреляли при выходе на поляну. Сразу же был убит радист. Ребята рванули назад, под тень ельника. Залегли. Заняли круговую оборону. Надо было выяснить численность противника и только тогда принимать боевое крещение. Встреча оказалась неожиданной для обеих сторон.
- Вероятно, они, как мы, разведчики. Сидят в засаде, - размышлял капитан, - значит их мало, как и нас.
Лесок небольшой. Ясно, что тот, кто первым выйдет на берег Вуоксы, будет немедленно уничтожен:
- Надо уходить. Но как?
Лес был временным спасительным оазисом, но одновременно - смертельной ловушкой для финнов и для русских. Оставался один выход: драться в этих соснах до последнего. Простор, свобода поля оборачивались концом жизни. Бой был неизбежным.
Прошёл час. Обе стороны хорошо понимали, что всякое движение - отличная цель для снайпера. Через бинокль капитан обнаружил, что их тоже, примерно, семеро:
- Хотя, погиб мой радист. Осталось - шесть русских морских пехотинцев против семерых фронтовиков. Выиграет тот, кто пересидит противника.
Финны первыми начали атаку: видимо, они получили приказ на уничтожение разведки советских морпехов.
****
Какой командир потерпит вражескую разведку у себя в тылу? Хорошо зная финскую тактику ведения боя в лесу, капитан полагал, что на возможных путях отхода его группы, они уже посадили на деревья своих «кукушек» - снайперов.
«Кукушка» - чисто финская придумка - убийственная ловушка для русских «иванов». Панин полагал, что на деревьях будут сидеть в засаде максимум три «кукушатника», а шестерых русских будут выдавливать - минимум четверо пеших финнов - под снайперский огонь «лесных птичек». Грамотная идея!
Формула боя примерно определилась: двум разведкам в одном лесу не быть. Конечно, надо учитывать: на войне бой никогда не развивается ни по плану, ни по уставу:
- Как же их обхитрить?
Капитан лихорадочно перебирал возможные тактические варианты боя: симулировать наше спешное отступление в глубину леса? Но как? Допустим, выйдем на линию огня «кукушек». Они понимают, что мы - разведка, будем избегать лобовых столкновений. Надо заставить нас преследовать? Это мы находимся на их территории, а не они. Попытаться задержать их растяжками? Поменяться позициями? Как? Решение: навязать рукопашный бой, желательно без выстрелов и взрывов. Обойдя поляну, захватить их окопы. Из отступающих бойцов – требуется превратиться в атакующих солдат.
Старшина Сивохин с командиром согласился.
Капитан – со снайперской винтовкой - выполз на левый фланг, а остальные демонстративно, короткими перебежками, стали отходить в чащу.
Финны открыли пулемётно-автоматный огонь. Наши не стреляли. Панин видел, как кто-то из его солдат, взмахнув руками, опрокинулся на спину:
- Убит?
Четверо финнов, наклонив головы, петляя, припадая, помчались через открытую поляну к убитому... Старшина Сивохин хладнокровно уложил двоих. Остальные залегли. Главное: захватить языка и документы! - приказал сам себе капитан.
Лёжа в густой траве, он стянул с себя маскхалат. Пополз на вражескую сторону, внимательно следя за местом, где залегли оставшиеся финны. Оказавшись под сенью берёзовой рощи, встал и перебежками стал двигаться в сторону вражеских позиций.
Неожиданно из чащи выскочил финский солдат. Увидев незнакомого офицера, солдат от удивления открыл рот:
- Вы откуда, господин лейтенант?.. Из штаба?
- Из штаба! Что у вас здесь происходит? Мы – подкрепление, - ответил капитан по-фински. Доложите обстановку!..
- У вас странный акцент…, - начал вскидывать карабин солдат.
Панин опередил наивного солдатика. Сверкнуло лезвие капитанской финки.
Нож вонзился в горло жертвы по самую рукоять. Финн невольно ухватился двумя руками за рукоятку. Карабин упал на куст. Капитан огляделся: убийство солдата никто не заметил. Не таясь, выскочил на поляну и побежал к тому месту, где залегли те, двое из нападавших на разведчиков.
- Ложись! Ложись! Там русский снайпер!- замахал рукой один, встав на колени.
Капитан залёг.
- Лежи! Мы ползём к тебе! Осторожно! Рядом русский снайпер!
Через несколько минут маленькие кустики раздвинулись, и в траве появились два молодых финских лица.
Что-то подозрительное почудилось им в облике фальшивого пехотного лейтенанта, и они торопливо передёрнули затворы автоматов. Капитан и на этот раз опередил своих соперников: два точных выстрела с двух метров - почти в упор - и его сверстники, которых он увидел в первый и в последний раз, мгновенно умерли.
****
Николай не испытывал ни злобы, ни жалости, ни страха. Это была его работа. Деловито обыскав убитых, забрал документы, карты, оружие:
- На этой поляне надо бы пиры устраивать. Красавиц мамашами делать, а не убивать друг друга,- невольно подумал капитан. Сколько же я убил хороших парней на этой войне? За что? Как мне жить с таким тяжким грузом? Кто я теперь? - Профессиональный убийца, бывший русский интеллигент?
К горлу подкатила тошнота. Чувство жизни сравнялось с чувством смерти.
Поднялся во весь рост и побрёл в сторону намеченной встречи со своей группой:
- Странно, никто не стреляет! Куда все подевались?
Увидел под сосной, сложенные кучкой, осиротевшие финские ранцы, наполненные едой. Поживился галетами, колбасой, сыром, варёной картошкой, шоколадом.
Сел устало под деревом и, отпивая маленькими глотками из фляги водку, стал ждать своих:
- Остались только «кукушки». Мы не пойдём в их сторону. Бой этот мы выиграли. Дорога к берегу Вуоксы открыта. А сколько осталось моих ребят в живых?
Качаясь, прихрамывая на обе ноги, из кустов вышел старшина Сивохин:
- Сивоха! Живой!
Капитан поднялся ему навстречу.
Старшина капитана Панина не узнал. Смотрел тупо на командира ничего не понимая. Его мутные глаза упёрлись в его финский мундир.
Сивохин стал медленно поднимать автомат.
- Стой, Василич! Свой я! Это я! Твой командир! Это я - Панин!
- А-а-а! - простонал старшина и рухнул на землю.
В горле у Сивохи булькала кровь:
- Батя? Не узнал. Один я остался, мать их... Суки! Всех наших ребят положили.
****и! Кажись, и мы их тоже… всех перестреляли... Друг,… Николай…
Сивохин ещё что-то пытался говорить, но вскоре замолк.
Капитан закрыл его глаза.
Нет ничего страшнее для командира, когда в живых остаётся только он один.
Группа целиком полегла. Языков не взяли. Цели для авиации не установили, твою мать! Говно ты, а не командир, капитан Панин! Кто ты теперь? Что делать? Куда идти? Под военный трибунал? В штрафбат? Пулю в ухо?
Появилось отвращение к жизни. Встав во весь рост, обошёл поле боя. Постоял. Помолчал перед трупами убитых врагов, Забрал трофейные документы, карты. Простился с погибшими товарищами; нашёл свой брошенный маскхалат. Натянул на себя. Медленно, волоча ноги, понуро двинулся в сторону линии фронта:
- Документы и карты надо донести домой обязательно!
При выходе из леса, на его спину с дерева спрыгнуло нечто, сопящее. Он почувствовал, как что-то острое вошло под правую лопатку. Боль пронзила тело, словно ударило электричеством.
Резко сбросив с себя ношу, повернулся, стряхнул с себя ношу на карельский мох.
На спине лежал, дрожал молоденький финский солдатик. Совсем мальчик! Глаза наполнены страхом. Что-то быстро лепечет на карельском диалекте, выставляя перед
собой широкие крестьянские ладони с растопыренными пальцами.
- Сволочь! Гад! Ты убил меня! - забыв про знание финского языка, закричал Панин по-русски.
Последними усилиями выхватил из брезентовой кобуры трофейную ракетницу и, матерясь, в упор выстрелил в «кукушку».
Ракета, шипя, вонзилась солдатику в живот; рассыпая разноцветные искры, понесла на кусты. Он с воплем, падая, вновь вскакивал, пятился к стволу огромного дерева. В развороченном животе крутился, шипел бенгальский огонь. Наконец, ракета прижала мальчика спиной к сосне. Медленно сполз на усыпанную шишками землю. Через минуту агония прекратилась. Рядом, кровавыми каплями, сияли на земле красные ягоды карельской морошки:
- Эх ты, кукушонок! Глупый, зачем ты спрыгнул на меня? Сидел бы тихо в своём гнезде, там, наверху, на сосне. Пропустил бы меня домой. И ты, и я - мы оба остались бы живыми, глупышка! Что я тебе плохого сделал? За что ты убил меня? Боже, как я устал!.. Приходи смерть, приходи!..
****
Проснулся в сумраке белой ночи:
- Да! Видимо Бог приговорил нас немедленно покинуть бренное житиё наше. Зачем мы убили друг друга? В гости ходили бы. Песни пели. Жить бы да жизнь растить! Эх!..
Незаметно пришло утро. Начался день. Смерть приближалась. Спешить на тот свет не было никакой нужды….
Николай лежал на спине и смотрел в небо. Он всегда любил искать в небе облачные фигуры:
- Вот там - белый слон! Здесь - королевский замок! В облачных горах пасётся рогатая корова! А это кто? А-а-а! Господин Мефистофель пожаловал!
На небе возникали и пропадали какие-то рожи, маски, профили. Плыли мимо белые воздушные цветы, черти, бабы, мужики, кибитки, пароходы,
паровозы....
Боль забывалась. Душа отдыхала в смирении со смертью. Страх вечно уже не пугал его.
Капитан подполз к морошке и, улыбаясь со слезами на глазах, захватил ягоду губами. Почувствовал во рту её сладковато-кислый знакомый вкус:
- Вот и закончились всё! Комедия ля финита! Спать, спать… Трудно умирать молодым...
Закрыл глаза: замелькали лица. Маленький сын сучит ножками, жена - с грустными глазами - долго целует его; хмурый отец грозит пальцем; мама ласково улыбается; убегают куда-то в поле друзья; проходит мимо толпа странных людей; в колодец с тёмной водой опускается ведро с кровью; в печную трубу возвращается дым. Он, Ника Панин, поднимается на крыльцо родного дома. Страха нет. Осталась жалость, что прожил так мало: из них - почти три длинных года на войне. Что он видел в земной жизни? Рука привыкла убивать других первым. Своя смерть не виделась. Теперь вот она пришла к нему.
Вечность замедлила стрелки часов. Замелькали девочки, девушки, женщины. Неожиданно всё перекрыл, всех оттолкнул, заслонил, беззвучно танцующий мальчик в форме финского солдата: горящая ракета ещё светится в его животе, продолжая беззвучно разбрасывать искристые брызги праздничного огня, а солдатик продолжает хохотать. В разорванном животе шипит бенгальский огонь, а мальчик прыгает, танцует «полкис», выкидывая ногами смешные коленца, хватает Ника за руку, пытаясь тащить его куда-то, тыкая пальцем в дымку неба:
- Вставай! Вставай, друг! Бог заждался нас! Пошли танцевать! К нам пришёл вечный праздник! Пошли!
Чей-то потусторонний голос читает стихи Тегенгрена:
Душа - родня пылинка
на крылышках мотылька,
живи, прозрачной и чистой,
в раскрытой чаше цветка.
Мечусь я с мятежным ветром,
печальной птицей кричу:
Я - земля! Я, вода земная,
в вечность войти хочу!
В небесах звучит вальс Сибелиуса…
Чувствуется невесомость души. Взлёт над лесом, над вселенной…
Странно видеть себя со стороны, покойно лежащим на кровавых ягодах
карельской морошки.
Ты летишь, летишь. Ягоды прощально кивают головками, роняя на землю земную росу:
- Прощай, Николай, прощай! Мы – слёзы Севера. Мы ждём тебя вновь! Возрождайся!
А солдатик тянет Колю за руку:
- Вставай, брат! Пойдём танцевать финскую польку!
Как два закадычных друга, обнявшись, кружась в невесомом хороводе, стремительно несутся внутри чёрной трубы к далёкой светлой точке, к выходу их этого проклятого мира, может быть, к началу новой иной, другой божественной жизни, наполненной вечным миром, покоем и любовью.