"Паровоз выскочил на мост из ничего
и потянул из этого ничего чёрные вагоны
— с площадками сзади и спереди, с
неяркой цепочкой оконных огоньков".
Владислав КРАПИВИН,
“Голубятня на жёлтой поляне”
Лёшка быстро шёл по краю высокой железнодорожной насыпи. Идти было неудобно. Щебёнка выкатывалась из-под ног, Лёшка спотыкался и съезжал под откос… Он мог, конечно, перейти на середину насыпи и шагать по полосе между двумя колеями. Однако туда его не пускала смутная тревога. Это не простая железная дорога. По ней ходит поезд, у которого чёрный вагон.
Лёшка мог идти и внизу, но тогда ему не было бы видно рельсов, старых, уже расшатанных, что-то скрывавших под порошей ржавчины… А может, ничего они не скрывают, может, это только кажется Лёшке. В самом деле, какая в них тайна? Всё обыкновенно здесь. Сухая рыжая пыль на шпалах, оплывшие костыли да гайки. Полосатые каменные столбики с цифрами, что указывают километры. Прогретая солнцем тишина, в которой лишь птицы перекликаются. В общем, ничего особенного, просто железная дорога, по которой теперь не ходят поезда — говорят, её построили с какими-то гидротехническими ошибками. То ли не там рельсы положили. То ли не туда…
Почему-то эта мысль заставила Лёшку оглядеться. Как это — не туда? Что за чепуха лезет в голову…
А ещё говорят, что “изменилась экология” и поэтому “создалась аварийная ситуация” — Лёшка во всех этих вещах не разбирался и не интересовался ими. Во всяком случае, недавно открыли новую ветку, выходящую прямиком на магистраль. А старую забросили. Но, получается, не совсем.
Здесь ходит поезд, у которого — чёрный вагон.
Очень тихо ходит он, его никто не замечает. Очень редко, никто даже не знает точно, по каким дням и в какое время. О нём по существу никому ничего не известно. Только Игорю. А теперь и ему, Лёшке.
Белые домики деревенской окраины растворились, наконец, позади. По обе стороны насыпи раскинулся луг. Слева он заканчивался у синеющего неподалёку леса, а справа поднимался вдали неровной цепью покатых меловых гор. Впереди, за железнодорожным изгибом, тоже был лес, и в нём — небольшое, но очень глубокое озерцо. Слава у этого озерца была недобрая. Купаться в нём не разрешали, хотя мальчишки нарушали, конечно, всяческие запреты. И Лёшка не однажды туда ходил. Ну и что, нет там ничего страшного, не надо только заплывать далеко и нырять, где дна не видно. И в болото не влезать, и на луг не ходить, ежели дороги не знаешь… Нужно уметь различать, куда можно идти, а куда нет. Низкая трава, светлая и вся в цветах — путь свободен. А когда заросли тёмно-зелёного высокотравья, лучше сразу вернуться. И никто тебя трусом не назовёт, потому что там и вправду может таиться какой-нибудь коварный колодец — выходящий из-под земли водный источник. В этих краях много воды. Озёра и болота, реки и ручьи. Самая большая речка, несущая свои воды у белых гор, называется Меловой, вроде бы из-за растворённого в воде мела. Но, наверное, так было давно, потому что сейчас речка обыкновенная, прозрачная. Или речка становится меловой, когда идут дожди, омывающие склоны гор. Дожди здесь идут часто. А может, просто нынешнее лето выдалось таким мокрым…
Ещё Меловую называют Марьей. По легенде. Рассказывают, будто в давние-давние времена пришла из-за гор пастушка, девушка Марья. Однажды пасла она лошадей в долине, и лошади захотели пить, и пошли к речке прямиком через горы. Не ведая об опасности, табун мчался вниз по склону — и все лошади вместе с Марьей-пастушкой канули в бездну. Было такое или нет, но речка получила своё второе (или наоборот, первое) название, а истоки её так и именуют — Марьиным колодцем. Лёшка услышал эту историю от бабушки, и поначалу Марьин колодец захватил всё его воображение; однажды ему даже приснился кошмарный сон, в котором что-то влекло его навстречу бездонному ужасу. Тому, что выходит из земли… Конечно, потом все эти “ясельные страхи”, как выражался сам Лёшка, прошли, однако бывать на лугу и прочих Марьиных окрестностях он невольно избегал. А теперь и вовсе не хотел. Потому что мысли переключились на другое. Игорь рассказал всё-таки про свой поезд с чёрным вагоном. То есть, ничего он пока не рассказал, а сделает это сегодня. Сейчас…
Лёшка вздрогнул и быстро оглянулся: ему почудился шум медленно приближающегося состава. Он остановился, прислушался… Шум, действительно, улавливался, но это, вероятно, по новой железной дороге катился товарняк, только и всего. Видно его не было из-за леса. А слышно далеко… Пожалев, что не надел часы, Лёшка быстро пошёл дальше. Насыпь врезалась в опушку леса впереди, и там, за озерком, есть старая забытая станция. Верней, полустанок. Игорь должен ждать.
А если этой ночью он умчался на своём поезде? Надо было сразу заставить его во всём признаться, сразу! Что-то случилось с ним, что-то неприятное и странное… Лёшка передёрнул плечами и ускорил шаг.
* * *
Лёшка знал Игоря давно, но друзьями они не были. У каждого находились свои интересы. Правда, и Игорь не раз показывался в компании, где Лёшка считался вполне своим, и Лёшка иногда не прочь был поговорить с Игорем, но на том дружба между ними заканчивалась. Объединяло мальчишек то, что оба из одного города, а сюда, в деревню, приезжали летом. В городе они тоже не бывали вместе, поскольку жили в разных районах, и даже не знали друг друга до того, как познакомились в прошлом году на Меловой речке. Но после вчерашней встречи всё изменилось. Может, из-за рассказа о том поезде? У которого чёрный вагон. Которого никто не замечает, потому что он появляется очень редко, неизвестно, когда…
С Игорем Лёшка столкнулся вчера внезапно, он почти забыл о его существовании. Игорь-то не считался компанейским, предпочитал оставаться сам с собой. Читал ли он книжки, путешествовал ли по окрестностям или занимался ещё чем-нибудь, Лёшка не знал. Вероятно, этого не знал никто. Лёшка же об этом и не думал, целые дни напролёт проводя со своими приятелями. Вчера он тоже должен был прийти в их общий шалаш на речке, а затем отправиться вместе со всеми за белые горы в долину — ловить степных сурков, байбаков. Лёшка, как и условились, ровно в девять пришёл на пляж, но его товарищами там и не пахло. Это заметно испортило ему настроение. Он немного погулял, никого не дождался и зашагал в деревню, не желая больше видеться с кем бы то ни было из мальчишек. По крайней мере, сегодня. Ну, хотя бы до обеда… Лёшка шёл по железнодорожным путям и на мосту полустанка увидел Игоря. Быть может, Лёшка и не подошёл бы к нему, однако, проходя здесь, он всегда поднимался на мост, так как здесь ему нравились две вещи: во-первых, здорово было с гулким грохотом вышагивать по железным листам, во-вторых, свысока интересно разглядывать окрестности. А увидев Игоря, Лёшка даже слегка обрадовался — именно тому совпадению, что можно будет рассказать понимающему человеку о том, что некоторые товарищи ведут себя совсем не по-товарищески. Ведь к шалашу пришёл один лишь Лёшка. Что это значит, спрашивается? А то, что все остальные знали: поход за байбаками откладывается, и сумели как-то предупредить друг друга. А его, Лёшку, обошли!.. Всё это и кое-что ещё Лёшка намеревался выложить Игорю и вместе с ним заочно похулить деревенских мальчишек — те хоть и считали городских своими, да не совсем; Игоря же вдобавок обзывали “больно умным” и гордым (видимо, из-за склонности к одиночеству).
Однако, увидев Игоря изблизи, Лёшка сразу почувствовал в нём что-то необычное. Игорь выглядел не то уставшим, не то печальным, не то слишком задумавшимся над чем-то... Но это сначала не насторожило Лёшку, хотя они с полчаса проговорили, стоя на мосту. То есть, говорил, конечно, Лёшка. А Игорь больше молчал. Он, казалось, витал где-то в параллельном пространстве. Лёшка решил, было, что он кого-нибудь ожидает, и присутствие посторонних для него нежелательно. Но затем понял, что не в этом дело. В конце концов, Игорь сдался под напором вопросов и сказал о поезде с чёрным вагоном. Лёшка сперва счёл это неудачной шуткой — никакие поезда, тем более, с чёрными вагонами, по старой линии теперь не ходят, — но произнести ничего не успел, потому что из лесу с шумом и гамом выбежала вся ватага, и рыжий Генка сразу заорал, мол, вот он, полюбуйтесь, а мы-то его, как порядочного человека, на речке ждём!.. Выяснилось, что было перепутано место встречи: Лёшка пришёл к новому шалашу, а остальные — к заброшенному, у обрыва. Конечно, принялись спорить, пытаясь выявить правую сторону и виноватую, но пришли только к выводу, что месту встречи изменять нельзя. Это Игорь так сказал, хоть он в спор не вмешивался, и его высмеяли, а он и бровью не повёл. Потом все двинулись к речке, решив перенести ловлю байбаков на завтра. Игоря, кстати, позвали тоже, но он не захотел. А Лёшка пошёл с другими мальчишками. И весь день в нём ворочалось сумеречное беспокойство, не понять, какое и из-за чего… Уже дома перед самым сном Лёшка вспомнил о странном разговоре на мосту. Вспомнил лицо Игоря. И его слова о поезде, несущем чёрный вагон по старой полузабытой линии…
Очень тихо, его никто не замечает. Очень редко — никто не знает, по каким дням и часам. О нём вообще почти никому ничего не известно.
* * *
Полустанок никак не назывался. Ещё совсем недавно, когда этот участок железной дороги считался рабочим, те, кто выходили здесь, говорили, что встают на Марьином. Из-за колодца со всеми его былями и небылицами. Сам полустанок состоял из короткой платформы и обветшавшего, вымазанного жёлтым, каменного павильона с кассой. Дальше — туда территория полустанка как бы не распространялась — стояли два домика и металлический мост над переплетением рельсов. Между путями были ещё какие-то будочки и другие технические сооружения, назначение которых знали лишь железнодорожники, которые носили оранжевые безрукавки и очень ругательно гоняли забиравшихся в их владения мальчишек. Под павильоном, кроме открытого всем ветрам “зала” ожидания, помещалась кабинка кассы, где никогда, по Лёшкиной памяти, не продавали билетов. На обращённой к путям стенке павильона было выведено чёрным:
ОП 963 КМ
Окна кассы давно побили местные мальчишки, и в тёмных проёмах торчали пыльные, похожие на гигантские чьи-то когти, осколки. Мостик-виадук одной линией тянулся вдоль платформы и путей, будто соединяя пассажирский полустанок с техническими сооружениями; другая линия шла перпендикулярно первой, над рельсами. Получалась буква “Т”, если смотреть сверху. В прошлый раз Игорь стоял на соединении двух линий. Сейчас, поднявшись на мост, Лёшка никого не увидел. Где же он?
— Эй, Игорь!
Небо ответило коротким эхом. Лёшка нахмурился, и некоторое время стоял, облокотившись на железные перила, коричневые от ржавчины и тёплые от солнца. Он смотрел на заросли шелковиц у станционного павильона и вспоминал беглый вчерашний разговор с Игорем. Была почему-то уверенность, что Игорь или здесь, или… Но неужели это — правда? Да не было тут никакого поезда! Лёшка спал очень чутко, хоть бы дрезина проходила с “ручным двигателем”, и то услышал бы. Старую ветку-то из окна спальни видно… Пожав сам себе плечами, Лёшка спустился вниз по гулкой железной лестнице. Но если всё-таки Игоря здесь нет?..
А почему он, Лешка, вообще поверил в какой-то дурацкий поезд? Чёрный вагон, видите ли… Игорь, может, попросту разыграл его, как дитя малое… Разыграл? Лёшка вспомнил лицо Игоря во время вчерашней встречи и подумал, что на шутника-балалайку Игорь не был похож ни вчера, ни вообще никогда.
…Наткнулся на Игоря он почти неожиданно. Тот сидел на лавочке за павильоном с кассой, и не видно было, что Лёшкино появление его удивило, обрадовало, огорчило… Ребята пробормотали друг другу “привет”, и Лёшка сел на скамейку. С минуту никто не говорил. Игорь медлительно рисовал лозиной на песке какие-то узоры, похожие на букву “У”.
“Убракадабра”, подумал Лёшка. Спросил:
— Ты что, не слышал, как я звал тебя?
Игорь поднял на него отсутствующий взгляд и покачал головой.
— Нет, — ответил он. — Я только пришёл… А ты..?
— Могу уйти, — сухо сказал Лёшка, потому что ему показалось, будто Игорь хотел спросить “А ты зачем пришёл?”
— Да я так… просто, — примирительно сказал Игорь.
— Ну, и… — Лёшка запнулся. — И я тоже так просто пришёл.
Он подумал, что сказал не то. Или не так. И вообще, не с того начался разговор… Он внимательно поглядывал на Игоря, но, наблюдая за ним, не мог отделаться от чувства своей неуместности, ненужности здесь. И правда, зачем он сюда пришёл? Чего ради ему понадобился какой-то чёртов, то есть, чёрный вагон? Что Лёшке до Игоревых интересов и дел, да и самого Игоря?..
Вдруг Игорь спросил:
— По этой ветке точно поезда уже не ходят?
— Нет, — ответил Лёшка, удивлённо шевельнув бровями. — Новую ведь проложили. А по этой… Точно не ходят. Я у бабки живу, её дом рядом с путями. Сколько я тут — ничего не было.
Игорь выслушал его очень внимательно и вздохнул словно с облегчением. А Лёшке показалось, что слушал Игорь не сколько то, что он ему говорил, а то, как он это говорил. Сидел Игорь вполоборота к Лёшке, но смотрел мимо. Ветер трогал его очень светлые волосы, выгоревшие на солнце, отросшие… Было тихо вокруг. Только шумели листвой деревья. Да ещё птицы перекликались где-то далеко или высоко. И так — во всём мире.
Но это лишь кажется, будто во всём…
Лёшка покосился на Игоря, опасаясь, что тот перехватит его взгляд. Потом сказал:
— Я не понял вчера. Ну, про чёрный вагон… Люди галдели, орали, я из-за них не запомнил толком ничего. Можешь рассказать опять?
Игорь приподнял и опустил плечи.
— Могу, но… а зачем?
Теперь Лёшка передёрнул плечами.
— Да просто так, интересно же, что это такое. Это секрет? Я не проболтаюсь.
Игорь дрогнул уголками губ, словно улыбнуться хотел или сказать что-то смешное.
— Секрет? — переспросил он. — Нет. Но ты… ты не поймёшь… Но если хочешь, пожалуйста.
Лёшка посмотрел на него пристально и открыто. Потом опустил глаза.
— Тебя как будто подменили, — сказал он задумчиво. — Не обижайся, но ты теперь какой-то странный…
Игорь рассеянно кивнул. Словно Лёшка говорил о ком-то другом, не о нём… Издалека донёсся тихий свист поезда.
“Пригородный дизель”, определил Лёшка.
— Он красный, — сказал Игорь.
— Что? А, ну да… — Лёшке казалось, что он не вслух проговорил о пригородном дизель-поезде, а только подумал. Странно… Он спросил: — А белые есть?
Игорь покачал головой, видимо, давая понять, что этого он не знает. А может, он думал совсем не об этом… По новой железной дороге прошелестел состав.
— Это из-за поезда, — сказал вдруг Игорь.
Лёшка молчал, ожидая, что он скажет ещё.
— Ты говоришь, я странный. Это из-за поезда.
— Расскажи, — попросил Лёшка.
Игорь неожиданно усмехнулся и стал не странным, а обыкновенным. Просто мальчишкой, сверстником Лёшки.
— Что рассказывать? Это поезд. Чёрный вагон. Вот и всё.
— Всё? — спросил Лёшка. — А в нём что, один чёрный вагон, других, что ли, нет?
— Я не знаю, — Игорь поморщился, словно от головной боли. — Не помню. Меня высадили на этом полустанке и…
— Высадили? — почти выкрикнул изумлённо Лёшка.
— Н-нет, не помню... — Игорь покачал головой, глядя туда, куда уходили рельсы. — Хочу вспомнить, а не могу. Может быть…
— Что?
Но Игорь лишь опять по привычке своей шевельнул плечом.
Лёшка вздохнул. У него было неспокойное чувство оторванности от всего мира. Будто он, Игорь и весь этот полустанок — на другой планете. В другом измерении, где всё непонятно, тихо, безлюдно. Как в глазах у Игоря… Глядя на него, Лёшка не в первый уже раз подумал, что всё — не так. Вообще всё не так. А как? Тик-так, вспомнилось откуда-то. Тик-так…
И ещё Лёшка подумал, что вместо того, чтобы купаться сейчас с деревенскими ребятами в Меловке-речке, он сидит на позабытом полустанке и слушает чепуху про какой-то чёрный вагон, которого, скорее всего, и в природе не существует. Собственно, если быть правдивее, это Лёшка старался убедить себя, что чепуха и что не существует. Ведь трудно же в такое поверить… Да и в какое “такое”? Что значит — чёрный вагон, в самом-то деле? Однако что-то притягивало Лёшку к этой несветлой тайне, что-то заставляло верить хотя бы в её странную реальность. Лёшка не понимал пока, в чём дело, он даже ещё не почувствовал того, что рассказ Игоря изменил в нём что-то, и струны его души звучат теперь по-иному. Лёшка не знал до сих пор неотвратимого, но теперь почувствовал, что чёрный вагон почему-то стал притягивать его своим неосознанно тревожным предопределением.
— А ты не боишься? — спросил внезапно Игорь.
Лёшка искоса настороженно огляделся по сторонам — у него как раз появилось ощущение, что за ними кто-то наблюдает. Он ответил:
— А кого бояться…
— Никого. Мне не нравится здесь, — сказал Игорь.
Лёшка хмыкнул — как будто кто-нибудь заставляет его тут торчать! Он посмотрел на голую платформу, на павильон с кассой. Дверь комнаты приоткрыта, из проёма выглядывает темнота. Железный мост над рельсами словно чего-то ждёт. И тени его лестниц, стоек, поручней тоже чего-то ждут. Тени неподвижно лежат на шпалах…
И всё брошено.
— Давай уйдём отсюда, — вполголоса предложил Лёшка. — Мне тоже не нравится это место.
— Уйдём, но чуть позже, ладно? — с мягкой просьбой сказал Игорь. — Вдруг придёт поезд.
— Ты же говорил, что он прибывает в полночь.
— Я не уверен, — вздохнул Игорь, — может, ещё в полдень.
— И что, ты сутками его тут ждешь? — с сомнением спросил Лёшка.
— Нет, я же только приехал.
— А ночью как?
— Я ночью сбегаю, чтоб никто не заметил. — Игорь глянул на Лёшку встревожено. — Но ты не говори никому, особенно моей бабушке.
Лёшка почти оскорбился:
— Я и не собираюсь, с чего ты взял… — Он пренебрежительно поджал губы. Потом задумался и хлопнул Игоря по плечу. — Идея! Я сегодня тоже приду. Костёр запалим, картошки напечём. Идёт?
— Идёт, — согласился Игорь. — Только не зови никого больше.
— Нет, конечно… — Лёшка, прищурившись, посмотрел на солнце. — Знаешь, что, погнали на речку. Всё равно ведь уже где-то час дня.
Игорь помолчал, колеблясь, затем кивнул.
* * *
На ночёвку у полустанка Лёшка шёл вполне легально. Правда, насчёт чёрного вагона он благоразумно умолчал, а сказал бабе Вале, что идёт с мальчишками рыбачить — ночью де хороший клёв. Сошло, были только дежурные разговоры о Марьином колодце. Встретиться с Игорем они назначили в одиннадцать, но Лёшка, сгорая от нетерпения, вышел из дому гораздо раньше.
Ночь оказалась тёмной, беззвёздной. Ещё перед закатом горизонт заполонили лиловые облака, и поднялся холодный, пахнущий непогодой ветер. Лёшка поёжился и застегнул брезентовку.
Он оглянулся — не идёт ли поезд. Не тот, с чёрным вагоном, а самый обыкновенный. Ведь Лёшка шёл пока по действующей железной дороге. До стрелки. На стрелке пути расходятся. Новый заворачивает к лесу, а старый ведёт прямо, к полустанку. Но Игорь придёт к стрелке, и дальше они пойдут вдвоём.
Снова вспомнился тот поезд. Понимая всю глупость своих страхов, Лёшка спрыгнул с насыпи. Подумалось: а здорово было бы подъехать сейчас к стрелке на том самом поезде, дождаться Игоря и отправиться потом… Куда? Лёшка передёрнул плечами. Эта мысль ему самому показалась сумасшедшей, бесовской. Будто на противность ей Лёшка рассмеялся. И смех отвратительно громко позвучал в тишине. Лёшке почудилось даже, что хохотал кто-то другой. Чужой.
Лёшка вновь обернулся. Тишина, безлунная темнынь, холодный ветер… Стальные рельсы чуть поблёскивают синеватыми полосами, отражая небо. Впереди показалась стрелка. Светофор над ней застыл сумрачным знаком.
Поглядев на часы, Лёшка с удивлением увидел, что уже без пяти одиннадцать. А он считал, что придёт значительно раньше. Во всяком случае, Игоря всё равно ещё нет. Лёшка поднялся на бугор рядом с насыпью и посмотрел на стрелку. Механизм был старый, ручной, с тяжёлым чугунным противовесом. А что, если перевести её сейчас… Лёшка спрыгнул с бугра и взбежал наверх по откосу высокой насыпи. Рукоять механизма была длинная, пересекающая ночное небо. Лёшка не посмел притронуться к ней.
…Наконец появился Игорь, ровно в одиннадцать. Лёшке показалось, что время движется неровно — то замедленно, то чуть быстрее. Он хотел окликнуть Игоря, но лишь помахал ему рукой.
— Пойдём, — сказал Игорь. В его голосе и в нём самом проскальзывало беспокойство.
Мальчишки долго шли молча. Наконец Лёшка спросил:
— Ты как думаешь, он будет сегодня?
— Поезд? Не знаю… — Игорь вдруг обернулся назад. — Ты не переводил стрелку?
— Зачем? Нет, конечно… — Лёшка посмотрел на Игоря подозрительно; ему показалось странным, что Игорь спросил у него об этом, как бы догадавшись о его мимолётном намерении. — Да и попробуй, переведи…
— А здесь вручную.
— Знаю. Но зачем мне её переводить?
— Этого нельзя делать ни в коем случае, — категоричным тоном сказал Игорь. — Она пропускает все поезда туда, к городу. А на полустанок может попасть только тот поезд. С чёрным вагоном.
— Ну а стрелка?
— В том-то и дело, — почему-то шёпотом сказал Игорь и опять оглянулся. — Его она пропустит…
Лёшка признался:
— Вообще-то, однажды я пробовал перевести. Давно ещё… Но ничего не получилось. Механизмы, говорят, специально заклинили.
— Если давно, это не важно, — отозвался Игорь. — И не заклинили. Глянь.
— Куда? — не понял Лёшка.
— На рельсы. Они накатаны, правда, чуть-чуть.
Лёшка посмотрел под ноги и лишь теперь с удивлением заметил, что и здесь, на старой ветке — а говорят, заброшенная! — рельсы поблёскивают тонкими полосами отполированной колёсами стали. И ведь видел же раньше. Но почему-то не обращал внимания. А Игорь, конечно, обратил…
Впереди проступили мост и сооружения полустанка, ещё более тёмные, чем ночь. Мальчишки с напряжением всматривались в их силуэты с ожиданием увидеть что-то необычное. Полустанок казался сейчас незнакомым, даже чуждым этому миру… Павильон с кассой прятался в низине, сливался с подступающим лесом. Из-за света фонаря на высоком столбе длинное, похожее на склад строение около моста выглядело голой каменной стенкой. Очертания моста терялись. Он словно уходил в бесконечность.
Игорь и Лёшка остановились на пустынной платформе и некоторое время молча осматривались. Стоять так было неуютно. Одежду дёргал ветер. Громко шумели деревья.
Лёшка глянул на неспокойное небо.
— Кажись, дождь будет, — сказал он озабоченно.
— Наверное, — кивнул Игорь. — Это ему не помешает.
— Кому — поезду?
— Да… А мы спрячемся под мостом.
Лёшка зябко повёл плечами.
Он отошёл к краю платформы и всмотрелся в проступающие на фоне леса черты станционного павильона. Дверь в кабинку кассы по-прежнему была открыта, но заходить туда, чтобы ждать поезд внутри, Лёшке не хотелось.
Дохнуло влажной свежестью, на бетонные плиты упали первые капли дождя. И сразу ударили сильные струи. Мальчишки, скрывшись под мостом, слушали, как по железным листам наверху бьёт слепая вода.
Лёшка сказал со вздохом, но без сожаления:
— А я собирался картохи напечь… — Он похлопал себя по карманам брезентовки, набитым картошкой.
— А мне нравится дождь, — тихо сказал, помолчав, Игорь. — Дождь пройдёт, и всё изменится. Когда идёт дождь, всё становится другим… Хорошо думать и вспоминать.
Яркая молния на миг обожгла небо дождливого полустанка. Воздух сотряс раскат грома. Что-то происходило между землёй и небом.
Лёшка посмотрел на железнодорожные пути, обернулся; — там, и сзади, и впереди, смешались в бесконечности четыре стихии, — это они выталкивают из своего первозданного мира чёрный вагон.
— А о чём ты думаешь, когда идёт дождь? — спросил, глядя в беспредельность, Лёшка.
— О времени, — тут же ответил Игорь, будто бы заранее зная вопрос. Он повернул голову к Лёшке. — Я чувствую сразу всё время, потому что оно всегда всё вместе. Сразу всё. Что было, что есть, что будет…
— А что будет, когда ты уедешь? — спросил Лёшка, глядя на шипящую от водяных струй землю.
Игорь долго молчал, так, будто на сей раз Лёшкин вопрос озадачил его. Казалось, сам Игорь об этом никогда не задумывался.
Опять полыхнула молния. Игорь ответил что-то, но его слова поглотил гром.
— Не важно, — сказал он.— Я же говорил, что ты не поймёшь… Если ты ждёшь свой поезд и всё решил, остальное не важно. Потому что ничего не изменится. — Игорь поморщился, стараясь объяснить. — Понимаешь… понимаешь, всё меняется, но остаётся, как было. То, что было, такое же, как то, что будет. Как полдень и полночь. Как… ну, как две стороны от полустанка, если ты стоишь, а не едешь. Как прошлое и будущее. Время везде одинаково. Оно на самом деле всё сразу. Для него нет прошлого, нет будущего. Ведь если ты обернёшься назад, то это будет уже вперёд… Вот я и говорю — не важно, что потом. Я понял тайну Хранителей Времени. Я хочу обернуться…
— Значит, чёрный вагон увезёт тебя в… в другое время? — почти выкрикнул Лёшка.
Игорь вздрогнул.
— Тихо! — шёпотом воскликнул он. — Полночь!..
Видимо, он действительно чувствовал время. Лёшка глянул на часы: ноль-ноль ноль-ноль. А может, правильнее “двадцать четыре ноль-ноль”? Хотя так почему-то не говорят…
Лёшка высунулся из укрытия и только тогда заметил, что ливень почти угас — так же скоро, как и начался, — и зарницы блистают вдали, над лесом. А больше ничего не изменилось. Однако ведь полночь… Это что — мгновение или минута? Лёшка обернулся к Игорю.
— Смотри… — одними губами прошептал тот.
Мальчишки замерли, пристально вглядываясь в дождливый сумрак и стараясь уловить в тихом шелесте дождя звуки приближающегося состава. Лёшке показалось, что там, на рельсах, что-то происходит. Что-то движется… Но это сначала. А потом — ничего. Значит, почудилось… Но затем вроде бы просигналил поезд, коротко и тихо. Или это на новой ветке… Или это были отголоски горнистов из молодёжного лагеря, хотя едва ли в такое время… Однако вот, между последними стойками моста скупо мигнули огни, и быстрая тень налетела на рельсы. Тоже померещилось?.. В глазах рябит от напряжения, и почему-то выпрыгивает сердце. Лёшка увидел, что между путями едва заметно синеет размытый водянистой пеленой огонёк. Он мог гореть и раньше… Ветер и мелкие брызги заставляли часто моргать.
Лёшка вновь обернулся к Игорю.
— Что теперь? — спросил он.
Игорь длинно вздохнул и непонятно покачал головой, не сводя глаз с тающих в темноте железнодорожных путей. Лёшка подумал, что он может ответить, но не решается — Лёшка уже догадался, почему.
— Это из-за меня? — сумрачно спросил он. — Но как?..
Игорь уклончиво улыбнулся.
— Понимаешь, — сказал он, — тебе ведь это не нужно. Не обижайся, но… Разве тебе было плохо, когда ты не знал об этом?
— Но теперь…
— Этот поезд… лучше бы его не было. Лучше бы не было никаких поездов, даже с красными вагонами и зелёными.
— Так зачем тебе этот? — пожал плечами Лёшка. — Давай уйдём отсюда и никогда не будем сюда приходить.
Неожиданно резким всплеском ветер толкнул его в спину, громко зашелестел в густом кустарнике около павильона.
Игорь ответил, дождавшись тишины:
— Можно уйти отсюда. А как ты уйдёшь от времени… Его не обманешь.
Дождя уже не было, и ветер тоже стихал, хотя время от времени тревожил ночь своими порывами. Всё ещё мокрое небо отражалось в мокрых плитах платформы, рельсах… Трепетали на деревьях мокрые листья.
— Игорь, — сказал задумчиво Лёшка. — Не знаю, почему… Но теперь, когда я узнал про чёрный вагон, то… В общем, я теперь не хочу, чтобы он… чтобы ты…
— Я понимаю… — будто издалека сказал Игорь. — Я ведь тоже не хотел… А ты не думай. Может, забудешь.
— А ты? — невесело усмехнулся Лёшка.
— У меня совсем другое дело, — Игорь произнёс это так, что Лёшка пожалел о сказанном. — Ладно, я объясню. Но ты никому не говори. И не спрашивай.
Лёшка хотел заверить, что нет, конечно, о чём речь, но почему-то промолчал. Игорь посмотрел на него с неловким сожалением. Видимо, ему трудно было об этом говорить. Лёшка ждал, глядя под ноги.
— Понимаешь, — сказал Игорь, — этот поезд… Мне надо догнать одного человека. Я должен был передать ему важную вещь.
— Важную вещь?
— Да. Чтобы он не уезжал. Я не успел.
— Почему?
— Меня высадили. А он уехал. На таком поезде. Где чёрный вагон.
— Да? — глупо спросил Лёшка.
— Да, — ответил Игорь.
Ветер сбил с моста одинокие капли. Сделалось холодней.
— Пойдём, — сказал Лёшка. — Тебе нужно домой.
Игорь безвольно кивнул, и они зашагали по сырым деревянным шпалам.
* * *
В эту же ночь Лёшке приснился странный сон.
Будто сидит Лёшка за столом у окна, дома, в своей комнате. Перед ним — письмо в конверте. И новый конверт, чёрный, словно для фотографий. На нём, там, где место обратного адреса, выведено одно слово: Валсинамн. Кажется, это чьё-то имя… Возможно даже, что это Лёшкино имя… Лёшка собирается писать ответ, хотя и не читал ещё письма.
А за окном ярко светит солнце. День. Никого нет на улице, тишина… Впрочем, это не улица. Вдали угадывается полустанок. Лёшка скользит взглядом по рельсам и видит Игоря. Он откладывает ручку — письмо ведь можно теперь не писать, — распахивает форточку и окликает Игоря. Игорь оборачивается и идёт к нему. Подходит к дому. Становится на карниз. Заглядывает в окно. Лёшка спрашивает, куда он собрался, и тот говорит о каком-то поезде. О том, что ему нужно отправить состав, ведь он — стрелочник. Что это предопределено… Лёшка не понимает, что за поезд, что за состав, что предопределено; он почему-то ничего не помнит. А Игорь молчит. Только по глазам его видно, что он всё помнит и знает, даже то, чего ещё не было. Он поднимает руку, прощаясь. И уходит. Нет, перед тем, как уйти, он ещё говорит о чём-то — о том, кажется, что Лёшка искал чёрный вагон, а нашёл его, стрелочника. Игоря… “А теперь, непонятно сказал Игорь, им будешь ты. Прощай…”
Лёшка кричит “Стой!” и выбегает из дому, но Игоря уже нет. И день сменился ночью. Однако светло. Не то от звёзд и луны, не то от фонарей вдоль железной дороги. Лёшка бежит по насыпи и отчётливо слышит, как под ногами скрежещет гравий. Ох, как он скрежещет!.. Лёшка видит, что на стрелке вместо тяжёлого противовеса висит и раскачивается на ветру почтовый ящик, в котором что-то белеет. Лёшка знает: это письмо для него, но не останавливается, мчится дальше. Вот и полустанок — здесь дождь, ветер, и так же, как почтовый ящик, а может, как маятник, уныло качается и звякает по железной стойке полосатый семафор. Нечто зловещее чудится в этом семафоре. Чувствуя страх, Лёшка заставляет себя приблизиться к нему. Семафор составлен буквой “У”, только и всего. Но какой-то мрачный знак таится в этом. И не понять, почему… Лёшка пятится назад с неосознанным отвращением и ужасом, затем убегает по лестнице наверх. Игоря нет и там. Лёшка носится по всему полустанку, ищет его, заходит под павильон, в кассу и через неё попадает в подземные лабиринты Замка Огромного, оказывается на шумных улицах Электрического города, но Игоря нет, нет, нет…
И подходит поезд. Очень тихо, едва слышится шуршание и постукивание его колёс.
Очень медленно, кажется, будто он стоит на месте, а на самом деле скользит по рельсам.
И не понять, какого цвета его вагоны.
И сколько их, не разглядеть, — может, один, а может, бесконечность. И нет в этом поезде ничего страшного. Просто поезд под дождём. Ночью, на пустынном полустанке… Игорь, конечно, там. Надо найти его… Однако поезд не останавливается. И в то же время словно не движется. Растягивается. Но это не удивляет Лёшку. Он прыгает на подножку и едва успевает шагнуть в тамбур, как поезд мгновенно разгоняется… И тогда Лёшка замечает Игоря. Игорь идёт по платформе, идёт за поездом, в котором уносится Лёшка, и машет рукой. Лёшка судорожно дёргает рычаг стоп-крана, и сразу после этого — грохот, треск, жуть падения в бесконечность. Лёшка захлёбывается встречным ветром…
И просыпается.
Он проснулся, словно вынырнув из бездны, и понял, что это был лишь сон, и тогда страх исчез, и Лёшка узнал наполненную утренним светом спальню. Он глубоко вздохнул, закрыл глаза, повозился и уткнулся лицом в тёплую подушку. Сейчас он не смог вспомнить разом, что же такое приснилось ему. В памяти замельтешили беспорядочные обрывки сновидений. Игорь. Ночь. Бег. Дождь. Разговор — какие-то факторы отражения, эффекты зеркала… Ужас падения в бесконечность… Хорошо, что сны не сбываются.
Лёшка с наслаждением длинно потянулся и глянул в окно. День выдался очень светлым. Земля была сырой, в ярко-синих от неба лужах. Лёшка нахмурился. Стоп, а разве шёл дождь? Это ведь во сне… Но тут же он вспомнил, как стоял с Игорем под навесом моста и ждал поезд, а бетонные плиты под ногами шипели от сильных струй. Тьфу ты, перепуталось всё в голове.
В доме было тихо. Баба Валя, вероятно, на грядках или ушла к соседке, чтобы потом вместе на базар… Эй, а сколько времени? Ведь договаривались вчера с Игорем встретиться на полустанке без четверти двенадцать. Лёшка дотянулся до своих часов, лежавших среди одежды на стуле, и потерял остатки сонливости: стрелки-то к началу первого уползли! А если Игорь… Да нет, ерунда. Раз поезд не пришёл ненастной ночью, то чего ради ему появляться средь бела дня? Лёшка стремительно натягивал на себя не просохшую после вчерашней “рыбалки” одежду; искать сухую некогда… Что же баба Валя не разбудила его! Нужно было завести будильник… Эх, да что теперь!.. Обо всём этом Лёшка думал на бегу, он бежал до тех пор, пока не стало колоть под ребром, потом шёл и опять бежал, и наконец железнодорожные пути разошлись — полустанок. ОП 963 км. Лёшка, переводя дух, остановился под мостом и огляделся. Игорь уже ушёл домой? А может, вообще не приходил? Или… Лёшка взлетел на мост и долго ходил над переплетением рельсов, глядя на них сверху. Накатанным был только первый путь. Только тот, который ближе всего к платформе, а остальные покрыты тускло-ржавым налётом забытья. Но как узнать, приходил ли здесь поезд?
Лёшка спустился вниз. Было ветрено, сырая одежда холодила. Солнце время от времени закрывали рваные облака. На проводе под мостом качался фонарь. Дверь в кассу по-прежнему оставалась открытой. Кажется, на вытертом линолеуме комнатёнки блестит вода. Неужели этот полустанок совсем заброшен? Лёшка оглянулся на фонарь. Но кто-то же включает и выключает свет…
Лёшка остановился. Нет здесь Игоря. Надо найти его дом. Отыскать его бабушку, у которой он здесь живёт, и всё выяснить. Лёшка помедлил, затем отправился к станционному павильону. Дверь кабинки кассы не двигалась ни вперёд, ни назад. На полу и вправду была вода — натекло во время ночного ливня. Синее окошко, маленькое и зарешёченное, похоже, давно не открывали. Давным-давно… На стене висело пожелтевшее расписание прибытия и отправления поездов. “Москва… Синеватая… Ясен…”, прочитал Лёшка. Надо же, и скорые здесь останавливались когда-то… Лёшка вздохнул и неторопливо обвёл взглядом стены, разглядывая объявления и графики, странным образом оставшиеся здесь в целости и сохранности…
ПРЯМОЙ НА ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ ГОРОД 31 ЧИСЛА КАЖДОГО МЕСЯЦА
Любопытно, подумал Лёшка, а в феврале, например?.. Сбоку от пыльного окна, высокого, с массивной рамой, кто-то выцарапал на стене: “Станция закрыта, стрелочник уволен, поезда не ходят, светофор погас”. И — две перекрещённые шпаги, нарисованные торопливо и широко. Стрелочник… Это, значит, тот, кто переводит стрелки. А Игорь говорил, что их нельзя переводить…
Лёшка сел на скамейку, привалился к спинке. Одиночество и пустынность забытого полустанка щемили сердце. Лёшка не уходил. Он подумал, что под навесом павильона собиралось когда-то много людей. Людей разных, похожих и не похожих друг на друга. Каждый дожидался своего поезда, уезжал по своим делам. Давно. В прошедшем времени. Те, что были тут, состарились, умерли, повзрослели. Помнит ли их пустой станционный домик? Вот это пыльное окно?
Лёшка опять вздохнул и поёжился. Ветер задувал через полуоткрытую дверь. Слышен был шелест листьев. А в остальном — тишина. Никого нет…
Почему, почему здесь никого нет?! Почему возникает странное ощущение отнятости этого странного места от всего остального мира? А если так и есть? Если этот полустанок вместе с чёрным вагоном — из иного пространства-измерения, дорога в которое закрыта почти для всех?.. Чепуха, конечно, другие мальчишки сколько раз здесь бывали. Однако при этом со стенок кассы не сорваны объявления, плакаты… А может, “спрятан” только этот домик-павильончик? Надо будет порасспросить бабу Вали, только поаккуратнее, не то она подумает ещё, что внук перекупался.
Лёшка поднялся и вновь оглядел комнатку, предполагая заметить что-нибудь необычное. Потом сам себе усмехнулся и покрутил у виска. Не бывает никакого “потустороннего” в этой жизни. Тут сложность в чём-то другом. В чём? Лёшка не понимал, почему вдруг всё изменилось вокруг с тех пор, как объявился со своим чёрным вагоном Игорь. Может, дело в Игоре? А что Игорь… Они не были друзьями раньше, не стали ими и теперь. В чём же тогда дело, в чём?.. Странно. Грустно оттого, что один, но и уходить от этого одиночества тоже не хочется. Надо идти, узнать, где Игорь, однако будто какая-то сила не отпускает. И здесь не сидится.
Лёшка посмотрел на мост, видный через дверной проём. На поручне сидела большая печальная птица. Может, Игорь опоздал и стоит сейчас у лестницы? Лёшка поцарапал ногтем фанерную плоскость сидения и шагнул к двери.
ГРАЖДАНЕ! ПРОВЕРЯЙТЕ ПРАВИЛЬНОСТЬ ОФОРМЛЕНИЯ БИЛЕТОВ!
Нет. Быть здесь бессмысленно. Нужно уходить. Лёшка вышел наружу и зашагал к деревне. И как только невидимая граница полустанка осталась позади, исчезли неприятные сомнения, даже легче сделалось. Сойдя с насыпи на тропку, Лёшка пошёл быстрее. Он примерно знал, где живёт Игорь. Не мог же Игорь обидеться из-за опоздания.
* * *
Дом Игоря Лёшка отыскал без сложностей. Дом был старый, осевший, с узкими несветлыми окнами и покатой крышей из замшелого камыша. Можно сказать, что одна эта крыша и виднелась со стороны улицы в густой зелени сада.
Лёшка затворил за собою калитку и, оглядываясь, направился к крыльцу. Никого не было видно, и он нерешительно затоптался у двери, опять огляделся. И, лишь собравшись стучать, заметил старушку, стоявшую в тени орехового дерева. Старушка — должно быть, бабушка Игоря — спросила тихо и, кажется, немного испуганно:
— Мальчик! Ты куда?
Лёшка сбивчиво поздоровался.
— А Игорь… Он тут живёт? Вы его бабушка?
Старушка рассеянно кивнула. Она не двигалась с места и смотрела куда-то в сторону. Лёшка тоже посмотрел, решив, что она увидела там Игоря. Но нет…
— А где сейчас Игорь? — сбил молчание Лёшка.
Ему показалось, будто его или не слышат, или не понимают. Однако старушка пожевала губами, вздохнула и ответила:
— Он уехал. Вчера ещё. В город уехал. — Она взглянула на оторопевшего Лёшку. — За ним родительница приезжала… А тебя Лёшей зовут, да?
— Да, — не придя ещё в себя, кивнул Лёшка.
Старушка тоже закивала.
— Игорёк говорил, что ты придёшь.
Лёшка стоял и пытался соображать, и ожидал, что ему скажут ещё. Но старушка только посматривала на него с непонятным и скрытым беспокойством.
Он переступил, собираясь уходить. Но… Но почему эта бабулька говорит, будто Игорь уехал вчера? Если ночью он был на полустанке. Сегодня…
— А он больше ничего не передавал? — с надеждой спросил Лёшка.
Старушка задумчиво покачала головой.
— А он ещё приедет?
— Приедет, приедет. Попозже приедет.
— Ну… до свидания… — сказал Лёшка. И зашагал к калитке.
И медленно пошёл по улице. Некоторое время, пока не добрался до остановки, мыслей словно не было. “Уехал, вчера ещё… в город уехал…” Лёшка передёрнул плечами. Почему ни о чём толком не расспросил, ничего не узнал?.. Он остановился и посмотрел назад. Возвращаться не хотелось. Не хотелось опять начинать разговор с бабушкой Игоря. Но, ёлки-палки, зачем она соврала? Допустим, Игоря действительно забрала в город мама, и не вчера, конечно, а сегодня. Что же тут такого? Врать-то к чему? Может, Игорю угрожает какая-то опасность? Чёрный вагон… Лёшка вновь оглянулся. В чём же всё-таки дело? Эх, если бы найти сейчас Игоря…
Лёшка сунул руки в карманы и бездумно обошёл железный павильончик автобусной остановки, облепленный всяческими суетными объявлениями. Прислонился к стенке. Воспоминания о последних событиях, об Игоре, полустанке ползли бесцельно и уныло. К остановке стекались люди. Собирались под навесом, рассказывали друг дружке то, что они называли новостями, грызли семечки, курили сигареты, жевали жвачки, клали на лавку большие сумки, пакеты и корзины, посмеивались, ещё и ещё говорили… Лёшка смотрел на людей отчуждённо. Они прятались от солнца. Хотя совсем не жарко и дует ветер. Может, они прячутся от ветра? Может, Игорь заболел? Каким-то странным он был в эти дни.
Люди проходили мимо и подходили затем почти вплотную, читая объявления и пытаясь смотреть сквозь Лёшку, будто желая увидеть то, что написано на скучных шершавых бумажках за его спиной. А Лёшка смотрел сквозь этих людей и не двигался с места. И люди шли читать другие объявления.
Наконец показался автобус. Жёлтый, дребезжащий, неповоротливый. Неуклюже развернулся, завывая мотором. Зашипел, стал. С лязгом распахнулись двери. Лёшка подумал — а бывают ли чёрные автобусы? Он недвижимо смотрел, как из душного салона вываливаются мятые пассажиры с блеклыми бесцветными лицами, и как сварливо торопятся занять их места те, кто собрался в город. Лёшку вдруг охватило тоскливое беспокойство. Оттолкнувшись от собственной тени, он принялся вглядываться в фигуры людей, боясь не заметить Игоря, если тот вдруг окажется здесь. При этом Лёшка понимал, что такие поиски напрасны. Не будет никаких “вдруг”. Однако тревожность почему-то не покидала его. Но нет, чёрный автобус был бы не таким…
Лёшка вздохнул и расслабленно вновь откинулся на стенку павильона. Остановка опустела. Он остался один. Люди сидели и стояли в автобусе, ожидая отправления. Одни молчали, другие говорили, третьи вертели головами, словно даже оттуда пытались прочитать то, что написано в объявлениях. В кабину вернулся шофёр. Лёшка стал смотреть на двери, гадая, в какой момент они закроются. Но шофёр не спешил. Лёшке показалось, что он глянул на него с непонятным намёком или ожиданием. Это очень не понравилось Лёшке…
А если отправиться в город? Прямо сейчас? Правда, отыскать Игоря там будет гораздо труднее. Но Лёшка хотел найти во что бы то ни стало. Хотел убедиться в том, что не уехал Игорь в чёрном вагоне. Что он просто дома, и время тут ни при чём. Что всё объясняется легко и совсем обыденно, и нет никаких зазеркальных тайн… Лёшка метнулся к автобусу. Двери тяжело лязгнули за его спиной, словно с облегчением, и на миг Лёшке показалось, будто мир вокруг меркнет и делается чёрным. Но это быстро ушло с мимолётным головокружением. Просто он устал и изнервничался за эти два дня.
…Он вышел на окраине села, у железнодорожной станции, потому что ехать в город счёл ещё более бессмысленным. Автобус, стреляя выхлопами, подполз к закрывшемуся минуту назад переезду, остановился. Сипло дребезжал электрический звонок… Вскоре по путям со свистом и скрежетом промчался одинокий локомотив. Красные полосы на его бортах напомнили Лёшке карету “скорой помощи”.
Это была другая станция, новая. Тот поезд незаметно проскальзывает мимо, здесь его никто не ждёт.
Лёшка проводил долгим взглядом пропыливший по дороге автомобиль, затем медленно пошёл вдоль платформы. Она была такая же, как на старом полустанке. Только длиннее. Но там тот поезд останавливается. А здесь…
Развернувшись, Лёшка зашагал обратно. На полустанке, размышлял он, смыкается время. Время. Если повернёшься назад — это будет уже вперёд. Вперёд — в прошлое? Или вперёд — в будущее? Как отражения в двух зеркалах, как отражение отражения — с первого взгляда не разберёшь, где справа, а где слева… Время на полустанке остановилось. И поэтому Игорь, постояв с Лёшкой под дождём ночи, возвратился назад. Обернулся. “Я хочу обернуться”, сказал он тогда. И ему не нужно было ждать полуночи для себя, он ожидал для Лёшки.
Зачем?..
Да нет, чепуха всё это. Хотя получается складно… Лёшка вздохнул и огляделся. Зачем приехал сюда, что тут делать? Впрочем, Лёшка не очень беспокоился из-за этого. Просто чувствовал, как уходит время. Он ждал чего-то здесь, потому что ждать на затерянном полустанке было не то, чтобы страшно… А будто на старинном закрытом кладбище одному.
Из-за трансформаторной будки вышел небритый мужчина в оранжевой безрукавке — железнодорожный работник. Когда он приблизился, Лёшка неожиданно для самого себя спросил:
— Не скажете, по старой ветке поезда ещё ходят?
Мужчина остановился. Он был пожилой и, видимо, добродушный.
— По какой ветке?
— Там, где о-пэ девятьсот шестьдесят третий каэм, — уточнил Лёшка. — Ну, Марьино.
— А-а… — железнодорожник кивнул и чему-то улыбнулся. — А зачем тебе?
— Там же целая станция, считай… А её, говорят, уже совсем забросили, — нашёлся Лёшка.
Железнодорожник снова кивнул, но сказал неуверенно:
— Да вродь ходят… Разгружаются вродь, я не знаю…
— А прошлой ночью был?
Наверное, Лёшка задал этот вопрос слишком небезразлично. А если это не просто станционный работник? Если он знает про тот поезд? Лёшка быстро посмотрел ему в глаза. Да нет, не может быть. Нет, нет…
Мужчина в оранжевой безрукавке, удивлённо глянув на Лёшку, пожал плечами:
— Ты поспрашивай у диспетчерши, раз тебя это так интересует, — посоветовал он и зашагал по своим делам.
Лёшка хотел сказать ему спасибо, но почему-то промолчал.
Он подошёл к маленькому станционному зданию и неуверенно заглянул в сумрак служебного хода. Диспетчерская, судя по табличке на двери, была самым первым помещением слева. Оттуда доносились голоса… Лёшка прислонился к стенке. Ну и что, войти и спросить напрямик, не проходил ли между полуночью и полуднем поезд с чёрным вагоном? Покрутят у виска и выставят вон. А если и был поезд, то как узнать — с чёрным вагоном или с обыкновенными? Другие-то на это не обращают внимания. Они не ждут и не ищут.
Лёшка почувствовал нарастающее отчаяние. Ему хотелось предостеречь — если твой поезд отправляется в полночь, будь осторожен! — но предостерегать было некого. Или бессмысленно. Лёшка не понимал, почему поверил в рассказанное Игорем и почему это так захватило его. А если бы не Игорь? Может быть, Лёшка забыл бы через минуту о чёрном вагоне. Или дело всё же не в Игоре… Вообще, не понять, в чём тут дело. Лёшка словно попал в чью-то невообразимо сложную игру и играл теперь против своей воли — он не хотел играть и убеждал себя, что ничего нет, но чувствовал, что игра продолжается. И обмануть её нельзя так же, как нельзя обмануть самого себя. Чёрный вагон одновременно отвращал и притягивал Лёшку. Привлекал одну его сторону и отталкивал противоположную.
Дверь диспетчерской распахнулась, перемешав Лёшкины мысли, и в коридор вышла женщина в синей форме, в фуражке с красным верхом. В руке она держала жёлтый флажок. Лёшка посторонился, диспетчерша встала на крыльце. У неё было озабоченное и скучное лицо; Лёшка сразу заметил это и понял, что говорить с ней будет трудно. Когда вдали на путях показался зелёный тягач-локомотив, он подумал, что больше медлить нельзя и, шагнув к диспетчерше, ожидающе поздоровался.
— Что ты хотел? — не глянув на него, спросила та.
— Не скажете, по старой ветке, где о-пэ девятьсот шестьдесят третий, Марьино, проходил сегодня утром какой-нибудь поезд? Или ночью… — Лёшка заранее подготовил этот длинный вопрос, чтобы не запутаться.
Запуталась, однако, диспетчер. Она переспросила, затем ответила рассеянно:
— Я не знаю…
Жёлтый флажок качнулся навстречу приближающемуся составу, тяжёлый шум до краёв наполнил пространство.
— Я не знаю, — повторила диспетчер, — я на другой смене…
Её слова растворились в пароходном гудке тепловоза.
Земля дрожала под тысячетонным весом вагонов. Вздрагивали станционные сооружения, тонко дребезжали стёкла. Что-то перемещалось внутри у самого Лёшки. Локомотив прогудел ещё раз, но уже тише, дальше. Лёшка смотрел на гружёные платформы, цистерны, рефрижераторы — он не считал их, они просто массивно шли перед его глазами нескончаемой чередой, как скучные будни этого мира… Потом всё затихло. Лёшка обернулся, но диспетчера уже не было. Зато у окна, прикрытого изнутри занавеской, стояла Витка. У Лёшки она числилась персоной нон грата из-за длинного и острого (но отнюдь не остроумного) языка; ничего интересного и полезного от неё ждать не стоило, а потому Лёшка принял вид человека, с утра озабоченного делами, о коих иным знать не следует, что и оправдывает его рассеянность. Он сделал несколько шагов в противоположную сторону, однако его окликнули. Настойчиво. Трижды.
— Ну, Лёха!!!
Он остановился, посмотрел небрежно через плечо.
— Ты что, тоже чёрный вагон встречаешь?
Он застыл.
Он развернулся и пошёл назад, не поднимая глаз, и только подойдя к Витке почти вплотную, взглянул не неё.
— Какой… вагон?..
Витка заулыбалась и придирчиво осмотрела его с головы до ног.
— Ан-нет, не похоже, — разочаровалась она. — А чего ты тут торчишь? Все думают, что ты в город укатил, раз целыми днями не появляешься.
Лёшка всё-таки усмехнулся пренебрежительно и сказал:
— Мало ли… Позавчера только на Меловку ходили. — Он глянул на Витку скептически, но всё же спросил: — Игоря видела?
Витка прыснула и сочувственно закивала головой с бантиком.
— Ещё один чокнутый. Бедный Лёха…
— Могу стукнуть, — уведомил Лёшка, опасаясь, однако, что сердцебиение выдаст его.
Витка спросила с усмешечкой:
— Твой Игорь знаешь, где? — Она посматривала Лёшку с любопытством. — О, а угадай! Ну?
— Гну… Чего пристала? Говори уж. И откуда знаешь про чёрный…
Витка захохотала на всю станцию.
— Псих! — обрадовалась она и на всякий случай отошла на пару метров. — Псих, я так и знала.
Лёшка стал надвигаться на неё грозовой тучей. В другое время он пошёл бы своей дорогой, но теперь… Витка это чувствовала и потому разыгрывала сцену. Однако вдруг лицо её сделалось серьёзным. Она перестала кривляться и пятиться и спросила:
— А ты откуда знаешь? Игорь рассказал?
Отпираться было глупо. Лёшка кивнул.
— Сказал, что должен уехать в чёрном вагоне? С Марьина?
Лёшка кивал, сбитый с толку, удивлённый, разочарованный. То, что он считал большой настоящей тайной, оказалось выболтанным попугаю.
— Ну так вот, — сказала Витка, испытующе глядя на Лёшку, — не на поезде с чёрным вагоном уехал твой Игорь, а на белой машине с красными крестами.
Лёшка вздрогнул. А может, это ему лишь почудилось, но всё кувыркнулось, перемешалось в его чувствах и мыслях. Чёрный вагон, красные кресты, чьи-то полузнакомые слова из неверных сновидений.
Всё-таки он уехал… Уехал.
Витка продолжала тараторить. Лёшка слушал её речь, но не осмысливал; он невидяще смотрел на её лицо. Всё стало ясно. Почему же он сам не догадался, что… Что? Что всё, оказывается, очень просто. Но от этого совсем не легче. Значит, Игорь…
— Про него разное болтают, — рассказывала Витка; вроде бы в голосе у неё проскальзывала ирония, но глаза не смеялись. — Говорят, что он раньше жил где-то на юге, когда там война началась, и его родители погибли в поезде, под обстрелом… Другие совсем другое говорят. Мол, у него брат-близнец был. И вот, однажды они пошли на железную дорогу, не знаю, что они там делали, но его брат погиб, а Игорь это видел. Под поездом погиб. Понял? Ты слушаешь или нет?
— Слушаю, — бледно сказал Лёшка. Спросил: — А ты откуда знаешь?
— А про это все знают, — сказала Витка. Не она была бы, если бы не добавила: — Кроме тебя, конечно… Мне мать рассказывала, а ей — бабка Игоря. Давно ещё.
— Давно?
Витка в ответ коротко дёрнула плечами. Куцеватые рукава её платья вспорхнули, как крылья птенца.
— А почему он… — начал Лёшка, но Витка его прервала:
— Вроде та станция, около которой это случилось, тоже называлась Марьино, вот так. — Она назидательно цокнула языком. — С тех пор Игорь и заболел. Вообще-то, он ничего, почти нормальный, но когда приходит время, начинает говорить, что должен прийти тот самый поезд и всё ждёт свой чёрный вагон. А вчера у него было… как там… а, обострение, во. И как раз его тётка приезжала. А она, между прочим, на “скорой” работает. И отправился наш Игорь в больницу.
Лёшка попробовал представить, как это было, как это могло быть, — и не сумел. Ему не очень-то и хотелось такое представлять. Вспомнились разговоры с Игорем, его неулыбчивое лицо. Вот, значит, в чём дело. И никаких тайн времени. Это лишь, как говорят, результаты болезненной фантазии. Неудивительно, если пережить такое… И кто бы мог подумать? А хотя ведь думал, возникала в числе прочих и подобная мимолётная мысль… Лёшка остановил взгляд на Витке.
— Чего, не веришь? — спросила та, прищурившись. — Ну как хочешь. Только не ходи на полустанок, а то тоже будешь ловить чёрный поезд, а отправят на красно-белой машине.
— Дура, — без зла сказал Лёшка. — Откуда я знал, что он… что с ним такое…
— А ты ему поверил? — вроде бы невинно поинтересовалась Витка.
Вопрос был опасный, но ответить Лёшка не успел, потому что подошла Виткина мать и велела дочери стеречь сумки — они, оказывается, ожидали пригородный дизель-поезд. Лёшка посмотрел им вслед, но Витка не оглянулась.
— Что, равнодушна к тебе подружка твоя? — подмигнула проходившая мимо весёлая тётка с кошёлками.
— Ду… — успел прикусить язык Лёшка, вспомнив, что не с Виткой уже беседует.
Он развернулся и медленно пошёл на дорогу, ведущую к деревне. Почему же, чёрт возьми, никто не сказал и даже не намекнул ему раньше, что Игорь… Сумасшедший? Псих? Душевнобольной? Не хотелось и думать так об Игоре. Это не для него, не о нём. С взрослыми, понятно, так бывает. Выходит, не только с взрослыми. И Игорь… Ну да, особенно если тот случай на железной дороге произошёл у него на глазах… Лёшка невольно остановился, представляя подобное, и поймал себя на этом: вот, ты попросту вообразил такое дело и тормознулся, а он-то… Лёшка передёрнул плечами. Вот, оказывается, что значит чёрный вагон.
Он обернулся назад. Остановка пустовала, и раз так, то автобуса лучше не ждать, ближайший рейс не скоро. Ну да, он ведь только отправился в город. Он, говорят, сейчас один, а значит, и водитель один, тот самый, чей взгляд очень не понравился Лёшке… Лёшка нахмурился — ему вспомнился другой взгляд, взгляд бабушки Игоря. Но теперь ясно, почему она сказала неправду. Будто Игоря забрали ещё до их с Лёшкой встречи на полустанке, то есть, вечером, а не ночью. Это логично: ведь если ночью, значит, произошло что-то неожиданное, тревожное. А вечером? — да просто приезжала тётка Игоря (матери, выходит, нет…) и решила увезти его домой, мало ли, зачем… Лёшка вздохнул. Хорошо хоть то, что многое объяснилось, правда, совсем не по-хорошему… Но в любом случае надо будет разузнать всё поподробнее. Может, Игорю можно чем-то помочь. Лёшка, правда, не представлял, чем и как именно. Ничего, тётушка Игоря медик, коль работает на “скорой”, она знает, что нужно… Стоп. Лёшка будто упёрся в стенку. Остановился. Витка говорила, что вчера у Игоря было обострение. Вчера. Так-так… Вообще, из этого следует главное: Виткиным словам доверять нельзя. Но всё же. Если обострение — это неожиданно. Это первое, теперь второе: при всём желании машина “скорой помощи” домчится сюда, в глухомань деревенскую, совсем не скоро — поди вызови ещё, тут-то, небось, лишь десяток телефонов на всю округу. Третье. До города раза в три дальше, чем до райцентра, а тётка Игоря работает в городе. При таком раскладе — зачем было бы присылать “скорую” из города? Конечно, это можно кое-как объяснить: допустим, тётка Игоря, если была её смена, могла поехать к племяннику — может, она и собиралась так поступить, тревожась о нём. Значит, у неё не было уверенности в том, что с ним всё будет в порядке? И при этом оставить его без присмотра, у старенькой, пусть и очень любящей бабушки? Неувязочка получается. Эта история ещё не кончилась… Лёшке сделалось неспокойно, он с подозрительностью огляделся по сторонам. Пустынная полевая дорога, скользящие тени облаков. Темнеющий лес вдали. Лёшка представил ночной полустанок. И вдруг ему вновь вспомнились обрывки сумрачного сна, который поначалу забылся. Может, в этом сне — подсказка? Разгадка? Если правда, конечно, что сны бывают вещими…
Лёшка постарался вспомнить всё, но не сумел. Какой-то неприятный знак был там, но какой? Чьё-то имя… Или это Игорь рассказывал. “Станция закрыта… светофор погас…”
Надо побывать на полустанке. Может, придёт в голову разгадка. “Или чёрный вагон”, подумал Лёшка и улыбнулся. Этот образ уже не казался ему мрачным. Но сначала нужно поговорить с бабушкой Игоря. Путаясь в разрозненных мыслях и предчувствиях, Лёшка зашагал быстрее. За бугром уже показалась деревенская окраина. Дом с подслеповатыми оконцами и соломенной крышей стоит через улицу.
…В доме никого не было. Это не удивило Лёшку, а навело на мысль, что, вероятно, так и должно быть. Подтолкнуло разгадку тайны чёрного вагона чуть-чуть ближе к цели. К ночному полустанку. Ещё один шаг…
Лёшка медленно обошёл дом и на всякий случай долго стучал в двери, и пустота дома отдавалась эхом… Крыша будто ещё больше позеленела ото мха и осела, ставни на окнах оказались закрытыми. Лёшка нагнулся, чтобы заглянуть в замочную скважину, и замер. На косяке была выведена чёрным та самая буква.
* * *
Молнии сверкали часто и почти беззвучно. Всё поглощал ровный сплошной шум дождя. Лёшка думал, что будет жутковато, но страх не трогал его. Прошлой ночью они шли вдвоём с Игорем, а теперь он один. А Игорь? Может, его вообще не было. Может, он ждёт сейчас на полустанке. Кого — поезд или Лёшку?
Но если его не было, то кто приходил на полустанок? Кто, раз он действительно уехал в город вчера вечером?
А дождь здесь был таким же, как в прошлую ночь. Сумеречная водная пелена спереди и сзади, как зеркальное взаимное отражение. Лёшка шёл по шпалам. До двенадцати ещё было время.
Есть ли вообще Время?
Наконец дождливая полумгла расступилась, и Лёшка различил впереди решётчатые фермы моста. Платформа блестела мокрыми плитами, как ночное мутное зеркало. По-прежнему была открыта дверь в комнату кассы, туда уже налилось полно воды, тихо, уныло… Лёшка зашёл под мост и вынул фонарик. Фонарик не светил, это было особым предзнаменованием. Лёшка решил, что зайдёт в кассу после двенадцати. А может, не зайдёт.
Ёжась и кутаясь в куртку-непромокашку, Лёшка ходил под мостом и поминутно поглядывал на часы. Здесь не капало, он откинул капюшон. Никто больше не встречал поезд с чёрным вагоном. Никого не было вокруг. Да и быть не могло.
Лёшка подумал, что у него нет билета, но это не важно. Это не имеет значения абсолютно. Он начал вспоминать свой сон и подошёл к семафору. Красно-белые полосатые стрелки семафора действительно были сложены наподобие буквы “У”. Это, наверное, что-то обозначает у железнодорожников. А если… А если это знак специально для чёрного вагона? Конечно! Можно было сразу догадаться! Лёшка бросился к средней стойки моста, где приметил мимоходом длинную палку. Он изменит фигуру семафора — и чёрный вагон остановится на полустанке, а тогда времени для того, чтобы во всём разобраться, будет достаточно.
Лёшка бегом вернулся к семафору и с размаху ударил палкой по эмалевой стрелке. И стрелка дрогнула. Скользнула на оси вниз. Теперь это была та же самая буква, только “кверху ногами”, но Лёшка не успел обратить на это внимание, потому что сквозь шорох ливня звенел электрический звонок. Лёшка уронил палку и споткнулся сам, озираясь и не зная, что делать. Звонок продолжал дребезжать…
Но почти сразу он как-то очень отчётливо и совершенно спокойно осознал: ничего делать не нужно. Потому что дождь и ночной сумрак на рельсах впереди были зеркальным отражением того, что за спиной. Послышался тихий гудок. Старые мёртвые механизмы, провода, лампы между путями ожили и к чему-то приготовились. Лёшка понял, к чему.
Поезд не останавливался. Поезд шёл очень тихо, едва различалось в дождливом шелесте постукивание его колёс. Очень медленно, казалось, он стоит на месте, но на самом деле скользит по рельсам сразу с двух сторон. Или в обе стороны… И не понять, какого цвета его вагоны. И сколько их — не разглядеть — может, один, а может, бесконечность. Нет в этом поезде ничего страшного или угрюмого. Просто поезд под дождём. Ночью, на пустынном полустанке.
Зная, что ему некуда спешить, Лёшка направился к подплывающему тамбуру.