"Боже, что со мной происходит? - отчаянно думал он, сидя взаперти в своей комнате. - Кажется, я готов совершить самый страшный грех, который только существует на свете. Уж лучше я бы сам умер вместо Ольги, чем снести подобное святотатство. Но может быть, я ошибаюсь? Может быть, это просто блажь холостяка? Еще ноги не остыли у жены, а я готов кинуться в постель к любой, первой попавшейся. То ли к заурядной шлюхе, то ли - какой ужас! - к собственной дочери, которая, наверно, начиталась бог знает чего. Или просто одинока. Без друзей и подружек... Что она там свистела про какого-то Аркашку? Кому она здесь просто так нужна? Ни денег, ни связей... Матери уже нет, а отец... Ну, кто я такой, в конце концов?.. Закомплексованный неудачник..."
Он без конца ходил из угла в угол, безумно меряя шаги. Потом, обессиленный, бросился на кровать - и перед ним развернулись самые невероятные картины. То Владимир увидел себя с петлей на шее, стоящим на неровной табуретке. То - маленькую Анну, лезшую на край карниза. То Павла, стегающего его охотничьим ремнем. То Маргариту, что ласкала себя каким-то каменным обрубком. Потом все эти картинки необыкновенно спутались - все действующие персонажи, голые и обезумевшие, стали плясать, взявшись за руки, какой-то быстрый языческий танец, касаясь самых интимных мест друг друга. Стоял дикий хохот и гвалт - это орда незнакомых партнеров и партнерш, напоминавшая кентавров, примыкала к ним, набрасываясь сверху и сзади и совершая резкие ритуальные движения. Били невидимые тамтамы, и сотни чавкающих звуков вторили этому действу.
Владимир оказался в центре круга, и невидимые наложницы стали рьяно обнимать его, гладя руки и ноги, целуя плечи, голову. Вмиг с него сорвали остатки одежды и повалили наземь. Ласки, вначале нежные и приятные, перешли в более грубые, и он ощутил раздражающую боль в низу живота. Бестелесые девы превратились в зубастых собак, впивавшихся в его кожу. Они стали рвать ее на части, и Владимир увидел свои собственные отгрызанные пальцы, прыгающие по полу, часть руки, побывавшую в пасти крокодила, и ноги, распиленные бензопилой.
Собаки, ведьмы, вурдалаки топали ногами, лапами и щелкали костьми в такт удивительной древней музыки - у-у-у-у! Их вихреобразные движения вокруг его обезображенной плоти становились все быстрее и быстрее. Владимир почувствовал, что задыхается, и опять петля появилась на его шее. Старухи жирно намыливали его шею, смеясь и подбадривая. Но вдруг все изменилось. Что-то их испугало, и, явно разочарованные, они стали исчезать, одна за другой, словно мыльные шарики из детской игры.
Владимиру явилась женщина, одетая в белоснежную греческую тунику с прозрачной вуалью, едва прикрывавшей необыкновенное лицо. Она была проста и величава, и нечисть не имела никакого права находиться вблизи нее. Какое-то странное излучение исходило от женщины, и Владимиру показалось, что она хорошо ему знакома. Но это было невероятно, непостижимо! Правда, если хорошенько вглядеться, то это могла бы быть... Могла бы быть... Нет, нет, что за глупые шутки! Ведь это совершенно живая женщина!
Она мило улыбнулась и в упор посмотрела на Владимира. Тот вздрогнул и зашевелился. Теперь сомнений не было - перед ним находилась его жена Ольга...
- Это... ты? - затаив дыхание, нерешительно выдавил Владимир.
Женщина продолжала улыбаться, и взгляд ее добрых глаз стал медленно проникать в него. Владимир почувствовал неловкость от того, что он наг и пришпилен к полу, будто коллекционная бабочка в гербарии.
Ольга заговорила, но губы ее почти не двигались. Слова проникали в подкорку сознания Владимира, словно острая игла в полотно. И от этого проникновения ему становилось тепло и жутко.
- Я пришла тебе помочь...
- Но ведь тебя нет?..
- Это не важно. Главное, чтобы ты согласился.
- Согласился на что?
- Принять мою помощь.
- Зачем?
- Потому что я вижу, как ты страдаешь.
- Неужели ты мне поможешь?
- Да...
- Ты что, научилась колдовать и заговаривать?
- Да...
- Но ведь ты всегда смеялась над всем этим и ничему подобному никогда не верила?
- Это было в другой жизни.
- Как ты мне поможешь?
- Ты потом все поймешь.
- Но я хочу знать, опасно ли это?
- Не бойся, это не страшно.
- Я... я должен подумать.
- Нет, говори сейчас - и я исчезну.
- Почему я должен тебе верить?
- Потому что я - твоя жена.
- Докажи!..
- В день нашей свадьбы у тебя был коричневый костюм и темно-синий галстук... Твой свидетель все время шепелявил... В Иркутске мы две недели ждали самолета, что не прилетал из-за пурги... Наша дочка родилась очень хрупкой, и ты привез мне целую корзинку яблок в палату, потому что...
- Так значит, это все-таки ты, Ольга? - Владимир привстал с кровати с выражением неподдельного ужаса на лице.
- Я доказала тебе...
- Послушай, я... Я все понял. Я готов раскаяться... Но есть нечто, оно выше меня... Сильнее запрета и рассудка. Я никак не могу с собой справиться. Это началось так внезапно, что...
- Я все знаю. Ничего не бойся. Ничего нет запретного, если любишь...
- Ты осуждаешь меня?
- Не суди, да не судим будешь.
- Да, конечно... Но ты... ты-то меня простишь?
- Прощу... И ты прости... Помни меня, и я помогу тебе... Помни и жди... - слабо повторила она и превратилась в тень, что быстро отходила к окну, потом приподнялась и выпорхнула в воздух, оставив после себя неуловимый запах травы.
Внезапно кровать, на которой находился Владимир, странно зашевелилась и приподнялась на какую-то высоту. Потом, повинуясь внезапному порыву ветра, она заходила ходуном и закружилась. Ужас сковал Владимира, и, не в силах объяснить происходящее, он впал в оцепенение, на миг потеряв сознание.
Вскоре он начал приходить в себя от легких прикосновений чьих-то нежных пальцев, что быстро и мягко гладили его тело. Ему стало приятно, и, разнеженный, он распрямил отекшие руки, разводя в сторону локти. Но перед глазами было темно, лишь смутные очертания какой-то фигурки проявлялись, как негатив на пленке. Неожиданно он почувствовал нежное касание губ, которые волной перекатились по его губам и щеке. Это было внезапное наваждение, но он так и не смог полностью открыть глаза, будто нечто тяжелое навалилось на веки, пытаясь отвлечь и отвести его в сторону. Но явь упрямо наставивала на пробуждении. Фигурка нежно гладила его ноги, и от этих таинственных попаданий он ощущал сладкую негу.
Волосы ласкали его лицо, словно потоки ветра и струи дождя, и он тянулся к этим потокам, завороженный и зачарованный...
Через миг он открыл глаза и, все еще задыхаясь, огляделся по сторонам. Кровать была измята, подушка валялась на полу, простыни взбиты.
Владимир неприятно поморщился и, грубо чертыхнувшись, неспеша встал с кровати. Ноги были как ватные, и его шатало, словно после ночной попойки. Он глянул на часы - было около шести, и до рассвета оставалось недолго.
"Что за странная блажь! - подумал он, пытаясь дать какую-то реальную оценку происшедшему. - Мне все время что-то кажется..."
Позевывая и дрожа от утренней прохлады, он запахнулся в домашний халат и прошел по коридору в сторону Аниной комнаты. Там было тихо, и только большие настенные часы отсчитывали упрямое время. Владимир приоткрыл дверь и увидел свою дочь. Она спала сладко, крепко обняв подушку. Какая-то книжка лежала на ее зеркальном столике.
Владимир сглотнул слюну, сжал губы и, смутившись, плотно закрыл двери.
- Нужно принять холодный душ, чтобы в голову не лезла всякая ерунда, - проговорил он тихо, для себя, так, чтобы слышал только он сам, невесть за что себя осуждающий.
Скинув халат, он включил холодный кран до отказа и слегка - горячий. Вода тут же ринулась исполнять его волю. Он блаженно подставил голову под живительные, отрезвляющие струи. Потом, мотнув головой, глянул вниз и остолбенел.
По его ногам и животу тонкой длинной лентой протянулась полоска алой крови...
(Продолжение следует)