ЗАМУРОВАННЫЙ ГАРДЕМАРИН
глава третья
"Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить,
У ней особенная стать:
В Россию можно только верить".
Фёдор Тютчев.
I
Офицеров, профессоров, гардемарин, кадет, включая «салажат»- новобранцев шестой роты - по возвращению с Марсова поля домой, ждал корпусной банкет в обществе огромного жареного гусака. Традиционный гусь, знаменитый уже тем, что когда-то спас империю Древнего Рима от поражения. С тех пор он, верно, служил при всех царских
во дворах наградой за верность и стойкость воинской службе. Он был прапрадедом того Великого московского гусака, которого однажды прислала на обед своим верным гардемаринам Екатерина Великая ещё "во времена Очакова и покоренья Крыма".
На торжественное поедание имперского гуся приглашались многочисленные гости: ветераны флота - бывшие бескозырные птенчики, взлетевшие орлами.
На протяжении вековой истории, Морской шляхетский корпус – по совместительству - служил "родильным домом" гениальных учёных, знаменитых художников, артистов, государственных деятелей.
Элита царской России тем или иным боком, всегда была связана с этим уникальным учебным заведением, дающим своим курсантам отличное воспитание: "два в одном". За шесть лет обучения мальчики получали среднее и высшее, равное университетскому, классическое образование. Они свободно - без акцента - говорили на английском, немецком, французском; были великолепными знатоками русской и мировой литературы; активно посещали театры, музеи, выставки; прекрасно танцевали; занимались зимним и летним спортом. Главное, что в них накрепко закладывалась любовь к Отечеству, вера в Православие и воинственное непринятие лжи, трусости, предательства кадетского братства, отступлений от присяги, от намеченных целей. Императоры России не жалели денег на воспитание кадетской молодёжи. С этой целью по всей стране строились великолепные учебные здания, похожие на дворцы. Педагоги и воспитанники просеивались через строгие вступительные экзамены. Служить, работать, учиться, жить в стенах кадетских корпусов, было делом чести.
Как правило, кадеты набирались из многодетных "служивых дворян". Преподавателей, офицеров, обслуживающего персонала всегда было столько, сколько
требовалось. Кормили сытно, а одевали красиво, добротно, тепло. Командование руководствовалось древним эллинским принципом педагогики: "всего в меру, ничего - чересчур". И хотя между военными учебными заведениями не было существенного различия в принципах образования и воспитания служивой молодёжи, морская специфика накладывала определённый отпечаток на философское мировоззрение гардемаринов: измена морскому братству каралась смертью. И хотя в реальной жизни смертельный приговор не свершался никогда, каждый кадет, однако, помнил и знал великую тайну "замурованного кадета".
II
В столовом зале Корпуса, ещё во время польского восстания против России, собрался офицерский трибунал: в училище обнаружили нарушение - польскую политическую крамолу - отделение Польши от России. Члены трибунала заговорили о предательстве кадетами политических интересов страны и о нарушении императорской присяги. Трибунал обсуждал меру наказания предателям. Им угрожало изгнание из Корпуса с лишением права занимать когда-либо офицерские должности. Кадеты, даже те, кто не
разделял взгляды крамолы, согласно нравственным законам кадетского братства, решили, однако, товарищей не выдавать, а трибунал уничтожить, обрушив потолок на головы его членов.
Первая рота гардемаринов в полном составе тайно пробралась на чердак и заминировала якорные цепи, на которых висел потолок зала. В составе роты учился сын начальника училища адмирала Фондезина.
В реальности такого адмирала и его сына никогда не было. Но это неважно для легенды: сын предупредил отца. Отец отдал приказ об аресте заговорщиков. Взрыв не состоялся, но гардемарин Фондезин бесследно пропал на следующий день. Его искали повсюду, но нигде не нашли.
Через половину века, ремонтируя Компасный зал, в замурованной нише внутренней стены строители обнаружили - вместе с винтовкой - стоящий, как на посту, скелет гардемарина, на котором висели остатки истлевшей кадетской униформы формы. На черепе чудом держалась бескозырка с ленточкой.
Легенда эта полушепотом передавалась из уст в уста первогодкам двенадцати лет, по ночам, при одинокой мерцающей свече, в полутёмной кадетской спальне.
Мораль этой страшилки никому не объясняли, но идея, само собой,
врезалась в подсознание юношей на всю оставшуюся жизнь: "Измена братству и Отечеству наказуема и не имеет оправдания".
Парадный обед происходил, естественно, в знаменитом Актовом зале училища.
Стены огромного помпезного помещения украшала ручная лепка. Экспозиция украшений, выполненная с большим мастерством, была эстетически уравновешена. Всё гармонично: оскаленные пасти львов сочетались с фрагментами герба Корпуса; между отечественными и трофейными корабельными вымпелами, знамёнами, штандартами, флагами, виднелись образцы личного оружия моряков.
Знаменитый коронный зал служил центром всех ключевых событий училища: каждый день здесь четыре раза в день кадеты собиралась для приема пищи; здесь проводились разводы караула; строевые занятия; принималась присяга на верность Царю, Православию и Отечеству. Устраивались Храмовые праздники, торжественные обеды; производился выход гардемаринов в офицеры; регулярно выступали знаменитые оперные певцы, артисты балета, цирка, драматических театров. Но первое место в памяти всех воспитанников Корпуса занимали подробности незабываемых праздничных балов. Возникала первая любовь; в этом зале мечталось о семейном счастье; здесь дружба в одно мгновение переходила в смертельную вражду; здесь кипели, взрывались необузданные страсти; взлетали к Богу молитвы о спасении влюблённых душ; на блестящем паркете - под звуки вальса - разрушались юные мечты о верности любви, разбивались сердца под ударами ревнивых домыслов; призывались в союзники демоны, дьяволы и черти.
Однако бальный танец никогда не скатывался к роли обывательской танцульки. Корпусной бал был продуманным актом этического, эстетического, нравственного воспитания элиты страны - будущих отцов и многодетных матерей.
Балы проводились шумно, весело, артистично. Давался поучительный урок рыцарского, благородного отношения к женщине. Прямо или косвенно, каждому воспитаннику вкладывалась главная идея цивилизации: "Человек - не скотина. Он - подобие, частица Бога!"
Гардемарины, завоевавшие первые места в бальных конкурсах, награждались голубым именным бантом. Бант победителя автоматически прибавлял двенадцать дополнительных баллов к аттестату успеваемости. Кроме того, "Мистер Элегант" получал дополнительные отпуска в город и не назначался на хозяйственные работы.
Не забывали и девушек. Гардемарин имел право на публичной поцелуй от "Мисс", которая участвовала с ним в бальном конкурсе. Естественно, победитель дарил партнёрше букет шикарных роз и преподносил, как обычно, маленькие золотые серьги или изумрудный кулончик.
Дарить девушкам "дешёвку" - означило терять уважение всего кадетского братства.
До конца жизни кадеты общались друг к другу на "ты". Смена "ты" на "вы" - означала получить метку отторжения от мужского братства.
В актовом зале, в окружающих помещениях происходили самые фантастические события. Говорили, что там появляется Белая Дама: бродит прозрачным видением по ночным широким коридорам с горящим огарком в руках; мерцает белесым лунным светом, пугая дежурную службу мучительными вздохами и чтением стихов на латинском языке. Кадеты верили, что Белая дама приносит им горе. Но опытные гардемарины убеждали «молодёжь», что Дама Белая вовсе не Дама, а обыкновенная Горячка Белая:
- Не пейте водку, детки, и – Дама Белая не будет пугать вас.
III
Историческое здание Морского Корпуса - почти автономный корабль, на борту которого происходило много всевозможных приключений. Кадеты, вся юная жизнь которых протекала круглосуточно в стенах училища, начинали верить всевозможным суевериям и приметам.
Примыкающий к Столовому залу широкий коридор, по сути своей, служил не только "дорогой" для строевого прохождения, но служил в качестве художественной галереей с картинами Айвазовского, Боголюбова и других знаменитостей. На длинных стенах коридоров висели великолепные полотна маринисткой живописи, картины изображений морских сражений, портреты флотоводцев.
Именно здесь стала появляться Белая Дама.
Пугливый гардемарин, стоящий на посту, однажды ночью выстрелил в мерцающую
фигуру, но попал в портрет градоначальника. С тех пор в этом месте часовые не выставлялись, а привидения перестали там появляться.
На переменках между занятиями, кадеты обожали носиться сломя голову по главному "звериному коридору". Такое имя «гардемаринский прошпект» получил потому, что на гладких синих стенах художник- анималист Клод развесил чучела морских животных, кормовые украшения старинных парусников, корабельные цепи, якоря, медные рынды, штурвалы, компасы. Особое внимание кадеты уделяли могучей, живописной фигуре мифического морского зубра, вырезанного из красного дерева.
Скульптура предназначалась для украшения носовой части парусника. Моряки всех
времён и народов издревле полагали, что именно в фигуре, устремлённой вперёд по курсу корабля, живёт его душа. Существовало поверье, что если во время шторма или при сражении, вперёд смотрящая фигура получала увечье, то с экипажем сразу же начинали происходить фатальные неприятности.
Каждый кадет, бегая по «звериному коридору», туда-сюда по несколько раз день, норовил погладить гениталии «морского зубра». Отполированные до блеска яички могучего зверя, олицетворяющего силу, смелость, мощь русского флота, по убеждению кадетского братства, подпитывали каждого звериной энергией и приносили во всём удачу.
"Звериный коридор" вёл в Компасную комнату, созданную на пересечении трёх старинных проходов. Коридор классных комнат совпадал с географическим меридианом. Это любимое кадетское место: гардемаринская кают-компания. В центре пола - картушка, выполненная из дорогих пород дерева. Картушка разделена на тридцать два румба. В середине сияет медью дата основания Корпуса - 1701 год. В нишах комнаты - на каменных плитах – размещались круглые железные печи. Вдоль стен с книжными шкафами – деревянные диваны. Возле них стояли маленькие столики. Между книжных полок виднелись консоли с бюстами древнегреческих и древнеримских философов. Зимой - на переменах - кадеты прибегали в Компасную комнату погреться возле горячих печек. В теплые дни - полистать морские лоции, заглянуть в географические атласы.
Офицеры-воспитатели Компасную комнату называли просто: "Лобное место". Здесь хвалили одних и наказывали за лень, за плохое поведение. Наказание за нарушение дисциплины было простое, но для гордых юношей унизительное: они по нескольку часов должны были стоять неподвижно по стойке смирно на румбах картушки.
Строгие воспитатели никогда не поднимали голос на воспитанников. Чем больше была провинность кадета, тем вежливее и спокойней обращался с ним учитель. Все нарушители имели точный лимит: пять серьёзных проступков, совершенных за пять лет учёбы, и кадет навсегда покидал стены корпуса.
Окончательное решение о судьбе каждого гардемарина принимал сам Император. Ни знатность рода, ни богатство, ни взятки, ни дружеские связи – не принимались во внимание. Заведомая клевета на ученика наказывалась полным разжалованием, судом и ссылкой в Сибирь без сохранения пенсионных привилегий. Поведение кадета, - в Компасной комнате определялось негласными законами: "по картушке не ходить; воздух в компасной зале не портить; книги, атласы никуда не выносить; на головы древних
философов бескозырки не надевать; между ног не чесать; в носу, в ушах, не ковырять; матерно ни думать, ни выражаться; на лобном месте стоять, молчать, на вопросы никому не отвечать".
Офицеры-наставники, все, как один, бывшие питомцы, испытавшие эти законы на своей шкуре, разумеется, эти постулаты помнили и неукоснительно их соблюдали.
В морском Корпусе формировалась особая каста офицеров императорского
флота. Пройдя правду жизни, они становились офицерами, аристократами "золотой пробы" чести и достоинства.
Кровь, смерть, грязь, жестокость, ранения, весь цинизм войны после такого воспитания не мог заслонить чистые идеалы любви и порядочности. Во имя Отечества они умели переносить тяготы стоически, без дамских истерик. Эти мальчики превращались из барских сынков в настоящих мужчин. Красивые юноши становились крепкими воинами, бесстрашными и проворными бойцами, стойкими телом и душой.
Ветераны Корпуса никогда не употребляли выражение "окончил" или "получил образование". Морской кадет предпочитал говорить о себе: "получил воспитание". Между собой на кулаках кадеты не дрались. О дедовщине не ведали. Уважение друг к другу складывалось постепенно. Замечалось всё: как ты стоишь в строю; грязные ли руки; есть ли чернота под ногтями; аккуратно ли заправленная койка, каким образом держится вилка, нож, ложка.
Парадную форму обычно заказывали у лучших портных за счёт Корпуса, но тем кадетам, которые плохо двигались в строю, не следили за персональной чистотой, парадную форму шили за деньги родителей. Исключения предоставлялись тем, чьи отцы погибли на войнах. Не случайно, пройдя чистилище корпуса, многие стали славой и опорой России.
Бывшие гардемарины - знаменитый лингвист Даль, композитор Римский-Корсаков,
художник Верещагин, писатели Станюкович, Колбасьев, Соболев, поэт и композитор русских романсов Анатолий Ленин, адмиралы Макаров, Колчак и ещё многие и многие, временно забытые герои, чьи имена обязательно вспомнит благодарная Россия. Революция искусственно разделила их на белых и красных.
Андрей Высацкий не был ни тем, ни другим. Он был русским. Понятие "русский" на рубеже прошлых веков не являлось признаком этнической принадлежности. Православный – значит русский по духу и образу, и – точка! Это была аксиома. С этим никто не спорил.
IV
На парадном обеде гардемарины выпускной роты расположились за квадратными столиками - напротив адмиральского "редута" – банкетного стола, изготовленного из корабельной отполированной сосны.
К празднику Светлого мая зала пополнилась бронзовой скульптурой Петра Великого. Он возвышался над всем этим великолепием на двухметровом постаменте.
За соседним столиком, справа от Высацкого, словно в седле скакуна, сидел на стуле русский кадет - чеченец Ахмед Шамиль. Поговаривали, что он внук самого Эмира Шамиля. За столиками четвёртой роты среди массы славянских лиц контрастно чернели два кадета мавританского происхождения. Один был высоким и тонким, а другой - коренастый крепыш. Офицеры, живущие в просторных обустроенных квартирах корпуса, часто приглашали их к себе на неформальное домашнее чаепитие. При первом же знакомстве с чёрными братьями по оружию, кадеты бросились к географическим атласам искать месторасположение Абиссинии. Выяснилось, что Абиссиния - она же Эфиопия - не имеет выхода даже к Красному морю. После дискуссий пришли к выводу: "Эфиопский Царь царей - Негус Негусов, как наш Пётр Великий, решил рубить окно в Европу через Эритрею». Им требуется помощь. И вообще, православным неграм, болгарам завсегда надобно оказывать братскую защиту, протягивая им могучую русскую руку военной защиты от басурман. На рубеже прошлых веков русское народное сознание ещё не было отравлено ядом расизма. Было понимание, что народы объединяет не раса, а вера.
Оркестр, сидящий на хорах напротив главного входа, грянул "Преображенский встречный марш": в зал входил Главный начальник всех императорских учебных заведений, Президент Академии Наук, Великий князь, Константин Константинович Романов.
Ни для кого не было секретом, что двоюродный дядя Государя был поэтом замечательных лирических стихотворений, издаваемых под "таинственными" инициалами К.Р. Великий князь был автором слов знаменитых романсов Петра Ильича Чайковского.
Боевой офицер корабельной службы - бывший воспитанник Корпуса, герой турецкой войны на Чёрном море и на Дунае, ко всему прочему - был профессиональным музыкантом: прекрасно играл на фортепиано и виолончели.
Высокий, стройный, красивый генерал, принял строевой доклад командира училища о готовности начать проведение торжественного обеда и корпусного бала с участием ветеранов флота и Армии.
Неожиданно для всех, вместо шаблонной речи «КР» проникновенно продекламировал своё стихотворение "Кадетам":
"Хоть мальчик ты, но сердцем сознавая
родство с великой воинской семьёй,
гордись ей преданной душой;
ты не один... Орлиная вы стая.
Настанет день, и, крылья расправляя,
счастливые пожертвовать собой,
вы ринетесь отважно в смертный бой.
Завидна смерть за честь родного края,
свершить лишь тем, в ком доблесть расцвела,
ей нужен труд, и знания, и усилия.
Чтоб мог и ты, святым огнём горя,
стать головой за Русь и за Царя.
Пускай твои растут и крепнут крылья!"
В единым порыве все восемьсот участников майского обеда ответили князю пением знаменитого кадетского гимна "И жертвовать собой в пылу святого рвенья".
Стоя с закрытыми глазами, Константин Романов плакал. Рука - у околыша фуражки, отдающая честь будущему России, дрожала.
Он плакал не только потому, что слова поющих - принадлежали ему. Он тихо плакал на светлом празднике Благовеста, ибо, каким-то двадцать пятым необъяснимым чувством предвидел крушение России, катастрофу вековой монархии, уничтожение веры, морали, нравственности. Он сердцем слышал глухие удары грядущей кровавой революции. Она уже гноилась в Москве. Он отговаривал Николая от войны в Манчжурии. Он умолял его в августе четырнадцатого оставаться в стороне от сараевских «разборок».
Константин запутался в личной жизни и не нашёл понимания в общественной.
Катастрофу Отчизны в 17-м году он не увидел. Слава Богу! Всего два года не дотянул до Ганиной ямы: почил в собственной постели покорно и мирно.
V
Между тем, вернёмся на майские торжества.
Гусь был съеден с молчаливым смаком. Столы задвинуты.
Пока молодёжь прихорашивалась к самому главному событию для них - праздничному балу, старшие офицеры, по-английски, удалились в кают-компанию пригубить немного коньяку, шампанского, закурить кубинскую сигару, посудачить о политике и о международном положении России.
Великий князь хорошо понимал причину витающих в сознании командиров императорского флота, животрепещущих вопросов войны и мира в новейшем двадцатом веке.
Китайская война 1900 года явилась в общественное самосознание Империи неожиданным "подарком", как гром в солнечную праздничную погоду. Разумеется, в соответствии с воинской корректностью, все офицеры ждали подробные ответы на подобные вопросы именно от дяди Государя.
В кают-компании Корпуса собрались кадетские братья-однокашники. На «Корпусном адмиральском мальчишнике» не было офицеров ниже капитанов первого ранга.
«Мальчишники младших офицеров» не смешивались с «адмиральскими посиделками», которые всегда проходили при наглухо закрытых дверях. Посторонние персоны не допускались в -"святая святых". Снаружи, в морской офицерской форме при обнаженных палашах, стояли агенты секретной императорской службы.
Адмиралы степенно подходили к шведским столам, заставленными бутылками с коллекционными винами всевозможных размеров, с яркими заграничными наклейками, с изысканными закусками. Скромно наполняли хрустальные бокалы и усаживались в кресла. Пили и ели мало.
В какое-то время на несколько минут наступило всеобщее тягостное молчание. Константин Константинович понимал: офицеры ждут его выступления. Он вышел на середину адмиральского кабинета:
- Други, братия мои! Я понимаю вашу всеобщую озабоченность в этот праздничный день. Китайская война, или, вернее сказать, "Первая Китайская мировая война" набирает обороты. Китай объявил войну Великобритании, Германии, Австро-Венгрии, Франции, Италии, Японии, Соединённым Штатам Америки и нам - России. Царица Китая Цы Си заявила "Декларацию о войне".
Князь поманил кончиками пальцев личного адъютанта. Тот подал ему папку с документами:
- Вот что пишут китайцы в своей декларации: « Иностранцы ведут себя агрессивно по отношению к нам, нарушают нашу территориальную целостность, топчут китайский народ и забирают силой нашу собственность. Они угнетают наш народ, и богохульствуют над нашими богами. Простой народ Китая терпит небывалые притеснения, и каждый из них весьма мстителен. Поэтому отважные последователи "ихэтуаней" справедливо сжигают церкви и убивают христиан».
Князь грустно оглядел товарищей и продолжал говорить:
- Посольство России в Пекине атаковано, частично разрушено. Среди наших сотрудников есть убитые и раненые. Китайцы начали массовые убийства европейцев. Им вспарывают животы, отрубают головы, насаживают их на колья и победно бегают по Пекину, выискивая новые жертвы. На площади города Тайвань по приказу губернатора Шина публично зарубили топорами сорок пять английских христианских миссионеров. Среди них есть женщины и дети. Китайцы атакуют наш город Благовещенск. Мир на Дальнем востоке закончился, господа. Однако, сегодня в Петербурге, я испытал святую благодать, общаясь с молодой, красивой порослью нашего флота. Мы, бывшие кадеты, все, без исключения на возраст, оставили в стенах родного училища наши юные сердца. Сегодня мы вновь ощутили себя молодыми, здоровыми, сильными, смелыми. Мы остались верны кадетскому братству и нашему Отечеству. Мы сейчас окончательно убедились, что потомки наши, внуки Великого Петра, приумножат его начинания. Грядущие войны, братья, будут войнами за обладания морями и океанами всего земного шара. Кто владеет морями - тот владеет сушей. Владеть сушей сможет тот, кто подчинит себе миллиардный Китай. Современная христианская цивилизация не может терпеть сильного Китая. Он, прежде всего, проглотит нашу Сибирь немедленно. А ведь Россия только Сибирью прирасти сможет. Господа, Государь это хорошо понимает. Мы приготовили экономическую, юридическую, военную основу для присоединения Манчжурии к России. Мы построили транссибирскую железнодорожную магистраль и начали прокладывать пути Байкало-Амурской военной железной магистрали дороги вокруг Байкала с целью отодвинуть наши коммуникации от китайской границы.
Наши потомки не простят нам потерю Сибири!.. Уже поступают сообщения о подрыве китайскими бандитами нашего железнодорожного полотна. Я вглядывался сегодня внимательно в прекрасные лица нашей молодёжи, и сердце моё обливалось кровью скорби: китайско-европейская война - первая ласточка страшных войн двадцатого столетия. Дай Бог её потушить! Эти мировые войны будут не простыми. Они будут направлены на полное уничтожение цивилизованного человечества. Прежде всего, будет поставлена глобальная цель: «Полное уничтожение России».
От нового века не следует ждать мира. Все страны попадут в котлы сражений на море, на суше, в воздухе. Тень кровавого Перуна летает над нашей головой. Первыми, кто смело примет смертельный бой за спасение нашей Родины, будут наши кадеты – мальчики, которым Бог повелел спасти Отечество!
Константин не мог больше говорить. Горький ком застрял в его горле. По бороде скатилась слеза. Князь перекрестился. Однако вскоре успокоился. Повернулся лицом к адмиралу Степану Осиповичу Макарову и твёрдым голосом спросил командира ледокола "Ермак":
- Скажи, Степан, когда твой ледокол уходит исследовать северный морской путь?
- Точно не могу сказать. Скоро. Пополняем запасы. И выйдем скоро…
- Надо поторопиться. Мы ещё не знаем итогов китайской войны. Но ясно только, что, рано или поздно, нам придётся столкнуться с пушками Японии. В будущей войне необходимо знать возможности переброски войск, грузов на дальневосточный театр военных действий через Ледовитый океан. Государь предполагает, что если возникнет война с самураями, то ты, Степан, будешь назначен Главнокомандующим Тихоокеанским флотом России с морской базой в Порт - Артуре.
- Сочту за великую честь! - ответил Макаров.
Великий Князь - «брат» Константин горячо обнял адмирала России - "брата" Степана:
- Вот что, Степан, прошу тебя продолжить давать нам более подробную информацию от имени Генерального штаба Армии и Флота о положении в Китае.
- Будет исполнено!
- Не сомневаюсь. Расскажи о действиях наших кораблей и морской пехоты при высадке десанта. Надо ускорить строительство подводных лодок и воздухоплавательных кораблей. А я удаляюсь: мне надобно немного отдохнуть перед кадетским балом.
- Вероятно, ты хочешь протанцевать тур с первой красавицей бала? - спросил
Макаров низким мягким баритоном.
- Да уж куда там! Мне осталось только со стороны любоваться неунывающей юностью.
VI
Чем дальше в прошлое уходило детство, тем милей становился для Андрея Высацкого родной Николаев. В кадетской казарме, особенно перед сном, вспоминался отчий город каким-то тихим сказочным раем. Он закрывал глаза и видел широкий берег Буга: старинный городской парк представлялся огромным лесом; «летний дворец» виделся резиденцией принцессы, которая ведала источником самой вкусной питьевой воды на всём побережье Чёрного моря… Водовозы, развозившие эту кристальную холодную водичку по домам почти даром, были похожи на мышей из сказки про «Золушку».
Урочище «Спасское», протянутое до дальних «Лесков», каждую весну покрывалось,
словно белым снегом, цветущими акациями:
«Белой акации грозди пушистыя
Вновь аромата полны,
Вновь разливается песнь соловьиная
В тихом сиянии чудной луны.
Помнишь ли лето: над белой акацией
Слушали песнь соловья?..
Тихо шептала мне чудная, светлая:
Милый, навеки, навеки твоя».
Много лет спустя, во времена окаянных дней гражданской войны, этот старинный народный русский романс станет любимой песней бывших юнкеров и гардемаринов. Его назовут гимном Белой гвардии.
Кадетские казармы не могли заменить домашнее детство. И чем дальше уходило прошлое, чем чаще вспоминалась Городская Управа. Чиновники боролась с воронами, которые в «Лесках» плодились как саранча: вороньё портило деревья. Взрослые охотники получали лицензию на их отстрел, а потом нанимали городских мальчишек на роль «сыскных собак». Горожане с «винторями» подстреливали чёрных ворон, а пацаны на велосипедах - наперегонки! - собирали тушки каркающих вредителей и привозили их охотникам. Городская казна выплачивала стрелкам гонорар, а те покупали мороженое для «велосипедных собачек». Все были страшно довольны, кроме, естественно, ворон.
В Северную столицу южные фрукты привозились не первой свежести. То ли дело, - знаменитые николаевские арбузы, абрикосы, персики, вишня, черешня, смородина, малина, клубника, яблоки, груши - весь богатый набор южнорусских фруктов. Их всегда было вдоволь: не только на многочисленных уличных базарах, но и просто на улицах города: на тележках, телегах, лотках, даже на ветках обширных городских садов. Но предпочтение Андрей отдавал арбузам и дыням. Никакой заморский фрукт не может сравниться с херсонской сладкой дыней, или с сочным тяжеловесным арбузом
В Корпусе Андрею часто снились ярко-красные большие аппетитные доли, рядом с
горячими кусками только что испечённого в русской печке ржаного хлеба. Андрей просыпался и кричал:
- Хочу в Николаев, пожрать арбузов с чёрным горячим хлебом!
Многодетная семья Высацких покупала арбузы возами. Воз, нагруженный «монастырскими» арбузами с горкой, стоил всего два рубля оптом. Хранили их в холодном погребе навалом. Плохие - не ели, относили в свинарник.
Бабушка Мария, в девичестве - ладожская княжна Панина – любила Андрея безумно, но это, между прочим, не мешало ей иногда читать внуку назидательные наставления:
- Всегда помни, Андрюх! Заруби себе на носу! Мы дворяне – государевы люди! От остального населения мы отличаемся тем, что не деньгами, не налогами платим дань народу, государству, царю, отечеству, а платим мы кровушкой родной - жизнями мужей, детей и внуков. Почему семьи дворянские такие многодетные? Потому что дети наши первыми, храбро за Отечество умирают раньше других сословий. У моей мамы было девять сыновей и пять дочерей. Только двое мальчиков, израненные в сражениях, избежали геройской смерти. Умереть за веру, за правду - не беда. Струсить, предать присягу - это смерть поганая. Когда русачи уходили завоёвывать новые земли, то рвали цепь на кусочки для каждого и брали их в походы, а когда приходили в старости домой с позабытыми лицами, то цепь ту складывали, и, ежели цепь с разрывами сходилась изломами, то говорили: «Слава Богу, мы снова вместе, и среди нас нет чужих иноверцев». Женись рано, Андрюша! Плоди детей много!.. Тогда – любить будешь долго. Жить будешь длинно. Не всё у нас на Руси ладно: земли много, а порядка мало; рожаем вдоволь, а умираем рано. Хотя, что для нас благо – для немца смерть. Простор без конца, а дорог нет. Мосты вдоль рек порою строим, головы рубим, а потом жалеем дураков, воров, пьяниц, лодырей жалеем, а умных работящих - гноим. Иной, картуз с кокардой на голову напялит и боярина из себя корчит. Клоп он, а не человек! Гордости у нас незаслуженной выше носа, а спесь из ушей так и вылезает; ласковые слова реже говорим, чем матерные. Народ-то, внучек мой, выживает тогда, когда плодится любовно, размножается в радость, а пищу трудом своим добывает, а не в рабским сгибе. Хлеб-то в вольном труде добывают. Свято место пусто не бывает. Перестанем рожать - сгинем с земли русской, как многие другие народности уже в бытность прошлую навеки канули. К числу дел надобно умение прилагать, а к умению разумно число множественное присовокуплять. Пьяное веселье - заразной болезни подобно: жару много, а бреда - ещё больше! Стакан водки выпил: всё равно, что годами жизни закусил. Хочешь в могилу? Лакай водочку. Трезвость - всему голова! «Заруби на носу» и помни это всегда!
Андрей не понимал тогда бабушкиных притчей и ничего «на носу не рубил». Он уставал от бабушкиных нотаций. И когда отец решил определить его в Санкт-Петербургский Морской кадетский корпус, Андрюшка прыгал и кувыркался от счастья.
VII
Майский бал обычно закрывал зимний сезон светской жизни Петербурга. Молодёжь слеталась на бал как мотыльки на свет фонарей. Особенно на бал стремились курсистки и гимназистки старших классов, впервые выезжающие в свет. Майский бал одновременно закрывал зимний сезон и открывал летний, дачный.
Гардемаринам ещё предстояла морская практика на учебных судах, а потом уж наступала «летняя штатская жизнь» в косоворотках, в велосипедных прогулках по тропинкам парков и лесов. Наступала пора мимолётных флиртов под кустом жасмина или в стогу сена. Естественно, не обходилось и без скоротечных романов. Иногда, в мае юные пары знакомились, в ноябре сходились, а весной играли свадьбы.
Смотрины невест и женихов происходили на балах в Актовом зале Морского корпуса.
Залитая ярким электрическим светом тысяч лапочек, питаемых собственной электростанцией, Николаевская набережная, заставленная сотнями экипажей, десятками новомодных моторов, была ярко освещена, хотя большой надобности в этом не было: в Петербурге уже поселились белые летние ночи.
Гардемарины выпускной роты, с цветными отличительными значками на груди, галантно встречали гостей, указывали место для стоянок транспорта; провожали гостей в залу; наводили порядок движения приглашенных; любезно общались с дамами, уделяя их дочерям более пристальное внимание.
Как обычно, корпусной бал начинался вальсом из оперы Чайковского "Евгений Онегин": среди моря шуршащего шелка, блеска золотых украшений, невесомости пенистого газа, летучих шарфиков, затейливости кружевных оборок, замысловатых причёсок, красных лампасов, синих, красных, белых мундиров, - бал начинала пара отца и дочери.
Штатный балетмейстер училища подполковник Гельцер, которого никто никогда не видел в военной форме, в паре со своей дочерью – мадемуазель Гельцер - выходили на середину танцевального пространства, и начинался вальс.
Она в голубом прозрачном платье с большим красным бантом на бедре, а он, старик лицом, но с фигурой юноши, в белом фраке с жабо, летал вокруг дочери так легко, так непринуждённо, весело, радостно, что казалось, танцует гардемарин двадцати лет.
Они заражали всех гостей бала свободой самовыражения. За вальсом следовал шаконь, потом мазурка, полька, краковяк, модное танго, фокстрот... Все бросались в круговорот танца: кружились головы, мелькали ноги, руки, горели губы, сверкали глаза, светились радостью улыбки...
Ещё на торжественном обеде, Андрей обратил внимание на белокурую симпатичную девушку, сидящую рядом с командиром броненосного крейсера «Дмитрий Донской» - капитаном первого ранга Иваном Лебедевым.
Капитан некоторое время преподавал в Корпусе предмет, нелюбимый кадетами, но важный для морского судоходства, под названием: «Навигационная астрономия». Воспитанники так ненавидели это предмет, что, называя его "Сэр Альманах", тайно устраивали этому предмету потешные похороны. Однако капитан первого ранга Лебедев заставил учеников любить и уважать его предмет. Часто повторял поговорку Петра Первого: «Не любишь - заставим! Не знаешь - научим! Не плаваешь – утопим». Но, в конце концов, вместе с преподавателем Константином Платоновичем Блохиным, он с радостью принял назначение командовать боевым броненосным кораблём. Бороться с юношеской инфантильностью им осточертело.
VIII
Не надо быть физиономистом, чтобы, сравнив схожесть отцовского лица с лицом красивой молодой девушки, догадаться, что белокурая девушка – его дочь. Андрея поразили её большие серые глаза и золотистые волосы. Она стояла чуть в стороне от, сгрудивших кучкой, девочек на выданье. Стройная, высокая, красивая, она выделалась среди всех невест породистой статностью.
Андрей подошёл к Анатолию Ленину:
- Кто эта северная красавица?
- Кого ты имеешь в виду?
- А вот ту - в кружевном платье?
- А-а-а-а! Это же Марина Ивановна Лебедева. Радом с ней – её мамАн, Анна Степановна. А мамАн Марины - подруга моей мамАн!
-Да что ты говоришь? Это естественно. Твою мамАн - баронессу Анна Родошевскую - знает весь Петербург.
- Не язви, Андрей! Не забывай, матушка моя даёт уроки вокала, теории музыки и игры на фортепиано всем, кто желает стать вокалистом, поэтом, или композитором. У Марины - чудное меццо-сопрано, чтоб ты знал. Её кумир - Римский-Корсаков - бывший кадет нашего Корпуса. А Марина - прилежная ученица моей мамы.
- А почему, Анатолий, у тебя фамилия Ленин, а у матушки твоей -
Родошевская...
- Печально, но факт. Мой отец - барон Миша Ленин - был заядлым кавалеристом. Держал свой конный завод. Увлекался скачками. Неудачно упал с лошади, сломал шею и умер до того, как я родился. Матушка не успела с ним даже обвенчаться. Она осталась при своей фамилии, а я вместе с фамилией - по завещанию - получил в наследство его угодье, поместье и дачу под Гатчиной. Вот так! Мой папА был ревнивым мужем. Доходят слухи, что он нарочно упал. Я этому не верю. А мама моя этому верит и постоянно винит себя.
- Грустно, но нет печали без добра, Толя.
- Теперь мне стали понятны слова знаменитого романса "Хризантемы", написанные твоей матушкой. Анатолий минорно добавил:
- Да. Супружество их было трудным. Много было любви, но ещё больше ссор. Мама сочинила музыку и слова этого романса от имени моего отца: Они любили друг друга. Я плод их страстей.
«Теперь я гасну с каждым днём,
Но злобы в сердце нет моём,
Покорны все своей судьбе мы.
Мой друг, меня не забывай
И приносить мне обещай
Ты на могилу хризантемы...»
Анатолий встрепенулся:
- Да, что мы всё - о печальном говорим. Бал же уже начался!.. Пойдём, я представлю тебя Мариночке! Дай Бог, вдруг она окажется твоей судьбой. Я вижу: ты на неё свой острый глаз уже положил. Пошли, Андрюха, тебе жену выбирать!
IX
Анатолий Ленин - гардемарин, красавец, умница, унтер-офицер, богатый завидный жених, всегда одетый с иголочки; весёлый, жизнерадостный сангвиник; первый кадет по математике; танцор, балагур, прекрасный пианист-импровизатор, поэт и композитор, прирождённый актёр, душа любой компании безумно влюбился в восходящую звезду цыганского романса, Анастасию Вяльцеву.
Для закулисного Петербурга, всегда склонного к сплетням, это
оказалось взрывной сенсацией.
После летней морской практики на блокшифе "Моряк" в финских шхерах, вблизи летней царской дачи на берегу залива в местечке Котка, Анатолий решил перед выпуском на флот - отдохнуть на своей даче.
Случилось так, Анастасия Вяльцева в это время брала у Анны уроки фортепиано и вокала. Анастасия училась петь модные цыганские романсы. Там, в Гатчине, Анатолий и Анастасия познакомились.
Толя приехал в усадьбу в первой половине дня. Входя в вестибюль, услышал чудный сильный женский голос. Он на цыпочках поднялся в холл и
сел тихонько на диван, вслушиваясь в каждое слово вокальной мольбы:
«Не уходи, побудь со мною,
Здесь так отрадно, так светло,
Я поцелуями покрою
Уста и очи и чело».
Анатолий слушал с наслаждением, верил каждому слову романса:
«Не уходи, побудь со мною,
Я так давно тебя люблю.
Тебя я лаской огневою
И обожгу и утомлю».
Чарующий тембр женского голоса волновал. Он захотелось представить лицо певицы. Закрыв глаза, рисовал её образ - фигуру, причёску, платье…
«Не уходи, побудь со мною,
Пылает страсть в моей груди.
Восторг любви нас ждёт с тобою,
Не уходи, не уходи".
Тональность «соль-минор» - машинально зафиксировал в уме Анатолий.
Когда романс певицы задержался трепетно на фермате верхнего «ми-бемоль», дважды умоляя любовника «Побудь со мной», но потом, утомлённой жаждой страсти, упал через «доминанту - в минорную тонику», Анатолий сдался.
Легонько приоткрыв дверь фортепианной залы, крадучись вошёл. Та, которую увидел, оказалась прекрасной дамой, чем она представлялась в его фантазиях.
Анатолий влюбился в Анастасию с первого взгляда.
Она стояла лицом к матушке, сидящей за роялем. Входная дверь была вне её зрения. Анастасия не слышала появления Анатолия, но спиной почувствовала, что в зале есть посторонний человек. Лицо баронессы при виде сына засияло, глаза широко открылись. Анастасия повернулась и увидела красивого молодого мужчину в офицерской форме.
- Надо же,- подумала,- у женщины сорока пяти лет обнаружился молодой альфонс!.. Ай, да баронесса!.. Браво! Брависсимо! Красивый мужчина! Нужно отдать должное вкусу баронессы!
Вяльцева на минутку забыла, что она сама по возрасту, не так уж далеко отстала от баронессы. Её сын Антон уже пошёл в гимназию, а ей – уже тридцать! Она уже разок успела сходить замуж и развестись.
X
За спиной Вяльцевой было бедное, голодное детство.
Родившись в бывшей крепостной крестьянской семье в маленьком городишке Трубчевске Орловской губернии, имея только четыре класса образования в начальной приходской школе, Вяльцева упорным трудом, через невероятные лишения, поднялась из нищеты и бесправия до высот знаменитой богатой артистки Императорских оперных театров. Взошла яркой звездой русской эстрады, вошла в самые знатные круги аристократического общества двух столиц.
В люди её отдали одиннадцать лет от роду.
Выполняла «половые» работы, то есть - мыла по ночам полы в постоялых домах Киева. За старание и прилежность девочку повысили в службе: перевели в гостевой дом при Киевской опере. Потом ей доверили полы в самом здании театра.
В оперном отеле она по совместительству ещё служила "девочкой на побегушках": бегала за цветами, хлебом, яйцами, мёдом и молоком для заграничных гастролёров.
По утрам оперная гостиница наполнялась голосами, известными во всем мире. Стёкла артистических нумеров дрожали от распевных вокализов и оперных арий. Бывало, Настенька прижав ухо к двери номера, часами слушала рулады итальянских
примадонн. Особенно ей нравились мужские басы и низкое женское сопрано.
Посещала украдкой театр. Проскальзывала через служебные входы на репетиции и театральные представления. Круглосуточное пребывание за кулисами предопределило будущее Вяльцевой. В тринадцать лет её приняли танцовщицей в балетную труппу Ленчевского. В шестнадцать - она уже стала хористкой киевской оперетты Сетова.
Прелестную «лолиточку» заметили солидные дяди из Москвы. Она пошла по рукам антрепризы. «
Певучий самородок» быстро переманили в Петербург. Театры наперебой предлагали выгодные контракты, договоры. Получила приглашение петь главную партию в оперетте «Периколла». Но недостаток музыкального образования тормозил её эстрадный успех.
С появлением свободных денег стала тратиться на частные уроки у дорогих педагогов. Пела всё: народные, цыганские, украинские песни и романсы, оперные арии. Училась аккомпанировать себе на фортепиано и на гитаре.
Всегда весёлая, красивая, нарядная, молодая, оптимистичная она быстро стала любимицей театральной публики России. Посыпались заманчивые приглашения из Мариинского и Большого театров.
Мужчины безумно влюблялись, а женщины подражали ей; ревновали к успехам на сцене и в жизни. Но никто не знал её страшную тайну: голод и холод детства, постоянное недосыпание в отрочестве, антисанитарные бытовые условия в юности, спровоцировали белокровие – болезнь неизлечимую.
Казалось, что слава, деньги, успех пришли как бы - сами собой. Всё складывалось превосходно. Но к началу века Вяльцева почувствовала в себе признаки страшной болезни. Диагноз - рак крови.
Может быть, поэтому она начала подсознательно жить одним днём.
Настоящая любовь свалилась к её ногам при знакомстве с Лениным.
Её связи с мужчинами, обычно, не оставляли глубоких следов в сердце. А тут случился - "солнечный удар".
XI
Дачным вечером, после ужина они, чумные от неожиданных желаний, гуляли в лесу, держась, как дети за руки. Иногда целовались. Набрели на русскую баню, притулившуюся в уголке живописной запруды. Баньку матушка топила каждый день - на всякий желанный случай.
Неотёсанная сосновая баня пахла горячим деревом, паром и травами. Тёплая вода запруды приглашала к купанию. В погребе нашли вино и закуску. Отхлестав друг друга берёзовыми вениками в парной, шумно бросились в ожигающую холодом воду северного пруда.
Белая ночь Гатчины высветила её незабываемую красоту женского тела в объятиях
мужественного торса Анатолия Ленина.
Ни раньше, ни после, ни он, ни она не испытали такого восторга души и тела.
Ещё утром даже Бог не знал, что это обязательно должно было случиться вечером. Ещё на уроке в классе баронесса засмеялась, увидев изумление на лице ученицы при появлении сына и, угадав фривольное предположение Анастасии, смеясь, сказала:
- Он не то, что вы подумали, Настенька. Это мой сын. Разрешите вас представить друг другу:
- Анастасия Дмитриевна Вяльцева - оперная солистка Мариинского Императорского театра - меццо-сопрано, восходящая звезда сцены, а это - Анатолий Сергеевич Ленин, унтер-офицер Морского корпуса - гардемарин. В ноябре сего года получит погоны офицера Императорского флота из рук самого Государя.
- Какая редкая, красивая фамилия у вашего сына!- пропела грудным голосом Настя, подавая молодому барону руку для поцелуя.
- Мой сын носит фамилию отца, а я, волею судьбы, осталась под
своей фамилией.
Толя в одно мгновение смертельно влюбился.
К удивлению мамы, его лицо смелого балагура даже неожиданно покраснело.
- Между прочим, Анатолий - прекрасный пианист! - стараясь вывести сыночка из смущения, добавила внимательная мама.
- Толенька, - обратилась баронесса к сыну, - садись за рояль, будь любезен! Помоги нам освоить стиль пения цыганских романсов.
Анатолий не сразу очнулся от поражения уникальной красотой Вяльцевой. Руки пугались в клавиатуре рояля.
Для начала он бегло прошёлся импровизационными аккордами по клавишам; прокатился пассажами по всем октавам и, наполнив зал доминант - септаккордом, спел приятным тенорком:
- Что будем петь, Прекрасная Анастасия?
Настя тут же включилась в игру и ответила:
- Ро-ма-нс… «При –и - знание» - пропела она на мотив секунданта - «Теперь – сходитесь» - из сцены дуэли Ленского и Онегина.
После романса «Признание» их уже нельзя было остановить. Она перепела весь свой репертуар: «Мой костёр», «Чайка», «Тройка», «Калинка», «Утопилась». Потом перешли на оперные арии Кармен, Амнерис, Далилы…
Вечером на озере - они отдались друг другу в диком экстазе так же, как утром отдавались музыке.
XII
Хватило нескольких дней, чтобы чопорный Петербург шептался с придыханием:
- Вы слышали потрясающую новость?.. Сын Ани Родощевской, гардемарин Ленин, сошёлся с Анастасией Вяльцевой. Ужас! Ему двадцать, а ей тридцать!
- Да что вы говорите?.. Не может быть!.. Она сломает ему жизнь!
- Да, кончился золотой век мужской чести и женской нравственности. Люди совсем остатки стыда потеряли!
- Ой, не говорите!
Гардемарины весело поздравляли Анатолия с мужской победой. Но Ленин с каждым днём появлялся в Корпусе всё более мрачным.
- Что случилось, Толя?.. На тебе лица нет.
- Пойми, Андрей!.. Я не знал, что так сильно могу любить...
- А она тебя?
- Она меня отвергает...
- Как так? Почему?
- Не понимаю! Нам так хорошо вдвоём!.. Причина? Разница в возрасте, может быть?
Пойми, Андрей! Она старше меня... Была замужем. Есть сын. Я сделал ей предложение.
Я хочу быть её мужем. Пойду с ней под венец, - хоть на край света!
- Каков ответ?
- Говорит, что я - молод; что - не должен спешить. Я ведь жить без Насти не могу. Она мне не верит!.. Как быть? Может быть, её любовь ко мне угасла? Может быть «забыты нежные лобзания?..»
- Я думаю, что отторжение её от тебя – загадка. В этом есть какая-то личная тайна...
- Может быть. Может быть, ты прав, Андрей. А если Анастасия любит другого?.. О! Я буду драться с ним на дуэли или застрелюсь!
Почти сразу же после майского бала, кадеты распускались в отпуск по домам, а старшие гардемарины, после летней морской практики, начинали готовиться к ежегодному храмовому празднику родного училища, на котором сам Государь обещал вручить гардемаринам первые офицерские погоны.
Андрей основательно готовился к новой вольной жизни офицера.
Было непривычно: после восьми лет казарменной жизни оказаться на воле: за спиной нет - ни днём, ни ночью - ни друзей, ни боцмана, ни наставников, ни воспитателей, ни замурованного кадета в стене.
С чего начинать?
В прошлом году на семейном совете многодетной семьи князей Высацких было решено продать родовую наследственную усадьбу с конезаводом и два поместья в Лесках с обширными обустроенными землями, чтобы – на вырученные деньги - купить солидный особняк в Петербурге.
XIII
Генерал-адмирал Пётр Высацкий, всё сильнее желал вернуться на Север, на родину его предков. Он слышал от деревенского священника когда-то, что к старости Родина всегда влечёт стариков е месту рождения. Старый князь свято поверил в вечность жизненного круговорота - от Бога к Богу через отчую землю: душа человеческая, таким
образом, переливается много раз через смерть в жизнь и обратно.
Родословная Высацких и Паниных начиналась на реке Свирь. Река сия когда-то служила древней дорогой "из варяг в греки". Широкая, красивая, быстрая, полноводная Матушка - Свирь соединила два озера - Ладогу и Онегу. Славяне жили на её берегах испокон веков. Жили земным дарами и упорным трудом, охотой, рыбной ловлей и битвами с иноземными захватчиками.
Праотец Иван Высацкий родился среди воды - на острове Кижи. С детства знал - от самой Новой Ладоги до старой Онеги все пороги, все каменья и камушки любимой Свирушки. Служил лоцманом под командой самого Петра Великого. Получил сословное звание дворянина. Дослужил до звания адмирала. Сложил голову на Северной войне.
Его правнук - Пётр Алексеевич жил в уездном городке Лодейное поле до двенадцати лет, затем был определён в Морской кадетский корпус.
Так возникла династия русских морских офицеров - князей Высацких.
Выйдя в полную отставку по возрасту, Пётр Алексеевич решил вернуться в Петербург. Подходящий дом в столице отец Андрея искал долго. Наконец остановился на купчей старинного особняка, построенного итальянским архитектором ещё в екатерининское время на Английской набережной. Из окна хорошо просматривались два египетских сфинкса на той стороне Невы.