1.
Кроманьонец мужского пола, голубоглазый, почти двухметровый гигант Гийя-Ги, еще не знал, что он кроманьйонец, это потом через почти сто тысяч лет, какой-то умник назовет его кроманьйонцем в честь долины, где был найден его, Гийя-Ги, ске-лет - умники всегда все называют по своему, а потом все удивляются, как все глупо получается...
Гийя-Ги был воином-охотником племени Уква-Ду, что, для тех кто не знает язык племени (сейчас, как и тогда, еще много есть безграмотных, не знающих языки своих племен), означало Племя Охотников За Бизонами - нормальное, в общем-то, название для племени охотников. А если кто интересуется, что означает на современ-ном убогом языке имя Гийя-Ги, скажем так - очень много означает это имя, смотря как его произносить: если радостно, вскинув руки вверх. то оно означает Воин Побе-дивший Пещерного Медведя; если при этом пританцовывать в боевом танце Р-р-р-Ок, то имя переводится, как Воин Победивший Диких Людей; а если танцевать весенний танец любви Лам-Ба-Да, тогда Гийя-Ги - это Самый Красивый Воин. С одной малень-кой оговоркой - с последним утверждением не согласен Яка-Дуб, он почему-то счита-ет себя Самым Красивым Воином, особенно когда танцует Лам-Ба-Да с красавицей Клау-Да. Но ей лучше знать, кто лучше - прошлой весной она выбрала Гийя-Ги и у нее появилась прекрасная двойня, чрезвычайно редкое явление среди женщин племени. Конечно, и в этот раз прекрасная Клау-Да, что впрочем означает Весенний Цветок Расцветающий Слишком Поздно Чтобы Подольше Радовать Глаз (я же вам говорю, что современный язык очень убогий), выберет его. Но Гийя-Ги знал, что для этого ему нужно самому добыть грозного Бо-Да - огромного пещерного медведя, уже разодрав-шего трех славных воинов племени. Только добывший Бо-Да может претендовать на длинноногую и светловолосую Клау-Да, только победивший в одиночку властелина пещер может стать вождем племени, сместив с Большого Ложа, дававшего право на раздел пищи, жестокого обжору Дик-Ва, который постоянно утверждает, что только он один может это сделать - он это утверждал, но никто не помнит, чтобы он это сде-лал. Спорить с жестоким Дик-Ва боялись все - он мог убить любого, кто лишь поду-мал о недоверии к его словам, он единственный, кто мог убить соплеменника. Раньше никто не мог убить соплеменника - врагов и так было достаточно: дикие звери, дикие люди, разгневанные духи леса и долины. Каждый знал, что соплеменники должны держаться друг друга - так легче побеждать. И на Большое Ложе, общим одобряющим криком “Хай”, избирался самый сильный, самый хитрый и справедливый охотник, доказавший свое право добычей. Так оно было раньше. Но это не писанное (не было еще письменности) правило первым нарушил ленивый Дик-Ва, убивший сонного ве-ликого охотника Куба-Ру. Он не любил охотится - он только любил есть то, что при-несут другие охотники. И никто не оспаривал его прав - все боялись, потому что зна-ли - он может убить сонного, а спать хотелось всем.
Гийя-Ги решил, что если он добудет Бо-Да, то не будет больше бояться толстого и коварного Дик-Ва - он займет Большое Ложе и разделит его с Клау-Да, а потом ус-тупит ее Яка-Дуб - воинам-охотникам племени не стоит ссорится из-за женщин - их сила в единстве.
Думая о своем, Гийя-Ги осторожно приближался к пещере громадного Бо-Да, разорвавшего в клочья трех великих охотников племени в одинаковой мере претендо-вавших на Большое Ложе. Гийя-Ги знал, что не будет делать ошибок своих соплемен-ников старавшихся убить Бо-Да старинными способом. Дикими криками они трево-жили покой бога пещеры и выманивали мохнатое чудовище, чтобы затем забросать его камнями или убить дубиной. Но слаб человек, очень слаб физически перед грома-дой красных и вкусных мышц пещерного медведя - в одиночку таким способом Бо-Да не могут даже победить дикие люди. Но Гийя-Ги очень наблюдательный. Однажды он заметил, как Бо-Да попал в ловушку подстроенной самой природой - при падении в яму, вырытую охотниками их племени, он случайно наткнулся горлом на природную рогатину и на некоторое время стал очень уязвимым, тогда Гийя-Го нанес смертель-ный удар грозному прародителю гризли большим каменным топором прямо по такому же каменному черепу, каменный топор рассыпался на куски, а каменный череп трес-нул, но этого было достаточно для устройства Большого Пира. Только не понятно бы-ло Гийя-Ги почему Дик-Ва опять делил добычу и взял себе самые лучшие куски мяса. Но тогда была большая охота всех охотников племени, а сейчас Гийя-Ги вынужден сражаться с Бо-Да в одиночку. И если Гийя-Ги охотился бы как всегда, то куском мяса стал бы он. Нет не станет Гийя-Ги ужином для гризли - знает Гийя-Ги, что есть у Бо-Да слабое место, гораздо слабее чем его каменный череп - это пульсирующий, как горный ручей, кровавый сгусток жизни под левой передней лапой и если в него засу-нуть тонкий, острый кварцевый нож, привязанный крепкими тонкими волокнами ди-кой конопли к гладенькому и крепкому ореховому древку, то не нужно много камней, не нужно большой ямы-ловушки - Бо-Да погибнет сразу.
Вот он черный зев пещеры, Гийя-Ги затаился, принюхался - он почувствовал этот смрадный запах густой и теплой шерсти и услышал дыхание огромных мехов-легких. В левой руке Гийя-Ги держал рогатину с заостренными концами, в правой - самодельное копье.
- Эй, и-и-и! Гийя-Ги-и-и!!! – заорал, что есть мочи возбужденных страхом и азартом охотник.
Что могло означать лишь одно: “Выходи, царь пещеры, сразимся!” Конечно, спокойно реагировать на такие оскорбления слабого и одинокого двуногого Бо-Да не мог. Он зашевелился, рыкнул, как проснувшийся вулкан и, ощущая легкую добычу, ринулся вперед на своего обидчика и не думающего убегать. Но что-то неожиданно крепко схватило медведя за горло, одновременно что-то острое проткнуло ему кожу возле уха. Великан, обезумевший от неожиданности и боли, с увеличенной свирепо-стью навалился на слабую преграду. Рогатина лопнула и казалось, что уже ничто не спасет храброго Гийя-Ги от туши весом больше тонны и ее огромных, острейших зу-бов. Но опять, что-то не понятное, не менее острое чем зубы Бо-Да кольнуло, а затем быстро вошло в могучее сердце медведя. Бо-Да заревел так, как вулкан, ураган вместе взятые. Его могуче тело билось в конвульсиях, но жизнь его, судьба его были предре-шены - он умер.
- Эй, и-и-и! Гийя-Ги!!! - заорал охотник победитель.
Теперь это означало: “Я победил тебя, мохнатый урод!!!” Гийя-Ги был первым из членов их племени, кто так непочтительно отозвался о могучем звере. Охотники всех поколений кроманьйонцев и даже диких людей, которых другой умник пренеб-режительно назовет неардельтальцами, намекая на некоторые, вроде бы, заниженные умственные способности (пожили бы вы, умники, со своими компьютерами в те вре-мена...), всегда почитали Природу и всех кто в ней и с ней проживает, как мать всего сущего, как высшую силу. Каждый зверь наименовался тем, что умники, ведущие рас-копки, называли богами, царями или еще выше - депутатами или прокурорами. Но, чтобы назвать высшую силу “уродом” - до этого еще никто не додумался - первым был Гийя-Ги. Это уже потом люди начали называть депутатов “сволочами”, а проку-роров “продажными шкурами”, стеля себе под ноги, как дешевый коврик для домаш-них тапочек шкуры медведей и даже львов.
Убив в одиночку грозного Бо-Да, Гийя-Ги имел полное право постелить теплую его шкуру на Большое Ложе и возложить на него горячую, как огонь молнии и прон-зающую, как сама молния, Клау-Да. И он издал боевой клич победившего охотника их племени. Этот клич невозможно ни передать ни представить современному человеку так как звуки его лежат за голосовыми и слуховыми нашими возможностями и рас-пространяются эти звуки на такие расстояния, на которые в наше время не всегда можно дозвониться по телефону. Ой, на что мы способны со своей цивилизацией - я не могу позвонить своему другу в райцентр, а звук боевого клича победителя, изда-ваемого Гийя-Ги, был услышан гораздо дальше. И гораздо быстрее, чем автобус из того же райцентра, не пользуясь компасами, картами и телеграфными столбами, креп-кие воины племени прибежали на зов Гийя-Ги, чтобы вместе с ним порадоваться его победе, а заодно и тому, что их ожидает сытое пиршество. Мне кажется - второму они радовались гораздо больше.
В течении получаса грозная туша медведя была переделана в большущие куски красного мяса, а на плечи Гийя-Ги легла тяжелая мокрая шкура. Весело болтая на сво-ем прекрасном языке, в распрекрасном расположении духа охотники направились в стойбище племени. Там их ждали радостные женщины, хранительницы огня и иголок для шитья меховых накидок, не послушные во все века дети и противный Дик-Ва...
Дик-Ва плотоядно заржав и противно заикав рванулся к мясу, начав рвать его своими большими острыми зубами, не обращая ни какого внимания на охотников, на Гийя-Ги - главного виновника такого значительного, эпохального и исторического события - человека впервые в мире и в истории развития людей в одиночку убившего пещерного медведя. Проглотив огромный кусок сырого мяса, хотя жаренное оно было куда вкуснее, он посоловелыми глазами посмотрел на шкуру Бо-Да висевшую на шее победителя. Глаза его заблестели злобой и алчностью, он схватил шкуру двумя рука-ми и потащил ее на грязное Большое Ложе, где он восседал, ел и справлял нужду. Этого Гийя-Ги выдержать не мог. Злость, заглушающая страх, рассудок овладела им - злость к единоплеменнику, к человеку, к вождю племени. И эта злость тоже была впервые, как и последующий поступок, сильно шокировавший всех членов племени охотников-кроманьйонцев. Гийя-Ги копьем, проткнувшим пульсирующий сгусток жизни Бо-Да, на виду изумленных соплеменников пробил шею Дик-Ва. Дик-Ва упал замертво, конвульсивно сжимая грязную и мокрую от своей и медвежьей крови шку-ру. Человек открыто, не боясь, убил члена племени своего племени - такого раньше еще не случалось и люди думали , что на такое способны только злые или обиженные духи Природы.
Гийя-Ги издал дикий крик, необычный крик - он возглавлял себя сыном Духов Природы. Все люди племени трепетали со страху. Теперь Гийя-Ги восседал на Боль-шом Ложе, которое он переименовал в Высокое Ложе, что также могло означать его близость к небу, где жили самые сильные духи Природы, приносящие дожди, холод, ветра и молнии с громом. В тот же вечер, после пира, когда старики и старухи закан-чивали обгладывать кости, Гийя-Ги на глазах у всех овладел Клау-Да. Он пылал зве-риной страстью, страстью победителя Духов Природы, но почему-то счастья от обла-дания Клау-Да он не ощущал - она отдавалась со страху. Победитель Духов не мог стерпеть отсутствие нежности к себе от этой женщины, он разгневался и сильно по-бил Клау-Да. Это также произошло впервые среди людей - раньше женщин никто не бил. Много из того, к чему мы очень быстро привыкаем, происходит впервые...
2.
-...Все, как всегда! - Главный Координатор Проекта эмоционально взмахнул пя-типалой конечностью, как бы желая уничтожить голографическое изображение сжа-тых во времени событий, происходивших на этой прекрасной зелено-голубой планете. Весь его облик говорил о разочаровании.
- Я же утверждал и буду утверждать: все эволюционные системы развиваются по схожим законам и главный принцип, которому они следуют - выживаемость. Извини, коллега, выживаемость предусматривает жестокость.
Это говорил Социолог Проекта . Он представлял из себя исключительно пре-красный образец гуманоида Высшей Расы - высок, строен, красив, умен и занимал достаточно высокое место в обществе себе подобных, добившись его без всяких там протекций - исключительно своим умом, трудом и мнением о всяких сложных вопро-сах связанных с жизнью и ее развитием.
- Но это же тупиковый путь - он ведет к Апокалипсису, к разрушению, уничто-жению развития, - высокое и красивое чело Координатора еще более украсило не-сколько глубоких морщин, придав всему лику гуманоида выражение скорби ума (это почти тоже самое, что горе от ума, но не совсем).
- Да бросьте, коллега, выживает сильнейший. Наша Высшая Раса выжила пото-му, что уничтожила кипу низших, - пренебрежительно сказал Социолог, в ускоренном темпе прокручивая сжатое голографическое изображение.
- Но мы же поняли, что это тупиковый путь, - он опять сделал ударение на слово “тупиковый”, ему нравился образ тупика в конце пути, хотя он не знал что это такое, может об этом знал его очень далекий предок, машинист страшно не эффективных паровозов, - и мы единственные во Вселенной, кто достиг уровня безлимитного пере-мещения во всех измерениях, - парировал мысль Социолога Координатор.
- Перед этим успев уничтожить тех, кто мог достичь его раньше, - казалось, что никаким другим тоном, кроме язвительного красавец Социолог не мог говорить, в добавок ко всему, он выключил голографический проектор и начал в визиограф на-блюдать за различными частями суши планеты, увеличивая или уменьшая изображе-ние.
- То были агрессивные расы, заряженные вирусом убийства во имя выживания. Мы выжили потому, что приспосабливались. Только приспособление объединяет уси-лия, увеличивает энтропию Разума. Неужели это так сложно понять...
Но Социолог не обращал внимания на попытки пристыдить его идеологическую отсталость, он внимательно следил за развитием событий в одном из племен.
- Прекрасно, превосходно! - восхищенно воскликнул он. - Он один за столь ко-роткий промежуток времени совершил несколько первичных деяний: сам убил зверя; единолично убил несправедливого вождя, утверждая истинные приоритеты зарож-дающейся власти - приоритеты силы и страха; начал формировать ячейку общества - семью. Ай, какой молодец! Он уже становиться личностью, он выделяется из массы, он элемент социопрогресса. Если так пойдет и дальше, то эту расу ожидает прекрас-ное будущее и бурное развитие... Слишком бурное, даже слишком...
Социолог нажал пимпочку моделятора ситуации, совершенного устройства мо-делирующего любой процесс развития, начиная от развития новой звездной системы и заканчивая развитием Жизни, Разума. Промежуточные результаты его восхищали, и он удовлетворенно щелкал языком...
- Коллега, как вы можете восхищаться развитием жестокости и эгоцентризма. Вы же знаете, что все предыдущие культуры были уничтожены индивидуалистами, не желающими ни с кем делиться властью. Процесс отбора, если его не остановить, обя-зательно приведет к единоначалию всей культуры - а это конец ее, конец развития. Единичное уничтожит множественное и тогда все начнется сначала...
- Начнется, обязательно начнется, если не следить...
- Следить, значит уничтожить, получается все как всегда - безысходность. Неу-жели мы одни во Вселенной, неужели?... - Опять выражение вопрошающей скорби облагородило маску лица Координатора - он очень любил играть роль скорбящего и печалящегося за судьбы новых цивилизаций, но, в тоже время, он был самым ярым поборником уничтожения их.
- Если уничтожим этих, то точно останемся одни, а это для нашей расы действи-тельно тупик. Если я не ошибаюсь больше жизнеспособных планет в границах нашей Вселенной не обнаружено. А развитие без противодействия не возможно - это закон.
- Тогда что делать?
- Красивый вопрос. “Что делать?”, - повторил, как бы наслаждаясь музыкой слов, Социолог, - Да ничего не делать. Пусть развиваются себе, как хотят.
- Как это, “как хотят”? А мы, а Проект Развития? - Главный Координатор дейст-вительно был озадачен, хотя, как считалось, для представителей Высшей Расы задач без ответов не существует.
- А мы будем следить.
- Как это мы будем следить? Нам же нужно перемещаться дальше, искать новые формы развития, новые пути.
- Мы не сами будем следить, мы оставим своих био-разумных агентов. Пусть они следят и по возможности вмешиваются в их взаимоотношения.
- Нам этого никто не позволит - вмешиваться, - наконец-то, лицо Главного Ко-ординатора стало истинным его лицом - лицом властного и жесткого гуманоида.
- А уничтожение - это не вмешательство? - язвительный тон Социолога приоб-рел агрессивную окраску.
- Уничтожение - это уничтожение, вмешательство - это вмешательство. В унич-тожении конец предсказуем - во вмешательстве нет.
- А мы не будем вмешиваться в поступки, мы лишь будем немного сглаживать их агрессивность и будем немного оберегать представителей этой расы от зла изнутри и зла извне, сохраняя при этом основной, индивидуальный путь развития. Ну, а если что не так, то уничтожить мы их всегда сможем, если они сами с собой этого не сде-лают раньше.
- А как это?
- Очень просто. Сейчас у них должен наступить период приручивания диких жи-вотных в основном для пищи, работы и войны, а мы им внедрим своих, пусть следят за ними и сглаживают их агрессивность, пусть будут им друзьями...
- Друзьями, это что-то новенькое, - Главный Координатор насторожился - от этого Социолога можно было ожидать чего угодно, а ведь в начале программы его предупреждали, что этот парень со странностями, - Что такое “друзья”?
- Это то, чего у нас, приспособленцев, нет - бескорыстие. Бескорыстие сглажива-ет агрессивность. А еще понимание, искреннее понимание и больше ничего - вот и все, что с себя представляет дружба.
- Тогда как они будут развиваться без корысти, без агрессии, с этой самой друж-бой.
- Среди своих у них не будет друзей, хотя они часто будут клясться в искренних чувствах. Друзья у них будут от нас. Мы пошлем им кошек и собак. Это будут домаш-ние животные, которые единственные их будут понимать, любить и учить любить.
- Чему это еще учить? - настороженно спросил Главный Координатор, он поду-мал о тайнах Высшей Расы, о Недоступных Знаниях.
- Учить просто жить, не думая о безлимитном перемещении и о безлимитном за-хвате материальных носителей пространства- времени.
- А любить?...
- Любить просто ради того, чтобы любить. Вот таки-то, брат Координатор, дела, - Социолог широко развел руками. Что означал этот жест, никто из Высшей Расы не знал - широкие жесты не доступными высшим расам.
3.
Прекрасная Син-Да, дочь той самой Клау-Да, погибшей зиму назад от зубов и когтей Бо-Да, и Дик-Во, разлюбила Гийя-Ги. И однажды она тайком отдалась пре-красному молодому охотнику их племени Ту-О-До, который в свои молодые годы успел убить в одиночку уже двух Бо-Да и одного Тиг-Ра, полосатого и жестокого вла-стелина долины, которого боялся даже сам Бо-Да и величественный длинношерстный Ма-Мо - мамонт. Теперь широкую грудь Ту-О-До украшали самые острые предметы на свете - зубы саблезубого Тиг-Ра, а на его красивых, развитых плечах лежала его полосатая шкура. Когда Син-Да стала толстой ребенком Ту-О-До, он подошел к Гийя-Ги и пинком ноги, смеясь согнал его с Высокого Ложа. Гийя-Ги был стар и немощен, он не мог сопротивляться силе молодого охотника. Теперь его участь была, как участь всех стариков племени - обгладывать кости и если удастся, то попытаться своровать у молодых кусочек повкуснее или уйти насовсем из племени и гордо умереть в одино-честве. Все так и было бы... Но с тех пор, когда Гийя-Ги стал вождем племени, с тех пор, когда им перестали восхищаться, а только боялись, с тех пор когда прекрасная Клау-Да не смеялась, когда наступала весна и время танца Лам-Ба-Да - у него появил-ся молчаливый и все понимающий друг - дикая собака Шар-Ик...
В тот день была плохая охота. Полноводье отогнало в чащи, где обитали дикие люди, почти всю дичь, рыба, получив простор, не очень стремилась попадать в мелкие гати охотников, ставших рыбаками. Оставалось ловить только исхудавших за зиму сусликов, барсуков и по возможности птиц. Так что выводок дикой собаки мог счи-таться хорошей добычей. Собаку и ее маленьких детенышей съели сразу, кроме одно-го - самого маленького щенка. У этого щенка почти не было мяса, но у него были та-кие умные и добрые глаза... Гийя-Ги забрал его себе, как часть добычи, тогда на него посмотрели как на странного, ненормального - он имел право на значительно боль-ший кусок. Он принес щенка в пещеру и положил рядом с собой на шкуру пятого или шестого Бо-Да, убитого им в одиночку - это был последний Бо-Да, убитый Гийя-Ги, но Гийя-Ги тогда этого еще не знал...
Щенок пищал, он хотел есть, хотел есть и Гийя-Ги, хотела есть ослабшая Клау-Да, хотели есть и другие члены племени охотников. Голод, голод весеннего полново-дья делал людей злыми, подозрительными и жестокими. Клау-Да тоже не улыбалась, она очень давно уже не улыбалась, особенно с тех пор, как позапрошлой зимой умер их ребенок, мальчик... Все были очень угрюмы и все смотрели на Сына Духов Приро-ды, на Гийя-Ги, но и он был бессилен против сил Матери своей, залившей все вокруг водой...
А щенок опять запищал и своей маленькой мохнатой мордочкой уткнулся в бок Гийя-Ги. Гийя-Ги взял его за шею, приподнял. Возникла мысль - съесть, он имел пол-ное право на это - право сильнейшего, право голода. Десятки пар голодных глаз уст-ремились на него и щенка, все ждали мимолетного видения насыщения маленьким кусочком сырого мяса хотя бы одним из членов племени. Но маленькие, умные глаза смотрели ласково и как-то уж совсем по-доброму, уж слишком по-человечьи, щенок опять заскулил, прося еды. Гийя-Ги посмотрел по сторонам, рядом с ним маленькая серая мышка грызла остатки старой шкуры Бо-Да, первого Бо-Да, собственноручно убитого Гийя-Ги. Резким и ловким движением Гийя-Ги лишь двумя пальцами поймал мышку, задушил ее и подал щенку, тот мгновенно проглотил ее.
- Й-эх! - эхом глубин пещеры отозвался возглас удивления почти всех членов племени, а Клау-Да слабо улыбнулась, она тоже поймала мышку и дала ее щенку, тот опять проглотил ее.
И все члены племени почему-то начали ловить мышей, неся их щенку. Столько мяса маленький Шар-Ик съесть не мог - он был сытым, и голодные люди радовались этому... А Гийя-Ги подумал, что неплохо было бы прикармливать диких животных, чтобы потом, когда Духи Природы вознегодуют опять, у племени было мясо...
Потом, как-то неожиданно дети нашли в лесу выводок маленьких диких котят, по всей видимости, мать которых погибла. Одного котенка они подарили Клау-Да. Теперь все члены племени могли видеть ее спокойную ласковую, а рядом маленького игривого котенка. Скоро в племени появилось несколько приученных диких собак и кошек. Собаки стали верными помощниками людей во всех их делах: они охраняли, охотились, а если было нужно, то рискуя своей жизнью, спасали своих хозяев от ди-ких людей или зверей. Кошки ласково терлись о ноги и шею, согревали своим теплом когда было холодно и ласково, успокаивающее мурлыкали, когда было не очень весе-ло и если вдруг надоедливые грызуны начинали уничтожать припасы, кошки уничто-жали их, ничего взамен не требуя.
Но самое главное (а, как известно, люди на самое главное почти не обращают внимания) - с этими животными можно было поговорить, пообщаться. Они не возра-жая, понимающими глазами смотрели на огорченного душой и внимательно вслуши-вались в боль его...
... С тех пор прошло много зим, даже больше чем в Гийя-Ги пальцев на двух ру-ках одновременно. И вот теперь тот слабый малыш Ту-О-До, которого он спас от го-лодной смерти, убив кабаниху, тот Ту-О-До, который ел мясо приученных им диких кабанов в последующую голодную зиму, которого он научил охотится в одиночку на Бо-Да, которого он научил приручивать диких кабанов, коз и выращивать кроликов в ямах - этот поганец выгнал его с Высокого Ложа, обрекая на медленное умирание...
- Шар-Ик, Шар-Ик, - горестно завывал Гийя-Ги, обиженно рассказывая своему четырехногому и безмолвному другу, уходя из племени, он не хотел вместе с другими стариками питаться, как мыши и черви - отбросами. Гийя-Ги был уже гордым - каж-дый, кто сделал в своей жизни что-то сам и впервые и осознал это, становится гор-дым. Гийя-Ги был первым гордым человеком на Земле.
Он ушел из племени, он нашел ту небольшую пещеру, где жил когда-то первый убитый им Бо-Да, и он поселился там. На первый свой ужин он ел кролика, пойманно-го для него Шар-Иком. Шар-Ик с благодарностью доедал кости, а затем поймал себе пару мышей.
- Шар-Ик, Шар-Ик, - ласково гладил его стареющий Гийя-Ги, прижавшись к го-рячему телу собаки, и на не очень богатом словами, но очень щедром эмоциями и смыслом, языке племени охотников это могло означать, - ты все понимаешь, только почему ты ничего не говоришь...
4.
-...Только ты, Шарик, меня и понимаешь, только ты...
Иван Петрович погладил по голове небольшую рыжую дворнягу, подобранную им на улице, налил в стакан водки, сделал два глотка и скривившись, закусил квашен-ной капустой, беря ее пальцами из открытой трехлитровой банки, а остатки колбасы бросив собачке, названной им Шариком. Алкоголь притуплял все чувства и ему долж-но было стать очень хорошо. Безработица, холод в квартире, отключенный электриче-ский свет, ушедшая жена - все это должно было забыться, но не забывалось. А все нарастающее озлобление охватывало все мысли Ивана Петровича, в общем-то, без-злобного, скорее всего доброго человека. Он встал из-за грязного стола, подошел к шкафу и, покопавшись в грязном белье, вытащил на свет старый револьвер системы Наган, найденный им когда-то в детстве на чердаке старого дома.
- Я убью их, - грозно изрек он, протирая еще действующее оружие. Кого точно собирался убить Иван Петрович он еще не знал. Но он думал о своей жене, бросившей его; о своей дочери, выгнавшей его; о своем начальнике, нагрубившем ему; об участ-ковом Грише, угрожавшем ему выселением и тюрьмой за неуплату коммунальных долгов; он подумал о правительстве, обещавшем многое, а забравшим все - он всех хотел убить, всех. Была бы возможность он смог бы не задумываясь уничтожить весь мир - потому, что весь мир он считал врагом себе. Он надел старое вытертое пальто, свою рабочую, пропахшую машинным маслом и металлической стружкой кепку, по-ложил в карман револьвер и собрался выходить, убивать кого-нибудь. Вдруг кто-то дернул его за штанину. Иван Петрович остановился, посмотрел вниз. На него смотре-ли умные, ласковые глаза собаки и как бы говорил: “Не иди...” Собачка потерлась своей смешной мордочкой о его ногу и ласково заскулила.
- Шарик, дружище, только ты меня понимаешь, только ты, - Иван Петрович при-сел на корточки перед собакой, потрепал ее хохолок и ему вдруг стало хорошо - он никуда не хотел идти и никого не хотел убивать. Он подумал о своей жене и о том, что виноват перед нею, и том, что не все еще в жизни потеряно...
А в это время Марья Степановна, бывшая жена Ивана Петровича, лежала одна на стареньком диване в маленькой комнатушке общежития, выделенного ей профко-мом, и хотела умереть. Муж спивается; дочь со своим мужем занимаются бизнесом; подруги не могут навещать ее - болеют профессиональными болезнями; нищенскую пенсию не платят... Она продала уже почти все и теперь у нее ничего не осталось, раз-ве только кошка Шура, немного молока в пакете, да пачка элениума и 200 грамм спирта в бутылочке. Она вылила остатки молока в блюдце, спирт с бутылочки в ста-кан, всыпав туда все таблетки.
- Шура, Шурочка, - позвала она кошку, сидевшую на окне и наблюдавшую за во-робьями.
Черная кошка легко спрыгнула на пол, подошла к блюдцу, понюхала не очень свежее молоко и ласково потерлась о ногу хозяйке, что-то мурлыча на своем кошачь-ем языке.
- Не хочешь, Шурочка, тогда я, - она взяла стакан в правую руку.
Вдруг кошка выпрыгнула на ее левую руку, согнутую в локте, и начала ласково тереться о лицо Марьи Степановны, смотря ей прямо в глаза своими большими, рас-косыми зелеными глазами. Марья Степановна поставила стакан на стол.
- Ты не хочешь Шурочка быть самой, не хочешь? - кошка еще более ласково на-чала тереться о лицо Марьи Степановны по которому текли слезы, кошка слизывала их своим шершавым языком.
Марья Степановна подумала о своей нелегкой жизни и о муже, с которым она поступила не справедливо. Она надела свое старенькое пальто и вышла на улицу.
На полпути от своего места жительства они повстречались. Они долго гуляли по осеннему городу и решили помириться. Вскоре Марья Степановна получила пенсию а Иван Петрович, задержанное пособие по безработице. Они уплатили долги по кварти-ре. Потом Иван Петрович устроился механиком, а он был очень хорошим механиком, Марья Степановна начала вязать теплые носки, варежки и красивые шарфики, прода-вая их на рынке. Как-то дела начали обустраиваться...
5.
... 2472 год...
В своей резиденции на самой высокой вершине мира Эвересте, властелин этого мира, дряхлеющий Диктатор, задумал уничтожить весь этот мир. Он умирал, он знал, что часы его сочтены и вся медицина, принадлежащего ему мира была бессильна...
- Они все хотят моей смерти, все. Они не любят меня, Они всю жизнь лгали мне, что изобрели бессмертие. Они мне лгали, лгали… А я их уничтожу, - бормотал пора-женный старческим маразмом Диктатор.
Под его ногами, в буквальном и переносном смысле слова, был весь мир, подчи-няемый его приказам, но фактически у него ничего и никого не было. В гонке за абсо-лютной властью он растерял своих друзей, родных и любимых женщин. А все богат-ство мира не могло насытить его безграничной алчности, усиленной постепенной по-терей разума - он не мог насладиться жизнью. Весь мир завоеван, а дальше что?... Можно было расширить свои владения подальше в Космос, но боясь потерять кон-троль над дальними колониями, он уничтожил все знания позволяющие человечеству безгранично покорять пространство и время. Боясь конкуренции, он планомерно уничтожал всех, кто мог принимать решения самостоятельно. Он думал, что уничто-жил всех. Но теперь ему становилось ясно, что он заблуждался - развитие уничтожить не возможно, принимавшие решения приспособились и создали громадное, не кон-тролируемое им подполье. И он решил уничтожить Землю. Несколько связанных в единую сеть термоядерных зарядов в считанные секунды могли уничтожить то, что, как он ошибочно считал, принадлежит только ему. И все что у него было - это не-большой платиновый чемоданчик и в нем большой красный рубин, большая Красная Кнопка. Стоило ему нажать на нее и тогда... И тогда ничего...
Когда от него отвернулись все друзья; когда его предали все женщины; когда умерла его мать, единственный человек на Земле к которому он был как-то привязан, может потому, что она искренне любила его - он завел себе огромную черную овчарку по имени Друг - это был действительно его единственный друг. В долгие часы старче-ского одиночества, разогнав надоевших, лживых слуг и злобных и не искренних чи-новников, он уединялся с Другом и, смотря в его все понимающие глаза, рассказывал ему о себе, о своей жизни и о том, что он хочет сделать. Молчаливый, верный Друг, не спорящий, не лгущий и не притворяющийся, очень был нужен Диктатору. В его при-сутствии он как бы очищался от скверны своей жизни. Их, только им и понятный диа-лог, внешне похожий на монолог, поддерживал веру Диктатора в высшую справедли-вость жизни.
- ... Друг, дружище, я хочу уничтожить этот мир. Не смотри на меня с укором. Этот мир не достоин существования хотя бы по той причине, что породил меня. Толь-ко ты знаешь скольких я уничтожил, скольких превратил в послушных рабов и зомби, и только ты знаешь, сколько нечисти я взрастил. Если я не уничтожу этот мир, они пережрут друг друга - люди давно перестали быть людьми - они звери. Начнется такая бойня за передел власти, созданной мной, что мир будет уничтожен всеравно, но в ужасных муках. Так лучше сразу - одним нажатием на Красную Кнопку...
Диктатор с трудом поднял тяжелую крышку чемоданчика, плод своего тщесла-вия. Платина очень тяжелый металл, но с дешевого алюминия делать не хотелось - вся резиденция Диктатора была сделана из самых дорогих материалов. Бездумным взо-ром, уставшего от жизни человека, он в последний раз осмотрел свою огромную рези-денцию в центре которой на невидимых антигравитационных подушках вращалась действующая модель земного шара, отображающая все процессы на планете. Сла-беющей старческой рукой Диктатор потянулся к красному рубину, называемого Крас-ной Кнопкой, нажатие на нее означало бы конец всей цивилизации на планете Земля. Кто-то лизнул его за эту слабую руку, он вздрогнул, ему показалось его поцеловала мать. Он посмотрел на свою руку и встретился глазами с глазами своего Друга. Друг, как всегда смотрел понимающе, ласково и участливо, он завилял хвостом и жалобно заскулил.
- Друг, ты не хочешь этого, скажи не хочешь? - Диктатору показалось, что вер-ный Друг не просто собака. что он такое же разумное существо и даже разумнее, чем Диктатор мог предполагать, - Ты не можешь и не хочешь говорить, ты понимаешь, что слова - это всегда ложь.
Собака начала облизывать лицо своего хозяина, виляя хвостом и поскуливая, как бы прося о чем-нибудь умирающего человека.
- Ты этого не хочешь, Друг, не хочешь. Ты это мне говоришь. Будь по-твоему. Пусть они грызут сами себя, пусть они поймут чего они стоят. Мне ведь всеравно. Я знаю, что те, кто захочет моей власти, но не достигнет ее, будут меня проклинать и лишь немногие, самые умные поймут, что я, став единоличным Диктатором, показал чего они стоят - ведь это они меня таким сделали, надеясь поживиться за мой счет. Пусть живут дальше, пусть убивают себя медленно. Может в агонии они образумят-ся... Может...
Диктатор не договорил, его рука, тянувшаяся к рубину свалилась, как никому не нужная вещь...
* * * * *
- Все хорошо, все будет хорошо, люди, пока они с вами. Почаще смотрите им в глаза, - тихо и взволновано прошептал Главный Социолог Высшей Расы. На этот раз Земля и весь отвоеванный им проект были спасены...