Две судьбы
(Лешуня и Мишуня)
Лешуня Барабулька собрался на "трахатушки". Ох, уж, эти низменные инстинкты с их ненормативными и синтаксически неправильными выражениями…
Говорят, что мужчина в течение своей жизни может забыть всё, что угодно. Он может забыть возраст своей жены и день её рождения, сколько лет его ребёнку и в каком классе он учится, и ещё много чего он может забыть... Но лицо прапорщика он не сможет забыть – никогда! Это самодовольную, халёную и пьяную рожу он будет помнить всю жизнь.
Особенно, когда прапорщик луженой глоткой орёт прямо в ухо солдату, стоящему в строю, брызгая изо рта слюнями в разные стороны.
- Солдат! Вот ты мне скажи? Почему ты издесь… стоишь…? – бывало, натужно орёт прапорщик. - А? Неужели тебе нечего мне ответить? Солдат! Почему ты мне молчишь? Что…? Не слышу ответа! – прикладывает он ладони к ушам для того, что бы, вероятней всего, лучше слышать.
А потом начинает ерничать, с каким-то таким издевательско-ядовитым сарказмом.
- Солдат! Ты не знаешь, почему ты издесь…?
И шепотом, шепотом...
- А вот я, знаю… - тычет он в грудь себя пальцем. - Ты здесь потому, что по-другому у тебя не по-лу-чи-лось… - качая головой в разные стороны, тычет он в грудь рядового, при этом испытывая только ему понятное наслаждение и удовлетворение от её величества жизни. - А почему у нас с тобой ничего не по-лу-чи-лось? А? Отвечай немедля!!! – топает ногой прапорщик. - Опять ты молчишь, сердяга…? А я знаю почему! – делает прапорщик задумчиво замысловатый вид. - Потому, что всё зависит от силы желания, а это значит, что мы с тобой плохо хотели – с огромным сожалением вытирает он накатившуюся слезу. – Ты видишь на моих погонах две больших генеральских звезды? Нет! Вот и я их что-то тоже не вижу… - от досады уже начинает рыдать прапорщик. – Нет на моих погонах больших генеральских звёзд, там только две маленькие звёздочки железного прапорщика.
Иногда от недостатка тонкого, душевного общения он суёт в морду веник спящему солдату до тех пор, пока тот с ошалелыми глазами судорожно не вскочит с кровати.
- Ха-ха-ха! Вставай, в кусты заехали! – как ребёнок смеётся прапорщик. - Солдат? Вот ты мне скажи, скжи мне пжалста? Почему ты спишь? Ты что, в армию пришел для того, что бы спать? Так, что ли, по-твоему, получается? Ты что, дома на гражданке не выспишься!? Некрасиво как-то так получается, ты спишь, а служба идёт… - безнадёжно машет рукой несостоявшийся генерал.
Наверное, в такие мгновения прапорщик чувствует себя генерал-лейтенантом с утонченными философскими способностями, прекрасно отдавая себе, отчет в том, что генералом ему стать, тоже почему-то не получилось, наверное, потому, что тоже плохо хотел.
Ну, а что при этом чувствует солдат, об этом говорить просто не нужно…
Возможно, что подобные воспоминания об армии, помогают мужчине пережить многие трудности… Возможно…
Но, увы, Лешуня в армии не служил и кирзовых сапог не носил. Откупился он от неё окаянной, открутился всеми возможными способами, отменьжевался, открестился, отделался. А там, в армии, где он должен служить, на том месте в строю, где он должен стоять с краю… была пустота. Потому, что там его просто-напросто - не было! (Всё до безобразия просто).
А так, жизнь у Лешуни, у Лёши Барабульки была сплошным праздником, работа сплошное веселье, он весь прямо лучился, работая в "Росконцерте". Весь сиял в жемчугах, жизнь его шла легко и красиво, как утюжек по шелковой гладкой простыне.
Сегодня он был в белом свитере, который его молодил и освежал, и вообще, с утра у него было всё в ёлочку. Он был предан самому себе, а маленькая слава тем временем уже тяжело давила ему на хрупкие плечи.
Его новая молоденькая и глупенькая поклонница, явно мечтая пройти по жизненному пути рядом с ним в качестве супруги, просто не давала ему прохода, но Лешуня эту корысть подозревал и коварно пользовался дамами только в начальной стадии столь приятного для него процесса.
Да, сегодня Лешуня был в высшем, ведь "трахатушки" ему светили конкретные, если бы не одна маленькая такая деталька…
Тут последует ещё одно малюсенькое отвлечение, оно не займёт много места, так как будет совершенно малюсенькое…
Прапорщик той части, в которой должен был служить рядовой Барабулька, больно сильно не любил Москвичей и молодых артистов, особенно, когда они кривлялись на сцене (выёживались), как передразнивал их прапорщик.
- Не весть кого из себя строят. Эх, мне бы, хотя одного такого сюды!? Вот я бы из него человека-то сделал… – тяжело вздыхал и переживал прапорщик, от чего зелёные погоны на его плечах дымились и нещадно коробились.
Но с экрана телевизора прапорщик достать артиста не мог, поэтому, с досады иной раз он так напивался, так сильно, что грыз батареи зубами, ломал о голову табуретки, рвал на себе майку и бился головой о стены. Ничем нельзя было выразить его огромного желания, заполучить в роту хотя бы один такой экземпляр.
- Да я, ды я, дык, он бы у меня, блин пингвин! – от досады жевал пустой стакан пьяный прапорщик.
Он знал, ведь знал же коварный, что сила слабых начинается с доброты сильных… Он всё это знал, поэтому-то, наверное, добрым и не был.
Почему был прапорщик именно таким – неведомо! Может быть с зелёной тоски в далёком лесном гарнизоне, от которой хоть волком вой, может быть от несбывшегося желания стать генералом, а может быть его огромная фуражка, просто деформировала ему мозги.
А Барабулька и не догадывался, как ему в жизни сказочно, дико и фантастически повезло… А если бы знал, то откупных и вовсе не пожалел, а то с военкомом ещё торговался, ну разве можно себя так вести с военкомом…? Разве можно с ним торговаться?!! Но суть собственно – снова не в этом…
Лешуня при параде и в предчувствии всего такого, ну, знаете, как это бывает, перед свиданием вышел из подъезда, да вот беда, не увидел на месте свою дорогую машину. Он поперхнувшись воздухом сначала не поверил своим глазам, а потом подошел к тому месту, где она совсем недавно стояла, его дорогая и любимая… Нервенно так закурил, всё ещё сомневаясь, ещё предполагая, что это просто какая-то досадная жизненная ошибка или же простой оптический обман зрения.
Но увы, машины на месте не было… Это не было ни оптическим обманом, ни галлюцинациями, ни шуткой, и ни чем-либо ещё. Машина не отзывалось ни на брелок сигнализации, ни на номер, ни на марку, ни на свист. Его машина уехала без него, то есть – без его согласия, и тут до Алексея постепенно начало доходить, что её, наверное, просто угнали… Он судорожно принялся набирать по сотовому 02, но двоичный набор сотовый не поддерживал, он долго звонил оператору мобильной связи, долго слушал в трубке спокойную музыку, и, в конце концов, дождался таки приятного голоса, который спокойно ему объяснил, как с сотового нужно набирать 02 и Лёша наконец-то набрал милицию правильно.
- Милиция слушает – деловито отозвалась милиция на том конце трубки предупредительно нежно-женским голосом.
- Д-дело в следующем! – от волнения заикался Лешуня. - У меня угнали машину № такой-то, цвет, марка, нужно срочно объявить план перехват… – начал, было давать он указания, наивно думая, что милиция сейчас же всё бросит, все свои дела и мобилизует все силы и скрытые резервы на поиски его автомобиля… Но тут голос из телефонной трубки выдал несколько иное мнение.
- Знаете, что, не указывайте мне, пожалуйста, а подойдите в то отделение, с территории которого угнали ваш автомобиль и напишите там заявление – и в трубке послышались длинные телефонные гудки.
Ах, если бы он знал, какие трудности его ожидают, то забыл бы об этом проклятом автомобиле как о смерти, ведь его автомобиль был всё равно застрахован. Но он о нём не забыл, а с надеждой пошел в милицию. В той милиции, куда он пришел, ему сказали, что это не их земля, и что ему нужно идти в другую милицию, что для Алексея было удивительной неожиданностью. Он поймал такси и поехал в другую милицию, где его сочувственно долго слушали, ссылаясь на то, что все опера на выезде, и что работы у них невпроворот, а тут ещё он со своей машиной, и что преступники совсем распоясались и обнаглели, мол, машины уже средь бела дня угоняют, и Барабульке ничего не оставалось делать, как ждать оперов "с дела".
Опера нескоро приехали, они были злые, голодные и очень уставшие.
- С нашей каторжной работой и пожрать током-то некогда – прошли мимо него угрюмые опера.
Тут у него не вовремя зазвонил сотовый, Лешуня разгневанно схватил трубу.
- Лешик! Ну, где ты там моё солнышко, твоя кисонька уже вся заждалась и в кроватке в чулках сопрела…
- Да у меня тачку спиз…. тачку увели, суки! Понимаешь, дорогую машину украли…! В милиции я сижу, жду, когда опера пообедают, что бы заяву отдать.
- Фу! Какой грубиян! По-твоему, если же машину украли, то обязательно надо при мне материться… Невежа! Ты мне всё настроение испортил.
-Так ты же сама всегда матом ругаешься… ну, во время…
- Это только в моменты экстаза, а не когда машину украли…! – и в трубке снова послышались длинные гудки.
- У, язви его – в досаде стукнул он кулаком по скамейке.
Тут его попросила пересесть уборщица, которая мыла полы к каким-то таким немыслимым отвращением.
- Всё кругом заср…, ой, простите меня, намусорили – глянула она на Алексея, продолжая ворчать и поминать всех святых угодников сразу.
А беспризорный ветер тем временем гонял во дворе пожелтевшие листья, Лешуня встал, и увидел в окне старые деревья.
- Да, такие деревья, наверное, на пенсию не уходят, они прямо на посту падают – зевая, подумал он про себя и тут же почувствовал, что жизнь стала поворачиваться к нему задом. Он посмотрел на часы и понял, что до его выступления остаётся ровно три часа. - Успеть бы – тяжело вздохнул он.
- Войдите! – неожиданно послышалось из открытой двери кабинета.
Лушуня неожиданно оторвался от мыслей. В дверях перед ним застыл, дожевывая остатки бутерброда уставший коротко стриженный опер, и, если бы Лёша не знал, что перед ним стоит стаж порядка, то принял бы его за отпетого уголовника.
- И как с такой внешностью только берут в милицию? – пролетела мысль в его голове.
- Садитесь, и всё рассказывайте, а я сейчас, только вытрусь и попью водочки, ой нет, извините меня, водички – икнул опер и пошел вытираться.
В шкафу на ощупь он схватил полотенце и тут же выругался.
- О боже, ну какой гад повесил туда половую тряпку? – брезгливо тряхнул опер руками. - Тэ-экс, слушаю вас – глядя на пострадавшего, молча кивнул он на стул.
Лешуня сел и вкратце стал излагать суть дела… Тут у опера на столе зазвонил телефон.
- Да, записываю, так, номер, цвет, сбил человека насмерть, машину бросил и скрылся с места происшествия. Владелец Барабулька Алексей Иванович 85 года рождения, так, хорошо, уже ищем – ответил опер и положил трубку.
- Так… это же моя машина, нашлась родимая, нашлась – от радости захлопал в ладошки Лешуня.
- Хм… - недовольно повёл бровью следователь. - Так, вы говорите… ваша машина…? А у вас есть свидетели, что вас кто-нибудь видел в то время, когда вашу машину уже угнали…? – угрожающе повёл опер бровью, выгнув её дугой в обратную сторону.
- Нет… - тихо и растерянно ответил ему Барабулька.
Да… Таких свидетелей у него действительно не было.
- Плохо! – вставая из-за стола, сказал опер.
Примерно с этого момента для Лешуни началась так называемая "развлекаловка", и если бы он служил в армии, то нижеследующие события пережил намного спокойнее, и на его лице не появился бы бледно-землянистый оттенок. Примерно с этого же момента началось их знакомство в более близком ракурсе, Мишуни и Лешуни, а до этого они друг друга никогда не знали и никогда не видели, пока сам Господь Бог не распорядился их свести вместе. Лешуню по телевизору редко показывали, а Мишуне телевизор смотреть вообще было некогда.
- Вы теперь превращаетесь из потерпевшего в обвиняемого, теперь вам придётся доказывать, что человека сбили не вы…
- А как…? – уставился на него Барабулька.
- Ну, я, право не знаю… Теперь это ваши проблемы – нервно забарабанил дознаватель пальцами по столу. - Вот ведь, какая некрасивая ситуация у вас, получается, сбил человека и убежал, прибежал к нам в милицию и теперь говоришь, что у тебя машину угнали? – закурил сигарету милиционер, неожиданно для Алексея перейдя на - ты.
Оборот дела до Алексея стал доходить не сразу, пол под ним потихоньку поплыл и стал куда-то проваливаться, а сам он с каждой минутой стал удаляться от обычной и привычной хорошей жизни…
- Ну, товарищ милиционер, я никого не сбивал, у меня просто угнали машину, ну что же мне теперь делать, вы же милиция, уголовный розыск, у вас же должно быть воображение, ведь без воображения люди стали бы частью тупого стада – оправдывался Алексей, но тут понял, что сказал что-то не то, запоздало, поймав себя на мысли, что подобная философия была здесь явно не к месту.
- Так это кто это здесь, тупое стадо!? Это мы здесь тупое стадо!? – в гневе стукнул Михаил кулаком по столу. - Сам сбил человека насмерть, а теперь тут мне дурака валяешь!? У нас нет никакого воображения!? Да я тебя сейчас без свидетелей вмиг расколю и по брёвнышку раскатаю!!! Воображаемый ты мой! – грозным танком надвинулся на него закалённый в делах боевой опер.
На Алексея надвигалась большая гроза, и ему вдруг так захотел поломать лёд в отношениях… Но он не знал, как это сделать, в его голове был сплошной кабордаж и он корил себя за то, что всё так неудачно вывалил.
Тут в проёме двери неожиданно показалось незнакомое лицо.
- Мишуня, Ничепорук, тебя сам вызывает, срочно!
А Лёша уже стал чувствовать, как у него начинают стыть зубы. Он даже не удивился, что опера называли на его манер, уменьшительно ласкательным именем.
- Сейчас начнётся, сейчас начнётся, сейчас мне начнут… бить морду… сейчас прольётся моя кровушка, алая и невинная… - в страхе съёжился Алексей.
Он лихорадочно думал о том, что ему надобно было думать прежде… чем, что и кому говорить, и что это, наверное, очень плохо, когда язык опережает мысли, и что думать надо бы головой, но сегодня у него было совсем другое настроение. И как теперь быть и что делать, как себя дорогого спасать…? - Сохрани меня господи и спаси, а то харю и вправду всю вдоль и поперёк раскроят! – мысленно молился про себя Алексей.
Опер Мишуня, в отличие от Лешуни – нёс службу в милиции. Работа у него была нелёгкая и совсем невесёлая. Но в нём была такая, знаете ли, жилка, в общем, его заслуга заключалась в том, что он отличался наиредчайшей способностью всегда доводить дело до финиша, так как очень сильно хотел этого и старался, поэтому ему и доверяли самых не расколовшихся, которых он умело колол, раскалывал и докалывал, в чем ему совершенно и не было равных.
Вот и в этот раз на лёгком оперативном совещании, куда его вызвал начальник, произошел примерно следующий диалог:
- Как потерпевший, а он же подозреваемый…? – внимательно смотря на портрет Ф.Э. Дзержинского, спросил Мишу начальник.
- Мочит гад… - ответил ему Михаил.
- Похоже, что это он сбил… Актёр, пустил в ход актёрские способности, свидетелей нет… Коли!
- А если не он…?
- Коли. Сознается, тогда и узнаем, он это или не он. Если что, извинимся.
- А если не сознается…?
- Коли, слоником его, слоником, сознается… Если не он, тогда кто? Тогда глухарь. Тебе нужен глухарь? – вопросительно посмотрел шеф на своего подчинённого.
- Нет.
- Вот и мне он не нужен. Коли… Говорят, коли, значит – коли, расколи… А то граждане мне звонят, милиция говорят плохо работает. А я говорю, работает милиция, работает.
- Есть расколоть! – услужливо козырнул Михаил.
Так продолжали сближаться две судьбы совершенно разных и противоположных людей, которых в этой жизни объединяло только одно – их обоих называли уменьшительно ласкательными именами.
Мишуня, шагая из кабинета начальника, уже представлял себе, как он будет колоть непонятливого, как будет докалывать этого пижона, этого деловара, эту деловую колбасу, доводить это нелёгкое дело до конца, отмерял он гулкими шагами жизнь вдоль длинного коридора. Он уже приготовил себя к тому, что подозреваемый будет нагло запираться и всё отрицать до тех пор, пока ему не раскроишь хариус… и всё толком не объяснишь, запираться до тех пор, пока не подпишет все нужные и ненужные бумаги (нет бы сразу их подписать), он уже вспоминал, в каком ящике стола у него лежит слоник, представлял себе, как он будет раскатывать подозреваемого по брёвнышку, ощущая ту самую силу и власть данную ему государством, которая заставляет преступника сознаться и которая иногда даже пьянит, от этой, самой… безграничной власти человека над человеком. Он уже зашел в кабинет и уже начал искать ящик со слоником, как на столе вдруг опять зазвонил телефон. (Право, не знаю, почему вдруг? Ведь в этом мире ничего не делается просто так, всё делается, зачем-то и почему-то…).
- Аллёу! Ничепорук слушают! – схватил Михаил трубку.
- Ну, как там владелец машины, раскололся? – снова спросил начальник.
- Да я его ещё не колол… – зло ухмыльнулся опер, от чего у Алексея зубы стали стыть ещё больше, и особенно эти, вставные, которые фарфорово протезированные.
- Ты погоди, пока его не коли, тут паспорт под рулём в его машине нашли, видать и вправду у него машину угнали… Сейчас по паспорту отрабатывают, жди, скоро позвоним.
- Ну, спасибо, что предупредили, а то бы я его уже начал колоть, а так он у меня, целый сидит не расколотый – подмигнул Мишуня Лешуни, положив трубку на аппарат.
И от этих, как прямо из рая услышанных слов у Лешуни, с души свалился огромный такой приогромный валун, который тихо, тихо стал падать куда-то в пропасть, от чего дышать Лёше стало легче, дышать он стал чаще и глубже, но воздуха ему всё равно не хватало.
- О господи, ой радости! Как хорошо, что на свете есть рассеянные люди, а то париться бы мне лет пять по самому минимуму… Или – нет! Лучше в стройбат в армию! Но там будет злой прапорщик, который меня всего задолбёт и тогда я повешусь… - от счастья одновременно плакал и ликовал Алексей.
- Слушай, я где-то тебя уже видел, ты по какому-то делу у нас проходил, у меня зрительная память хорошая – и опер налил Алексею стакан воды, воду Алексей выпил, жадными, жадными такими глотками.
- Да нет, вы, наверное, на моём концерте присутствовали…
- А… точно, вы знаете, мне ваше выступление тогда так понравилось, я тогда так хохотал – вдруг развеселился опер, опять перейдя на – вы, от чего на душе у подозреваемого резко так потеплело.
Для Алексея всё обошлось благополучно, настоящего преступника нашли, машину ему вернули и даже слегка извинились, мол, работа у нас такая, мол, вся состоит из маленьких деталек и эпизодиков.
Алексей ещё долго радовался, что всё для него обернулось именно так, а не наоборот, и не оброни бы свой паспорт этот угонщик раззява, и…. О, Боже, что могло бы быть дальше, просто страшно было подумать.
Был поезд со "столыпинским" в хвосте, и в Коми АССР чух, чух, чух… Застучали по рельсам колёсики.
Тот поезд и правда был, но Лешуни в "столыпинском" вагоне к великому счастью - не было.
Вот таким образом встретились, познакомились и подружились два хороших человека Лешуня и Мишуня, так встретились две судьбы, которые потом стали друзьями. Говорят, хорошо, когда находишь новых друзей! А ещё говорят - хорошо то, что хорошо кончается, а когда кончается плохо, то это не очень-то хорошо… Такие вот параллели.
Андрей Днепровский – Безбашенный.
19 января 2006г