Немножко об архетипах, скрытых в подсознании, или
Поиграем в индейцев?
Трудно не заметить мальчишечью увлеченность всевозможными приключенческими романами об индейцах. Это повальное увлечение началось ещё в 19 веке в Европе и России. Интересно, но в США и Канаде подобная реакция была слабее. Сказывалось знакомство с реальными индейцами. Тем, не менее, собственно в США сейчас наблюдается схожая реакция. Всё началось с романов Фенимор Купера, отнюдь не всегда и не во всем склонного к избыточной романтизации индейцев. Романтизировал он их, скорее всего, в силу необходимости романтизировать подвиги переселенцев из Европы. Чем сильнее противник, тем больше стоит победа над ним. Еще более любопытно, что чрезвычайно схожие по обычаям, расовому типу и способу хозяйствования народы Сибири отнюдь не подверглись подобной романтизации в русской литературе. Частично данное обстоятельство можно списать на значительно более мирный характер русской колонизации. Кто бы что ни говорил, праздники, подобные великому празднику белых переселенцев по поводу победы, например, над шошонами в русской истории уже пора придумывать в пылу увлечения толерантностью. Палочки для уминания табака в трубках, сделанные из мизинцев, скальпы, торжественный проход победителей, несущих на остриях штыков или сабель отрезанные мужские и женские гениталии или женские груди, а главное – радостные кличи женщин и детей, воспринимающие подобное прохождение отцов семейств как нечто, достойное восхищения и праздничного настроения. Такое упоение резней контрастирует не столько отсутствием случаев резни со стороны русских, сколько именно обстановкой радости и праздника. На этом фоне даже не замечается примитивная разница между движением русских по Сибири и американцев по территории США. В Сибири налицо подавление сопротивления от враждебных набегов части племен, в США – откровенная очистка земли от местного населения. Апофеозом данной очистки стало сселение всех индейцев на территорию современного штата Колорадо в середине 19-го века. Данное действие аналогично выселению всех племен Сибири куда-нибудь в район Нижний Тунгуски. Если в России подобная идея вызвала бы у слушателей сомнению в психической полноценности говорящего, то в США массовый сгон недоистребленных индейцев осуществили на деле, а указ отменили по вполне понятной причине, о которой американские историки предпочитают умалчивать. Разрозненные племена могли превратиться в единую нацию и потребовать полную независимость.
Тем не менее в обычаях индейцев было нечто, заставившее белое население от Британии до Урала заволноваться и испытать странные чувства. Более того, южные европейские народы подобных чувств не испытывали. Испанцы захватили территорию нынешней Латинской Америки, вели многочисленные войны, отнюдь не всегда относились к индейцам резко отрицательно, но не романтизировали. Под романтизацией я имею в виду прежде всего реакцию на описание индейцев в Испании и Италии.
Итак, индейцы предстают перед нами прежде всего как воины с нарядом из перьев. Ах, как оригинально и мужественно! Этакие дети леса. А теперь обратимся к книге Е.П. Савельева об истории казачества. Оказывается, боевой наряд индейцев удивительно напоминает боевой наряд казаков времен Ивана Грозного. Савельев обращается к описанию похода казаков под Казань в 1552 году в записи генерала Ригельмана в «Повествовании о Донских казаках» от 1778 года (за 30 лет до Русской истории Карамзина). Казаки настреляли водоплавающей птицы в устье Дона и с ног до головы разоделись в перья. Наряд, согласно сказанию, был явно боевым. Боярин, посланный Иваном Грозным, испугался вида казаков и ретировался. Боярин доложил царю о прибытие под Казань «чудовищ». Царь разгневался, велел выведать всё в точности и снова послал боярина. Здесь интересен не только факт совпадения описания индейских боевых нарядов и нарядов казаков, но и полное соответствие назначения боевых нарядов. Речь идет об устрашении. Вспомним слово «чудовищ» и известное русское выражение «чудо в перьях». При всей ироничности последнего, так и вспоминаешь «Мальбрук в поход собрался», единое происхождение налицо.
Следующий момент в описаниях Фенимора Купера также вызывает массу ассоциаций. Его индейцы непрерывно мечут томагавки и, вообще, больше полагаются на маленький топорик, чем на копьё или лук. Естественно, так в жизни не бывало. Лук и Европе, и в Америке был намного надежнее при бое на дистанции, тем более против противника без доспехов. Англичане и индейцы, в отличии от испанцев 16-го века доспехов не носили. Что касается ближнего боя один на один (в групповом бое правила иные), то использование топорика автоматически свидетельствует об очень высокой степени тренированности. Сперва надо успеть уклониться от копья или схватить его за древко (занятие опасное), затем сблизиться и пустить в ход топорик. Судя по индейцам Купера, они такой техникой не владели, зато в Европе томагавк считался сакральным оружием вплоть до века 13-14-го. Причем история европейских томагавков, как и американских восходит к каменному веку. Технологически делать большой каменный топор невыгодно. Режущая кромка топора слишком легко портиться от сильных ударов об дерево. Легче и надежнее смастерить небольшой топорик. Рубка леса каменным топором не слишком эффективна, но более лучших орудий до появления железа люди не знали. Небольшой топорик автоматически становился идеальным оружием. Он был эффективнее каменного ножа. Меч с каменными лезвиями-вкладками слишком дорогое удовольствие. А в противостоянии копья и топора достаточно умелый воин мог легко сорвать дистанцию и навязать ближний бой. Видимо, так и было. Даже после появления бронзы и железа небольшие боевые топоры считались священным оружием. Вспомним топоры ликторов в Древнем Риме. В битве при Гастингсе с Вильгельмом Завоевателем в 1066 году многие саксы дрались каменными топорами. Будьте уверены, они абсолютно соответствовали томагавкам. С более массивным топором тяжело управиться. Кстати, освоившие железо хетты бились с древними египтянами не с помощью мечей, а топориков. По всей Европе и на Руси древние, железные топоры отличает сравнительно небольшой размер. Видимо, сказывались традиции и дороговизна железа. Даже при весьма подешевевшем железе в эпоху Екатерины Второй (Англию железом завалили) поморские и европейские топоры экспедиции Беринга в Сибири были невелики, совсем как томагавки Фенимора Купера.
Колоссальное внимание у Фенимора Купера уделено передвижению по воде в лодках. Пирога воспевается как главное средство передвижения. Ничего удивительного, лодка-долбленка надежнее, но каменным топором её делать дольше. На больших ладьях плавали викинги в Америку, поморы на Шпицберген, возили товар купцы, ходили воины в походы. Простой человек Северной Европы в Раннее Средневековье передвигался и переселялся на небольших лодках. На них плавали вдоль берега моря, а главное – её легко протащить между речками, да и пройти по мелким рекам не сложно. Пешком ходить в малонаселенной местности было сложнее. Речки тогда кишели рыбой. Отсутствие проблем с едой делало походы на большие расстояния значительно более простыми и надежными.
Совершенно не случайно у Фенимора Купера не идеализируется жизнь в вигваме, и, столь же естественно, вигвам стал поэтизироваться позднее. В Европе очень рано возникли более совершенные виды жилища – убогие дома норвежцев из дерна и значительно более комфортабельные русские избы и хаты-мазанки. Хаты-мазанки использовали и древние кельты. Вигвам знали, но он служил временным жилищем. В Сибири у местных племен вигвам сохранялся дольше из-за нехватки каменных орудий.
Кое о чем Купер, как христианин, не очень распространялся. Но существует колоссальное сходство между тотемными столбами в Америке и Евразии. Например, Шигирьский столп (дерево, 9 тыс лет до н.э.) удивительно напоминает тотемные столбы в Америке.
Ещё один момент напоминает об архетипах сознания – лесная жизнь. Дело в том, что современный образ крестьянина, счастливого от возможности иметь массу земли, пахать гектар за гектаром и обносить землю забором, возник очень поздно. Ещё в 13-14 веках в Европе, а в России аж в 17 веке идеал крестьянской жизни был часто иным. Идеалом крестьянина всегда была жизнь без налогового пресса, а без налогового пресса активная запашка земли в Европе была нерациональна. Часто семье хватало 50 соток, включая землю на посевы зерна и льна. Куда рациональнее были рыболовство, скотоводство и охота. Зерно было необходимо феодалам и горожанам, причем большая часть зерна шла не людям, а лошадям рыцарей и купцов. Овощи, зерно на хлеб можно вырастить под стенами замков, сложнее было с пастбищами в местах большой скученности населения. Тяжеловозы, необходимые рыцарям, закованным в массивные латы, в принципе не могли долго питаться одним сеном. Один тяжеловоз съедал в день месячную норму зерна двоих рыцарей. Идеалом раньше была жизнь в лесу, когда охота и рыболовства занимала почти одинаковое время у жителя лесной части Европы, как и у индейца.
Особо стоит обратить внимание на сочувственное отношение к индейцам. По истории мы знаем, сколь жестоки были набеги римлян на кельтов и германцев, кровавые походы Карла Великого на саксонцев, геноцид славян на территории Восточной Германии, бойню в Пруссии, закабаление крестоносцами Прибалтики, Чудское побоище, нашествия кочевников на Русь. Во всех подобных случаях воины лесов с томагавками в руках (впрочем, у богатых мог быть идеальный набор оружия, речь идет о народном ополчении), покрытые перьями (кстати, у австрийцев перо в шляпе является частью охотничьего костюма), в боевых украшениях из перьев шли защищать семьи и земли. В данном случае, коль скоро речь идет о народном, языческом обычае, который христианство не могло истребить веками, легче предположить, что Илья Муромец встречал печенегов, украсив перьями свой шлем, чем полагать обратное. Кстати, и вполне христианские рыцари Европы еще долго украшали шлемы перьями. Вспомним описание турниров. Даже сам лесной характер жизни в те времена претерпел изменения.
Любопытно, например, жили славяне в Подмосковье в 7 – 10 вв. нашей эры. Приблизительно так жили коми-пермяки или саксы в Германии. Из-за угрозы набегов жили они вдоль несудоходных ручьев (на лодке не подплыть, вдоль берега легко не проехать) в чаще лесов. Возделают небольшие куски земли, запашут и в лесу скроются. У удмуртов и коми-пермяков дети с девяти лет жили в лесу самостоятельно (легче скрыться от татар, уводивших народ в рабство). При набегах всегда скот гнали в одну сторону (от него много следов), народ бежал в другую сторону. Тот же лес спасал казаков от набегов слишком большого войска кочевников. Причина иная – в лесу конный воин проигрывает пешему лучнику. Кочевники боялись биться с казаками в лесу. Наверняка, очень неуютно чувствовали себя в лесу и конники Карла Великого, воюя с саксами. Про наездников некоего шерифа и что с ними случалось в лесу при столкновении с лучниками Робин Гуда лучше не упоминать. Не любили лес римские легионеры – в лесу невозможно выдержать идеальный строй войска. Именно в лесу предпочитали давать им бой германцы в тех самых перьях, которые потом остались на рыцарских шлемах, когда сами германцы образовали феодальное общество. И, конечно, те, у кого не было денег на хороший меч, бились томагавками из железа или камня. Ощущение леса, как места, где можно жить вольно и отстаивать свою свободу, не обременять себя изнурительным трудом полевода, долго жило в сознании многих народов.
Сознательно или случайно Фенимор Купер коснулся целой системы архетипов сознания, задавленных развитием феодального общества сравнительно недавно. О том, как живучи подобные архетипы, свидетельствует история корриды в Испании. Больше тысячи лет христианства и мусульманства не смогли истребить до конца языческий культ быка и земли. Сама коррида была во многом порождена протестом против духовного засилья инквизиции, чем-то вроде реванша народа за принудительную набожность. Фенимор Купер, возможно, отсрочил процесс возрождения древних архетипов сознания в Европе. Европейские «индейцы» являлись людьми значительно более высокой культуры, знали и делали изделия из железа и прочих металлов, знали письменность, земледелие, ткачество, скотоводство, ловили рыбу значительно более совершенными методами, строили крепостные стены вокруг поселений (зависело от местности). Благодаря описаниям реальных индейцев, многие европейцы и русские начали узнавать собственные архетипы сознания, но приписывать их другому народу. Поэтому индейцы при подобном восприятии оказались наделены чертами представителей более высокоразвитой цивилизации. Им стали приписывать собственные понятия чести и справедливости, собственный романтизм и собственные знания.
Любопытно, что современный интерес к язычеству в Европе и России уже давно питается не только романами об индейцах. Вспомним романы об Конане и прочие фэнтези. Признаем, хорош Шварцнеггер, отлично смотрится. Получилось кривое, но весьма красивое зеркало, где правда смешалась с вымыслом. Россия со своим интересом к фэнтези и родноверию только догоняет Европу. Претензии на оригинальность или попытки остановить данный интерес как «сугубо русское» извращение сознания смешны и нелепы. Чем это кончится, не знаю. В любом случае, возрождение древних архетипов сознания неизбежно. Без этого возрождения человеку западной цивилизации нечего противопоставить засилью поп культуры и повторной принудительной христианизации в духе «мы воруем, а ты не воруй, побойся навязанного тебе Бога».