Братец Юрочка имел ангельскую внешность - наивный и открытый взгляд голубых глаз из-под чёрных ресниц, маленький носик, белобрысый чуб - чем вводил в заблуждение всех окружающих, но очень быстро всё прояснялось.
Братец не мог и дня прожить, чтобы чего-нибудь не натворить, словно тысячи чертей дергали его за невидимые нити. Ничто не могло его изменить.
Когда Юрочку отдали в школу, уже на следующий день учительница привела его за руку домой, и попросила подождать со школой, в надежде что он изменится за год. Конечно, надежды её не оправдались.
На следующий год, летом, наши отцы собирались порыбачить на Волге - пожить на острове, и решили взять нас с Юриком с собой, чтоб отдохнули как следует перед первым классом. Мы, конечно, были в восторге: жить на острове, в шалаше - это не выходной на даче, а целое приключение! Наши папы не догадывались ещё, какое приключение ждёт их самих, ведь Юрочке тогда исполнилось только восемь лет, и основные вехи его бурной биографии были ещё впереди.
Веселье началось, когда Юрочка ещё не успел выйти из подъезда. Он так размахивал удочкой, изображая как надо правильно забрасывать, что зацепил крючком свои шорты сзади, и вместо того, чтобы просто снять их и отцепить - рванул посильнее удочку. В результате крючок выдрал кусок из стареньких чёрных шортиков и на попе засияла почти ровным квадратом дыра. Я порадовалась, что хоть кожу не зацепил, но это тоже было впереди.
На моторке мы приплыли на остров. Там подолгу жили рыбаки, они построили просторный шалаш, в котором было даже маленькое застеклённое окошечко. Сейчас в этом шалаше стали хозяевами мы.
Наши отцы весь день рыбачили, а мы в восторге носились по острову и купались Волге.
Юрка тоже пытался изображать рыбака, и я держалась от него подальше, когда у него в руках была удочка. И не зря. Он снова поймал себя на крючок, только уже не так удачно, как утром, а за верхнее веко. Его отец, матерясь, кусачками перекусил конец крючка, вытащил его и водкой полил окровавленную физиономию сына. На Юрике всё как на собаке заживает (в этом я ещё не раз убедилась во времена его бурной юности), поэтому через полчаса он уже снова носился по острову.
Вечером, когда уже начало темнеть, дядя Ваня - отец Юрика, сказал, что они поплывут проверить сети, а нам велел к их возвращению сварить уху. Оставил топор и канистру бензина для разведения костра. У него не было и тени сомнений, в том что сын рыбака и дочка опытного туриста справятся с этим делом.
Я начала собирать сухие ветки, а Юрик пошёл за дровами потолще. Скоро он приволок огромное девево. И начал рубить его топором. Дерево оказалось ещё и сырое, и рубиться не хотело. Я предложила ему другое поискать, но он сказал: "И так пойдёт!" , подтащил бревно к аккуратно сложенному "шалашиком" костру и бросил его сверху. Ветки примялись, но Юрик сказал: "Нормально! У нас бензин есть." Полил ветки бензином и поджёг. Веток я насобирала много и пока они горели мы побежали за котлом для ухи. Уже стемнело и мы никак не могли его найти.
-Ничего, - не унывал Юрик, - сварим в ведре!
Я говорю:
- Но там же рыба!
- Ну и что, мы же уху варим.
- Но там улов за весь день!
- Ну и хорошо - наваристее будет, и всёравно больше вёдер не. Давай тащи, - дал он команду, на правах старшего брата.
Я подтащила ведро с рыбой к костру. Воды там было мало, в свете костра видно было, как в ведре шевелилась живая масса.
Ветки прогорели, а сырое дерево и не думало загораться. Я бросилась снова собирать хворост, что в темноте было очень затруднительно, а Юрик тем временем пристроил ведро над затухшим костром.
Я сунула ветки под ведро, Юрик снова щедро полил их бензином и костёр взметнулся выше ведра с рыбой.
Однако, долго любоваться не пришлось, ветки снова сгорели и мне пришлось опять бежать за хворостом, а Юрик остался у костра, и чтоб он совсем не потух часто поливал бревно безином из канистры, а я таскала ветки, но они быстро сгорали.
Поняв, что так у нас уха даже не закипит никогда, я взяла топорик и пошла к лесу за нормальными дровами. Было очень страшно в темноте, но топорик в руках и костёр, около которого мельтешила Юркина фигурка с канистрой, добавили уверенности.
Вернулась я с дровами очень вовремя, потому что у Юрки как раз закончился бензин. На дровах, что я принесла, уха быстро закипела и скоро была готова. Только соли нам почему-то не хватило, хотя все запасы высыпали - всёравно несолёным казалось. И вообще, вкус был совсем не такой, какой ожидали. Но мы жутко голодные были, а потому ковыряли ложками прямо из ведра, постоянно выплёвывая кости, плавники и что ещё там попадалось непонятного.
Сытые, уставшие, с чувством выполненного долга, мы захотели спать. В шалаше было темно, хоть глаз выколи, а Юрке захотелось света. Я стала копаться по рюкзакам в поисках свечей. Но на ощупь никак не могла найти. Юрик решил посветить спичками и зажёг огонёк, а я снова вернулась к поискам свечки.
Дальше всё помниться смутно, видно пропитавшиеся бензином Юркины штаны вспыхнули от упавшей тлеющей спички. Вместо того, чтобы выбежать из шалаша, Юрка начал стаскивать штаны, тут же вспыхнула сухая солома, которой был застелен пол шалаша. Сразу стало светло, но мы в панике метались по шалашу и ничего не соображали. Я пыталась затоптать пламя, но теснота и Юркина борьба с горящими штанами очень мешала. Юрка вылез наконец из штанов, побежал к реке и нырнул прямо вниз головой, хотя у берега был очень мелко - всего по-колено.
Я металась в поисках ведра или ещё какой посуды чтобы залить огонь, но единственное ведро было с ухой и вывалить на песок плод нашего труда я не смогла. Тогда я бросилась снова к шалашу, вытащила рюкзаки, хорошо они рядом с входом были, и пыталась забросать горящую солому песком.
Юрка куда-то пропал, а мои маленькие ладошки не могли зачерпнуть столько песка, чтобы заглушить пламя, которое уже доставало до потолка. Стена, где окошечко, была сделана из рубероида и от жара по нему потёк гудрон. Стекло в окошечке лопнуло. Я уже не могла подойти близко ко входу, из него веяло таким жаром, что оставалось только наблюдать,как домик превращается в гигантский костёр.
От пережитых волнений ноги меня уже не держали, я плюхнулась на песок и только отползала чуть дальше от жара, если ветер дул в мою сторону.
Тут приплёлся Юрка. Он сел рядом и дуя на обожжённые руки глядел на пылающий шалаш. Я повернулась к нему и чуть не завизжала - всё его лицо и голова были в крови.
- Юрка, что с тобой, - чуть не плача, спросила я.
- Да я нырнул, а там - кол, к которому лодку привязывали, - ответил Юрка, размазывая тыльной стороной ладони по лицу кровь, стекавшую с мокрых волос.
Наш "пионерский костёр" было видно на обоих берегах Волги. Скоро мы услышали звук моторной лодки. Наши отцы с перепуганными лицами бросились к нам. Но когда первая радость, что мы живы прошла, начались вопросы.
Трудно представить, как нелегко им было выдержать без матюгов и рукоприкладства сгоревший шалаш и разбитую Юркину голову.
А утром их ждало следующее испытание: нашу "уху" можно было резать ножом - около десяти кило рыбы, сваренные почти без воды, но зато в чешуе и со всеми потрохами, застыли как холодец, несмотря на жару, а так как соль кончилась, есть этот страшный на вид и вкус шедевр было невозможно. На жаре он не долго простоял. Решили выкинуть эту "уху" и плыть домой, с тем что ночью выловили.
Но испытания ещё не кончились - обнаружилось, что бензина тоже нет - мы его в костёр весь вылили, когда уху варили. И спросить не у кого - на острове никого кроме нас.
На Волге сильное течение. Гребли к берегу на вёслах часа два.
Долго потом нас не решались никуда брать.
Но Юрику никуда и ездить не надо было, что найти себе приключения.
Все школьные каникулы я проводила в семье дяди. Дом их рядом с Волгой. И большинство развлечений тоже с Волгой связаны. Летом - нырять со шлюзов или переплывать канал, желательно прямо перед плывущими баржами. Весной - кататься на льдинах.
Когда уже в пятом классе учились - в весенние каникулы, в марте, Юрка катался на льдине, отталкиваясь палкой, а я и толпа народа на набережной с ужасом смотрели на это. Около стоящих барж был очень тонкий слой льда, толщиной всего несколько сантиметров и толстая Юркина льдина, набрав скорость, влетела под этот лёд. Глубина рядом с баржами была большая. И Юрик, оставшись без своей льдины, побежал по этой корочке льда её догонять. На тонком льду под его ногами сразу появлялись трещины и как только Юрка задерживался хоть на секунду - лёд начинал под ним быстро проседать.
Все с ужасом затаили дыхание, к берегу он подойти не мог - там льда не было воообще, оставалось только догонять свою льдину. Каким-то чудом ему это удалось и когда она выплыла из-под тонкого льда он заскочил на неё и с гордым видом причалил к берегу.
- Пошли покатаемся! - позвал он меня.
Я, перепуганная его беготнёй по трескающемуся льду, отказалась. Но на то он и Юрик - пообещал только рядом с берегом плавать - и уговорил. Только я разбежалась, чтоб перепрыгнуть на льдину - как он зачем-то оттолкнулся от берега. Разогнавшись с крутого склона я, как была, в шубе, сапогах, грохнулась в ледяную воду. По счастью глубина там была только до подмышек. Я сама вылезла на берег, сухой на мне оставалась только шапка, но я почему-то совсем не чувствовала холода. Не разбирая дороги, разбрызгивая мокрый снег и лужи, я помчалась домой. Тётка, увидев меня, сразу поняла в чём дело, и строго глядя на меня сказала:
-Ну?
Я пролепетала:
-Я поскользнулась и в лужу упала...
- Ну-ну... Иди, переодевайся.
Летом тётка и дядя завели свинью. Они держали её в гараже недалеко от дома и Юркиной обязанностью было кормить эту животину. А корм представлял собой трёхлитровую банку с остатками еды и всякими очистками - очень неаппетитного вида. К тому же от свинского гаража жутко разило.
Юрий к тому времени стал очень симпатичным парнишкой и девочки им активно интересовались, а он - ими. Не мог же такой отутюженный франт в белых носочках пахнуть свиньёй! Поэтому у хрюшки по-нескольку дней подряд были "разгрузочные дни", а её обеды аккуратно переправлялись в мусорку на улице.
Продолжалось это довольно долго. В конце концов, спортивная фигура порося озадачила маму Юрика и она быстро вычислила, для кого корм заготавливает, а главное, куда деваются трёхлитровые банки, которые так нужны для домашних заготовок.
За проделки Юрку не раз лупили шнуром от утюга.Однако, тягу к приключениям шнуром не отбить.
Как-то вечером, отправившись с мусорным ведром на помойку, Юрик захватил с собой ключи от гаража и отцовского "Жигуля". Ведро с мусором так и осталось стоять в подъезде, а Юрик с друзьями, набравшись градусов для большего экстрима, носились по ночному городу. Толпа подростков в выписывающей зигзаги машине, конечно, привлекла внимание кого надо. Поэтому скоро экстрима добавилось ещё, когда под вопли сирены пьяный Юрик давил педали, удирая от машины с мигалкой.
Погоня настигала их, и тогда Юрка решил спрятаться в тёмной арке. Он резко свернул во двор, и действительно, спрятаться удалось неплохо - во дворе меняли канализацию и выкопали огромный котлован, в него с разгону и "спрятались" Юрик с друзьями и с машиной.
Милиция их всётаки нашла. Пацаны отделались испугом и лёгкими ушибами, а вот машина была сильно разбита.
В три часа ночи у дяди в квартире раздаётся звонок. На пороге два милиционера:
- Где ваша машина?
Дядя Ваня спросоня ничего не понимает:
- В гараже, где ж ещё...
Тут один милиционер протягивает ключи от дядькиной машины.
- А где ваш сын?
- Мусор выносил, сейчас спит, наверное, давно... - Всё ещё не врубается бедный дядька.
- Вам придётся поехать в отделение.
Юрку, конечно, отпустили, ведь машина принадлежала его отцу, заявления нет и никто не пострадал.
Это была его первая разбитая машина...
Битьём машин Юрик не ограничился, и насмотревшись фильмов с Ван-Дамом отрабатывал приёмы кикбоксинга на улицах своего района, зарабатывая себе таким образом шрамы и "авторитет".
Как-то раз, он вернулся, как всегда, глубокой ночью и сразу стал стирать что-то. Я заглянула в ванну, спросить всё ли у него в порядке, и в ужасе замерла в дверях. Юрка стирал свои носки, которые раньше были белыми, а сейчас стали алыми - в раковину с них текла кровь. Он обернулся, и увидев моё испуганное лицо, "успокоил":
- Не бойся, это не моя.
Я пыталась расспросить, что случилось. Но он, не вдаваясь в подробности, сказал что они всего лишь "помахались с пацанами с Комсы (Комсомолького района)", и добавил "не бойся - все живы".
Конечно, доставалось и ему. Как-то он вернулся домой ещё засветло - бледный, с замотанной каким-то тряпьём рукой. Я была дома одна и стала помогать ему раздеться. Потом размотали тряпку - это были куски чьей-то рубашки - глубокий порез пересекал четыре пальца. "Он меня пырнуть хотел, а я за нож схватился", - прокомментировал Юрка. По-счастью, пальцами он мог шевелить.
Маме он сказал, что шёл, упал и об лёд порезался. Она, конечно, не поверила.
Когда Юрика призвали в армию все вздохнули спокойно, надеясь, что там-то его, наконец, приучат к дисциплине. Но эти радужные мечты быстро разлетелись в прах под напором суровой действительности. Два месяца успел прослужить Юра в рядах нашей доблестной армии, причём значительную часть времени службу он нёс на "губе". А вскоре оказался в дисциплинарном батальоне.
Там Юрий научился писать такие письма! Если не считать кучи ошибок, это были просто философские эссе на тему смысла жизни. Раскаяние сквозило в каждой строчке, он просил прощения у своих родителей и искренне сожалел о том, сколько здоровья им попортил своей непутёвой жизнью. Думаю, его родители плакали, когда читали. Я же в своих письмах, не жалела его, и на все уверения взяться за ум отвечала, что посмотрим, когда вернётся, чего стоят его обещания - пусть на деле покажет.
Он и показал. Отец устроил его к себе на завод, водителем. Кажется, работай себе спокойно, всёравно кроме как водить больше ничего не умеешь.
Но вскоре Юрий разбил машину, причём на этот раз были и пострадавшие. Отцу Юрки пришлось продать гараж, чтобы заплатить адвокату.
С завода Юрку уволили.
Тогда он занялся частным извозом на отцовском "Жигулёнке". Как-то на автовокзале сели две тётки, груженые кучей чемоданов и узлов. Они торопились в аэропорт и просили ехать побыстрее. Лучше бы они этого не говорили. Юрка, почувствовав азарт, давил педали, как на гоночном болиде, выжимая из старенького "Жигуля" всё возможное и невозможное. Дорога тоже не для гонок была. Может камушек какой-то попался или ямка в асфальте - колёса оторвались от земли, машина слетела с дороги и перевернувшись через крышу снова встала на колёса. По счастью их не вынесло на встречную полосу - движение на том участке было очень оживлённое. Несколько секунд ничего не происходило, а потом задние двери открылись, из них выскочили пассажирки и молча побежали в поле, подальше от сумашедшего водителя и злосчастного автомобиля. Тётки были целы и невредимы, похоже узлы, которыми они забили салон, сработали как подушки безопасности, только заднее сиденье, на котором они сидели, мокрым оказалось.
Юрка тоже отделался лёгким испугом, а в машине разбилось стекло, и появилось несколько вмятин. С частным извозом было покончено. И Юрка пошёл учиться на сварщика. Но в училище появлялся не часто, всё какие-то свои дела улаживал.
Не смотря ни на что, Юрик оставался очень симпатичным и обаятельным парнем. И девушки у него всегда были просто модельной внешности. Ему нравилось, когда девушки красили губы красной помадой. Вот и были рядом с ним длинноногие красотки с ярко-красными губами, и сами яркие, но такие же несерьёзные как и он сам.
Та, что провожала его в армию, конечно его не дождалась. Юрка этого так не оставил и месть его была страшна. Новоиспечённого супруга той девушки приехали защищать от юркиных кулаков все родственники мужского пола. К счастью, серьёзно тогда никто не пострадал.
Потом у него всётаки появилась постоянная спутница жизни.
Удивительно, на что надеялась девушка, когда связывала с ним свою жизнь, учитывая такую бурную биографию своего избранника. Даже не зная большей части событий его жизни, о многом можно было догадаться по другим записям. К двадцати пяти годам шрамы и татуировки в изобилии украшали всё его тело.
О родительской всепрощающей любви можно не говорить. И сестра может продолжать любить непутёвого брата, точнее того мальчика в нём, с которым связано много воспоминаний детства. Но женщина выбирая мужа - выбирает отца своим будущим детям.
Став семейным человеком Юрка, кажется, начал делать робкие попытки утихомириться и, наконец, зажить нормальной жизнью. У них родился сын. Бабушка и дедушка были счастливы, наконец, наступил и в их жизни праздник - сын остепенился, начал работать, подарил прекрасного внука. Но праздник продолжался не долго. Когда маленькому Дениске исполнилось два годика, его мама и папа оказались за решёткой.
Юра так и не смог выбраться из трясины своего прошлого, а провалился ещё глубже, затянув за собой и жену.
Маленького Дениса воспитывают родители Юры. Ему уже четыре года. Малыш внешне просто копия папы - такие же голубые восторженные глазёнки под чёрными ресницами, непослушный белобрысенький чубчик. На детских фотографиях их просто не отличишь.
Дениска очень шустрый и разговорчивый мальчик. "Я плиеду к тебе в Глецию!" - кричит он в телефонную трубку, хотя совсем меня не помнит.
Бабушка и дед отдают своему маленькому внуку столько заботы, сил, времени, любви, словно хотят взять у судьбы реванш.
Так получилось, что Дениску воспитывают те же люди, которые растили Юру, и гулять он будет в том же дворе и даже ходить в ту же школу, что его отец, а генетика постаралась создать почти точную копию Юрочки. Но так хочется верить, что злой рок не коснётся этой души и малыш не повторит судьбы того, на кого он так похож.