ФИЛИПОК И ВСЕ-ВСЕ-ВСЕ
Длинная жизнь Л. Н. Толстого имела, как известно несколько переломных моментов. Одним из самых важных - это превращение светского франта (кутежи, цыгане, дуэли после Севастополя, как вспоминает в письмах Тургеневу Фет) в едва ли не затворника и открытие им школы для крестьянских детей близ Ясной Поляны. Случилось это в 1859г., три года спустя после отъезда в имение. В школе обучалось более пятидесяти детей, наиболее успешными, судя по воспоминаниям самого Толстого, были некие Семка и Федька, активно принимавшие участие в коллективных сочинениях, своего рода литературном "мозговом штурме", придуманных графом.
Очевидно тогда же Толстому явился загадочный образ Филипка, знакомый каждому русскому по чтению для второго класса, ни разу, в отличие от тех же Семок и Федек более не упомянутый.
Для читателей этого эссе, давно преодолевших возраст в восемь лет, нелишне будет напомнить содержание загадочного текста.
Некий мальчик по имени Филипп (любящий лошадей по-гречески) взял шапку и хотел идти в школу вместе с другими детьми, но не был отпущен родными по малолетству. Однако позже, взяв отцовскую шапку, преследуемый дворовыми собаками, приходит таки в класс, где сидит его старший брат, заявляет, что умеет уже читать, что он "бедовый" и "страсть какой ловкий", в результате чего получает разрешение учиться со всеми.
Оценивая в целом детские "были" и сказки графа, надо сказать, что едва ли не единственно "Филипок" может быть потребен современному маленькому читателю. Это - один из немногих толстовских рассказов для детей без единого трупа. Интересно также, что латентный педофилический и садомазохистский мир Толстого* в его ранних сочинениях для детей имеет странную географию. Чаще всего действие происходит в узнаваемых ландшафтах Ясной Поляны (например, быль о том, как галлюцинирующая девочка, неправильно интерпретируя окрики старшей сестры, собирает меж рельсов рассыпавшиеся, очевидно псилоцибиновые, грибы, оказывается под составом и лишь чудом остается жива вместе со спасенными грибами - Девочка и грибы).
_________________
* Сохранилось довольно много воспоминаний детей, принимавших участие в забавах графа. "Часто бывало, когда мы его схватываем, стараемся валить, он (Толстой - И.С.) скажет: "Погодите, - и сам ляжет ниц. - Ну, бейте меня по спине кулаками!" Мы в несколько кулаков начинаем его бить, а он только выкрикивает: "Вот хорошо! Вот хорошо!" - Из воспоминаний В. Морозова, ученика толстовской школы. Можно вспомнить также и непечатную сказку о мальчике и семи огурцах из воспоминаний А. Сергиенко, потрясающую своим фрейдистским контекстом.
Несколько рассказов посвящены английским нравам. Вполне можно понять ненависть к туманному Альбиону у побывавшего под британскими ядрами офицера, но все же странно выглядит, например, рассказ о лондонском зоопарке, вход в который оплачивается, в случае отсутствия денег, животными, идущими на корм хищникам (Лев и собачка).
Третий пункт толстовской географии - как ни странно - Индия, где женщина, мужа которой растоптал слон, бросает тому под ноги также и детей.
Надо сказать, что еще в "Севастопольских рассказах" Толстой обнаруживает проникновенной понимание самой сути буддизма. Допрашивая с садистским любопытством солдата о его ощущениях в то время, как тому оторвало ногу, граф, похоже, в первый раз сталкивается с вестью из Тибета: Бодхисаттва на севастопольских редутах просто на примере своей оторванной ноги объясняет молодому офицеру смысл адвайты и недеяния:
"...как он ударит меня по ноге, ровно как в яму (очевидно, имелся в виду тибетский властитель царства мертвых Яма - И. С.) оступился. Глядь, а ноги нет.
- Неужели больно не было в эту первую минуту?
- Ничего. Только как горячим чем меня пхнули в ногу.
- Ну, а потом?
- И потом ничего, только как кожу натягивать стали, так саднило как будто. Оно первое дело, ваше благородие, не думать много (выделено Толстым - И. С.): как не думаешь, оно тебе и ничего. Все больше оттого, что думает человек".
Едва ли можно представить лучшую иллюстрацию к Алмазной сутре, чем отсутствующая конечность (т. к. форма есть пустота, а пустота есть форма) у остановившего свое сознание и взошедшего из мертвых к Абсолюту святого в солдатской форме.
Однако, вернемся к короткому, как мантра, тексту о мальчике в толстовской школе. Граф, очевидно, по неким специальным причинам не указывает цвет отцовской шапки, которую надел перед школой Филипок…
Не углубляясь слишком в историю тибетского буддизма, отметим, что около 900 лет существует линия Карма Кагью, пересекающаяся несколько раз со школой Гелукпа, к которой относится Далай Лама, обладатель желтой шапки. Линия Кагью представлена сменой реинкарнаций Кармап и Шамарп, носивших соответственно черную и красную шапки. Надо заметить, что основание самой школы Гелукпа относится к жизни уже пятого Кармапы, а первый Далай Лама, Гендюн Друб, появился в 15 веке, во время жизни шестого черношапочного владыки. Черная и красная линии переплелись уже в 1283 г., когда второй Кармапа перевоплотился в первого Шамарпу, Дракпу Сеньге.
Линия красно – черных шапок пришла в упадок в 1639 г., когда поддерживающее их правительство потерпело поражение от монголов, приглашенных желтыми шапками. Двадцать семь монастырей Кармапы и двенадцать Шамарпы были обращены в Гелукпу. С тех пор линия Карма Кагью, за исключением короткого взлета в начале 18 века не имела прежнего влияния в Тибете, а 1792 г. монастырь Янгпачен - оплот черных шапок – был преобразован в желтошапочный.
Шамарпы были запрещены, однако продолжали перерождаться как Бодхисаттвы, однако тайна, покрывавшая признание каждого нового перерожденца оказала линии не лучшую услугу. После смерти
ПРОДОЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…