- Наливай, Колетт!
В воздухе разносился травяной аромат абсента, на танцевальной площадке женщины и мужчины, устало навалясь друг на друга, танцевали под какую-то медлительную усыпляющую музыку.
- Посмотри вон на того! Ну и рожа! Не хочешь написать ещё что-нибудь остросоциальное, а Колетт?
- А ну его к чорту, наливай, я хочу сделать глоток вина!
Усталые глаза следили за кудрявой струйкой, переливающейся из бутыли в бокал.
- Ну, ты что, поэт, загрустил?
- Ты думаешь, Анри, что только он один урод? – он выпил абсент и аккуратно без стука поставил бокал. – Они все, мы все – калеки. Весь мир искалечен.
- О, Колетт, перестань! Только не о калеках… Ты же знаешь, что я не люблю…
- Грязь, Анри! Кругом грязь! Люди на ней поскальзываются и калечатся. Нас уродует та же грязь, которую мы разводим у себя под ногами!
- Какая грязь, Колетт? Я не силён в символизме…
- Грязь – это человеческие амбиции, мы всё время хотим чего-то себе, себе, себе… только себе! И за этим не видим ничего вокруг, ничего, что можно было бы назвать по-настоящему прекрасным, по-настоящему ценным. Ничего, что можно было бы назвать душой…
- Колетт?
- Что?
- Наливай…