Глава 35.
Девятого сентября солнце не спешило подниматься из-за горизонта. В смурой пелене тумана постепенно начинали проступать ряды конников. Они шагом приближались к когортам, словно не зная, которую первой смести своей гигантской мощью. Вот уже в бинокль виден командующий армией нападающих. Марий с интересом изучал своего противника, и лицо его долго оставалось каменным. Он не сомневался в победе над немыслимой мощью, покорившей Рим. Опытный стратег, он мгновенно просчитал все выгоды применения на первом этапе, не знакомой ему прежде, техники пассивной обороны, и того, что сулит применение световых и шумовых эффектов. Но теперь же он ждал ответа на вопрос: купится ли его оппонент на щит с огромной фотографией легиона на фоне якобы полутораметровой, строящейся, стены крепости, и усмехнулся, когда с воем и гулом лавина хлынула на штурм.
О том, что во всём происходящем есть какой-то подвох, недавние покорители Римской Империи стали догадываться приблизившись к стенам крепости. Их кони начали спотыкаться, путаясь в кольцах стальной проволоки, умащённой колючками, острыми, как венок из терна. Всадники начали падать с коней, и сами путаться в этих спиралях, спрятанных под странной сетью с зелёными тряпочками. Колючие витки коварно ловили лихих наездников. Те ещё не понимали что это такое, и как мухи в паутине, суетясь, запутывались в ней ещё стремительней.
Росная трава окрасилась кровью, а задние всё напирали и напирали.
Сеть внезапно упала на спирали колющейся проволоки, и нападавшие с удивлением увидели мощь крепостной стены высотой во все три человеческие роста. Когда и как удалось легиону построить её за неделю! Предводитель атакующих, поняв, что попал в западню, попытался остановить и развернуть конную лавину от крепостной стены, на которой лучники уже готовились к стрельбе, и ему удалось повернуть голову табуна от стены к спасительной реке. Казалось, что хитрость гарнизона провалилась, но тут, на пути повернувшей к спасению армии начали с неимоверным грохотом и вспышками рваться шумовые и световые гранаты. Кони шарахнулись назад. Началась давка. Слышны были вопли боли и стоны, крики проклятий и ржание обезумевших коней. Давка преумножала свои скорбные трофеи с каждой минутой. Победители становились жертвами. Не было сделано ни единого боевого выстрела, а сотни коней лишились своих всадников, и многие десятки из них вопили под копытами своих товарищей.
Атака была отбита, захлебнулась в собственной крови, но ни одна из сторон не строила иллюзий по поводу мирного разрешения спора о праве на господство.
Едва конная армада отхлынула от стены города, как на опушку леска выкатились катапульты, а возле них замерцали языки пламени костров. Затем на поле выкатились повозки с наспех сколоченными щитами из тонких, в руку толщиной, сосновых стволов, за этими щитами от стрел укрывалась наступающая пехота. Это воинство медленно приближалось, пока не достигло линии проволочного заграждения и траншеи за ним. Катапульты начали заряжать глиняными горшками с горящей смолой, и тут же, без дополнительной команды, выстреливать бомбы за крепостную стену. Их было несколько десятков. Большого урона обороняющимся такая тактика не могла принести обстрелом незастроенного пустыря, но, других средств в арсенале нападающей стороны не было. Не так они представляли себе битву. Казалось, что легко сметя когорты на недостроенной стене, всадники беспрепятственно ворвутся на территорию лагеря, истребляя легионеров в палатках и на улицах. Пехота вычистит лагерь от уцелевших, и на этом можно будет закончить неприятную часть сражения, и приступить к подсчёту трофеев.
Зосимус повернулся к своим командирам, командующим когортами, с вопросом:
- Кто я для вас?
- Комит! Наш командир! Победитель разрушителей Рима!
Цезарь новых, северных земель Империи!
- Граждане Рима, вы готовы провозгласить меня цезарем Балтийских земель, верным ревнителем традиций, почитающего Августа, если таковой появится над гражданами Рима?
- Слава цезарю Зосимусу! – прокатилось вокруг.
- Как избранный вами цезарем, я должен сделать своей армии подарок. Такова традиция. И сегодня я подарю вам самую бескровную победу над армией противника силами всего одного легиона!
Помните фразу из фильма: «…Вас послушать, так выходит, что в истории орудовала шайка двоечников и карьеристов, ни на что не способных…». Я умом понимал всегда, что те, кто жил прежде нас, не были глупее, или слабее в чём либо. Просто они владели меньшим историческим опытом, и то, что моя колоколенка на вершок выше – вовсе не заслуга и не предмет для личной гордости.
Думается мне, что не только я, при всём понимании ситуации, не смог своевременно и легко избавиться от глупого, по самой сути, снисходительного отношения к древним. Эта мысль сразу же пришла мне в голову, едва только прозвучало сообщение о появлении крупной конной группы противника, выдвигающейся в направлении парка нашей техники и щитовых домиков, в которых были размещены все остальные, кроме четы Пясецких и Сергея Нечаева, участники экспедиции. Это была восточная сторона сухопутной границы города. Так вышло, что лагерь наших военных оставался за внешней стеной. Щитовую казарму прикрывали только три ряда проволочных заграждений и траншеи между ними. Вся пиротехника оказалась сосредоточенной на направлении основного удара противника. Вот где сказалось отсутствие военного образования у Нечаева младшего, и отсутствие достаточного опыта создания обороны против значительных конных соединений со стороны противника у наших десантников. Чрезмерно зазнавшись, они совсем не ожидали того, что вид боевых вертолётов и БМД может и не напугать наступающую сторону. Военные ошибочно полагали, что вид неизвестной техники заставит противника остыть, остановиться, но этого не произошло. Напротив, они решили пробиваться по самой кромке воды, и обойти стену вплавь, на этом пути помехой для них были только три ряда проволоки, траншеи между ними и щитовой домик казармы военных строителей.
Поняв оплошность, военные побледнели. Они, по-прежнему стоя в кузове людского ЗИЛа, как на помосте для гостей учений и генералитета, с которого любовались своей работой по отражению нападения, забарабанили по крыше, и напуганный водитель сразу рванул в сторону будущего военного городка. Не взирая на неровности и прыжки на них грузовика, майор Некрасов связывался по радио с казармой.
Через минуту в наушниках радиостанций всех Балтийских подразделений зазвучало:
- Майор Некрасов на связи! Слушай приказ: всем, находящимся в казарме военного городка немедленно занять круговую оборону. БМП выдвинуть на фланги. Немедленно поднимать вертушки, и на бреющем разгонять конницу! Если атакующим удастся прорваться через первое кольцо проволочного ограждения периметра, разрешаю, в целях самообороны, применить все огневые средства на поражение. Вертушкам поддержать огнём уже на подступах к первой линии проволочных заграждений, и не допустить прорыва противника через вторую линию на территорию лагеря!
Так уж вышло, что военный историк Шаповалов не переносил вида крови, и потому не стал вместе с другими наблюдать в бинокль мясорубку на другом фланге обороны. Он предпочёл отслеживать перепятии сражения по радио и фиксировать их на карте, для истории, и был совершенно доволен результатами своей работы, удивившись только тому, что всё так быстро завершилось. Теперь же он, по прихоти судьбы внезапно оказывается старшим по званию в казарме, и, кроме того, единственным офицером! В первый момент Эвальд Викторович растерялся, по опыту изученных сражений поняв, что именно сюда будет направлен второй, основной удар противника. Натасканные Чечней, экипажи БМП и двух вертолётов не дожидаясь команды, сами пулей вылетели на улицу; командир взвода военных строителей с дневной сменой был в крепости, а здесь было только отделение недавно вернувшихся с ночной смены. Они тоже услышали громкое радио и мгновенно сбросив сонливость, смотрели теперь на полковника, как на Бога, эти десять ребятишек-срочников. В глазах их читалась очень отчетливая жажда жизни и готовность выполнять любые приказы. С вышки прибежал ефрейтор, с огромными глазищами и криком:
- Шухер! Вестготы на нас прут до горизонта!
- Отставить, воин! Дежурный, открыть оружейную комнату! Всем проверить оружие и наличие боеприпасов! Дневальным, стелить матрасы под окнами, а после - вскрывать цинки и набивать все магазины, какие найдёте, и следить за наличием патронов у стрелков.
Шаповалов сам поразился тому, откуда у него вдруг прорезался командный тон! Вы не поверите, но обилие фильмов про войну, просмотренное нашим поколением, оказывается, может сослужить добрую службу, и даже помочь, в экстремальной ситуации, выковыривая из тайников памяти необходимые знания и команды!
Эвальд Викторович, знаток стрелкового оружия, в теории, направился вместе со всеми в ружейную комнату. Увидав бледное лицо прибежавшего с вышки, улыбнулся тому, что сам выглядит сейчас, видимо не лучше. А ефрейтор, прижимая к себе винтовку с оптикой, думал:
Ага, улыбается! Ему легко, он полковник, всего нагляделся, а я может и не стрелял ни в кого ни разу, и вообще, первый раз попал на фронт! Но хорошо что улыбается. Если опытный командир улыбается, значит дела наши не так плохи, как мне показалось в прицел. Он-то наверняка знает что-то такое, чего мы не знаем.
Солдат был прав. Эвальд Викторович, кабинетный историк, действительно знал наверняка то, чего не знали его новоиспечённые бойцы: Дай он сейчас слабину, и пропали они, уже теперь, до начала боестолкновения предрешив свою судьбу!
Эй, «Шухер», тебя как по имени отчеству?
- Александр Леонидович.
- Винтовка-эксперименталка калашниковская, с оптикой, твоя?
- Моя.
- Умеешь пользоваться, или так, для блезиру?
- Девяносто четыре на триста метров.
- На упреждение стрелял?
- На триста метров.
- Маловато. Попробуем на пятьсот. Идут почти прямо, так что должно получиться. Придётся стрелять в голову. Командиров я тебе буду указывать, а там уж наши жизни на треть от тебя зависеть будут. Выбирай себе место, я буду рядом… Всем занять рубежи по два человека на окно! Одеть каски и бронежилеты!
Случайно оказавшийся в казарме преторианец, принесший Шаповалову сообщение о передвижении противника, не знал, что ему делать, и полковник улыбнулся:
- До стены доскакать не успеешь, да и не откроют они – опасно, враг рядом. Останешься здесь, пока, посмотришь, как это делается у нас! Следи, чтобы не подожгли дом!
- Пулемёт чей?
- Дневальные мы, оба.
- Всё, ребятушки, снимаю с дневальства, готовьте машинку в центральном окне. Что с патронами?
- Пустых магазинов штук сорок, но набили только шесть!
- Стрелять короткими, целиться в живот или грудь! Вопросы?
- В оружейке стоит ящик с гранатами, осколочными, лимонками, принести?
- Принести.
Кто метал боевые гранаты?
………………………………
- Понятно. Ко мне подтаскивай… Прицел триста метров! Пулемётному расчёту целить по лошадям!... Все окна – с петель, чтобы стекло не сыпалось, и составить к боковой стене, быстро! … Сменные магазины справа… Штык-ножи у всех есть?
- А мы в контратаку пойдём?
Кто-то закатился сдавливаемым смехом.
- Отставить смех! Штык-ножи - для рукопашной, для последнего боя, но, надеюсь, не потребуются. Примкнуть штыки, после некогда будет.
Лица ребят сразу посуровели, но один всё же вскакивал, и «снимал на мыльницу» для истории. Шаповалов не осудил. История ведь так и пишется, ему ли не знать!
Наконец они услышали шум взлетающих вертолётов, и, не сговариваясь, с облегчением вздохнули. Однако расслабился не удалось. Конница шарахалась от шума лопастей, но, сдавленные с боков, кони продолжали нести своих всадников, как прежде, и несли их всё ближе к территории охраняемой группой Шаповалова. Лавина медленно сползала с пологого холма точно на них. Толку от облёта конницы оказалось мало. Лишь единицы слетали с коней, вставших на дыбы, и атака лишь замедлила свой темп, но не напор и численность кавалеристов.
Даже вертолётчикам, с воздуха, было жутковато наблюдать целое, огромное поле, сплошь, покрытое скачущими воинами. Приказ был четким: отсекать противника от территории лагеря, и вертолёты, после безуспешной попытки рассеять конницу, вернулись к зданию казармы. Они зависли, чуть выдвинувшись, и угрожающе наклонившись вперёд, в надежде на то, что шум роторов всё же затормозит, если не остановит армию. И вновь движение замедлилось, но не прекратилось.
- «Шухер», в смысле Леонидыч, в таком разброде я не смогу тебе цели указывать. Сам выискивай тех, у кого доспехи побогаче, с инкрустациями, да одежда понаряднее. Могут быть крупные медальоны на груди, подобие диадем на голове, или широких обручей. Те, кто приказывает что-то – тоже твои клиенты. Мочи без предупреждения, хоть в сортире, чтобы зря рот не разевали и руками не размахивали!
Увидав проволочное заграждение, и уже узнав, что встреча с ним сулит коннику, многие пытались сдержать лошадей, но напиравшие сзади буквально выталкивали своих товарищей в опасное место. Кто-то перепрыгивал на скаку и летел в траншею вместе с конём. Другие, пытавшиеся повернуть или остановиться, сметались лапиной напиравшей сзади. И вот уже полна траншея кровавого месива. И по нему скачут всё новые и новые всадники. Леонидыч очнулся от окрика «Не спи!», но, даже в оптику никак не мог определить, кто побогаче, кто – нет. Клубы пыли начали застилать перед ним перспективу. Отыскать цель было сложно. Но тут один из всадников встал в стременах, и стал что-то кричать своим товарищам. Солдат навёл ему на грудь прицел, взял упреждение по шкале, собрался зажмуриться, и убить первого в своей жизни человека, но его цель дёрнулась, и рухнула с коня. Оставляя на серой шее животного кровавый след. Стреляли из БМД. Ладно, вот и другой: толстяк, в шитой кожаной безрукавке, в поножьях с узорами. Палец сам плавно пошёл на выдохе. Леонидыч не хотел никого убивать, но он хотел, чтобы его цель, его добыча, была поражена им, а не из БМД. Ласковый толчок в плечо, и толстяк, оседая боком, мешковато валится под ноги коней. Стало стыдно и хорошо одновременно. Это же, как в тире по безответным болванчикам! Но стрелок тут же одёрнул себя, урезонивая внутреннего пацифиста тем, что всадники несутся с копьями и луками с единственной целью: убить его, и его товарищей! Да, они вооружены хуже, но сколько их! Инстинкт требовал незамедлительно остановить людское море, желающее его смерти, и рука проявила твёрдость, а глаз - меткость. Леонидыч больше не думал о противнике, как о людях. Цель, и точка. Ещё цель – новая точка. Конец обоймы. Ещё пять патронов. И новая цель – точка! Новая цель – точка! Он даже был немного горд своим результатом: одна цель – один патрон. Он вошёл в азарт, стремясь истребить всех мало-мальски приметных ездоков. Когда же он увидел в прицел то, как проволока разодрала грудь коню, и брызнула кровь животного, он пожалел животину и отвлёкся всего на один выстрел. Удивился тому, какие крупные теперь цели, уже можно выбирать, в глаз или в лоб. Вместо очередного десятника или сотника пуля прострелила предплечье лучнику с горящей стрелой, и тот выпустил её в спину своего товарища. Но это не было промахом, просто Леонидыч вздрогнул от взрыва перед собой. Увиденный в оптике, он. Своей близостью напугал. Оказалось, что это заработали крупнокалиберные пулемёты и пушки БМД. Следом за ними, с воем, жутким грохотом и содроганием земли пробили кровавый коридор в рядах атакующих залпы ракет, которые были выпущены с вертолёта. Всеобщее очумение и непонимание происходящего не удержало новую волну всадников от заполнения бреши. Кровавый коридор был тут же заполнен, но залп повторили, и сердца уцелевших содрогнулись от вида разорванных в клочья тел своих товарищей.
Крупнокалиберный пулемёт не умолкал, стремясь не пропустить конницу на объект. Накосив за минуту целую груду из лошадиных и человечьих тел, он замолчал только тогда, когда напор атаки ослаб из-за холма образованного трупами, сочащимися кровью, и конница, напиравшая сзади, натыкаясь на этот немыслимый утёс, разбивалась на части и подобно потокам воды, завихряясь в буруны, откатывалась назад. Хотя те, кто отдавали приказы штурмовать и были полны решимости не считаться с потерями, воины остыли. Ужас отрезвил их. Войско встало. Осознание фактического истребления армии привело к перелому в сознании воинов. Задние ещё давили, но те, кто были впереди, уже стремились выскочить в любую сторону, но никак не в направлении атаки. Коннице удалось продвинуться из-за инерции табуна, на двадцать метров, но подступивших вплотную к третьему и последнему кольцу проволочного ограждения, менее, чем в ста метрах от казармы, расстреливали теперь и стрелки, занявшие позиции в проёмах окон. В ответ начали залетать стрелы и дротики. Часть стрел была зажигательными, но все были слишком увлечены боем, чтобы гасить их. Вот тогда включился в работу и посыльный преторианец, имевший опыт в противопожарных действиях со стрелами.
Мурашки бежали по телу защитников от густого запаха пороховой гари, и перекрывающего даже его, пронизывающего всё, до тошноты, до дурноты, слащавого запаха свежей, парной крови. От вида умирающих в конвульсиях людей и лошадей, становилось муторно до того, что хотелось закрыть глаза, и всё отринуть от себя, и как программу в телеке переключить, а голову не покидала мысль о том, что всё это уже где-то было. И, чтобы отвлечь себя от ужаса убийства, молодые ребята вспоминали кадры из фильма про хоббитов, а Шаповалов – кадры Аустерлица из «Войны и мира». Это как в кино – примерно так убеждали они себя, понимая обречённость на занятие кровавым ремеслом ради своей защиты, и убивать становилось немного легче, хотя отвращение к этому ремеслу только нарастало в них с каждым новым выстрелом, с каждым упавшим в траву от его руки.
Видя в бинокль то, как конница осаждающих валится, словно натыкаясь на невидимую стену, и то, как мощные хлопки, и всплески грунта подбрасывают вверх коней и людей, заставляя повернуть вспять целую армию, Цезарь Балтики и её окрестностей, содрогнулся от немыслимой силы, убивающей всё на своём пути. Потрясённые картиной расстрела, подчинённые ему командиры притихли, подавленные военной мощью и неодолимостью оружия своих союзников! Они были в столь сильном потрясении зрелищем, что уже не скрывал этого, и забыв о сдержанности откровенно сочувствовали всадникам, погибавшим даже не вступив в бой.
Наконец выстрелы смолкли – конница откатилась назад. За возвышенность. Первым очнулся Зосимус, и задал неожиданные вопросы:
- Это была оплошность в составлении плана? Вы не ждали их здесь?
Вопрос был адресован Некрасову, который всё ещё оставался хмурым, невзирая на очевидный успех операции.
- Сколько человек воевало против конницы?
- Двадцать три человека наших и один посыльный преторианец.
- По одному против когорты?! Это правда так?
- Это так – подтвердил Сергей, так же опечаленный кровью на руках наших военных.
Надо сказать, что со стены города за разворачивавшиимися событиями сражения наблюдали не только легионеры. То, что творилось в двухстах метрах от них, увидели и остальные солдаты взвода. Они, чтобы оказать хоть какую-то помощь товарищам, открыли прицельный огонь одиночными по тем всадникам, которые прорвались сквозь завесу огня, на территорию военного городка. Тем, которые были ближе к их позиции. Промахнуться, делая выстрел с двухсот метров по всаднику было невозможно, когда цели заслоняли одна другую.
Легионеры, оглохшие от трескотни пулемёта и автоматных разрядов, с не меньшим восторгом, чем их командир, наблюдали за тем, как армия нападающих сперва остановилась, а после начала откатываться назад, продолжая терять своих солдат от столкновения с остатками проволочных заграждений.
Спустя десять минут на поле не осталось ни одного всадника. Но оно было усеяно сотнями тел воинов, и их коней. Начали подниматься раненые, контуженые, и брести к своим. Некоторые кони тоже вставали, и хромали вслед за живыми всадниками. Теперь все ждали решения нападающей стороны, что она предпочтёт: смириться с поражением, или продолжить изведение своей армии.
Прошло с пол часа напряжённого ожидания, и, наконец, на поле появились трое от стороны нападавших. Они неспешно приблизились до первых убитых, спешились, и стали терпеливо ожидать.
Со стороны ворот к ним, так же неторопливо, поехали трое преторианцев.
Спешившись на некотором отдалении от первых переговорщиков, вторая делегация демонстративно разоружилась одновременно с их оппонентами.
Наблюдатели с городской стены увидели, как начался долгий и трудный разговор.
Продлились препирательства с четверть часа, после чего каждая из делегаций возвратилась к своим коням, и воины обеих армий разъехались.
Спустя примерно ещё пол часа на поле выехали повозки. Их сопровождали женщины и простые деревенские мужики. Начался подбор раненых. Наши вздохнули: отбились!
- Что скажешь, Марий? – это Сергей, вставший возле него, обозревающего в бинокль поле сражения, и стремящегося не упустить ни малейших подробностей в последствиях вертолётной атаки для конницы.
- Это ужасно! Среди людского месива почти нет раненых! Надеюсь, что сегодняшний день надолго отобьёт охоту у неразумных племён нападать на нас с тобой! Но, будем считать, что им хоть в чём-то немного повезло – сегодня они вдоволь поедят конского мяса! Мы же не варвары, пусть забирают всё!
- А что думаешь ты, Сергей, про сегодняшнее? Ты доволен результатом? Или у вас бывают более жестокие потери?
- Бывают, но заботит меня другое.
- Это не секрет для меня?
- Нет, и я должен тебе сказать не совсем приятное: Мне было запрещено применять оружие, и я хотел обойтись без него. Боюсь, что после этого случая нас могут призвать домой.
А что тебе принёс сегодняшний день?
- Для меня этот день стал решающим, и весы склонились в нашу пользу. Я потребовал от проигравших, чтобы в границах до нашего прежнего лагеря на западе вся земля была признана ими отданной нашему городу. Мы назвали им себя Балтикой. Их победил вольный город-государство Балтика. Они согласились с тем, что на юг от этого места отдают нам столько же земли, и взяли с нас обещание не нападать первыми, и не позволять словянам нападать на них со своей земли. Я им дал своё согласие с этим, и разрешение подобрать и людей и их оружие. Я отказался от трофеев. Или я поступил опрометчиво? Это же, по сути, твоя победа!
- Ты прав, Марий! И нам их трофеи не так уж и нужны.