Бело-седые мохнатые дети леса окружили домашний очаг, в окнах проносились их искры, и огромный белый медведь вальяжно наступал на газон. Я закрывала занавески, чтобы не быть замеченной в подглядывании и, надеялась на легкий исход. Стали приходить гости, занимали места в столовой и беседы их заполняли каждый уголок моей крепости. Волки заходили следом, столь незаметно, что никто не слышал их тайного подкрадывания под столами. Я разводила руками, онемев от неожиданности, но никто не видел моих попыток увернуться от пасти свирепых. Беседы продолжались, волки брезгливо шарились под ногами пришедших, я наблюдала картину и ждала медведя.
Покинув дом, перед взором раскинулась аллея. Я узнала знакомые цветы и вспаханные палисадники. Соседний дом казался еще ближе обычного. Но расстояние для соприкосновения с моим дворцом было разорвано, - свежо выложенные рельсы между двумя особняками проходили туннелем по поверхности. Что случилось? Я видела длинные узкие проволоки, впившиеся в землю, похоронив только что распустившиеся кусты малины. В моем дворе проходили железнодорожные рельсы и оставалось только быть настигнутой самим товарняком. Гул грузового паровоза не заставил ждать, он шел медленно по тоненьким палочкам железных полос. Я стремительно впивалась в грязные вагоны. Повернувшись в сторону движущейся цепочки, я задержалась на огромном просторном поле. Оно благоухало зелеными точками света, переливаясь красными прожилками.
Полумрак осветил жалкое убежище, обвислые окна под тяжестью пыли трещали в надежде на разрушение. Как будто последние минуты становились для них вечностью и они стремительно наклонялись на кривые кровати, которые составляли последние черты интерьера разваленного хлева.
Я шла сквозь проходы холодных коек и видела лица. Я поднимала руки и говорила о свете. Я тянула их взгляды и переводила на стеклянные ставни. – Там свет! Он существует. Я могу показать. Пойдемьте!
Я видела линии, но не видела глаз, я слышала шорох, но не улавливала звуков. – Сумасшедшая! – елозило по ушным раковинам.
Подборки с двух сторон заставили мое тело подняться на сантиметр в воздух. Меня подхватили с обоих боков и резко стали тащить к дальнему окну сарая. Я ничего не говорила. Мне было обидно, что они не понимают и не верят.
Старуха была знакома мне с детства. Старая мощная цыганка, которая вечно воровала все, что приходилось ее взору. Она подняла глаза на меня. Они были черными как сажа, кожа треснутая в сетку лет.
- Ты просто была там. И видела.
А тот, кто был замечен на той стороне, уже не станет прежним. Ему не будет места здесь. – провозгласила она в позе Бога.
Было ли это излечением для них? Или для меня? Как надоумили они? Но я сделала вид, будто меня отпустило и, больше не проронила ни слова.
Я отошла к проходу в поисках двери.
Летняя улица напоминала пионерский курорт. Я босиком тащила ноги к веранде. Кудрявый ребенок, свернувшись на ступеньках, поднял глаза и протянул рисунок. На нем вырисовывались продолговатые коробки, которые видом напоминали гробы. Меня это не смутило.
Кто-то в городе рассказывал о ее способности ведать людям их судьбы. Но касался ли непонятый рисунок меня? было неизвестно.
- ты скоро ждешь ребенка – сказал она, вскочив на тонкие ножки и откинув за спину жгучие черные волосы. Дочь цыганки глаголила неправду.
- нет – ответила я, уверившись в ее ошибке. – нет, не скоро…
- это случится в ближайшем времени, ты еще не знаешь - прозвучал ее протест.
- я жду ребенка в 33. – закончила я, упершись стальным намерением в ее пристальное внушение.
Она мигом слетела с веранды и умчалась в непонятном направлении.
Я зашла в дом. На полу лежала старшая сестра. Красивая девушка с гладко выложенными волосами в длинном черном платье. Она лежала на спине, слегка поджав под себя колени. Я присела у головы и начала гладить ее, как будто успокаивала и заставляла уснуть.
Она, как кошка, начала протягивать мне свои руки. Я держала их и массировала каждый отдельный узелок вытянутой ладони. Она затихала и закрывала веки.
Дверь открылась. Вошла пожилая женщина. Она была матерью девушки, которая спала, крепко сжимая мои руки. Женщина поднесла к лицу мои любимые черные сапожки, о которых я давно забыла. Да и не сезон был для них.
– Ты сломала каблук. Тебе пора.
22.05.07