Мишка сварил бак по просьбе отца. В начале восьмидесятых, когда в холодильниках у всех что-нибудь было, а вот на прилавках и в витринах уже не было ничего. Когда слово "купить" мало-помалу окончательно выветрилось и уступило место слову "достать". Словом, когда народ уже по горло наелся идеологией, партия и правительство угостили его долгожданной костью – кинули, как голодной собаке, право получить дачные участки.
Это была еще не "частная собственность". Чтобы не будить инстинкты (а то они спали, как же!!!), такую собственность называли "личной". В личную собственность дали бросовые участки на неудобицах, на косогорах, на пустырях и свалках. И свершилось чудо, под руками русских людей, которых почему-то до сих пор считают лентяями, неплодородные земли за несколько лет превратились в цветущие сады.
- Мишка, ты как хочешь, ё-тыть, но без емкости никак. В трубе вода через день, а хороший напор только ночью. Песок, ети его, если не польешь, то хрен, а не урожай, - объяснил на строительном языке батя.
- Хрен - тоже полезный фрукт, - пошутил сын. - Тебе на сколько кубов?
- Да ты делай куба на полтора хоть...
Заказ дан - заказ принят. Мишка - вчерашний выпускник профтехучилища - с согласия прораба остался после работы на строительном объекте. Арифметически не утруждаясь, разметил и располосовал бензорезом листы рифленой шестерки. Добела нагретый металл рассекался струей кислорода, словно сливочное масло ножом. Дно будущего бака получилось по ширине листа полтора на полтора, а боковины в метр с небольшим. Мишка накрутил на трансформаторе ток побольше, и после двух часов трескучей и дымной работы в укромном уголке между панелями, в зоне действия башенного крана появился красавец бак.
Наутро Мишка свистнул разбитной крановщице, цапля ее механизма совершила элегантный поворот, крюк надежно подсек изделие за специально приваренную петлю, бак очутился в кузове грузовичка. Мишка хлопнул дверкой, втиснулся третьим в кабину ГАЗика, на котором подъехал отец.
- Гони, пока начальник участка не засек.
Видавшая виды машина хрюкнула коробкой передач, взвыла, но все-таки не рассыпалась, тронулась с места. Более того, она еще и до дачи довезла груз. Втроем сбросили емкость с кузова. Минут пятнадцать помучались и установили в углу участка.
- Ты как его вчера варил? Вертикальным швом, что ли? - поинтересовался отец.
- Почему? Кантовал. Нижним прошел и изнутри и снаружи.
- Как ты его один кантовал, когда сегодня втроем еле-еле переворачивали.
- А черт его знает. Торопился! - махнул рукой Мишка. - Будет в нем полтора куба-то?
Отец промерил бак складным плотницким метром. Хмыкнул, и похвалил, а это с ним редко бывало:
- Тут почти два с половиной. Зашибись! Завтра краску приволоку, покрашу, век нам прослужит.
Он им и прослужил бы век. Но еще на заре перестройки Мишка похоронил отца. Износилось сердце, отказалось верить и служить новой власти. Вслед за ним ушла, не задержалась, мать. Осиротел не только сын. Осиротела дача. Мишка давно поменял стройку на коммерцию. Кто бы мог подумать, что когда-то он плохо считал. Дела шли неплохо. А дача бичевала, зарастала сорняками. Тратить время на выращивание свеклы, лука и картошки? Зачем! Все это есть на рынке, и стоит копейки. Даже не по необходимости, а по привычке, Михаил Иванович приезжал на дачу собрать ягоду, абрикосы да яблоки. Случалось, что за лето два-три раза выбирался по выходным отдохнуть в баньке. Поддавал из кружки в каменку, парился, выскакивал нагишом из парилки, рысцой пробегал десять шагов до бака и с уханьем погружался в холодную воду.
Однажды, возвращаясь с дачи, он подобрал попутчика. Не собирался, но так получилось. Вывернул со своего переулка на широкую улочку и от неожиданности затормозил. Впереди по левой стороне, всего метрах в пятнадцати, шел его отец. Такой же куцый выгоревший серый пиджачок, такая же восьмиклинная кепка, ведро в рюкзачке за спиной...
Даже сутулость и походка!
Догнал, опустил стекло, впуская жар летнего полдня в кондиционированный рай.
- Садись, батя, до остановки подброшу.
Дед не ожидал приглашения, но отказываться не стал, до общественного транспорта шагать да шагать, а тут подвозят. В наше время два раза не повторяют. Сел, пристроил в ногах ношу, смутился, что слишком громко хлопнул дверцей, извинился и только потом поздоровался.
- Неловко как получилось! Не приходилось на таких машинах ездить, Мерседес поди?
- Тойота.
- А почему тогда руль по-нашему стоит?
- Для Европы сделали.
- Вон как, выходит, что и мы теперь Европа! Не жалко такую машину по дачным дорогам бить?
- Она крепкая, а вы, смотрю, с урожаем. Вишня?
- Вишня, собрал остатки, пока не помогли.
- Это правильно, глазом моргнуть не успеешь, все соберут.
- Не говори, парень, прут все, что плохо лежит.
- И что хорошо висит... урожай-то хороший? - поинтересовался Иванович.
- Какое там! - сокрушенно махнул дед рукой. - Погода хорошая, и урожай был бы, так ведь без полива разве на наших песках что вырастет? А шланги сперли, я и лейкой бы полил, так и её в кустах нашли, утащили. Нет никакой управы на ворюг. И на ментов надежды нет. Не садят, а штрафами воров не унять. Эх, силы не те! Поймал бы, проучил бы, да куда теперь...
Подвез Иванович старика до города, тот сунулся было с пятидесяткой, но встретил взгляд и извинился повторно:
- Извини, сынок, привык уже за все платить, сейчас за так ничего не делают. Спасибо, удачи тебе.
- И тебе, здоровья, батя.
- А, может быть, мы знакомы? Я что-то не припомню...
- Нет, просто ты на отца похож.
- Помер?
- Давно...
- Ни фа себе! - вырвалось у Ивановича, когда в неурочный наезд, обнаружил он в бане развороченную печь. Выломаны были колосники, чугунные дверцы в печку и в поддувало. Камни валялись в парилке, а все металлическое в бане отсутствовало. Даже шпингалет вырвали. Михаил Иванович вышел из разоренного строения, огляделся в поисках следов. Никто не заезжал... только на песке осталась промоина с листьями и веточками по краю, словно долгое время тек по участку ручей, тек да пересох.
"Бак!" - осенило хозяина.
Шагнул с крылечка. И увидел обезвоженный бак. Он стоял на своем месте за кустами. На сухом дне обнаружилось все вынесенное из бани.
Дело понятное. С визитом заглядывали собиратели металлолома. Давно уже пропали с дачи алюминиевые чашки и ложки. Сорвали провод, унесли сельхозинструмент. Порезвилась пацанва из соседней деревни.
На этот раз побывали незваные гости серьезные, моторизованные. Михаил Иванович вспомнил свежую обиду. Вот так же весной приехал прибраться перед родительским днем на кладбище, и обнаружил ямки от металлических столбиков. Не было и табличек из нержавейки на памятниках. Теперь дотянулись загребущие руки до памяти молодости.
Дотянулись и увезли бы ворюги металл сразу, да видимо полна была японская однорукая воровайка или не рискнули бак с водой поднимать. Сгрузили металлолом в емкость и открыли кран. Приготовили... должны вернуться.
- Ира! У тебя доверенность на машину с собой? Ты поезжай домой, бани не будет, печку сперли, - сказал Михаил Иванович, вынимая из багажника кожаный чехол. - Я остаюсь на ночь, хочу с ребятами познакомиться.
- Да они же... - попыталась возразить дочь.
- Домой! Матери соври что-нибудь складно.
- Не будет бани, Ванюха, водички нет, - объяснил он ситуацию внуку, мимоходом вытирая ему мокрый нос. - Полечимся в другой раз. Так-то мы с тобой попарились бы, по сто грамм выпили бы, болезнь твою прогнали. Будешь дома лекарствами лечиться. Понял?
Внук кивнул. Судя по расстроенной физиономии трехлетнего парня, его здорово огорчило, что на этот раз не получится выпить с дедом. Так вот ждешь праздник всю жизнь, а он на другой улице. Или в другом городе.
Михаил Иванович отнес помповое ружье и сумку с продуктами в кирпичный садовый домик. Вторым рейсом прихватил сумочку из-под противогаза с тяжелым железным содержимым и старый пуховик. Хорошо, что с зимы не удосужился из багажника в гараже выгрузить. С армейской поры Михаил Иванович помнил, что на посту главное не бдительность, а тепло.
Расположился в старом расшатанном продавленном кресле. Им почему-то побрезговали, все утащили: журнальный столик из полировки, кухонный стол, посуду, кровати. А вот креслом побрезговали, оставили.
- На посту запрещается: есть, пить, курить, читать, спать, сидеть, отправлять естественные надобности... или как там? - попробовал вспомнить часовой строки устава караульной службы. - Эх, было время! А теперь мне все можно.
С этими словами Михаил Иванович один за другим отправил увесистые желтые патроны в магазин и поставил ружье в угол.
- К встрече гостей готовы! - пробормотал он и добавил, машинально глянув на часы. - Но им пока рано. Часика через четыре пожалуют. По темноте, а то и вообще под утро. А если сегодня не приедут, так я не гордый, и завтра подожду. В конторе ничего срочного, платежки подписал... Пожрать мне привезут, если этого мало будет. Что у нас сегодня на ужин? Курочка, картошечка, бутерброды... да тут мне на неделю. Жалко, холодильника нет.
Михаил Иванович взвесил на руке бутылку вина, с сожалением вернул ее в сумку, с аппетитом поел, запил Ванькиным соком, полистал глянцевый журнал, устроился удобнее и задремал.
Проснулся он в тот момент, когда грузовичок с потушенными фарами, тихо урча, почти по хозяйски заполз на участок. Он проехал, немного проваливаясь колесами в песчаный грунт, по кустам смородины и остановился возле бака. Иванович повесил на плечо сумочку. Как индеец Зоркий Сокол - любимый киногерой из детства - встряхнул ружье в руке, патрон охотно заскочил в патронник. Охотник тихо вышел на крыльцо.
Гости не спешили, но действовали слаженно. Один - тот, что помоложе - застропил бак, второй поднял его и уверенно поставил в кузов.
Полумесяц луны хорошо освещал происходящее. Мирно посвистывали ночные пичуги. Тихо пофыркивала машина.
- Порядок. Еще что-нибудь посмотрим? - спросил крановщик у подельщика.
- Вроде, больше ничего нет, прошлый раз все собрали.
- Тогда по коням?
- Лечь на землю, руки перед собой, гандоны! - приказал Иванович.
"Гандоны" послушно легли.
- Не дергаться, картечи хватит на всех!
- Мужик, может, договоримся, - начал один из гостей.
- Пасть завали, я нервный. Мне печку жалко.
- Мы все наладим...
- Заткни фонтан, я сказал! - Иванович вытащил из сумочки наручники. - Ты! Правую руку в сторону, а ты левую! Вот гад, еще не знаешь где право и лево, а уже в чужой огород лезешь!
Молодой плавно поменял руку. Иванович ловко соединил их браслетом. Обыскал, снял с поясов ножны с внушительными тесаками. Вытащил у водителя бумажник с документами.
- Вот и молодцы, с оружием пожаловали. Больше получите.
В этот момент распахнулась дверь бани, и оттуда как заяц метнулся между яблонями в сторону забора третий. До препятствия добежать не успел. Грохнул выстрел, срезанные картечью ветки посыпались на упавшего ничком беглеца.
Птицы затихли. Кто его знает этого охотника, куда он палит!
- Ползи сюда, - приказал Иванович. - Молодец. А теперь всем команда. Звездочкой легли. Головы в центр, ножки врозь и на ширину плеч. Свободные руки в стороны. Четыре тихих щелчка и вся компания оказалась соединенной тремя наручниками в нелепо распластавшийся на земле хоровод.
- Что за вонь, я не понял? - поинтересовался Иванович.
- Дак это... я это манёхо, чо ж ты сразу по людям стреляешь?
- Ты не люди, ты хорек вонючий, и уставу меня не учи. Над головой стрельнул, в воздух.
Иванович, немного помучавшись с рычагами, выгрузил бак. Заботливо опустил борт, выразительно повел стволом.
- Встали. Загрузились.
Троица, толкаясь, забралась в кузов. Иванович соорудил из тонкого подстропника удавку, опоясал молодого, свободный конец обмотал несколько раз вокруг руки пленника, закрепил на гаке.
- Держитесь крепче, а то укантрапупите подельника, если упадете.
Троица широко, насколько позволяли наручники, стояла в кузове. Их поза пробудила в голове Михаила Ивановича воспоминание. Оно мелькнуло быстро, не успел поймать.
Победитель сел за руль, подъехал к домику, собрал свое имущество, загрузил в просторную кабину и плавно вырулил в переулок.
"Хорошо, что я наручники не утопил, как собирался, - подумал он. - Пригодились вот..."
С дороги позвонил дочке.
- Ирка, подъем. Я на кладбище...
- Что с тобой, папка! - вскинулась дочь.
- Не паникуй, живой. На том свете мобильник вне доступа. Ванька спит?
- Спит.
- Подъезжай к воротам кладбища, развернись, остановись в кармане, потуши фары и жди меня.
Михаил Иванович остановил грузовичок на автобусной остановке. Здесь маршрутки разворачивались, выгружали доставленных на отдых дачников, заполнялись уже заотдыхавшимися и возвращались в город, попутно подбирая на остановке возле кладбища тех, кто приезжал навестить получивших вечный надел земли. Соседство дачных участков и кладбища - символ преемственности поколений.
Иванович вылез из кабины, еще немного привздернул стрелу крана, чтобы натянуть строп. Кинул к ногам пленников изъятые ножи. Потушил фары, заглушил мотор, закинул ключи от машины на ближайший дачный участок и взял из кабины свои вещи.
- Мужик, ты что нас тут бросишь?
- А ты хочешь в горотдел? Могу подбросить. Только мне лень, да и ключи уже выбросил... А так, мальчики, вы хорошо стоите, глазу приятно.
- Да не... давай договоримся.
- В другой раз. Кого же вы мне все-таки напоминаете? - в раздумье пробормотал Иванович.
Не успел он докурить вторую сигарету, как увидел резкий росчерк луча света от фар возле кладбищенского забора.
- Пацаны, присказку знаете: "Не пойман - не вор", но вы попались. Вора бьют не за то, что ворует, а за то, что попадается. Бить вас мне лень. Договоримся так. Я вас оставляю, вы эту ночку покормите комаров и подумаете, как дальше жить. Заодно дорогу на мою дачу качественно забудете. Раз и навсегда. Я тебя сфотографировал, Федя, если что - из-под земли вытащу, а потом всех под нее навсегда спрячу, - сказал он хозяину машины. - Документы и деньги в бардачке. Я взял тысячу рублей компенсации за ремонт печки. Это, чтобы вы не переживали. Все, прощевайте!
Иванович сделал пару шагов, обернулся, на фоне светлого неба в кузове машины лицом к лицу стояла троица. У двоих скованные руки нелепо вздернулись вверх, третий как детсадовец на прогулке держал друзей...
- Вспомнил! Читал журнал, когда вас ждал, в нем картинку видел. Вы прямо как танцующие мальчики у Матисса!
- Ты у нас еще потанцуешь, художник, - процедил сквозь зубы молодой.
Негромко сказал, но Иванович услышал.
- А я думал, что мы договорились, что вы мою доброту оценили и поняли. Оказывается вы тупые. Надо учить.
Михаил Иванович потыкал кнопки в телефоне, дождался ответа.
- Я тут немного постреляю, ты не переживай, все нормально, сейчас подойду.
- Мужик, ты это... не бери грех на душу, он молодой, он не подумал. Мы уже забыли, где твоя дача, - переполошился мужичонка с мокрыми штанами.
- Говори за себя. Друган твой другого мнения.
Иванович дослал патрон.
- Закрепляем полученные сведения, - выстрел по заднему левому колесу. Машина наклонилась влево.
- Запоминаем, что красть - грех, об этом в библии сказано,- выстрел по правому заднему. Машина присела как собака перед хозяином.
- Забываем, где моя дача, - выстрел по переднему левому.
- Учимся не хамить старшим, - выстрел по переднему правому.
Михаил Иванович не спеша перезарядил оружие.
- Менты же сейчас на звук прилетят, - попробовал остановить его водитель.
- Не услышат. А хоть и приедут, так ты не ссы, я с ними договорюсь легче и быстрее, чем с тобой. Да и не дураки они на неприятности нарываться, - Иванович прицелился в кабину.
- Хватит уже. Не надо, - попробовал остановить его хозяин машины.
- Надо, Федя, надо! - повторил Иванович классическое выражение Шурика из великой кинокомедии.
Хлопнул выстрел. Весело разлетелись все стекла. Следующий - потек радиатор. Через распахнутую дверь... очередной - приборная доска покрылась дырочками.
- Вот и славно! Это вам за всех, кого вы ограбили, - удовлетворенно подвел итог работе Иванович и трусцой побежал к ожидающей машине.
Утром пассажиры нескольких автобусов успели вдоволь полюбоваться и обсудить рукотворную картину сибирского Матисса прежде, чем вызванные милицией эМЧеэСники перерезали стропы. Кто-то немного сочувствовал, кто-то молчал.
Протолкнулась к скульптуре сквозь зевак старушка в белом платочке, пожевала беззубым ртом, перекрестилась, подытожила:
- Доворовались, касатики, это вам за крантик с моей дачи, за ложки и за мои слезки, - да и потащилась в гору на свой участок с неизбежной спутницей - клетчатой сумочкой на двух колесиках.