Николай. Фауст. Аллочка.
***
Николай, сидя в тесной, темной келье, писал свой трактат о природе мира. Пыльная, захламленная келья, комната, замкнутая сама в себе – не его ли видел Дюрер в своем Иерониме?
Последние несколько лет, отданные трактату «О природе мира», основательно подорвали его здоровье - сомнения, ощущение постоянно ускользающей из рук истины, пыль, духота и темнота комнаты сделали свое дело - кожа Николая приобрела желлтоватый оттенок, щеки впали, но взгляд его все более становился сходен с горячим, горящим, пожирающим материю пламенем - так тяжелел, могуч, непереносимым для собеседника становился этот взгляд от бесконечных, неоканчивающихся поисков.
В чем смысл? Почему мир таков? Для чего он, Николай, создан, для чего он живет, страдает, должен умереть? Какова цель создания мира? Комната завалена книгами. Нет, они не стояли на полках, но были повсюду - история, религии, святые, мыслители, времена, видения, труды, мысли великих проходили, проплывали перед его глазами – сама история сворачивалась калачиком у его ног и терлась, ожидая от него ласки!
Но вот - пока только лишь этот горячий, горячечный (?) взгляд был единственной наградой Николая - все остальное, что удалось ему добиться за эти годы, имело, пожалуй, меньшую ценность –гипотезы о существе мироздания ему доказать, что совершенно естественно и очевидно, не удалось, но, против здравого смысла он упорно, упорно, упорно продолжал искать эти доказательства.
Мистические видения и голоса духов и, пожалуй, самого Бога (?), посещающие его в момент высочайшего напряжения или т и ш а й ш е й тишины, которые он сам хоть и восприминал серьезно, но не записывал - при развитости нашей психиатрической науки его наверняка сочли бы сумасшедшим, а он еще собирался когда-либо выйти из своей каморки и увидеть новое, понятое им Солнце.
...Увидеть Солце, которое лежит у него под ногами и он играет законами, которые созидают и разрушают это Солнце… и весь мир живет, и он, Николай, слышит как он живет - всем шопотом, всеми криками, тишайший, шумный, маленький, огромный мир, и он, Николай, играет миром, как шариком, который помещается в ладони, но так велик, что он весь в нем и все это - одновременно... /Нет, нет озарениям, нужна стройная система, система!/...
О, это была страшная, героическая, заведомо проигрышная борьба с пределами человеческого знания и предельностью человеческого существования. Каждая минута отнимала у Николая время на поиск ответов на вопросы и, воистину, Фауст был бы другом ему, бегущему от неумолимо настигающей смерти к безнадежно недоступному знанию - и при всем том том он бежал, бежал, бежал изо всех сил! Свидетели его борений - ангел и черт, по видимому, сидящие в нем - как много страсти и борьбы видели они! Его ночь сливалась с утром, день - с полуночью - темные потрепанные шторы сделали время суток незначащим. Время потеряло смысл, оставаясь главной причиной бега. Как блаженный Августин, он просил дать ему знание о времени, просил остановить его, но от бега времени спасали только темные шторы… /искать выход, выход, выход…знания не дадут знания – ты знаешь это, но куда еще тебе бежать?/
Каждый день был войной со временем, а от него – с пространством, а от него – с материей. /Противостоять всей природе, приняв ее?/ Одиночество было причиной, и стало следствием поисков - и в каждой мысли оно отдавалось болью, и истина отдавала вкусом страдания, хотя ее лучи сверкали так ярко, о, они холодили философа! Жизнь, похожая на ее отутствие; бег до бессилия, похожий на топтание на месте; полная страсти жизнь, похожая на жизнь нечувствующего; блаженство, выглядящее страданием; радость воспоминаний, ограненная болью исчезнувшего времени! Что может быть более ярко страстным, полным жизнью, чем это существо, которое пытается выразить, записать невыразимое?
О , мне впору завидовать, впору сокрущаться, видя это! Вся правда человеческой природы, чахлой телом, но горящей душой, пишет, пишет за этим столом, чтобы еще, еще жить, умирая каждую секунду, чтобы искать ответа - зачем, зачем этот мир? И знать, что ответа ему не найти, но – все равно – искать…
***
«Аллочка, сколько можно - вместо того, чтобы отвечать на звонки, ты опять приукрашиваешься!» - орал вечно чем-то недовольный начальник Аллочки, миленькой и немного ветренной секретарши, припудривавшей носик перед компьютером в залитым солнцем офисе. – «И сделай потище эту невыносимую попсу! Нет, я сам сделаю это» - в сердцах начальник крутнул ручку радио, из которого лились радующие душу Аллочки звуки.
«Что это у тебя на компьютере? Снова какие-то развлекательные программки? Мне надоело, что ты не работаешь, а что- то вечно разглядываешь на экране - надоели эти твои игры!» - видно, что он намерен был продолжать. Аллочка решилась дать пояснения, дабы избежать возможных непоправимых последствий.
«Это не игра, так, простой скринсейвер» при этом Аллочка поспешно запрятала пудру в косметичку –«Новинка, мне понравилась! Прикольная вещь – хранитель экрана, который моделирует почти настоящий мир, и им можно управлять, если хочется, а можно – просто смотреть! Просто запускаешь, и он показывает, как мир живет от большого взрыва до момента исченовения всех энергий. Прикольно! Можно прокрутить все быстренько, а можно и медленно посмотреть в любой точке мира. Вот, мне нравится вот этот смоделированный молодой человек!»
и Аллочка ткнула пальчиком в экран, на котором странного вида молодой человек, сидя в тесной, темной келье, писал свой трактат о природе мира.
18 05 07 19 00 В КОФЕЙНЕ НА СМОЛЕНКЕ