Фото из архива семьи Карагановых. Хакасия. Река Сарала. На перекате.
ЛЕТНИЕ КАНИКУЛЫ
1964 год
БЫЛЬ
Было это в августе 1964 года. На каникулы я отправился к родственникам в Хакасию. Есть там такое старое село Улус-Сарма. Повидаться с роднёй, походить по тайге, набрать брусники, собрать кедрового ореха, половить рыбку в быстрой и кристально чистой речке – чем не отдых для студента, уставшего от премудростей изучения наук…!?
Всё удавалось и складывалось очень удачно.
Однажды ранним утром, обещавшего быть погожим дня, мы с двоюродным братом Витькой отправились на лодке к одному ему известным местам. Витёк обещал рыбалку на тайменя.
Шли под мотором против течения довольно долго. На перекатах останавливались, перетаскивали лодку, а заодно начинали блеснить. Как и должно быть, новичку, т.е. мне, повезло первому. Резкий удар, подсечка… и вот он – только не таймень, а хариус. Уже хорошо! Так незаметно, под рыбацкий азарт, солнце перевалило за полдень.
Клёв стих. А аппетит наоборот разыгрался. Привал! Только начали располагаться на биваке, как что-то задуло, засвистело, понабежали тучи, резко похмурело… Быть грозе. Брат предложил проехать вверх ещё пяток километров до зимовья, чтобы там уже под крышей нормально расположиться, переждать непогоду, а потом ещё захватить вечерний клёв. При желании можно и переночевать, чтобы на завтра продолжить рыбалку. Дома знают, что мы уехали дня на два, поэтому волноваться не будут.
Мы прошли километра три, как мотор раскашлялся, словно старый, давно курящий дед, и заглох. Попробовали идти на вёслах, но нас стало сносить быстрым течением петляющей реки. Присматриваясь к берегу, я увидел лодку, лежащую на берегу довольно далеко от воды.
-Смотри, Витька, лодка, где-то люди близко.
-Так оно, конечно, только что-то нет желания здесь причаливать…
-Почему?
-Да, старик здесь живёт, отшельник-кержак. Не любит он, чтобы его беспокоили.
-Всё! Давай – причаливаем. Мы к нему и не пойдём. Лодку оттащим, разгрузим, перевернём, мотор с собой под деревья унесём. Разберёмся – чего ему надо. Отсидимся под кедрами. Костерок разведём. Дождь уже начинается. Не на реке же стоять…
Всё так и сделали. И вовремя… Началась «артиллерийская» канонада. Костёр развели кое-как. Синий стылый дым потянулся низом вдоль реки. Пошёл дождь. Прохладненько и сыровастенько, но ничего, терпеть можно.
-БОГ В ПОМОЩЬ !
Мы так вздрогнули, что брызги в разные стороны полетели, когда собака от воды отряхивается.
Освещённый сполохом молнии, прислонясь к огромному кедру, рядом стоял бородатый старик в каком-то длинном чёрном кафтане, опираясь на посох.
-Что ж Вы, Дедушка, нас так напугали!?
-Я вас давно приметил. Случилось что? Али так - по нужде?
-Всё нормально, отсидимся немного, с мотором разберёмся, или на вёслах по течению спустимся до села после грозы.
-А вы до утра будете ждать, пока она кончится…
-Да, кончится, наверное…?
-Нет. Я вижу…
-Вы извините нас, мы Вас не потревожим. Костёр уже не потухнет. По очереди под лодкой переночуем и уйдём.
-Ну-ну. Вы вот что. Мотор под лодку положите. Здесь его брать некому. Утром его посмотрите. Вещи, рыбу забирайте и пошли до избы.
Переглянувшись, кивнули головами и, затушив костёр, засобирались.
Пройдя с полкилометра вдоль реки, как раз мимо той лодки, увидели рубленную в одно окно приземистую избу. Характерно, что за деревьями с реки её видно не было. Лабаз, сети под навесом, поленница дров.
Старик зашёл в дом. Мы, потоптавшись у порога, и не дождавшись приглашения, заглянули в сени. Дверь в комнату была открыта. Хоть и темно, но было видно, что Хозяин стоял в центре, крестился с полупоклонами на правый угол.
-Можно ли войти?
Знак руки, приглашающий…
Витька с порога негромко:
-Мир этому дому…
-Входите. Обедать сейчас будем. Посуду свою возьмите. Рыбу надо в ледник убрать.
-Давайте мы её приготовим.
-Лишнее это. Завтра с собой заберёте.
-Можно Вас спросить?
-Да.
-Как к Вам обращаться? А то неудобно.
-Зовите меня Давыд Яковлевич.
-А я вот Виктор, а это мой брат – Владимир.
-Тебя я знаю. Ты сын Матрёны Барышевой.
-?!?!?!?!?!?!?!?!
-Да не удивляйся. Я ж не всё время в тайге живу. Людей редко, но вижу.
Дед Давыд представлял собой высокого под метр девяносто, но уже ссутулившегося, крепкого, жилистого мужика лет под шестьдесят. Нескольких зубов у него не было.
Хозяин достал из русской печки чугунок, поставил на стол, налил черпаком себе в деревянную чашку, попросил наш котелок, налил и нам. На обед была наваристая уха и отварная рыба. Мы достали свой хлеб, нарезали. Витька потянулся в рюкзак за бутылкой водки, но резко осёкся, и доставать не стал.
Старик, шепча что-то, перекрестился двумя перстами, обратясь туда, где стоял тёмный образ, но, похоже, что не деревянный, а из почерневшего от времени металла, скорее всего меди.
Ели мы с Витькой вдвоём из своего котелка, брякая алюминиевыми ложками по дну. Хозяин кушал не торопясь, утирая капли с бороды морщинистой коричневой рукой. Хлеб наш он брать не стал.
Дождь шёл не утихая, стуча по крыше.
-Вы сидите здесь, я пойду по хозяйству.
Сидим, молчим.
-Вить, странный дед какой-то…
-Он старовер. У них всё так. Чужого не тронь, своего не давай… В селе говорят он из бывших, ссыльный.
-Буржуй что ли?
-Да, Бог его поймёшь. Про него мало кто и что знает. Но у нас в селе староверы живут, так я чуток их обычаи знаю. Курить вот охота, а нельзя.
-Терпи.
-Бог терпел и нам велел.
-Что ты про Бога завспоминал?
-Как тут не вспомнить? Они – староверы то есть, почитай одни и остались, кто про него ещё помнит. В селе даже церкви нет, а говорят, красивая была, резная вся. Сгорела.
-То и сгорела, что в Бога истинного веры у вас нет.
Мы опять вздрогнули, но промолчали. Переводя разговор на другую тему, Витька спросил:
-Давыд Яковлевич, а что-то собаки не слышно?
-(долгое молчание) Умер Волчок. Может, заболел чем? Или от старости? Три дня, как нет. Больше десяти годков вместе....
-Вам, наверное, щенка надо привезти. Так мы привезём. Скажите только – какой нужен?
-Правда?! Лайку – кобеля постарше. Зима скоро, чтоб подрос.
-Привезём, на следующей неделе привезём.
За окном стало темнеть. В избе становилось прохладнее. Надели куртки, которые сохли около печки. Нормалёк.
-Виктор, сходи, принеси дров, печку на ночь протопим немного, повечерять что-нибудь сготовим.
Затрещали дрова. Отсветы огня стали прыгать по стенам. Стало уютнее. Гроза ушла, но дождь не переставал.
-А ты, Владимир, кто и откуда?
-Студент, в политехническом, в Красноярске. А родом из Кокчетава.
-Вот как! И давно оттуда?
-Три года, как учусь.
-Получается, что с 1942 года там живёшь?
-Да, верно.
-Ну, вот, на семьдесят первом году жизни, земляка встретил, не ожидал…
-На каком, каком году…???
-Семьдесят один мне будет в октябре…
-……………..?????????????????????? А мы думали Вам лет за шестьдесят…
-За шестьдесят и есть…
-А ведь твои родители, Виктор, тоже из тех мест.
-Да, Давыд Яковлевич, только они ещё в начале 30-х годов оттуда еле убежали, раскулачили их.
-Да-а-а-а… (что-то шепчет тихо).
Дед начал расспрашивать о своих земляках. Конечно же, нашлись общие знакомые. О перипетиях некоторых семей Дед Давыд проявил хорошую осведомлённость, в т.ч. и о наших с Виктором семьях.
В печи уже стоял чугунок, в котором на ужин готовилась пшённая каша.
Дед Давыд:
-А я, ведь, и семью Куйбышевых хорошо знал. Старший – Владимир, в Кокчетаве где-то до 1905 года уездным воинским начальником был, а его жена – Юлия, у меня учительницей в станичной школе была. Вот, так. А их сынок – Валерий, красный командир, с нами потом воевал.
-С кем «с нами»?
-С нами – казаками. Скольких порубали… Не счесть. Да и мы их немало положили. Упокой Господь все их души… Господи Исусе помилуй нас… (крестится).
-Давыд Яковлевич (это Витька - очень тихо), а, правда, что Вы враг народа?
-Дитя ты неразумное ещё, Виктор. Кто был врагом народа - не решено ещё Господом. Я свои грехи и сейчас отмаливаю. В сталинских лагерях пятнадцать лет молился, и здесь уже больше десяти лет молюсь…
Молчим.
Я вдруг брякнул невпопад:
-А в Кокчетаве улицу именем Валериана Куйбышева назвали, и памятник есть.
Дед Давыд - после долгой паузы:
-Назвали – значит, люди о нём помнят. И я помню…. Давайте вечерять.
Распаренную кашу (ох, и вкусно!) сдобрили постным маслом. В полутьме мы опять ели с одного котелка.
-А вы ешьте, ешьте. Мимо рта ложку не пронесёшь. Сейчас соку брусничного принесу.
Из ковша, разлив себе по кружкам, мы с удовольствием пили сок мочёной брусники.
Дед Давыд:
-Собаку мне привезите. Мне сейчас из тайги несподручно выбираться. Самая пора в зиму наготовиться. Мне орех надо будет из тайги вынести. Ягода заготовлена, а донести не смог ещё. Сети опять же…. Много чего… (долго молчит)… «…Был я молод – имел я силёнку…»…….... На твой вопрос, Виктор, я отвечу так.... Я от Сибирского казачества до революции в Петербурге в Лейб-гвардии казачьем полку служил, который Императора с его семьёй охранял. Царя Николая видал, вот, как вас сейчас вижу. Он у нашего полка шефом был. Небольшого росточка, невзрачный, но Император. Царевича уж больно жалко было. Больной мальчишечка, а, опять же, Августейший Атаман всех казачьих войск, самый главный казак. Царица – та, на лицо, злая, похоже, женщина была, или же сильно несчастная. Изверилась она, потому в бесовщину ушла... Про Распутина вы и не слышали, наверное…? А вот Великие княжны – это были, как ангелы небесные. Свет от них шёл, и благодать…… Царь с сыном Алексеем любил к нам приезжать. Оба в форме казачьей были. Царевич больше сидел на стуле, около плаца. Подле него всегда был казак нашего Полка - вахмистр Пилипенко - ординарец Царя от Собственного Его Величества Конвоя. Охранял Царевича. А Царь прохаживается, папироску курит, смотрит, как мы упражняемся джигитовке… Подойдёт, бывало, лошадь по холке потреплет. А ей не нравится. От него табаком завсегда пахло… А в нашей сотне никто не курил. В основном все веры древлеправославной были. Никониан и не было почти.
-Кого не было?
-Тех, кто веры истинной не придерживался, Владимир.
(я тогда так и не понял – о чём речь)
-А потом - Первая Мировая началась. Повоевали… и в Польше под Варшавой воевали, под Лодзем тоже… А с 1915 года опять в Конвое у Императора состояли. Он на фронт Главнокомандующим приехал. Георгия он мне сам лично вручал… Пока мы воевали, другие революции устраивали. Восьмого марта 1917 года в Могилёве городе… название то, какое… вот ведь как совпало….. Николай II прощался с нами. Он уже отрёкся. Идёт вдоль строя, рука под козырёк, а у самого слёзы текут по щекам. И вы знаете, ребята, кто его первым предал, сбежал? Родной брат бывшего командира нашего полка – Александр фон Граббе, целый генерал свиты Его Величества, командир Императорского Конвоя. Вот как бывает… Бог ему судья…. Кончилась моя служба в полку в апреле 1918 года в звании урядника. Только к июлю я до родной станицы добрался. К этому времени Царя и семью уже расстреляли, как потом мне стало известно...... Мужиков мало. Меня станичным атаманом выбрали. И тут такая каша заварилась, покруче той, что мы сейчас съели. Вспоминать тошно. Все мои бывшие полковые командиры в белые атаманы подались. Колчак Правителем Сибири стал. Знаете, наверное… (мы киваем головами, открыв рты)… Хотели казаки того - нет, а ой, как сильно не хотели… опять воевать…, а начали воевать… Бывший командир нашей сибирской сотни в Лейб-гвардии - Белов Александр Иванович стал генералом Сибирского казачьего корпуса. Под его началом я воевал с красными.... Слухи до нас доходили, что последний полковой командир – генерал Бородин, в 1919 году на Урале под Лбищенском ихнего знаменитого командира красного разбил – Чапаева. Так, вот… крестьянство то – оно за большевиками пошло. Взяли нас не умением, а числом… Колчак – он ведь морской адмирал был, ПРАВДЫ тех, кто на земле живёт он не знал, потому и слаб оказался… Дошёл я с ним до Иркутска. Человек нас четыреста кокчетавских казаков осталось…. Предали его, свои же генералы и предали. Кто говорил - расстреляли, кто – утопили…. Собрались мы, кто смог и решили, что надо возвращаться назад. Зимой это было 1920 года. Холоднющая…. Оборвались мы сильно. Оголодали. Поезда на запад уже не шли. К апрелю домой нас из ста двадцати человек добралось тридцать. Остальные полегли. А зимой 1921 года в Кокчетавском уезде казачье восстание началось против коммунистов. Потом вся Сибирь поднялась. Опять повоевать пришлось. Ещё год воевали. До Алтая пришлось отступать.... Всё зря. Сила уже не та, оружия нет. С палками на пулемёты ходили…. Устали мы от войн. Ох, устали….
Мы с Витькой сидели оцепенев.
-Опять вернулись по домам. А там разруха. Ладно, я молодой был, легче было всё сызнова начинать. Не трогали нас большевики долго. До 1928 года. Тут голод в России начался. У нас то в Сибири его не было. Красные и пришли к нам за хлебом. Выгребали всё. И у нас голод настал. Я хлеб не отдавал, так меня в одних портках на церковную колокольню загнали. Три дня там сидел без воды и хлеба. Но только в вере укрепился. Семьи наши в степь угнали с детишками малыми. Мои ночью сбежали. Я их только через неделю нашёл…. А потом начали в колхозы загонять. Каждому всё вспомнилось. Расказачивание началось, раскулачивание…. Что ж…. Так и говорится: «… и воздастся каждому по делам его…»… Что роптать…? Потянулись казаки кто - куда. На стройки, в Сибирь на север, подальше от власти. В 1937 году я уже на Дальнем Востоке в БАМлаге НКВД с кайлом железную дорогу строил. Вторую войну с немцами (вишь – не добили мы их тогда) я встретил в лагере под Воркутой. Опять железную дорогу строили. Вместо того, чтоб воевать, цингу себе нажил…. Пейте сок. Полезно. Вы молодые.
-Давыд Яковлевич, а дальше…?
-А дальше вот вы у меня сидите, меня - старика слушаете. Вы забудьте это всё до поры, до времени. Лет на двадцать забудьте.
-Почему на двадцать?
-А вы тогда уже точно будете знать, что в этой жизни хотите и умеете. А сейчас спать будем. Ты, Владимир, ложись здесь на лавке, там есть, чем укрыться. Виктор – в сени, под тулуп. Я встаю рано, и вас разбужу, поможете сети поставить и садки вытащить. Сами ещё порыбачите.
Засыпалось трудно. Всё услышанное какими-то странными образами прокручивалось в голове. А когда стало слышно, что кто-то ходит, поскрипывая половицами, оказалось, что уже утро.
Позавтракали мы кашей. Всё не торопясь, размеренно, молча.
Утро было тихое. Солнце пыталось выпутаться из кустарника и пока это у него получалось плохо.
Над рекой стелился туман.
На лодке Деда Давыда мы проверили садки, поставили сети в заводи. Потом пошли к своей лодке, спустили на воду, укрепили мотор, который с одного рывка завёлся, хитро похрюкивая.
Пройдя до места, где стоит изба, причалили к берегу, на котором стоял наш рюкзак и мешок с рыбой, который почему-то стал больше размером раза в два. Через пять минут подошёл Дед Давыд с небольшой котомкой в руках.
-Вот что, сынки… (развязывает узел)… Виктор, вот здесь свёрток, передашь с поклоном от меня своей матери Матрёне. И тебе тоже. А этот свёрточек, Владимир Дмитриевич, твой, а этот твоей матери – Екатерине. Жаль, отца твоего нет в живых, хороший был казак. А ведь он в 1945 году "сидел" где-то рядом с лагерем,в котором я находился..... В Севжелдорлаге в Коми АССР, наверное…. И деда твоего я знавал. Атаманом он был в соседней станице…. Ну, давайте, с Богом! (перекрестил).
Виктор:
-Спасибо, Давыд Яковлевич, за приют, за гостинцы! Вы не обидитесь, если я у Вас водку оставлю? На компрессы там?
-Если без греховных помыслов, то не обижусь. Настойку сделаю из лечебных трав.
-Мы приедем, как обещали.
-Буду ждать.
-До свидания!
-Свидимся, даст Бог!
Плывём. Уйдя за поворот, Витька задымил папиросой. Фу!
Нас разбирает любопытство, что же там в свёртках. Виктор осторожно разворачивает свой, а я свой.
Это были резные деревянные крестики из корня кедра.
Свёртки для родителей мы трогать не стали, но на ощупь, скорее всего, это были образки, что потом и подтвердилось.
К обеду мы уже ставили лодку к мостку на берегу около села.
Родня беспокоилась, где же нас захватила гроза. Тёте Матрёне мы, передали свёрток, коротко прокомментировав. Она лишних вопросов больше не задавала.
Плотно пообедав, чуток вздремнув, мы пошли по знакомым - искать подходящего пса. Виктор, вот хитрец, бродил по друзьям, травил байки, а привёл меня к дому Тёти Нины Беликовой. Ведь, знал же, что там сука ощенилась. И щенки уже подросшие такие, крепенькие. Двух отдали, а два ещё бегали по двору, задрав крючком хвосты. Пусть не совсем чистокровные, но лайки. Выбрали одного кобелька посимпатичнее.
Через день мы опять собрались в путь. Тётки собрали домашней провизии, свечей, жбан керосину, спичек, что-то ещё по мелочи.
Добрались без приключений, т.к. Витька мотор всё-таки осмотрел. Порыбачили по пути.
Собака хоть и волновалась, но вела себя вполне достойно. Хороший признак. Нервная собачья система в порядке.
Дед Давыд нас ждал. Видно давно уже услышал шум мотора.
-Здравствуйте, Давыд Яковлевич! Вот, пополнение привезли, принимайте.
-Здравствуйте, мОлодцы!
Пёс сидел, привязанный к корме, поджав уши.
Дед Давыд подошёл, протянул руку. Щенок, как по команде, завилял хвостом, стуча о борт лодки. Подружатся…
Мы перенесли груз до избы.
-Надо помочь чем-нибудь?
-Давайте сходим в тайгу. Я ещё не всё перетаскал. Потом лодку загрузим, отвезёте орех для сдачи в Коопторг.
-Хорошо.
Так прошло полдня.
Так прошёл год.
Так прошёл второй.
Так полжизни прошло.
Виктор встречался с Давыдом Яковлевичем ещё девять лет, пока он был жив. Это из последующих разговоров и переписки с Виктором восстановлен рассказ Деда Давыда.
В начале 1970-х годов Виктор рассказал мне, что Дед Давыд двадцать лет был наставником местной старообрядческой общины христиан поморского согласия. Староверы всех ближайших сёл были его прихожанами. Он тайно крестил, венчал, отпускал грехи, отпевал своих единоверцев...., молился за них. К нему и из отдалённых населённых пунктов приезжали за добрым советом, молитвой и для проведения обрядов.
Только тогда мне стали понятны особенности наших тех встреч с таёжным отшельником, ведь с учётом отношения государства в тот период ко всей православной церкви и, особенно, к старообрядцам, требовались такие условия конспирации, организации всего уклада жизни, чтобы иметь возможность жить так, как велит твоя Совесть.
* * *
В продолжение читайте рассказы "Последний политзаключённый", "БАМлаг-Севжелдорлаг НКВД. 1937-1953 г.г.", "Глухариная охота", "Обет молчания", "Последние дни отпуска".