Декларация 3

Гэвэ Миляшкин
Иногда я снюсь себе голым. На улице. Очень часто летаю. Чуть портят аэродинамику неприкрытые гениталии. Но ведь лечу! Почему, обращая внимание, люди мне не завидуют? Я так легок и свободен. Вообще очень пластичен. Почему не завидуют? Потому что голый? А я этого не чувствую.
Я разговариваю, грущу, думаю. Бесстрашен и вполне человечен. Мои руки могут рисовать, чистить картошку, держать флаг и делать фигу. Внутри неплохая нервная система, человеческие мозги и прочие кишки. А пуговицы, галстук и портмоне это так поверхностно! Можно изобразить, если уж сильно хочется.
Но. Если действительно кому-то хочется, он ведь полезет внутрь! В кровь, в клетки, в атомы. И нужно там такое, что ни пальцем, ни взглядом - ничем не поднять, не унести, не сохранить.
Ни телевизор, ни почта, ни микроскоп в чистом виде этого не делают. Только нагромождение хрящей, костей и мяса умеет это "ничего". Завод-гигант, плавящий одну человеческую слезу в год. В ней весь смысл.
Залезая в одежду, дома и броневики, мы прячемся от страха, защищаемся от взглядов, боли и пушек. Болезнь и тоска проникают в любую щель. Один ядовитый паук остановит танк. Так зачем?
Вот он: я с мишенью на животе. И бубнит электронный прицел: нет цели, нет цели...Но подойдет ребенок, грустно вздохнет собака, поднимет взгляд старик. Я разрушенный континент. Весь в прорези. Весь на краю.
И женщина снимет ногтем волосок с моего языка и улыбнется беззвучно прямо в глаза. Вот и все. Не громко, не жадно, не много. Так, волосок. Свечка за километр, звезда за миллионы лет, писатель в другой стране.
Прежние фотоаппараты не имели огромных линз. Большая стенка и малюсенькая дырочка иголкой. А можно было снять Эйфелеву башню. И зачем все, если малюсенькой дырочки достаточно?
Люди в танках! Дураки!